Отрывок из романа " Крестница императрицы"
...Весь следующий день Забельев не находил себе места, думая о предстоящей встрече с Екатериной. Наконец, когда стрелки часов приблизились к шести, он из ближайшего кафе набрал её номер.
-Да, Михаил Романович, слушаю вас,- тут же ответила княгиня.
И Забельев от волнения внезапно осип, чего никогда с ним не случалось.
-Да, это я,- растерянно произнёс он, и тут же укорил себя: «Вот дурак,она же знает, кто её потревожил. На шесть часов назначила, в шесть и ждала...» - Здравствуйте, Екатерина Алексеевна! Вы велели позвонить, и вот я на связи... «Господи, да что за ерунду я буровлю?» Так что слушаю вас...
-Здравствуйте, здравствуйте, Михаил Романович,- явно лукавые нотки зазвучали в голосе Оленской, и Михаил понял, что она улыбается.- Да, назначила вам на шесть. Только не велела, а попросила. А это, как вы понимаете, большая разница. И вообще, как может поручик приказывать капитану? Я нашу воинскую субординацию блюду. Ну ладно, ладно, шучу! А вы, мне кажется, волнуетесь? С вами что-то случилось?
-Нет, нет, всё в порядке,- заверил её Михаил.- Видимо, это от холодной сельтерской... извините, кхм, кхм...
-Ну а как вы провели последнее время? Всё же мы не виделись почти целых два дня.
-Да довольно удачно,- ответил он.- Ну, во-первых, снял неплохую квартирку в районе Пасси на бульваре Делесер. Во-вторых, побывал в редакции «Возрождения», познакомился с Буниным, Гиппиус, и другими. Обещают печатать с начала месяца, правда, не целиком, а отдельные главы. В - третьих, написал и отправил письмо однополчанину, с просьбой отыскать Марфу Ивановну Дудареву, не дожидаясь подробностей от графа Зубова. В- четвёртых...
-Подождите, постойте,- остановила его она.- Что вы застрочили, как из пулемёта. Меня такой отчёт не устраивает. Я желаю услышать обо всём во всех подробностях. Поэтому предлагаю встретиться часиков в восемь, ну, хотя бы возле оперы Гарнье. Или есть другие варианты?
-Нет, нет, всё нормально. Я к восьми как раз успею.
-А где вы сейчас?
-Мм... на рю Бертон, возле клиники Бланша. Так сказать, в своём районе.
-Ну, не так уж далеко... Кстати, вы сможете нанять такси?
-Да, конечно же! Считайте, что я уже взял.
-Тогда до встречи!..
-До встречи! Лечу!..
Эти последние слова Михаил выпалил, когда уже стоял на улице, выскочив из кафе. Сердце бешено билось, рвалось из груди.
«Она не передумала, не разочаровалась, она хочет, хочет, хочет встретиться со мной!..»
Спустя сорок минут он был возле Grand -Opera, раздумывая, чем бы порадовать Екатерину. Цветами? Но это слишком банально. Да, как всякой женщине, ей это будет приятно, однако таскаться по городу с букетом в руках, можно сказать, удовольствие ниже среднего. Да, к тому же, цветочки можно преподнести и при расставании. А сейчас надо определиться, куда её пригласить? Можно, конечно, в «Олимпию», она почти рядом. Но там всё те же французы. А Екатерина в прошлый раз мечтала о русской кухне. А где самая - самая? Только в «России». Но туда Михаил не поведёт её даже под угрозой расстрела. Однако пользуются успехом и «Распутин», и «Тройка», и «Боярский теремок». А самый посещаемый в последнее время всё- таки «Большой русский Эрмитаж». Именно там выступают лучшие русские певцы. А сегодня душе как никогда хочется песен!
«Тогда решено,- подумал Михаил, не сомневаясь, что Екатерина одобрит его выбор.- А поедем мы туда не в «ситроене», не в такси,а в добром конном экипаже. Да, да! Вон же, возле бульвара Османа постоянно курсируют и ландо, и фиакры... Так что, - он достал брегет и уточнил время, - у меня ещё в запасе целых полчаса! Итак, ландо или фиакр? Ландо или фиакр? А-а! Что первым попадётся, то и возьмём!..»
