глава из неоконченного романа "Последний лепесток ромашки"
В выходные мегаполисный народ отчего-то ещё более агрессивен и раздражителен – видимо, он никак не может найти достаточного основания для прошедших пяти дней системных приседаний, борьбы на локтях и бега трусцой. Компенсация в виде магазинов, полных распродаж (разгружающих склады и кошелек) или развлечений, полных примитива (разгружающих мысли и мечты), если и претендует на телесную, то окончательно не дотягивает до душевной. Впрочем, стойкое ощущение пойманной прям на нересте собственной тушки в чужом тесном садке быстро замещается рядами рыбных консервов. И вот уже вроде бы гиблый «конец» подрихтовывается на милый «тунец», надрывный «SOS» весь уходит в «лосось», да и вообще «список утрат» становится «списком трат». Люди уверенно перепрыгивают через ещё по-весеннему тоненькие, нежные, журчащие ручейки парков, стремящиеся в удивительные океаны, а сами вливаются в поток неприродного и приземленного свойства – длиннющую очередь к жирным, пыхтящим, бесплатным автобусам.
«Христос Воскресе! В рай!» – вдогонку, сквозь утреннюю, заспанную толпу, провожают недавних прихожан апрельские колокольчики собора. «Не хворай!» – тут же незаметно корректируют перезвон повсеместные указатели медицинских центров, собирающих плоть, кал, кровь, слизь и другие подтверждения тяжелой городской жизни. Но наиболее победоносно кричит «Хватай!» огромная голова зазывалы, свешиваясь трехсотлетней петрушкой с рекламы мебельной или электронной, а, впрочем, без разницы какой ярмарки. Тут тебе, Ванька, и пасхальный кулич, а, тебе, Машка, настой ромашки на ночь! И хватают, и хвастуют, и виляют хвостами… Календарное воскресение, коллективное возбуждение… Радостно!
Виктория была довольна сегодняшней покупкой – она ждала такой скидки целых полтора месяца. Это было гораздо больше, чем глоток виртуального путника в неведомой силиконовой пустыне, больше, чем незабываемый свежий поцелуй в душную крымскую ночь, и даже немножко больше (впрочем, она вряд ли бы призналась), чем первые шаги первого дитяти. Скидка!! Чем больше было Её Высочество, тем больше было Её Величество. Именно Her Majesty молились все приговоренные к потребительской казни, когда заедала долларовая гильотина или рвалась мыльная веревка сезона весна-лето 09 вокруг вытягивающийся в сторону витрин шеи. Интересно, кто-нибудь из тайно влюбленных в манекены видел своё собственное отражение в момент взгляда на пластиковую плоть, едва прикрытую лоскутом синтетики?
Муж Виктории шёл рядом, увьюченный красивыми пакетами с названиями основных идеологов фетишизма. Он был счастлив иному - победоносно смотрел на вновь прибывающих, ещё не отоварившихся, кучкующихся детсадовскими парами в районе, где бездонные тележки начинают свой разбег… Обычно он считал минуты и метры до выхода на хоть и загаженный, но относительно свободный воздух Ленинградки, но в этот раз не считал - спорил:
- Она, я тебе говорю!
- Не может быть, чтобы она одевалась в «Меге»… Не говори ерунду! – безапелляционно отвечала супруга, - Где-то похожа, да. Но не она!
- У меня профессиональная память на лица, - вновь вставил муж, - И потом я её не раз живьём видел… В отличие от тебя.
- Рома, ты хотя бы иногда этот аргумент пропускай, ладно? И не лезь в бутылку, - Виктория сдержанно улыбнулась.
Нет, сегодня для Романа Смурова был действительно счастливый день – мало того, что он успел захватить полки муки и выйти из окружения раньше конкурентов, так еще жена улыбнулась. В магазине, в выходные!
- Стой, Вик, - парус из бумажных и полиэтиленовых лейблов поймал ветерок, - Мы ж коньяк забыли купить!
- Славка сам что-нибудь из дьюти-фри прихватит, не маленький…
- А если забудет?
- Да не пропадем.
- Кончился коньяк не пропадёёём, - игриво подпел Роман, окуная супругу в атмосферу предстоящих родственных посиделок, - Съездим к трём вокзалам и возьмём!
- Ага, а потом этот характерный запах по всей квартире. Как туман.
- Слушай, так ведь он же через Питер в этот раз! Может и накладка получится, - Роман на секунду оглянулся, замедлил шаг, но обратно окунаться в этот омут ему совсем не захотелось. Даже ради любимого коньяка.
На подходе к машине он привычно нажал клавишу сигнализации, а разместившись на водительском сиденье, бросил на обычное место мобильник. Странное дело, Роман сменил несколько иномарок и еще больше модных телефонов, но вот этот звук автосигнализации и небрежный жест, связанный с мобильником, по-прежнему приносил ему какое-то неведомое ранее постсоветское наслаждение господина-собственника им. Андрея Миронова Первозванного в незабываемой комедии-детективе. Как-будто невидимые охранник и глашатай отчитывались перед ним, дворянином в потребительской иерархии.
Запустив стартер, Рома взглянул на жену, которая привычно прихорашивалась в пассажирское зеркальце.
- Вик, а что это у тебя руки то дрожат? – с интересом заметил он, - Магазин так действует?
- Сумки тяжелые, - соврала Вика.
- Помнится, у тебя когда-то в Крыму тоже тряслись… Правда, от другого, - миловидно подмигнул он и романтично склонился к её коленям, но в этот раз только для того, чтобы достать из бардачка очередной музыкальный диск, - Господи, опять своих журналов сюда напихала… Вик, сколько раз просил!
Смуров вытащил глянцевые новинки (жена работала в одном из этих изданий в качестве дизайнера) и небрежно бросил их на заднее сиденье.
Виктория недовольно пояснила:
- Это я для брата приготовила.
- Шутишь? Он вроде еще до такого не опустился…
- Ему в Норвегии всё равно читать нечего.
Она бы, наверное, в другой раз добавила ещё что-нибудь язвительное и по-женски острое в ответ, но сегодняшняя скидка была слишком действенным успокоительным.
- А глазки всё те же, - заметил Рома, как много лет назад наслаждаясь красивым, немного распутным, даже путанским (но это же модно!), раскосым взглядом супруги.
Вика самодовольно усмехнулась. Она знала, что по-прежнему хороша, т.к. свято верила в успешность борьбы с часовой стрелкой с помощью чудодейственных соляриев и массажей, ну и, конечно, дорогих косметических штукатурок. До имплантантов еще было лет пять-десять.
- Ром, ты лучше скажи, когда мне на бибику ангельские глазки сделаешь... Обещал ведь. Как и дизайнерские джинсы на майские, кстати!
- Ох уж эти новые прибамбасы, - моргнув привычной заводской фарой и заложив правый поворот при выезде, вздохнул Роман, - Дизайнерских носовых платков ещё не придумали, нет? Мы с этой модой до беды дойдём. Как вы не поймете, что галстук и рваные джинсы – это же типичная одежда для гоев.
- Геев?
- Гоев! Изучи заветы Якова Де Моле – поймешь всю глубину насмешки над офисным народом, который зарабатывает деньги пустотой, а потом тратит их на то, чтобы собственноручно одеть на себя в минуты работы петлю, а на отдыхе - растиражированное рваньё. Это же знаменитый трюк восьмимартовской Есфири, только на новый лад! А меня дед учил совсем иным заветам - не важно какие у тебя брюки, главное, чтоб чистые были и глаженные. Шкуры в первобытные времена тело грели, теперь об этом и не помнит никто… Греет лейбл.
- Шкуры ты не потянешь, - срезала мужа Вика, ни секунды не подумав о незнакомых ей исторических персонажах.
