Лет тридцать тому назад случилась у меня очень странная командировка. По заданию редакции пришлось отправиться в дальний хутор на границе области. Там проживала почти столетняя бабуся, бывшая фрейлина двора Романовых Мария Константиновна Вершинина.
Во втором браке с давно покойным бухгалтером колхоза «Путь Ильича» прозывалась природная графиня Бурячкиной.
Я знала, что дорога моя – удовольствие ниже среднего. Сначала поездом три с половиной часа, потом сельским автобусом около часа. А там, на конечной остановке, в определенное время меня должен был ждать на уазике правнук Бурячкиной, районный агроном.
Увы… Поняла, что вышла нестыковочка. Что делать?
Вместо станции – крытая площадка метров пять на шесть. И никого. Восемь вечера. Осень, а, значит, уже совсем темно. Прождала до десяти. Спросила у женщины, которая вышла из какого-то сарайчика и собиралась уходить, про хутор, далеко ли пешком?
- Километра три-три с половиной, только не советую. Волки объявились, да и человек худой вдруг встретится. Не без того, были у нас случаи, а ты девка молодая. Впрочем, хоть бы и старуха. Ночью-то без разницы, коли кому охота припрет. Слушай, хочешь я тебя в павильончике своем пристрою до утра? Правда, там крысы развелись.
Я отказалась. Подумаешь, расстояние. Возьму дрын покрепче. Я здоровая, сильная, спортом занималась. А про волков страшных я только в сказках читала. В научных изданиях сказано: животные умные, сами на рожон не лезут. А хуторские огни издалека видны: меня, похоже, все-таки ждали. И звезды на небе такие яркие.
- Пойду.
- Дура! – в сердцах сплюнула тетка.
И пошла я... С одной стороны – перепаханное поле, с другой – лесополоса.
Через десять минут решила: и впрямь – дура. Назад идти? Много прошла. В те времена была я атеисткой и еще ни с чем странным и непонятным не сталкивалась, но начала Бога вспоминать. Только что не крестилась. Тишина. И вдруг самый настоящий волчий вой. Правда, вдалеке. Уже и страшные мужики на ум пришли. Иду все быстрее. Вижу, впереди – силуэт. Кто-то медленно идет в моем направлении. Догнала, обрадовалась: пожилая колхозница с котомкой в руке и мешочком-рюкзаком за плечами.
Пробурчала она что-то недовольное. Поняла: ругает меня, что ночью одна на проселочной дороге. Хотела я помочь ей сумку донести. Она как отпрянет от меня. Я удивилась. Она снова что-то пробурчала…
Все время попутчица держалась от меня не ближе полутора метров. Но у всех свои странности. Главное, мне было уже совсем не страшно. Вон, какая резвая тетка. Наверное, ходит здесь часто и ничего не случается. Молчаливая только. Пытаюсь разговаривать, отвечает, не поймешь что. Ну, и ладно. Вой волков прекратился. А вот ветер стал усиливаться. С головы молчаливой дамы слетел темный платок, прикрывавший лоб и щеки. Растрепалась «гулька» из седых, длинных волос. На подбородке я заметила черное пятно, то ли родимое, то ли запачкалась сельская леди. Но мне стало не по себе. Уж очень картинно: звездная ночь, туч нет, но ветер сильный, и моя попутчица отменно напоминает этакую бабу Ягу.
Она быстро справилась: подняла платок, упрятала под него волосы. При этом снова что-то бормотала, удерживая свою ношу.
Впереди показались фары машины. Странно, поле, дорога выпрямилась, а я только что заметила свет фар. На душе стало еще спокойнее. Машина остановилась. Не уазик. «Копейка». Вышел мужчина. Среднего роста, полный, немолодой. Бросился ко мне:
- Вы – журналистка?
-Да. А вы?..
- Простите, простите….
Долго извинялся передо мной отец агронома Павел Петрович Бурячкин. Объяснения опоздания в моем рассказе несущественны. Главное, что рядом с нами не оказалось моей попутчицы. Хозяин хутора не удивился, сказал, что у меня от страха разыгралось воображение.
Да, с воображением у меня всегда был полный порядок. На десятерых хватит. Но не в этом случае. Я тетку лично зрила! Однако попутчицы не было видно. А спрятаться негде. Чего она испугалась? Не в ступе же, не на метле улетела?..
… Мария Константиновна выглядела великолепно. Опрятная, на вид лет восьмидесяти трех-четырех, гостеприимная хозяйка большого сельского дома. Сама на стол накрыла, не смотря на позднее время, угостила радушно пирогом с зайчатиной, холодцом, простоквашей. Поставила графинчик домашней наливки и откушала ее довольно лихо для своего возраста. Наверное, у меня на лице было написано очень много вопросов. Тогда она показала свой паспорт, где черным по белому были указаны ее полные сто лет.