Ровно в восемь появившаяся возле памятника Шарлю Гарнье Екатерина, была поражена, когда к ней лихо подкатил открытый фиакр и с его подножки с букетиком цветов так же лихо соскочил Забельев.
-О-о, Михаил Романович! Я не нахожу слов... Это столь необычный сюрприз. Странно, почему я сама до сих пор не догадалась покататься вот так же с Олегом... Ну и куда мы отправимся? Какой у нас маршрут?- заговорила она, удобно расположившись на сиденье и наслаждаясь нежным ароматом фиалок. - Право, вы меня поражаете всё больше и больше. Я надеялась просто прогуляться с вами... по бульварам, в крайнем случае, по набережной, специально отпустив сегодня Эммануила. А тут... такой роскошный экипаж, и весь Париж перед нами. Так куда же мы едем?
-Я предлагаю «Большой русский Эрмитаж»,- улыбнулся Забельев.- И хотя он почти рядом, в двух шагах отсюда, всё-таки давайте подъедем к нему с другой стороны. Давно хочу послушать Надежду Плевицкую. А она и Вертинский, судя по афишам, как раз там сегодня выступают. Но если вы против, то...
-Нет, это прекрасно. Я тоже соскучилась по русским голосам,- прервала его она. - И...
-И по прекрасной русской кухне!- добавил он.
-Ну, вы просто чародей,- рассмеялась княгиня.- И, к тому же, невероятный дамский угодник! Представляю, как счастливы были женщины, которых вы удостаивали своим вниманием. Помню, как даже в госпитале, многие наши медсёстры с нетерпением ждали, когда вы встанете на ноги...
-Хм...- Михаил пожал плечами. Отрицать или соглашаться с её предположением было бессмысленно. Да, он встречался со многими красавицами, но, по-настоящему ухаживал лишь за Татьяной. И нынешние, испытываемые им, чувства к Екатерине, почти не отличались от тех давних чувств. Только всё же примешивалась к ним непреходящая горечь о столь рано покинувших его жене и доченьке. Эта боль не отпускала его много лет, и теперь дня не проходило, чтобы он хотя бы раз не взглянул на фотографии своих любимых.
-Михаил? Вы задумались? Вас смутила моя уверенность?- осторожно дотронулась до его руки Оленская.- Ну, извините, я не хотела вас обидеть. Обычно мужчины, представляясь этакими рыцарями, с жаром всё отрицают, дабы не порочить дам. Или, наоборот, начинают петушиться, намекая на свои бесчисленные победы, с тем, чтобы увлечь очередную жертву. Вы же предпочитаете молчать. И мне это нравится. Я и сама такая. Мало ли когда, с кем и где у кого- то что-то было? Всё должно оставаться лишь тайной двоих. Даже если их связь порой скрыть было невозможно. Но, однако же, взгляните, как прекрасен Париж! Как отлично вы придумали - прокатиться в фиакре. Скоро все эти экипажи исчезнут отсюда, и не пройдёт десяти лет, как такой вот фиакр, мы увидим лишь в музее. Или в Булонском лесу, где в нём будут прохлаждаться устающие от своих машин автомобилисты. А теперь расскажите о ваших успехах. И первым делом о посещении «Возрождения». Как вас встретили? Кто там был? Подробнее, подробнее!
-Ну, если поподробнее, то... одну минуточку... Patron, - обратился Михаил по - французски к извозчику.- Поезжайте сначала к Вандомской площади, затем по Сент-Оноре на улицу Риволи, к площади Шатле, а дальше я скажу... Хочется покататься как можно дольше,- вновь перейдя на русский, объяснил он Екатерине.- А теперь рассказываю... Итак, проводив вас, я поехал в редакцию...
Цокали копыта, катился фиакр. Екатерина, слушая отчёт Михаила, время от времени одобрительно кивала, выражая похвалы короткими репликами.
-Так-так... Это прекрасно!.. Ну, я так и предполагала... Очень рада за вас!.. Поздравляю!.. Но почему вы замолчали? Разве уже всё?
-Да, в основном,- улыбнулся Забельев.- Теперь же хочу послушать вас. Потому что соскучился без ваших глаз, вашего голоса, аромата ваших духов, к которым начал привыкать...
-О, даже так? Я польщена. И могу принять ваши слова, как
неприкрытое признание в...