Смуров ещё раз взглянул на финально облизывающую губы жену и миролюбиво хмыкнул:
- А геи – да… Сегодня в примерочной потеха случилась. Там какой-то отец для дочки платье к выпускному подбирал… А молоденький продавец… Ну, знаешь, типичный унисекси такой… Он на себя платьица девичьи прикладывал, жеманно так в зеркало бочком: «А вот это вроде ниче-о-у. Новая кал-лекция». А потом убежит за очередной партией, а отец стоит, матюгается втихаря.
Вика отреагировала так, словно муж рассказал какую-то банальность:
- Из области небось отец-то? Тоже мне традиционалист. Давно бы привыкнуть пора…
- Ты, правда, так считаешь? – уже без улыбки продолжил Роман, он взглянул на жену и добавил - Вика, ты бы бросала этот свой фэшн, а? Мне за твой образ мыслей становится боязно что-то…
- Ром, это как раз ты стал ретроград последнее время какой-то. Забыл, как в 80е с открытками бегали за стандартной стенкой «Спутник»?
- Да, но тогда вещь была именно, что спутником нашей жизни, а сейчас ровно наоборот! Неужели ты этого не видишь из-за своего дизайнерского стола?
- Много ты в свою камеру рассмотрел, - не сдержалась и уколола таки супруга.
- Да что с тобой говорить…
Роман очень любил супругу, но иногда именно такое вот недопонимание начинало казаться ему угрожающим этой любви. Он сам мог казаться легкомысленным, поверхностным, в компании - заводным, даже куражным, но внутри всегда оставался достаточно глубоким человеком, видящим определенные предельные границы восприятия жизненных картинок и отстаивающим лучшие черты русского воспитания и в целом – былых человеческих взаимоотношений. Впрочем, отстаивающим исключительно для себя, в своем кругу, не более. Именно поэтому укол в самое противоречие его мыслей и действий был особенно болезненным.
Вот и сейчас он примирительно замолчал, включил радио, кондиционер, поворотник, и их семейное авто привычно заняло свое место в строю других таких же плотоядных жестяных чудовищ, послушно и покорно двигающихся в город со средней скоростью древней деревенской колымаги. Над загадкой этой миграции не бились учёные. Им куда интереснее было наблюдать, как в далекой Австралии снова выбрасываются на берег огромные киты: то ли от подводной кессонки, то ли от психического расстройства вожака, то ли от того, что на трёх из них когда-то давным-давно покоилась совсем иная по задумке Творца Земля.
Славик приехал с часовым опозданием и божился, что не виноват.
- Да брось ты, Слав, оправдываться… Главное, что добрался. У нас в столице теперь все дороги как пионерский бутерброд с «трафическим джемом». Не сладко, но альтернативы в пределах лагеря нет, – Роман улыбнулся неожиданно выскочившему сравнению и крепко обнял шурина, - Залетай скорее, сто лет не виделись!
Вячеслав неторопливо одел предложенные сестрой мягкие гостевые тапочки, на секунду поймал себя на мысли, что этот русский ритуал стал ему в диковинку, и, следуя старому инстинкту, тут же попытался пригладить волосы вдоль глубоких залысин, но вовремя вспомнил, что у него уже давно строгая, хоть и минимальная, но респектабельная прическа и лишь поправил очки в узкой оправе.
- Ну, садись, делись. Всё на нефтянку их северную пашешь?
- Не только. Кое-какие дела со Штатами стали появляться – у нас же в компании сплошные программеры, так что универсализмом берем.
- А что через фиников махнул в этот раз?
- Да тоже встречи были в Хельсинки.
- С Сибелиусом или с Маннергеймом? - пошутил Роман, умело сбивая излишне деловой оборот разговора
Слава с готовностью улыбнулся, но промолчал. Как часто это бывает после длительной разлуки для завязки нормального разговора русским мужчинам потребовался апперетивчик.
Спустя час-полтора, когда Вика уже убирала основную массу тарелок со стола, захмелев, Слава сел поближе к Роману и неожиданно сказал:
- Эх, Ромка… Я чего поездом то поперся… Вид из окна посмотреть! Вот вроде давно уже норвежский гражданин, жена местная, фьорды из окна спальни эпические… А не могу, тоска иногда берет. Когда мы изредка по первым субботам месяца русской колонией собираемся, гитарку там кто-нибудь приносит, кто фильм старый, а кто селедочку нашу вместо местной форели – прямо маленький кусочек страны получается. Которой уже, увы, нет… Вот, поверишь, - Славик традиционно стукнул себя в центр груди чуть правее норвежского паспорта-вездехода в кармане сорочки, - Внутри на разрыв всё в те дни… А моя ни фига не понимает…
- Да… - Роман сочувственно причмокнул губами, сдерживая иронию над ностальгирующим по расписанию эмигрантом, - Но хорошо хоть свои есть, язык родной помнишь. Да и приехать – особых проблем нет, чай не через океаны живешь, не в Австралии там или Канаде… Помнишь, над «Канадой небо синее»?
- Ромка, не заводи лучше… Давай лучше еще этого коньяку подегустируем, специально для тебя ведь вёз, – Слава неуверенной рукой налил в широкие бокалы прилично больше этикетного норматива.
- Ну и что ты там увидел из окна то? Радищев - форэва? – незамедлительно выпив, Рома подвинул ближе еще живую тарелку с сырами, - Выборг проезжал?
- Это, где замок? – Вячеслав, сделав пару формальных оборотов перед глотком, с готовностью кивнул, - Проезжал.
- А я ведь с финнами совместный телевизионный фильм там снимал в начале девяностых. Одну из первых серий точнее - из цикла о старинной архитектуре. Веселая была поездочка…
Скорый поезд «Москва-Выборг» отходил без пяти минут полночь. Немного напряженный от неожиданно свалившейся на него командировки да еще и в команде с иностранцами, которые должны были приехать с другой стороны границы, заметно помолодевший Роман Смуров смотрел в окно и думал, что будь он серьезным писателем обязательно бы начал свою повесть с вида сентиментально, по сантиметрам, отъезжающего перрона, убегающих вспять от тебя и от времени вокзальных часов, прощальных взмахов уголков газет, раскиданных на платформе, и непременным салютом из маленьких искорок зависти к путешествию в глазах провожающих. А будь он еще и великим – всю повесть построил бы на тяжелых, предельно открытых, полусонных-полубредовых диалогах случайных попутчиков. И еще - для современного читателя поезд обязательно должен идти в никуда с непонятной раскраской вагона-ресторана и стареющим грустным крокодилом на крыше.
Разрезая темноту ночи, скорый поезд «Москва-Выборг» набирал ход, летели желтые стрелы огней локомотива, из динамиков купе приглушенно звучала соната, а на столике валялись выпавшие от стартового толчка из дорожной колоды – король, король и валет.
В этот момент дверь купе приоткрылась и в него заглянул какой-то парень, судя по суетливости и молодому взгляду – ровесник Романа. Деловито занеся вещи, он быстро скинул свитер, протянул широкую ладонь, представился Игорем и незамедлительно принялся за пиво.
В принципе, двое в купе – было не самым плохим вариантом для краткосрочной поездки. Рома особенно переживал вовсе не за скудные казенные финансы, а за камеру, которую он заблаговременно припрятал в багажную нишу своей постели. Шёл 1992 год, время было беспокойное и дорогая видеотехника могла стать причиной очень неприятных последствий.
После обычных прачечно-канцелярских дел с проводником - грузным мужиком с выразительными голубыми глазами и трехдневной ухоженной щетиной, Роман заказал еще по паре бутылок на себя и попутчика. Игорь оказался откуда-то из Азии и направлялся до конечной станции на местный бумажный завод - то ли для оптовой покупки обоев, то ли за поставками картона – размышляя о своем тайнике, Рома пропустил конкретику мимо ушей. О себе Смуров сказал, что направлен посмотреть город для будущих съемок очередного исторического эпоса. Совсем промолчать о работе он не мог, а позже, под пиво и вовсе стал намекать на определяющую в любом фильме творческую составляющую оператора.
