1. 7. По следам Рождества. Бывшие люди
Бабка первая: неизвестная.
Когда весной 1919 года гениальный стратег и полководец пролетарской армии с изумительной прозорливостью раскрыл оперативные цели соединенных сил Антанты, то говорил, что противник рассчитывал не столько на свои собственные силы, сколько на силу своих сторонников-белогвардейцев в Петрограде и на фронтах: прежде всего посольств буржуазных государств, продажной части русского офицерства, и, обиженных петроградским пролетариатом, бывших людей.
Пока Сталин по преданию преданных ему историков разворачивал в Петрограде гигантскую работу по мобилизации всех сил на борьбу в окруженном со всех сторон света врагом, городе, там, несколькими месяцами раньше, в начале голодной и нищей весны у "бывших людей" появился на свет ребенок, которого пропишут в графу самого вредного социального происхождения.
Она умрет вскоре после его рождения и о ней никто ничего не расскажет.
Так и пройдет Неизвестная стороной, оставив потомкам карие глаза с поволокой, как у той неизвестной, в которую вглядывался отец. Этой картины в их доме не было, но были репродукции перепуганных насмерть детей, бегущих от грозы, и "У озера". Озеро больше смахивало на болото, однако рамы у репродукций были серьезные. Их дарили кому-то из семьи за участие в художественной самодеятельности.
Гораздо таинственней для Заскребыша выглядел небольшой коврик с печатным рисунком по ткани, где вместо привычных лебедей, богатырей и мишек был нарисован старинный нерусский дом (такой мог бы нарисовать папка), рядом кузня и лес. Заскребыш поначалу никак не могла понять, кто же это в кузне с такой несуразно большой головой? В шлеме, в шапке, но наверняка женщина-кузнец. Кто бы мог сказать что это брак на печати, краска расплылась, тем более, что фигура была в фартуке. В картине хотелось поселиться и жить, можно было рассматривать черную крашеную шерсть часами, трогая острые края капель окаменевшей краски. Единственный недостаток картины состоял в том, что в черном пробеле между деревьями виделась ребенку страшная голова с двумя красными точками вместо глаз. Выглядывало шерстяное чудище из-за крон деревьев, как в сказке про аленький цветочек, следило оттуда за девчушкой и никогда, никогда не пряталось. У девчонки страхов и так было хоть отбавляй, а от красных глаз вообще никуда не деться кроме того спасения как накрыться с головой и уснуть, при этом ночью просыпаться несколько раз, проверять, косясь на коврик: не вылезло ли чудовище.
Жаль, что никто не видел страшилище кроме нее, никто его не боялся - это было понятно, но даже став взрослой она так и не перестала его замечать. Все это можно было бы забыть, коврик выбросить, так она и сделала, когда родила своего ребенка. Однако темноты бояться не перестала. Особенно после того, когда увидала такие глаза, которые и впрямь наяву существуют.
Да не о страхах речь, а о том, что умирает в голодном времени ее неизвестная бабка! И никто, никто не может ему помочь.
Может быть, и не карие у Неизвестной глаза, зеленые. Ведь в конце - то концов должна же быть Заскребыш в кого-то похожа, если только этот кто-то не она сама.
Пока неизвестная в Петрограде рожала последнего - такая же для нее неизвестная в сибирской деревне рожала первого. Там наверху или внизу мертвые бабки могут встретить друг друга? А может не хотят больше видеть, знать из того что уже познали. "Они встречаются только в моей голове" - думала женщина, устанавливая свечи в церковной лавке за всех от и до. Ушедших из ее жизни стало так много, что старушка - продавец из старообрядческой лавочки всегда очищала для нее полностью место на подсвечнике, пока поминающая не образумилась и стала объединять несколько человек на одну свечу сразу, остановившись количеством свеч на цифре тринадцать.
У нее сбоку, слева на талии есть "чертова метка", родимое пятно, как есть размером с яйцо. Ее ребенок был рожденным под номером этим, а не другим. Дом ли на улице Правды, где над входом Христос благословляет детей... Через цифру, такую одинокую даже, без которой человечество вполне может обойтись если счет будет вестись гораздо проще из принципа, например, количества пальцев рук или ног. Да даже если созвездий на небе, но она - она принимает мир и людей как дар, а саму себя и других как чудо.