Она не договорила, потому что Забельев схватил её руку и припал к ней губами.
-Да, да, да!- страстно выдохнул он. - Я пропадаю, изнемогаю, умираю без вас! Ещё в тот день, на бульваре, на рю Дарю, увидев вас в соборе, я понял, что пропал. В памяти сразу возникло многое, и особенно ночь в санитарном поезде, который тащил нас в Джанкой. Мы тогда с вами оба были осиротевшие, я раньше, вы позже... но именно тогда я почувствовал, что внезапное пламя обоюдного влечения неожиданно обожгло и вас, и меня. Только не отрицайте, ведь это было! Было?
-Было,- согласилась Екатерина.- Да только т о г д а была лишь вспышка потрясённых сердец. Как внезапная молния... сверкнула и пропала...
- Но вы говорили, что вспоминали обо мне... иногда вспоминали... это правда?
-Да,- призналась она, не отнимая у него своей руки.- Представляя порой, что могло быть между нами, если бы не поспешное бегство из Крыма, не разлука, не ваше ранение, не моя печаль... Всё, как говорится, было в руцех Божиих... и, однако, прошло бы не менее года, прежде, чем я сняла траур по Юрию. Ну а, кроме того, моя беременность тоже стала бы препоной всем моим страстям...
-Да, да, я понимаю... И я тогда не смел... не то, что признаться, а даже намекать... И поэтому должны были пройти, видимо, годы, чтоб мы снова с вами встретились. И не где -то, а в Божьем Доме, в соборе, словно сам Господь в этот день направил нас туда. Конечно, если бы вы меня не окликнули, я ни за что не подошёл бы к вам.
-Неужели?Но почему?- изумилась она.- То-есть, если бы я не выбежала следом и вас не окликнула, мы бы так и разошлись?
-Не знаю, не знаю... Скорее всего, я откуда-то издали понаблюдал бы за вами... и всё. Корил бы себя затем, мучался, бесился... но... себя не выдал бы.
-И это была бы самая большая и непростительная глупость с вашей стороны,- строго сказала она.- Что же вас удерживало, если не секрет? Боязнь, что я вас не узнаю? Поведу себя высокомерно? Сочту за какого-то назойливого просителя?
-Ммм, да как вам сказать... Мы ведь с вами в разных социальных категориях. А тогда вы по-дружески беседовали с самим Евлогием, вас ждал личный автомобиль с личным шофёром, и мне было до вас, как до неба... впрочем, как и сейчас...
-Не глупите... и не унижайте себя.
-Я не унижаю, а лишь констатирую. Наши жизни и судьбы прошли
в разных измерениях. Вы по-прежнему фрейлина и приближенная императрицы, перед вами открыты все европейские дома... А я... если бы вы знали, где и кем я был за годы эмиграции... и даже в последнее время... перед встречей с вами.
-А я не желаю этого знать. Я достаточно насмотрелась на многих бывших сановников, в том числе и на генералов. Да взять хотя бы Великую княжну Марию Павловну, которая вынуждена была круглыми сутками, почти без отдыха, заниматься вышиванием для кокотки Шанель, вместе с двумя, тремя товарками. Это сейчас она встала на ноги, организовала свой дом вышивки «Кибмир», а до этого... Если бы ей не помогала Мария Фёдоровна, бедная Мари умерла бы с голоду. Так что вы зря хотели скрыться от меня. И, как видите, Господь не позволил...
Коляска, между тем, прижимаясь к тротуару, миновав площадь Шатле и даже площадь Бастилии, уже катилась по бульвару Бомарше, направляясь к площади Республики. Конь, украшенный плюмажем и накрытый попонкой, с достоинством и, как будто, с презрением, косился на обгоняющие его автомобили, не сбавляя лёгкой рыси и совсем не страшась громыхающих и вонючих железных чудовищ. Мягкие рессоры и резиновые шины фиакра создавали иллюзию лёгких качелей, и Екатерина, оборвав себя на полуслове и прикрыв глаза, отдалась убаюкивающей прелести езды, под мерный цокот копыт.