- Помнишь, как у Тарковского начинается его «Рублев»? – отхлебнув, спрашивал Рома и, сложив руки трубой, возносился на самую высокую точку своего вдохновения…
Спустя какое-то время градус пронозируемо упал, стали обмениваться новинками литературы и музыки, потом пошли проблемы подрастающих детей, потом перемололи трудности своего поколения (мол, смена эпох, мол, как-то всё криво получилось со страной то, но сошлись на том, что «нашей вины тут нет, а если есть то совсем чуть-чуть»), потом - неминуемый спорт (оказалось, что русский Игорь, мысленно готовясь к будущим азиатским цветным революциям, уже получил соответствующий цветной пояс), потом пиво кончилось, да и поспать немного не мешало уже.
Легли на полки один – вверх, другой - вниз, да еще и по диагонали, максимально соответствуя новомодному человеческому закону расширять своё личное жизненное пространство вопреки былому наблюдению об обратной пропорциональности тесноты и обиды на мир.
Снился Смурову тогда неприятный сон, с какими-то тунгусскими шаманами, частоколом из воткнутых детских мётел, запахом порошкового грибного супа и пророческой грустной песней Гамаюна. Он часто помнил свои сны, скорее даже не сами сны, а свои ощущения, эмоции, мысли, действия во время сновидений. И еще он постоянно летал как в первых кадрах своего любимого «Рублева». На очередном взмахе он вдруг почувствовал, что в его реальной жизни, за кадрами тревожного сна, происходит тоже нечто тревожное. Еще сонный разум тут же вспомнил про камеру под ним.
В купе слышались тихие стоны. Роман открыл глаза и протянул руку к выключателю света над головой.
Стонал проводник. Он сидел в широкой белой рубахе на выпуск у противоположной стены, склонившись на одну из своих волосатых рук. По его щекам с двух сторон медленно текли капельки пота, тусклый свет зажженной лампы отражался в его пустых глазах весьма зловеще. Со стороны казалось, что человека лихорадило, крутило, выворачивало наизнанку. Еще более странным казалось вся эта фантасмагория с учетом того факта, что еще недавно его лощенная и услужливая персона бегала по купе, подмигивала, разносила подстаканники по три в каждой руке и в целом – выглядела просто какой-то краеугольной, железнодорожной и жизнеутверждающей. «Началось!» - только и мелькнуло в голове у Романа. Он стремглав бросил взгляд наверх, но Игоря там не оказалось. В то же время дверь в купе была на пару сантиметров приоткрыта, оставляя шанс на оперативные действия в случае разборок. Смуров сразу для себя решил, что камеру спасать надо, но только не ценой здоровья.
- Плохо мне, - констатировал «сталкер».
- А что, собственно, случилось? – спросил Роман, подтянув к себе колени, но оставаясь лежать.
- Плохо.
Проводник опять склонился вниз, громко, показалось даже чуть принужденно, задышал во всю свою здоровую грудь, из глубокого разреза его рубахи выпала золотая цепь и какой-то витиеватый кулон, похожий на большую прописную букву E.
Смуров прикинул свои шансы в рукопашной, вспомнил, что он к тому же в одном нижнем белье, а, значит, потенциальные забеги по вагону могут стать вдвойне неприятны.
- А что плохо то? – выигрывая время, решил уточнить он.
- Не понимаешь? – голубые глаза вскинулись, замахали ресницами.
- Если выпить требуется, то могу помочь. У финнов с алкоголем, сам знаешь, проблемы, так что я им везу в подарок. Но раз такое дело - готов отдать заначку.
«Как славно, что я отложил «Посольскую» в дорожную сумку» - не забыл похвалить себя мысленно Смуров.
- Ой, плохо мне, - еще чуть более надрывно простонал проводник и всем видом показал, что дело вовсе не в выпивке и сейчас его начнут бить реальные судороги.
- Да в чем дело-то? Говори толком! – на этих словах Ромка откинул простыню и попытался сесть.
Бывают такие удивительные мгновения в жизни, когда привычный ход вещей вдруг замедляется на порядок. Такое ощущение, что кто-то нажимает «rec.» и потому всё пишется досконально выверено, до мелочей. Именно в эту секунду, растянутую как крохотная резиновая жвачка аж на расстояние вытянутой руки, Роман всё осознал. Он перехватил жадный, похотливый взгляд проводника на свои ноги и оторопел. «Так вот оно что!»
Смуров быстро, побив рекорды лучших курсантов и суворовцев, натянул шорты и сделал шаг к выходу.
- Ты ошибся, дружок, - Роман начал было открывать дверь купе, но тут к некоторому своему удивлению ощутил сопротивление.
Проблема оказалась не в полозьях - вставший проводник, как-то по-особому преданно глядя в глаза, двигал дверь совершенно в обратную сторону.
- Пойми, плохо мне.
- Здесь не клиника.
- А может всё-таки…
- …
Уловив резкость, проводник, наконец, осознал тщетность своих попыток и недовольно, уже без стонов и вздохов, покинул чужое купе. Временная жвачка надулась и лопнула ему вслед.
Ромка провел по лбу тыльной стороной ладони, взглянул на часы – было три ночи. Буквально через несколько секунд появился Игорь.
- Ты куда пропал то? Тут такое дело…
- Да я в курсе, - чуть смущенно махнув рукой, отреагировал товарищ с Востока.
- В курсе? – Смуров опять насторожился, - В каком смысле?
Игорь сел напротив, отчего-то еще раз махнул рукой, как бы отгоняя назойливую мушку, и обезоруживающе улыбнулся.
- Так он с меня начал. Я сплю, вдруг чувствую ладонь чья-то по краю матраса... Я Ром-Ром, Ром-Ром… типа тебе – а потом смотрю, а эт не ты, а этот пидор! Я ему пошел в тамбур морду бить, чтоб тебя не будить. А он чуть ли не на колени – бултых. Говорит, всё понял, осознал. Дай со вторым попробую, ну что тебе стоит. Вот гад… Разбудил…– Игорь оглядел столик, - И пива не осталось…
- Со вторым? – ещё будучи в легком шоке, не понимая, переспросил Роман.
- Ну… - Игорь опять слегка замешкался, - В смысле с тобой…
На Смурове было лицо Гершвина, впервые услышавшего свой Summertime в исполнении Дженис Джоплин. Жаль камера не оставила этот кадр на века.
Утром свежий, причесанный и выбритый в этот раз проводник раздавал билетики, шутил с выходящими и ни капельки не походил на свой ночной, близкий к кошмару образ. Какая-то милая галантная пенсионерка в шляпке даже оставила ему положительную запись в книге впечатлений и позволила ему поцеловать себе на прощание ручку. Роман еле сдержался, чтоб не крикнуть ей что-то громкое и предостерегающее. Но тогда, в далеком 92ом, он еще считал, что в подобных случаях надо проявлять терпимость и снисходительность, в крайнем случае - смущенно махать как Игорь рукой. Это было такое общественное внушение толерантности, либеральности и демократии пока у тебя потихоньку разбирают на бревна многовековой сруб.
«Идеальным местом для возведения Выборгского замка оказался остров, лежащий в нешироком проливе — участке важного Вуоксинского торгового пути, который шел из района Ладожского озера в воды Балтики. Остров был удобен и тем, что его юго-восточная часть представляла собой скальное плато, самой природой предназначенное для возведения оборонительного сооружения, а северная часть — низменность, пригодную для хозяйственных построек.
На этом острове шведы и возвели замок, преследуя троякую цель: закрепиться на захваченных новгородских землях и держать в повиновении местных жителей, иметь надежный оплот для завоевания всей Восточной Карелии и обеспечить себе господство над важной торговой артерией, единственным выходом для Руси в воды Балтийского моря.
