Там еще можно пить из ручья, слушать тишину до ломоты в ушах. Там дикие козлята сами ищут тебя и ластятся, как дети. Там люди читают следы на снегу, как схему метро. И никто никуда не торопится. Только лошади, когда чуют жилье, рысят, не щадя твою и так побитую седлом задницу. Там старухи курят трубку, травят байки о демонах, и топят баню по-черному. Там лошади смеются от любви и плачут от усталости. Там даже в мороз не пускают лаек в дом, чтобы хранили боевой дух для охоты. Там алтайцы привязывают красные бантики к обтекателю ракеты и молятся на него, думая, что послан богами. А ледяная вода Катуни, обнимая поясницу, спасает ее от боли.
Табунщики, мои товарищи, искали косяк жеребца по кличке Ангел. Неожиданно он увел своих кобыл на дальнее пастбище, где можно тебенить из-под снега траву. И мы пошли по следам, имея лишь патроны, водку, табак и спички… Ночами казалось, что это некий предел, огражденный Господом, и за ним начинается запретная для человеков территория.
Горный Алтай, как дальний мираж, качается перед тобой, стоит прикрыть глаза. И это не он тоскует по тебе. Считай, ты сам подсел на него. С той минуты, когда дерзнул покинуть, и внизу осталась взлетно-посадочная полоса.