-Знаете,- вдруг неожиданно встрепенулась она.- Мне сейчас почудилось, что я маленькая девочка, и мы с maman мчимся на санях по заснеженному Невскому. Мимо нас пролетают десятки экипажей, падает лёгкий снег, пахнет елками, стреляют хлопушки, и всё это - Новый год или Рождество... Но вот, кажется, мы вновь оказались возле Оперы... Та-ак, рю Буасси - д’Англа... А вот это и есть «Большой русский Эрмитаж»? Странно, но я никогда не была тут,- призналась она, с интересом разглядывая ярко освещённое здание известнейшего русского кабаре.- Но, боже, сколько вокруг народа! Сумеем ли мы попасть с вами, при таком наплыве желающих?
-Ну-у, постараемся...- Забельев выскочил из фиакра и, подав ей
руку, помог сойти. Затем расплатился с возницей и, оглядевшись,уверенно повёл княгиню к служебному входу.- У меня здесь работает мой подъесаул, и, конечно же, нам с вами столик будет обеспечен... А вот, кажется, и он... Действительно, на ловца и зверь бежит!.. Соболенков! Вадим! - окликнул он стоявшего у входа мужчину, в белом смокинге, что-то нервно объясняющего двум нахальным французам, видимо, норовящим любыми путями проникнуть в ресторан.- Вадим, это я!..
-А-а! Михаил!- тут же откликнулся приятель и, отойдя от аборигенов, направился к Забельеву, повторяя на ходу:-No,no,no! C’est dommage, mais c’est impossible.... Михаил, рад тебя видеть! Мадам...- он почтительно склонился перед Екатериной.- Чем могу служить?
(перевод : "Нет,нет,нет! Жаль,но это невозможно...)
-Ну,ты же видишь,- Забельев кивнул в сторону главного входа, возле которого шумела толпа.- А нам непременно надо попасть в зал. Позволь тебе представить... княгиня Екатерина Алексеевна Оленская.
-Весьма рад,- снова поклонился и щёлкнул каблуками подъесаул.-
Стало быть,вам столик? Нет ничего проще... Идёмте!..Пропустить,эти
господа со мной,- небрежно бросил он швейцару,охраняющему вход.- Это просто чудо, что вы меня застали здесь. Я вообще-то постоянно нахожусь за сценой. Администрирую наш народный оркестр... А тут вышел проветриться,и... Идёмте, идёмте...- он повёл их куда-то по длинному, слабо освещённому коридору и внезапно распахнул одну из дверей.- А теперь на минутку прошу сюда... а я мигом... договорюсь... Кстати, по соседству с вами гримируется Вертинский. Не знакомы с ним? Ну, да ладно, он сейчас всё равно никого не примет.
Не успели Забельев с Екатериной осмотреться в тесной, заставленной гримировочными столами комнатушке, как дверь вновь распахнулась, и появился Соболенков в сопровождении высокого и очень худого господина во фраке и в очках.
-Боже мой,Екатерина Алексеевна!Какая радость!Какая честь!-заворковал незнакомец.
И Екатерина тоже, кажется, искренно обрадовалась.
-Андрей Андреевич, ну надо же, вы?! Знакомьтесь,Михаил! Ведущий солист бывшей императорской оперы Андрей Андреевич Вяльцев. Друг Шаляпина. И мой самый любимый и незабываемый Ленский. Стало быть, вы тоже здесь выступаете?
-Нет, нет, ваше сиятельство, давно не пою. А являюсь в данном заведении артистическим директором. Так сказать, храню и пестую наше убережённое от варваров искусство.Но,чего мы тут стоим? Вам столик? Где желаете? Поближе к эстраде?.. Будет сделано... Аникеев,- обратился он к кому-то стоящему за его спиной.- Проводи господ за мой личный стол. И предупреди официантов, чтобы обслужили по высшему... Хотя и без моего
предупреждения они всё сделают. Выдрессированы похлеще, чем в «Ритце» и у «Максима». Ну, желаю приятного отдыха.
-Спасибо, Андрей Андреевич. Выберете минутку, подходите к нам..
-С превеликим удовольствием! Аникеев, веди!..
...Огромный зал ресторана со сценой и полукруглыми столиками, стоящими довольно близко друг от друга, был заполнен почти до отказа. Правда, несколько столов, слева от эстрады,с красующимися на них табличками «De servise - служебный», были пока свободны. За один из них и усадил гостей Аникеев, весьма предупредительный и юркий господин, вероятно, один из младших администраторов заведения.