Крепостной пролив в этой части перегородили двумя рядами свай и откачивали между ними воду. На осушенном дне сложили каменную дамбу, внутри которой оставили сводчатый коридор. Потом сваи удалили, и дамба скрылась под водой. Сооружение потребовало больших затрат ремесленного труда и многочисленных материалов — гранита, бревен, досок, смолы... Руководил его постройкой Иоганн де Пор те. Вход в сводчатый коридор подводной дамбы на острове назывался «Матвеева дыра». Выход из него в городе находился напротив замка, недалеко от берега. Для его устройства несколько дворов перенесли на другое место.
Выборгский замок, как и многие подобные ему сооружения, потерявшие военное значение государство стало использовать в качестве тылового обеспечения и тюрьмы. В Выборг было доставлено около 300 участников восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Замок стал местом заточения декабристов И. А. Анненкова. М. К. Кюхельбекера, М. С. Лунина, П. А. Муханова.
Ныне посетители Выборгского замка, пройдя сводчатый проезд под Комендантским домом и арку в толще старой крепостной стены, попадают на Нижний двор. Их путь лежит мимо подпорной стены, выложенной из гранита. Противоположную сторону Нижнего двора окаймляют постройки, возведенные в XVII—XVIII веках. Примыкая друг к другу, они в плановом начертании повторяют форму побережья острова.
С внешнего Верхнего двора, открывается вид на город и Крепостной пролив. Узкий проход ведет на внутренний Верхний двор, образованный главными корпусами замкового комплекса. По высокому массивному крыльцу поднимаются в донжон — главную башню замка, на вершине которой имеется смотровая площадка».
- Вот всё у них так: потаенные коридоры, спрятанные от посторонних глаз нижние дворы, черные думы при внешнем благолепии, - добавил свой комментарий к заученному голосу диктора Смуров, - Я тебя историю с проводником то почему рассказал – показательная больно. По сути, это та же современная Елена Волошанка, только растиражированная и в штанах!
- Да брось ты, Ром, везде исторические аналогии искать. Я всё больше склоняюсь к мысли, что внешнюю политику и национальный мент… менталитет – выговорил таки Слава, - определяет география и ничего более. Эта вечная борьба за Балканы… или наш Кавказ… А уж Англию взять – так там веками островной комплекс, отсюда и флот, и агрессия на торговых путях, и колониальный хар… характер отношений со всеми подряд, кроме тех, у кого осталось хоть немного силенок.
- Ты упрощаешь, Слав. Я тот фильм дальше то много, где снимал… Подожди секундочку, - Роман сходил к своему любимому книжному стеллажу и вытащил откуда-то с верхней полки Garry Gibbons «Historic Houses of Britain». На, полистай - та же ода некому Ренессансу, та же лепнина с амурами. Какой-нибудь Castle Howard в Йоркшире типаж один в один – дворец австрийского Франца-Иосифа. Милый приют сделавших своё дело Горби.
- Ну, Ром, я профан в архитектуре… - стал оправдываться Вячеслав, - Хотя мне всегда казалось, что уж английские замки нечто особенное. Да и вообще я не о том говорил – я про политику, про взаимосвязь…
- Так в этом то и есть взаимосвязь, - убежденно, как может только выпивший русский человек, уверенный, что сейчас выдаст саму Истину, перебил Роман и приподнял вилку с накрест одетым кусочком морепродукта, - Если б не было Древнего Рима, то Западу его надо было непременно придумать! Все эти исторические миф… миф…. мистификации, все эти типа древние свидетельства, культы тела и жратвы, пантеоны-ритуалы… Это их флаг, их стиль, их смысл жизни, как ты не поймешь? Они же дикие, поверь, я как раз при тех поездках уловил, в Союзе то нас не выпускали никуда, заразы боялись… И я не про фигурки вместо икон, заметь, хотя у них даже в христианских храмах иногда задницы торчат. Я призываю тебя, дорогой мой шурин, сидя у себя в Бергене, полистать Евангелие на старославянском и подумать. Как, впрочем, и над другими поздними переводами некогда наших законов-устоев.
Вячеслав, как и сестра, пропустив мимо ушей ворох ромкиных исторических начитанностей, обиделся исключительно на «сидя у себя в Бергене» и молча выпил. Потом, закусив, таки не выдержал - ответил:
- Вот ты норвегов задел сейчас… На-ка, посмотри, что я по дороге купил, - Вячеслав на некотором взводе полез в свою дорожную сумку и среди коробок и пакетов вытащил книжку «Преступления любви, или Безумства страстей», - Это у вас продается, а не у капиталистов-скандинавов, бывших викингов! Вот я тебе зачитаю… сейчас… где это… вот.
Славик из Бергена поднял вверх указательный палец, похожий на строгий восклицательный знак.
«Будучи прекрасно осведомлена о пристрастиях кардинала, матрона, не обнаружив однажды под рукой привычного предмета, который она обязалась поставлять, решила нарядить девочкой очаровательного мальчугана из церковного хора собора Святого Петра. Ему причесали волосы, нацепили чепец, юбки и соорудили фальшивые прелести для предъявления почтенному слуге Господню. Но, как ни старались, ему не смогли полностью воссоздать все признаки, превратившие бы его полностью в существо того пола, чей костюм на него нацепили. Но обстоятельство это мало беспокоило устроительницу маскарада... «Он никогда ничего там не щупает, - говорила она своим товаркам, помогавшим ей в этом обмане, - и одаривает вниманием только то место, которое роднит этого отрока со всеми девочками в мире; так что нам нечего бояться...»
Сводня ошибалась, она наверняка не знала, что любой итальянский кардинал обладает необычайно чувствительным осязанием и, будучи весьма многоопытным в делах подобного рода, никогда в таковых вещах не ошибается; жертва прибывает, великий жрец помещает ее на алтарь, но уже при третьем толчке сей слуга Господень кричит:
- Святой Боже, меня обманули, этот отрок - мальчик, он никогда не был шлюхой!
Тут он проверяет... Стоит ли говорить, что никакой досады от этой подмены житель Священного города не испытал; его преосвященство продолжает свое дело, приговаривая про себя, как тот крестьянин, которому принесли трюфели вместо картошки: «Чтоб вам всегда меня так обманывать».
Однако, когда дело было сделано, он сказал дуэнье:
- Сударыня, я не стану ругать вас за небрежение.
- Монсеньор, простите меня.
- О нет, нет, я же сказал вам, что вовсе не корю вас, но, если с вами вновь приключится такая оказия, потрудитесь предупредить меня, ибо... то, чего я не заметил в первый раз, я непременно замечу во второй».
- Слав, тебя не стошнило? - по окончании цитаты из Де Сада спросил Смуров, - Родственники этого «писателя» просили могилу оставить безымянной. Тогда в их загаженных испражнениями дворцах еще жила кое-где нравственность…
- Так ведь это у вас здесь продается! – заспорил Слава, - А не в Норвегии или Франции.
- Красиво выражаешься «у вас», - не преминул передразнить Роман, - Вопрос не - где продается, а где написано. У «нас» произведения со словом «преступление» были иные, да? Помнишь, надеюсь? И потом, - Роман взял из рук шурина книжку и пролистнул её до соблазнительной обложки, - Эге… Так я и думал…
- Что? – непонимающе откликнулся Вячеслав.
- Издательство «Азбука-классика» из славного Санкт-Петербурга. Бедные буратины, что приучены жить с такой азбукой… Да что буратины! Вот смотри в газете прямым текстом у нас заведущая кафедрой элитного ВУЗа, томная дама с тяжелым взглядом, этакая Ливнат, в статусе известного знатока античного Рима выдает, что, мол, «бисексуальность или, если хотите, гомосексуализм в верхах античного мира - явление довольно распространенное… Юлия Цезаря, например, его же воины называли «мужем всех женщин и женой всех мужчин». Или вот про средневековье! «Скажем, по одной из версий война Англии с Францией началась не из-за территориальных претензий, как это принято считать, а на почве любовных отношений Ричарда Львиное Сердце с французским королем Филиппом. Хотя у них и жены были, и любовницы. Что же касается распада Римской империи в связи с падением нравов элиты - здесь я прямой связи не вижу!» Слышь, Славик? «Скорее прав историк пятого века Сильвиан, увидевший причину подрыва имперских устоев не в распутстве правителей и их окружения, а в повальной коррумпированности чиновников. То есть в том, что не может не беспокоить и сегодня...». Что, шурин, ловко боец за античность стрелку перевела, а? И она ещё учебники исторические для наших детей пишет!