Почему число тринадцать считается несчастливым? В древности было наоборот. Делили небо на тринадцать уровней. Считали священным. Называли числом богини любви. А в ее городе куда дели тринадцатую башню? Вот вам и было бы созвездие Змееносца. Но древнееврейские апокрифы оберегают от такой цифры подальше, словно евреи впереди планеты всей в том вопросе, как именно в пятницу тринадцатого совершили грехопадение их Адам и Ева. Об этом все крайне сложно. Нагота, говорящие змеи, фрукты - нельзя. Однако неизвестный автор твердит, словно сам видел, что в пятницу тринадцатого Каин убил своего брата Авеля. Ну и, конечно, Иуда Искариот.
А вот и нет.
Тринадцатым был Учитель.
"Привыкни уже" - сказала себе тринадцатая. И найди, наконец, место под солнцем. Или луной. Но только в общем творении, чертова дюжина!
Когда неизвестная умерла, муж ее, по одному преданию, дворянин и врач, стал пить. По другому преданию, он был скромный торговец. Но, видимо, не такая он был сошка, если взял да и умер от тоски на могиле жены: тонкие чувства мелкому торговцу пришлись по карману.
Квартиру с высокими потолками забрали с девочкой опекуны, младший ребенок таких хрупких влюбленных родителей пойдет по этапам, а старший выберет для себя вольные бандитские хлеба и кожаную куртку колом.
Уже в пятидесятые или шестидесятые от сестры в Сибирь придет фотография: женщина в недешевом пальто, шляпе по моде, рядом муж и ребенок, подросток лет четырнадцати. Дама была на отца не похожа, и потому общаться с ней он перестал. Вряд ли той, с фотографии было понятно зачем четырнадцатилетний подросток (вровень мальчику с ее фотографии) замахнулся стулом на комсомольца при обсчете детдомовских трудодней. Не она провожала его со слезами на Колыму, когда списали на самого младшего в общежитии чью -то драку с кровавым исходом. И уж конечно его не встречала оттуда. За целую жизнь у ней так и не хватит времени сесть в поезд, чтоб увидеть младшего брата, его жену и детей. Сибирь от Ленинграда отстоит далеко? Но семейные легенды на то и легенды, чтобы они могли ими быть, поэтому впоследствии стали поговаривать, что приходило как - то однажды на имя отца от сестры еще одно, последнее письмо. Только вряд ли кому было бы его читать, хоть и стоял штемпель Ниццы или Торонто.
Зачем люди хотят знать, что с ними когда-то было или еще приключится? Гадай не гадай, камушек летит скок – поскок, а остается? Круги по воде - и только, так жизнь человеков, что в мире: случалось и снова произойдет. Однако, девчонка моя... Уж тесно ей, медной пуговице. Задумчива, размышляет о чепухе:о формах, красках, что разлиты вокруг в избытке, о смысле себя, даже о своем голосе как о музыке, и музыке, отражающую чей - то голос, которым откричим по рождении в мир. Звук вначале сильный, яркий, нежный, ну а уж потом крикливый, тусклый, бесцветный. Бывает и деланый. Но она этим пользоваться не станет даже когда будет артисткой в театре, где люди зарабатывают на том, что смешат других. Голос некоторые наставники учат брать слишком снизу. Снизу требуется тянуть в то, что в центре. Успех приходит не от погоды: где опустят руки талант и ум, вступят в драку бархатные низы. Поймешь основу, и давай снизу. Еще снизу, еще, найди точку, с опорой на низ тащи выше, сверху, только сверху, а вот теперь вцепись мертвой хваткой им в глотки, дави, пока не кончат вместе с тобой, тащи, тяни, души их души, изрыгай на толпу грехи, свою жалкую, ничтожную жизнь, извращайся со шлюшкой где только придется, обещая дешевке неосуществимое!
Только дети ревут над упавшим птенцом и над дохлым котом, который птенца и сожрал. Не плачьте над этим миром. Он явно несовершенен.
Но это не вина Бога.
(Конец первой части)