-Спасибо,- поблагодарил его Забельев. И, не удержавшись, поинтересовался:- А эти, соседние, для кого? Вероятно, для артистов?
-Именно для них,- улыбнулся Аникеев, отчего его верхняя, гладко выбритая, губа по-заячьи приподнялась, обнажив большие крепкие зубы.- Вон тот, крайний, Надежды Васильевны Плевицкой... с мужем. А вот, кстати, и он сам,- глазами указал он на важно шествующего по залу невысокого черноусого мужчину, раскланивающегося на ходу со многими присутствующими.- Генерал- майор Скоблин, Николай Владимирович. Он у Надежды Васильевны лично и антрепренёр, и супруг. А вот этот столик господина Вертинского. Дальше обычно сидят Петр Лещенко и совсем ещё молоденькая Алла Баянова. Тоже очень способная, и сегодня выступает... А теперь извините. Андрей Андреевич не любят, когда я долго отсутствую... Ипполит!- щёлкнув пальцами, подозвал он одного из троих официантов, стоящих возле буфетной, видимо, в ожидании гостей. - В первую очередь, и по самому- самому... Андрей Андреевич приказали!
-Слушаюсь!- гладко прилизанный и вышколенный Ипполит тут же подскочил к столу, и, протянув Михаилу ресторанную карту в красивой кожаной обложке, застыл в томительном ожидании.
-Да вы пока отдохните,-сказал Забельев.- Мы сначала посмотрим,
посоветуемся... и тогда пригласим. Екатерина Алексеевна, ваши желания?- Он передал ей меню.- Выбор умопомрачительный! Словно в «Яре» или в трактире у Тестова. И расстегаи, и блины, и стерляжья уха... Водочка смирновская, суздальская медовуха, осетринка, селёдочка, грибы всевозможные... квасов едва ли не целая дюжина... Так что можно и окрошечку ледяную заказать...
-Да-а,- согласилась Екатерина, пробегая глазами страницу за страницей.- Чисто русское роскошество. Ну, что ж, будем пировать... Заказывайте... только без окрошки. Ипполит!..
И пока официант расставлял на столе графинчик с водкой, кувшин с тёрпким квасом, настоянным на меду и на хрене, розетки с чёрной и красной икрой, селёдочку с луком и уксусом, блюдо с горячими расстегаями, на эстраде появился оркестр народных инструментов, и концерт начался.
Однако все эти гармонисты, балалаечники, ложечники, виртуозы игры на двуручной пиле и на скалках, так же, как и плясуны, были лишь прелюдией ко второму отделению, которого публика в основном и ждала. Сейчас же эти десятки нарядных, богатых, уверенных в себе гостей, не особенно обращая внимание на артистов, занимались поглощением вин и яств, расслабляясь, благодушествуя, хмелея.
Второе отделение было отдано солистам. Поначалу Пётр Лещенко вывел на сцену юную красавицу и представил её:
-Аллочка Баянова!
У девчонки оказался неплохой голосок, держалась она уверенно и, спев пару романсов, заслужила одобрительные аплодисменты зала.
Затем сам Лещенко, в сопровождении двух гитар, как всегда, с лёгким надрывом, выдал свои коронные, завершив их непременным, бисированным «Чубчиком».
А после него тут же выскочили цыгане, и понеслась, закружилась дикая карусель, с визгом, дробью каблуков, вихрем огненных, цветных шалей и юбок. И посетители, завороженные бешеными ритмами и яростным мельканием красочных тканей, понемногу завелись, заахали, а самые азартные, вскочили со своих мест, пускаясь в разгул и пытаясь забраться к цыганкам на сцену.
-Ай-яй-яй-яй-яй-яй! Ай, на-ны-на-ны-на-ны! Ай, ромалэ! Ай, джавелэ!- зажигали артисты и без того разгорячённых гостей, да и сами уже впадали в раж, задыхаясь от пылких стонов скрипок, переборов гитар и собственной удали.
И вот даже Екатерина, увлечённая общим неистовством, непроизвольно задёргала плечами и принялась подпевать этим кружащимся, выламывающимся, мечущимся по сцене цыганкам. И лишь когда вдруг внезапно и неожиданно всё оборвалось, скрипки взвизгнули на самых немыслимых нотах, и измотанные, растрёпанные плясуньи чуть не попадали на сцену, парашютно взметнув свои воздушные юбки, она тоже вскочила и восторженно зааплодировала.