Роман разлил остатки коньяка и немного снизил голос:
- Слав, а ты про Центр стратегических разработок «Северо-Запад» что-нибудь слышал?
- Какие проценты? – не понял норвежский подданный.
- Да так… «Полярная звезда» номер два на нашем славянском горизонте. Они все оттуда вышли. И вот этот товарищ тоже, - Смуров ткнул в экран, стоявший в дальнем углу кухни, который вещал «Вести», - Очередное публичное лицо невидимого Великого Инквизитора, Большого Брата, Абсолютного Вахтера…
Интуитивно, по–женски, почувствовав опасный перебор в откровениях мужа Виктория впервые попыталась включиться в беседу, как-то позабыв, что вмешательство с интонацией «ну хватит уже» есть самый эффективный катализатор для мужика.
- Слав, как ты не поймешь, - заработал в Ромке кухонный оратор, - Россия – она же женщина! Великодушная, милосердная, простая... Сколько раз под покровительством Богоматери она проявляла свое женское начало! Подзатыльники даст шаловливым и опять в домашние труды… А теперь у нас словно не мать, а мачеха! И мы же, сыновья, сами её предаем! И нет богатыря, который бы поехал бы своей прямой дорогой. Он теперь на распутье навязанной «успешности», а былинный камешек с дорожными указателями: пидор – вор – мажор. Некоторые умудряются во все три направления успеть.
- Хватит уже! – прозвенел второй предупреждающий звонок домашнего кинотеатра.
- Веками идет постоянное наступление Запада на славянство после длительных периодов затишья для накопления сил. Теперь именно, что с тыла зашли! Через Пи-тер. Представители Пи-расы. Хотят в долгосрочке, похоже, и вовсе сделать ПидоРоссию с цветами триколора: розовый-голубой-кремовый.
- Допился, - пробубнила жена.
- Да брось ты, Ром, - пришел в союзники сестры Слава, - Не так всё серьезно.
- А ты фильм нашего детства «В джазе только девушки» хорошо помнишь? Вот именно так, со смешочков и камеди лабов, разруха в головах и начинается. У героя Гоголя как-то в апреле пропал нос и он метался по Северной Пальмире в поисках ключевого предмета своей гордости. Так вот, у нас пропал не просто нос - у нас уже пропал нюх. А это страшнее видимых проявлений!
- Вот за это, Ром, нас там и не любят, - как-то покровительственно и аксиомно вырвалось у Вячеслава.
- За что «за это»?
- За крайности, за агрессию, за великодержавность непонятную. Нюх у него, видите ли пропал… “Gay” – это же акроним, который по-английски расшифровывается как «good as you» – то есть «ничем не хуже, чем ты». Никто ж не навязывает… А ты тут целую теорию развёл. Пи-раса, агрессия…
- Ах, не навязывает? - Роман по этой фразе окончательно понял, что Вячеслав уже не тот человек, которым он его когда-то знал и резанул, - Ты, Слав, сейчас в этой своей слепоте, в этой толерантности грёбанной мне напоминаешь Петрашевского с его глумлением над верой, который в одном из своих докладов назвал Христа демагогом, неудачно кончившим свою карьеру.
- Опять ты за какие-то старые дела… Время то изменилось!
- Изменилось, говоришь… - Вика с тревогой посмотрела как у мужа заходили непоседливые желваки, - То есть я у тебя теперь не Рома – а Ромашка, а ты не Славик – а Лавик какой-нибудь?
- Да кончай ты фантазировать. Дай лучше я тебе свою «голубую» историю расскажу сейчас, - примирительно ответил шурин, - Без пострадавших.
Славика в детстве манила не заграница, а футбол. А, может, и футбол, чтоб увидеть заграницу, кто теперь разберёт. Славик был ладно скроен, техничен, подвижен, клал по девяткам штрафные своим фирменным кручёным, но верх игрового мастерства проявлял в полузащитной паре с Веней – удивительным в своей простоте «троешником», который на поле, да ещё и при достойном сопернике напротив, вдруг становился редкостным умницей и виртуозным левшой. Они тренировали чеканку вместе, не давая мячу коснуться притягательной земли целых полчаса, точнёхонькие навесы Веньки неминуемо прилетали на голову высокого Славы, а низом им хватало одного касания, чтобы вернуть должок другу и вывести его на удар. Тогда еще не было дорожных спутниковых навигаторов, но эти два пользователя были явно подключены невидимым оператором к единой связке. В общем, когда эта пара была вместе, соперники брали гандикап или двух лишних серых разрушителей в центр.
Именно Веня и позвонил как-то вечерком с ошеломляющей новостью:
- Слав, готовься, завтра серьезный матч.
- Опять пожарники зовут за них попыхтеть? – откликнулся Вячеслав, памятуя о том, что такие спортивные приработки Веня всегда называл «серьезным матчем».
- Да нет… - Вениамин замешкался, он не любил формулировать мысли, что-то детально пояснять, он любил лишь талантливо играть, - Помнишь, мы с тобой засветились недавно на Москве то… Ну, «ярославку» приложили, помнишь? Короче, нас приглашают на просмотр.
Славик за телефонной трубкой аж привстал - мечта стала приобретать реальные очертания. Сам он ездить на годовые наборы юношей по передовым футбольным школам не хотел, будучи уверенным, что если есть у него талант, то судьба, одетая в гетры и бутсы, сама найдет.
- А куда? – только и вырвалось у него.
- Пока в ФШМ, но вроде и в твой любимый клуб дорожка имеется…
Слава присвистнул.
- А кто?
- Да мужик один, - по-простецки отреагировал товарищ, - Он прям в клубной форме меня после школы перехватил. Ты, говорит, Вениамин Кузьмичёв? Давно, говорит, на стадионе на вас со Славой любуюсь. Классно играете, мол. В ФШМ, говорит, вас поднатаскают, годик-два, конечно. Но уровень ваш это…
Слава снова присвистнул, заглушая название дорогой ему команды.
- А не болтун?
- Слав, ты что? У него на плече родной адидас с «Брайтнером» висел, новая пара, таких в спортивном не купишь, - откликнулся Веня.
Червячок сомнения, не успев даже зашевелится, тут же был съеден акулой фантазера.
Просмотр был назначен не на ближайшем стадионе, пустующем днём в трудовые будни, а на обычной дворовой коробке в четырёх троллейбусных остановках от школы. Тренер представился Юрием Александровичем. Внешне он действительно выглядел достаточно солидно, уважительно, спортивно, загорело. Волосы его были набриолинены, а из-под ворота футболки с надписью «West Ham United» виделась редкая тогда на мужской шее золотая цепь. В первую минуту Славе даже показалось, что он как-то видел фото этого человека на обложке еженедельника «Футбол-Хоккей», который он аккуратно разрезал каждое воскресное утро монетой и брошюровал по годам.
- Мои голубчики еще едут, - пояснил Юрий Александрович отсутствие спарринг-партнеров, - Веничка, ты бы их встретил на остановке за углом, поторопил.
Простодушный Веня с готовностью откликнулся - он был готов встречать неизвестно кого, накачивать десятками мячики и шнуровать всей команде бутсы – лишь бы попасть в заветную ФШМ. В свой личный талант, как и Слава, он тоже верил, но почему-то скромно считал, что судьба это лишь последовательность чистых случайностей. Счастливых или, напротив, не очень.
- Славка, давай посекретничаем, - Юрий Александрович приобнял мальчика за плечи, - Пока товарища нет, я тебе кое-что, поясню. У Вени шансов много меньше, чем у тебя. В подыгрыше он хорош, не спорю, но росточком маловат… А ты – другое дело. Харизма, под тебя надо команду строить, единомышленников искать – на весь Союз загремишь, вот увидишь. Я тебя раскручу, будь уверен, ты у меня не первый…
Парень слегка поплыл от такого льстивого натиска.