Легли в половине второго ночи.
А утром она разбудила меня в половине шестого. Впрочем, я и не спала. Впечатления помешали сну. Крестьянка-графиня, которой местечко на кладбище давно приготовлено. Странная попутчица… Вроде была и не была.
Позавтракали картошкой с грибами, и повела меня бабушка осматривать хозяйство. Я – горожанка в восьмом поколении, а то и больше. Но люблю наблюдать за людьми, которые вкладывают душу в землю, крепко на ней устраиваются даже при всё и всех победившем колхозном быте. Сейчас же мне не терпелось перевести беседу в нужное русло.
Наконец, мы уединились в ее личной комнате. Очередное потрясение: это был настоящий будуар светской дамы. По стенам – картины и старинные фотографии. Среди них – раскрашенные портреты. Хороша была юная Вершинина в бальном туалете. Очень похожа на свою красавицу-мать, молодую придворную даму. И отец – мужчина выдающийся. (Фотографии и миниатюры были украдены в первый год войны, но десять лет назад немецким обществом скаутов были возвращены ей через шесть инстанций. Совершенно необъяснимая история. Кстати, именно по этой теме я и приезжала к Бурячкиным).
Больше всех меня привлекло фото пожилой женщины в темном платке рядом с девочкой-подростком. Взгляд такой пронизывающий и… родимое пятно на подбородке. У меня чуть сердце не остановилось. Снимок явно конца девятнадцатого века. Но это же моя попутчица!
Пишу не роман, поэтому изложу кратко.
Марина Архиповна. Так звали няню матери Вершининой, а потом и ее самой. Преданней Мариши никого не было у Марии. Сколько раз спасала она воспитанницу от травм и других опасностей. Умерла няня от раны, полученной в 19-м году от бандита, когда вместе с Марией пыталась выехать в Турцию. Мучилась долго и все просила положить в гроб Библию, которую подарил ей отец Иоанн, священник помещичьей усадьбы Вершининых. Тогда было Марише девять лет. Маленькая крестьянка умела читать, писать, знала счет, различала лечебные травы. И священник гордился своей ученицей, размышляющей над Библией, хотя и существовал запрет на самовольное познание «низшими» Священного Писания.
Подарок был утерян в Гражданскую войну. Но Марина Архиповна бредила и просила Машу найти подарок священника. Перед смертью она стала кому-то грозить и клясться, что вернется за своей Книгой.
Вершинина поверила мне сразу. Сказала, что 25 лет назад был точно такой случай. Она с покойным сыном Петром гостила у родственников невестки в Карпатах. Сильно заболела и прощалась с жизнью. Село было глухое, врача там давно не бывало даже наездом. Каким-то образом вызвали к Марии Константиновне молодую фельдшерицу из района. Девушка добиралась верхом, заблудилась, лошадь под ней пала. Фельдшерица была в отчаянии. Ночь, глухомань, жуть. Зверье дает о себе знать. И вдруг – попутчица. Довела до самой околицы села.
Галя Сергиенко, так звали девушку, описала спасительницу точно так же, как и я.
Тогда «Мариша» спасала не только Галю, она спасала свою любимую Машу.
Как и в моем случае.
Получилось, что и я приехала «по специальному вызову свыше», а не только по заданию газеты.
Не думаю, что в той дороге к хутору мне грозила беда. «Мариша» явилась, чтобы отвести беду не от меня, а от своей воспитанницы.
Я очень боюсь змей, но и притягивают они меня здорово. На расстоянии… А вышло. Не знаю, как оно вышло. Я искала Марию Константиновну. Зашла в сарай, где сушились травы и хранилось сено. Благородная бабушка лежала на полу. Глаза – полны ужаса, а по ее телу ползет метровая степная гадюка. Я не давала себе отчета в том, что делаю. По зрелом размышлении, вернувшись домой, я пришла в неописуемый ужас. Не уверена, что способна была на такой поступок ради совершенно чужого человека. Но тут как затмило, подлетела, схватила гада за «шею» и хотела отбросить. Но рука окаменела. Мария Константиновна закричала:
- Не разжимайте пальцы, деточка!
Потом стала звать внука. Прибежал Павел… Дальше не помню. Полное затмение. Приехавший позже врач сказал, что для меня ее укус, возможно, был бы не смертелен, но для столетней Вершининой однозначно - точка на длинном жизненном пути.
Мария Константиновна прожила еще три года.
В завещании бывшая фрейлина Императорского двора просила похоронить ее в фамильном склепе в Санкт-Петербурге. Но внук и правнук были людьми далеко не авторитетными. Такого разрешения мужчины не получили и похоронили старушку рядом с ее вторым мужем и сыном на станичном кладбище.