-Браво! Браво! Браво!- неслось со всех сторон.
Кто-то требовал продолжения, повтора, однако многие хотели успокоиться, и, укрощая выброшенный в кровь адреналин, освежались шампанским, а то и кваском, ароматным, ледяным, от которого остро покалывало язык и ломило зубы.
-Ну, как вам понравилось?- наклонился к Оленской незаметно подошедший к столику Вяльцев.- Ведь черти же, а? Хоть кого с ума сведут! Это я их из Румынии недавно привёз. Вместе с Аллочкой Баяновой. Нам с хозяином о них Лещенко рассказал. Они там по кабакам портовым, по яссам и бухарестам скитались. А мы их здесь на контракт, на хорошие деньги... вот и выгадали все. Ведь ни одного столь слаженного ансамбля нет ни в одном из наших русских заведений. Разве только у Парамонова, в «России»... но и тем до нас надо тянуться и тянуться. Ведь так?
Вяльцев почему-то обратился с этими словами к Забельеву, и Михаил, внезапно поперхнувшись, растерянно кивнул. Неужели Андрей Андреевич что-то вызнал о нём? Вероятно, от того же подъесаула Соболенкова? Однако и взгляд, и тон бывшего солиста Мариинки были столь приветливыми и не таящими подвоха, что он успокоился. Скорее всего, администратор решил, что кавалер такой женщины, как княгиня, не раз побывал во всех русских ресторанах, и имеет представление, как о кухне, так и о развлечениях.
-Выпьете с нами?- Михаил взял свободный фужер и потянулся к
серебряному ведёрку с шампанским.
-Нет, что вы! Благодарю!- замахал руками Вяльцев.- Мне нельзя,
у меня язва... извините. А вы всем довольны, вас всё устраивает? Ну, тогда я пошёл. А то сейчас выступление Вертинского, и он любит, чтобы его благословляли перед выходом...
Вяльцев поклонился и, проходя мимо Скоблина, который, сидя за бутылкой вина, угрюмо разглядывал кого-то в зале, что-то сказал и ему.
По-видимому, смешное. Потому что Николай Владимирович громко рассмеялся и, подкручивая ус, тут же повернулся к Петру Лещенко и его юной подопечной, занимающим соседний столик.
-Вот мастак,- усмехнулась Екатерина, видя, каким жадным взглядом пожирает певичку генерал.- Хотя понять его можно, супруга старше почти на десять лет. Но деваться-то некуда, она, по сути, его содержит. Потому что у них в РОВСе не особенно разживёшься. «Верховный вождь» Николай Николаевич у себя в Шуаньи сам ждёт щедрот от доброхотов, Кирилл Владимирович вообще для армии потерян... так что генералам надеяться не на кого, кроме, как на самих себя.
-Да,- кивнул Михаил.- Всё очень непросто. А ведь Скоблина я помню ещё штабс-капитаном. Но через три года он уже генерал... Самый молодой
в Добровольческой армии. А с Плевицкой, как известно, они обвенчались ещё в Галлиполи...
-Ээээ, а кого он там всё время разглядывает?- заинтересовалась Екатерина, видя, что Скоблин снова повернулся к залу.- О-о, да тут, несомненно, замешана ревность. Взгляните, Михаил... вон тот господин за столом у стены это Марк Эйтингон - воротила, богач и поклонник Надежды. Именно он за свой счёт издал её автобиографию «Дежкин карагод». Никогда не встречали эту занятную книжицу? Теперь ясно, почему генерал не в духе. А самого Эйтингона мы с вами тоже пощиплем. Пусть пожертвует в наш фонд какие-то суммы. Но этим вы уже лично займётесь. Надо же вам будет с кого-то начинать... Ааа... а вот и Вертинский. Как же давно я его не видела. Какой он элегантный! Не то, что бывший Пьеро...
На помосте уже стоял рояль, за ним сидел аккомпаниатор, а на
сцену неторопливо выходил молодой, густо напудренный человек во фраке и в блестящем цилиндре. Несколько секунд он стоял, молча, пережидая вспыхнувшие аплодисменты, а затем, кивнул пианисту, нервно взявшему первый аккорд. Ещё звякнула о тарелку чья - то запоздалая вилка, но на едока со всех сторон зашикали, и, в наступившей тишине, раздался тихий, грассирующий голос певца.