- Стильный у тебя причесон, - неожиданно сменил тему Юрий Александрович, - Ты русский, Слав, а? Кудряшек больно много… И вверху стрижка, а сзади хвостик шаловливый, а?
Он протянул руку и благодушно потрепал Славку по волосам:
- Пижон, ах, пижон… Битл… Стиляга…
Славик поерзал плечами. Неожиданно заморосил дождик, Юрий Александрович предложил пойти в подъезд пока другие ребята не подъехали. У начитанного Славика появились первые ростки тревоги.
В подъезде «великий тренер» Юрий Александрович сменил интонации на чуть более жёсткие:
- Ну-ка, Славик, сожми-ка переднюю мышцу, - он не давая времени на раздумье тут же протянул свою липкую руку на четырёхглавую мышцу бедра мальчишки, - Слабовата… Не знаю как тебя и отрекомендовать наверх… Ты, конечно, головастик, но мне лучше пяток крепких и прямолинейных взять, чем с тобой возиться… Хотя…
Слава неожиданно насупился. И вовсе не на сравнительные футбольные характеристики.
- Дядь, я лучше на выход пойду, - тихим голосом, но упрямо заявил он.
- Да там же дождик, Славичек, - понимающе подмигнул Юрий Александрович, - Пойдем лучше ко мне, там в гостиной мои крупные фотки с Ворониным, Маношиным, тёзкой твоим – Метревели… Знаешь таких? Кубки покажу, медали, грамоты…
- Вы как хотите, а я на улицу, - твёрдо повторил Слава и, резко скинув чужую руку, рванул вниз.
- Если надумаешь – возвращайся! Двери открыты, пижончик. У Вени телефон есть… - только и прогремело вслед.
Дверь подъезда радостно хлопнула в ладоши, выпуская мальчишескую душу в нормальный мир.
Уже отдышавшись и придя в себя, шагая с другом на обратную остановку, Славка читал товарищу ликбез:
- Как ты, блин, сразу то не понял!
- Да откуда мне знать-то? Я без понятия, что такие больные есть… - Веня удрученно крутил головой, бил себя по коленям и вздыхал, - То-то, смотрю, он при той встрече у школы всё мне безрукавку поправлял за лямку. Заботливый дядечка… Неужели, он и взаправду из ФШМ?
- Он такой же «тренер» как я – Пеле, - заулыбался Слава, - Зубы заговаривал, а, наверное, даже давление в мячике не знает какое…
Ребята облегченно рассмеялись и принялись строить планы на вечернюю игру за обычных пожарников.
- Вот видишь, - закончив свою историю, пояснил Слава, - Не всё так страшно. Ну есть, ну и пусть живут… Я потом того набриолиненного в своем районе лет через 10 встретил – волосы жиденькие, зубы редкие… СПИД «фэшээмовец» цепанул, не иначе… Бог сам рассудит, кому какие кубки вручать по итогам первенства.
- Хорошо ты опять всё к Богу свёл, Слав. Мы типа с краю посмотрим, - вернулся в разговор Роман, - Только ты прав, что многое изменилось. И таких незнаек как твой Веня в городах уже не сыщешь. Вербуют, уже не только через детскую мечту – черёз всё. «Голубыми» и «розовыми» уже давно не рождаются, а становятся, Слав. Очередная каста, выдумавшая себе некие таланты, активно вовлекающая слабых. И весь замес опять на мифотворчестве: ой, мы тонко чувствуем искусство, ай, мы так разбираемся в высокой моде. Просто каста захватила очередной пустопорожний кусок, свободный от труда пахаря или швеи, а заодно и разрушает устои. И тянет только своих, таких же извращенцев. Причем, прям как ты говорят - мы только учим толерантно относится к нам, мы ничего не навязываем.
Возьми вон с полочки, Слав, на этот раз умную книжку 1979 года издания, - Роман размашистым шестом достал советский энциклопедический словарь 1979 года и зачитал, - «Гомосексуализм - разновидность полового извращения, половое влечение к лицам своего пола». А теперь открываем российский словарь 2001 года издания и оба-на: «Гомосексуализм – сексуальная ориентация, проявляющаяся в эротическом влечении преимущественно или исключительно к лицам собственного пола». Одно словечко вроде подменили «извращения» на «ориентацию», зато как впору!
А ведь в Библии сказано без всяких двусмысленностей «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость». Не дает это продолжения рода человеческого! Ан нет, маркизовыми СадАми вертят, Библия им уже не указ. Или не знаешь, дорогой мой шурин, что гомосеки уже парад задумали у нас тут провести? Ай, молодца! Ты только вдумайся, Слав, с Парада Победы в июне 45ого и три поколения не прошло!
- Ну, а что тебе дался их парад? – опять возразил Слава, - Как-то попал я в Сан-Франциско, красиво, нелепо, конечно – но, красочно, Ром, с размахом! Такой же как карнавал в Рио. Ну, подумаешь, с уклоном…
- Точно-точно? Уверен? Ну-ка давай подетальнее. Мэр и попы местные были?
- Куда ж без них.
- Вот.
- Что вот?
- Они праздновали победу над христианскими «предрассудками». И это тебе не Бразилия, тут власть должна показать, чьих рук эта долгожданная победа.
- Да брось ты, Ром. Там уважаемые организаторы были: Гете Институт, Гарвей Милк Институт, Центр холокоста Северной Калифорнии, Комитет по проведению фестивалей еврейских фильмов. Целая экспозиция прям в главной библиотеке города.
- Ах, даже так! Может, еще и цикл лекций, и ретроспектива пройденного пути в обнимку с кумирами Зигмундом Фрейдом и Магнусом Хиршфельдом?
- Да что ты опять подкалываешь, именами закидываешь, - развёл руки Слава, - Всё там было, даже международный конкурс содомистких фильмов. Почему же им нельзя то? Хотят – смотрят. А уж парад – вообще феерия!
Роман качал головой и сочувственно смотрел на шурина:
- Ты хоть понимаешь, что был в центре сатанистского действа?
- Да какое действо! Эти парады там каждый год, с 1970го!
- Так что это меняет?
- Ты послушай, только не перебивай, - Слава подтянулся как американский сенатор перед программной речью, - Начну с того, что народу было под полмиллиона!
- Шабаш!
- Ром, дай сказать, - прокукарекала домашняя наседка, - Интересно ведь.
- Организация на высочайшем уровне. Знаешь, включаешь первый кадр и чувствуешь – блокбастер. Очень большие бабки вложили в это действо. Там и правда были: и мэр, и конгрессмены, и епископы… Но это потом, а в самом начале лесбиянки пронеслись на мотоциклах, парами, голые по пояс, груди в разных цветах, знаки какие-то секретные по всему телу. И презервативы в толпу горстями. Эффект потрясающий! Я даж на камеру заснял.
Рома несдержанно выругался.
- Потом прям на платформах таких специальных – члены спортклубов гомосексуалистов. Следом, с цепями, кнутами, все в коже такой блестящей, мазохисты. А еще там были зоофилы с клетками любимцев, представляешь? Бисексуалы, транссексуалы – все отдельной колонной. И государственные лимузины вперемежку с ними. Ну, умора, же, Ром!
- А что ты там насчет священников говорил? – отозвался Смуров.
- О, их попы – особая песня. Прям наш Первомай когда-то. У каждой церкви свой транспарант, особо запомнился огромный такой, главный, по-видимому, – Организация Объединенных Религий.