Что за ветер в степи молдаванской?
Под ногами чужая земля.
Надоело в кибитке цыганской
Проживать, никого не любя.
Тихо тянутся сонные дроги,
И устало скользят под откос,
Где печально глядит на дороги
У колодца распятый Христос...
После бешеного веселья, разухабистых плясок, этот мягкий, трогательный, почти речитативный, напев моментально изменил настроение в зале. А когда, заканчивая песню, артист едва не со слезами, произнёс:
...и российскую горькую землю
вижу я на другом берегу... -
то многие русские сразу загрустили, вспоминая своё дорогое, незабвенное, а иностранцы, даже не понимая слов, видно, тоже почувствовали неизбывную чужую тоску, и притихли, вслушиваясь в незнакомую речь и негромкие, осторожные, сопровождающие аккорды.
Вертинский пёл долго, почти не меняя позы, лишь иногда подчёркивая скупыми жестами тот или иной выразительный пассаж. Ему много аплодировали. Он уходил, его снова вызывали, И он, уступая просьбам, пел уже на «бис».
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть не дрожавшей рукой.
Только так как-то странно, так зло и ненужно
Опустили их в ве-е-ечный по-окой...
Неожиданно всхлипнув и изменившись в лице, он оборвал эту песню о мальчиках, погибающих на войне, ушёл, не поклонившись, и больше не появлялся.
Екатерина вздохнула.
-Всё- таки тоска по родине - это самая кровоточащая из наших ран. И много лет изо дня в день исполняя и слушая такие песни можно и сердце своё надорвать...
Она умолкла, потому что на сцене снова расселся оркестр, и вышедший Вяльцев торжественно объявил:
-Несравненная, великолепная, царица русской песни Надежда Плевицкая!
И под удалую, широкую «Всю-то я вселенную проехал», на эстраду не вышла, а выплыла в длинном русском сарафане и высоком кокошнике та, которую когда-то сам император восторженно назвал «нашим курским соловьём».
Сразу ожил и подтянулся Скоблин, бросив уничтожающий взгляд на соперника. Помахав рукой, послал воздушный поцелуй, мило улыбнувшейся ему Надежде. И застыл, замер, почти не двигаясь, всем своим видом показывая, как очарован и восхищен.
И Плевицкая, познавшая уже мировую славу,- недавнее турне по Америке убедило в этом всех, - кажется, сама наслаждалась своими песнями, выдавая их одну за другой.
«Мой хороший, мой пригожий»... «Помню, я ещё молодушкой была»... «Хас - Булат удалой»... «Ехал на ярмарку ухарь - купец»... «Раскинулось море широко»... «Среди долины ровныя»... И ещё, и ещё...
Публика сходила с ума. Пробки от шампанского то и дело взлетали вверх, словно салютуя таланту певицы. Вино пенилось в бокалах. Эйтингон, не обращая внимания на Скоблина, бросился к сцене. Несколько цветочниц с корзинами подбежали к нему, и он принялся швырять к ногам Надежды охапки цветов. Ещё несколько мужчин присоединились к нему.
Оркестр заиграл, было, очередную мелодию - « Белилицы, румяницы вы мои». Но Плевицкая, взмахнув рукой, оборвала её, и резко выпрямилась, сосредоточенная, строгая. А затем заговорила как-то просто, обыденно, постепенно наращивая напев, но от этой кажущейся обыденности и простоты у многих мурашки побежали по телу.
Занесло тебя снегом, Россия,
замело сумасшедшей пургой.
И холодные ветры степные
панихиды поют над тобой...
-Ооо...- неожиданно замотал головой Забельев, и, торопливо налив себе полфужера водки, залпом выпил её.- Не могу это слышать... Наш галлиполийский гимн! Сразу всё перед глазами... Лемнос... Болгария... не могу, не могу...
-Да, пожалуй, на сегодня нам эмоций достаточно,- согласилась с ним Екатерина.- Давайте рассчитываться и пойдём... Лишь попрощаемся с Андреем Андреевичем и поблагодарим вашего Соболенкова...