- Церковь Антихриста. Слыхали…
- Не знаю насчет Антихриста… Да нет, там большинство стандартных было: лютеране, унитарии, баптисты, методисты, кальвинисты, евангелисты… А лозунги, лозунги, Вик! «Бог – гей», «Бог любит всех своих детей», «Миром правит секс – мир спасёт красота!». Жаль фотки с собой вам не привёз, ух фотки сильны... Обязательно скину, когда вернусь по электронке… А ещё там…
Славик незаметно для себя уходил в раж, его желание поделится пусть странным, но неведомым доселе зрелищем как-то незаметно ставило его в один ряд с торжествующими и марширующими заокеанскими юрсанычами. Роман молчал. Вика, напротив, вставляла глубокомысленные фразы типа «А в Москве тоже гей-сообщество очень сильно», «Особая культура, Слав, особый стиль…». Как раз на последней фразе Рома и зацепился.
- Вот именно, что мы позволяем этим людям, этим сообществам значительная часть которых - попросту психи, навязывать нам извращенный стиль жизни. Неужели вы не видите, что их солидарность и агрессия носят скоординированный интернациональный характер? Нет никакого «гена гомосексуальности»! Есть лишь специальные войска.
- Ну, ты хватил, Ром, - самодовольный от произведенного впечатления Вячеслав опять принялся за коньяк, - Какие, на хрен, войска. Мотоциклетки с голым бабьём, да с цепочками…
- А теперь послушай меня, шурин, - стукнул кулаком по столу Роман и отчеканил, - Еще раз повторю: содомия - преступление перед Богом и природой человека. Я не зря про церковь то выспрашивал… Содомистская талмудическая составляющая – часть антихристианской культуры! Ты знаешь, когда содомитские лидеры потребовали, чтобы их браки освящались церковью, первыми, кто откликнулся, стали иудеи. «Радужная» любовь – для них лишь очередной способ размыть понятие «нормы». Они целую конференцию в Филадельфии созвали. Дело давно было. Но начало надо знать.
Вот ты, Слав, всё от фамилий отмахиваешься. А ведь по сути никакой новизны у Фрейда, который свёл к популярному «либидо» и наслаждению, нет. По сути, он лишь Каббалу переписал. Это, так сказать, совершенно не забытое старое. Следом, Хиршфельд на деньги богатых евреев в конце XIX века создал некий «Научный гуманитарный фонд» - первый в истории легально существующий союз содомитов, начавший активную пропаганду гомосексуализма и шумную кампанию за отмену законов. Как ты знаешь, до ХХ века во всех христианских странах были наказания за мужеложество. Не костры инквизиции, но всё же.
А как мягко стелили, Слав – в начале века запустили ежегодное обозрение, чуть ли не литературный альманах для людей с «неопределенной (неустоявшейся, мол) половой ориентацией»! Потом в 1919 г. очередной жид милый журнал «Евгений» выпустил, пока у нас гражданка и голодуха шла, - «орган мужской дружбы, культуры и свободы». А уж в двадцатых - целый поток специализированных газет, клубов, гостиниц. Вот он заброс невода до сегодняшней глобальной сети неправительственных организаций и разнокалиберных правозащитников. А ты, говоришь, «Футбол-Хоккей»…
Зерно дало плоды. Только не по Фёдор Михайловичу. В середине ХХ века в твоих любимых Штатах уже десятая часть взрослых была склонна к гомосексуализму, сейчас, только по официальным медицинским докладам – треть. Треть, ты вдумайся, Слав! Более того, в США, Англии, Германии, не знаю как в Норвегии, оно уже не только легализовано, а имеет льготы. Льготы, Вик! Они уже в обязательном порядке среди членов правительств.
- Ну и пусть извращенцы себя гноят, нам то, что угрожает, я не пойму? – вставил Слава.
- Ты вот над армией, усмехался – а, между тем, в 60е они сами себя назвали Фронт освобождения сексуальных меньшинств, ставший главным штабом по проведению сексуальной революции в части пропаганды и насаждения содомитства. В 69ом уже зримо громыхнуло - в Нью-Йорке геи и лесбиянки подняли «восстание» против полиции и всех, кто выступал против них, избивали, поджигали дома. Так что парад во Фриско в 1970 г. – не случайность, а именно констатация победы. Тем не менее, аж до 1985 года Всемирная организация здравоохранения считала гомосексуализм болезнью. Я не зря сказал, «до». Гей-агрессия в некоторых странах за последнее десятилетие начала откровенно перерастать в гей-диктатуру. Не веришь?
Слава, понятное дело, закачал головой.
- Открой, Слав, Интернет, новости за март, три тысячи изнасилований сослуживцев в американской армии! Так какая это армия и какому Богу служит? Ты пойми, шурин, прошло для них время за ляжку в подъезде пацанов хватать или в ночном купе домогаться. Клубы специальные созданы, откуда уже не сбежишь, коль вошёл. И ты со своим Веней в обнимку после матча – уже однозначно воспринимались бы со стороны. И не как верные друзья. И, главное, всё прям по Писанию. Только со своего Содома всё свалили на Саддама!
Смуров закончил, удовлетворился наступившей тишиной и в свою очередь махнул коньяк.
- Ром, а откуда ты всё это знаешь? – настороженно задала вопрос супруга, - Не знала, что ты так подкован в этой теме.
- Ты забыла, где я работаю? – ответил вопросом на вопрос Роман.
Славик сидел в задумчивости. По его виду было понятно, что он не хочет и не будет соглашаться с такой вот однозначно говорящей подачей. И дело было даже не в упрямстве, а в чём-то внутреннем, уже вшитом, увы, не извлекаемом.
- А ты читал Свифта? – не унимался в искреннем желании окончательно убедить шурина Смуров.
- Кто же не читал.
- Да нет… Джонатан был, конечно, тоже не прост. Но его политические пародии ничто по сравнению с этим!
Роман опять сходил к стеллажу, но на этот раз принёс не книжку, а принтерную распечатку с отдельными вкраплениями ярко-жёлтого маркера.
«Манифест геев Майкла Свифта (выдержки):
Мы будем сексуально использовать ваших сынов, оплот вашей немощной мужественности, ваших банальных мечтаний и безвкусной лжи. Мы будем совращать их в ваших же школах, общежитиях, гимназиях, раздевалках, спортзалах, семинариях, молодежных группах, туалетах кинотеатров, армейских казармах, мотелях, мужских клубах и зданиях парламента. Везде, где мужчины встречаются с другими мужчинами, они реваншируют наш имидж. Они будут страстно желать и боготворить нас...
Если вы осмелитесь назвать нас голубыми или педерастами, мы заколем вас в ваши трусливые сердца и надругаемся над вашими мертвыми ничтожными телами…
Мы снимем маски с влиятельных гомосексуалистов, которые притворялись гетеросексуалами. Вы будете потрясены и напуганы, когда узнаете, что ваши президенты и их сыновья, ваши промышленники и сенаторы, ваши мэры и генералы, ваши атлеты и кинозвезды, ваши дикторы и общественные деятели, ваши священники не привычные и надежные гетеросексуальные буржуа, которыми, по вашему мнению, они являются…
Семья – этот рассадник лжи, предательства, тщедушия, лицемерия и жестокости – будет упразднена. Институт семьи, который отравляет воображение и обуздывает свободную волю, будет устранен. В генетических лабораториях будут происходить зачатие и взращивание совершенных мальчиков. Они будут объединены в коммунах под руководством и наставничеством опытных…
Все церкви, которые нас осуждают, будут закрыты. Нашими единственными богами будут юноши. Мы приверженцы культа красоты, нравственности и эстетики. Все уродливое, вульгарное и банальное будет уничтожено. Поскольку мы изгнаны из гетеросексуальных кругов среднего класса, то можем жить, руководствуясь лишь голым воображением. Даже крайность для нас слишком малое.
Наше грядущее утонченное общество будет управляться элитой, состоящей из поэтов-геев. Одним из главных требований к претендентам на государственные должности в новом гомоэротичном обществе будет увлечение греческой страстью. Всякий зараженный гетеросексуальной похотью будет автоматически смещен с ответственной должности. Все мужланы, настаивающие на глупой гетеросексуальности, подвергнутся суду органов правосудия и станут незаметными.
Мы перепишем историю, которую вы наполнили и обесславили вашей гетеросексуальной ложью и искажениями. Мы широко осветим гомосексуальность великих лидеров и мыслителей, которые создали цивилизацию. Мы продемонстрируем неразрывную связь гомосексуальности, интеллектуальности и творчества, гомосексуальность как залог истинного благородства и подлинной красоты в мужчине.
Мы будем победителями, потому что нас ведут горькие страдания угнетенных, которые вынуждены играть жалкие, второстепенные роли в ваших безыскусных гетеросексуальных шоу на протяжении веков. У нас хватит сноровки использовать оружие и построить баррикады окончательной революции.
Трепещите, гетеро-свиньи, потому что мы предстанем перед вами без масок».
Слава прочитал всё до конца, достал платок, вытер лоб. Виктория, заглянув ему через плечо пару раз, хмыкнула и отошла обратно к барной стойке домашней кухни. Рома ждал, что уж теперь, наконец, его такие простые и понятные мысли поймут и примут. Что, наконец, эти близкие, родные люди увидят в полной мере всю подпольную грязь, всю неминуемую опасность, весь рельефный край обрыва… Но Слава ибн Берген лишь сочувственно улыбнулся.
- И всё равно, Роман, чтобы они там ни писали, чем бы ни грозились - надо проявлять сдержанность и терпимость, толерантность.
- Терпимость? - Ромка даже побагровел от осознания, что забитый в голову собеседника либеральный кол не выбить ничем, - А к педофилам – тоже терпимость? Эх, шурин-шурин… Что ж ты шурин глаза щуришь? Знаешь, не ожидал, что даже в этой теме ты стал… таким…
Ромка, не сдержавшись, выдал чисто русский, непечатный и короткий манифест.
Шурин напротив сжал губы до тонкой линии, в свою очередь нехорошо посмотрел на родственника, потом отчего-то несколько раз кивнул сам себе головой, вдруг резко и звонко бросил вилку, вышел из-за стола и направился в коридор.
- Вика, - Славик демонстративно скинул тапочки, натянул куртку, дважды переставил с место на место свой фирменный скандинавский чемодан, - Сестрёнка, я лучше в гостиницу. Здесь мне… здесь меня…
- Даже думать не смей! – встрепенулась Вика.
- Да пусть идет! – крикнул с кухни Роман, - Не забудь и на наш парад записаться, сфоткайся там на память в обнимку, ага! И викингам привет передавай. Если жив хоть один.
- Не пущу, даже не проси. - Виктория стянула с не сильно сопротивлявшегося брата обратно его одежду, - Давай, дуй в дальнюю комнату. Хватит уже этих разговоров.
Славик спрятался в приготовленном шалаше. Жена, выразительно взглянув на мужа, ушла в гостиную и нарочито громко врубила нераспознаваемо тонкий женско-мужской голос.
«The shadow plays originally were restricted to male audiences» - отчего то произнес Роман.
И это он еще не знал, что на заднем сиденье его родного авто с обложки журнала, где работала его любимая супруга, глядела на окружающий мир прихорошенькая рожа бывшего железнодорожного проводника – будущей ток-шоу-звезды.
Утром Рома пришел на работу рано. На первом этаже «Останкино» в районе лифта фанерная фигура мужика в короткой юбчоночке (якобы, романца) как обычно приглашала пройти в кафе. В этот раз он посмотрел на муляж без привычной снисходительной улыбки.
В студии было жарко от искусственного света, чему не помогали даже холодные лица и слова участников дискуссии. За круглым столом известный телеведущий рассуждал о неких имперских устремлениях некой виртуально молодой и еще более виртуально растущей России и даже вспоминал, что впервые идея Третьего Рима появилась у старца Филофея в его письме правителю.
- Имя работы – я не помню, но суть была имена такая, - заявил ведущий и поправил очки, - Напомню, что согласно летописям родился Филофей в середине XVI века. К этому времени относится падение Константинополя (Второго Рима), - событие, которое вызвало у православных попытки религиозно-мистического переосмысления новой исторической ситуации, в которой оказалась Православная церковь. Не правда ли, можно здесь провести определенные исторические параллели?
От этой прелюдии в студии и на экранах домов сразу создалось ощущение, что наш народ «религиозно-мистически», т.е как бы «объективно» и даже отчасти «по своему желанию» загнан в это состояние исторического «переосмысления». О «расхлебывании каши», постоянно завариваемой чужим поваром не было и речи. Ведущий говорил с таким нажимом, с таким убеждением, что, казалось, он сам писал князю, ну или, по крайней мере, не далее как вчера обсуждал с Филофеем суть его работы.
- Выдвинутая старцем концепция «Москва - Третий Рим» означала, что Московское Великое княжество самим ходом истории, как единственное тогда православное государство, призвано оказывать покровительство вселенскому Православию перед лицом опасности с Запада и Востока. В своих посланиях старец Филофей убеждал Великого князя Василия III помнить о своем назначении «единственного христианского царя» и защищать Церковь и православных, в том числе и в других странах, в тех условиях, когда Россия, после гибели Византии, была единственным государственным оплотом Церкви. Пафос идеи «Москва - Третий Рим» заключался в требовании во что бы то ни стало сохранить этот оплот, который, по мысли Филофея, должен был быть последним: «Уже твое христианское царство другим не останется».
Итак, Филофей писал Великому князю Московскому: «Церковь древнего Рима пала вследствие принятия аполлинариевой ереси. Двери Церкви Второго Рима - Константинополя рассекли агаряне. Сия же Соборная и Апостольская Церковь Нового Рима - державного твоего Царства, своею христианскою верою, во всех концах вселенной, во всей поднебесной, паче солнца светится. И да знает твоя держава, благочестивый Царь, что все царства православной христианской веры сошлись в одном твоем Царстве, един ты во всей поднебесной христианский Царь».
Ведущий сделал глоток рекламной воды и, почуяв скрытое стремление собеседников выговорится, тормознул их ключевым итогом. Он как недавно Славик поднял вверх указательный палец и резюмировал:
- Естественно, что всю императорскую эпоху Россия стремилась поддержать этот, если хотите, совсем не свойственный ей изначально геополитический и чисто духовный статус, который взвалил на неё старец Филофей. Отсюда и стремления к не всегда оправданному расширению границ, и регулярные вторжения в Европу, и вечный надрыв при материальной разрухе внутри.
- Сколько правильных слов. А ведь врёт безбожно! – прошипел про себя Роман, - Обобщения то с точностью наоборот…
Оператор вздыхал, осветитель играл всеми красками, кроме белого, камера продолжал множить зло.
На пути в курилку Роман заметил выходящего из гримерки теле-гуру.
- Извините, а Вы, правда, не помните название работы Филофея?
- Разве это принципиально? – чуть снисходительно замедлил шаг ведущий.
- «Послание великому князю Василию об исправлении крестного знамения и о содомском блуде» - отчеканил Роман, - А Третий Рим, из которого Вы развили целую идеологию, там так… не между строк, но и не суть.
На секунду в затекших сальных глазах мелькнул испуг, потом звездун профессионально вскинул брови, потом привычно наклонил голову вниз и изобразил свой любимый взгляд поверх очков.
- Возможно… Только, что это меняет? Старец, знамения, грехи - всё это было так давно, что подтвердить доподлинно некому. Поэтому, позвольте, мой Вам совет - не увлекайтесь давно прошедшей историей. Живите сегодняшним днём! - он утвердительно кивнул, кашлянул и поспешил пойти дальше.
Из зала послышался громкий блокбастерный ролик, предвосхищающий передачу дня завтрашнего, где бедную, притихшую, обездоленную и раздетую донага Россию, великосветские и ухоженные собравшиеся учили делать следующий шаг - после начального минета и последующего аборта к итоговой эвтаназии.
А что еще остается делать женщине среди разукрашенной и припудренной male audience?