Две сестры
Жил-был фотограф Иван Поздняк. Всю сознательную жизнь сопровождали его две сестры, подруги по несчастью - Пьянь да Беда.
Многим в районе был знаком Иван: за его плечами, считай, искалеченная из-за частых происшествий судьба. Нельзя сказать, что ум мужик пропил. После похорон жены, горячо любимой женщины, родившей ему сына, но почему-то рано умершей от непонятной даже врачам болезни, он стал принимать на грудь часто. Оттого и все его злоключения. Где-то далеко жили уже взрослые, независимые дети Ивана, подрастали внуки. Высокий, худощавый, улыбчивый, нередко с фотоаппаратом на плече, всегда готовый на острое словцо, невзирая на лица, он так и полыхал оптимизмом, зажигая других.
Правда, близкой дружбы он ни с кем не водил. Зарекся доверять людям, увидев однажды в журнале «Советское фото» изобретенный им эмпирическим путем рецепт проявителя фотопленки, автором которого значился в издании для профессионалов своего дела лучший друг Ивана, захаживающий к нему поучиться фотоделу… Не выдержавший испытания славой и высоким гонораром, дружок спился, а усвоивший урок мастер еще лучше проявитель изобрел, благодаря которому стал известен отменными фото. И вот уже под старость одинокому Ивану досталось донимающее неурядицами житие бобыля с верной спутницей - язвой желудка.
Однажды вечером в который раз задумался наш Иван над двумя вопросами: кто же из его вышеупомянутых подружек старше по чину и почему это они в последнее время стали являться к нему чаще, насмехаясь над ним, строя ему рожи, превращаясь то в гадюк, то в подлюк, то в свиней, то в чертей. И если Пьянь бывала у него, в основном, по праздникам да в дни получки, то назойливая Беда никаких закономерностей не признавала вовсе.
…Стук в калитку вывел нашего Ивана из глубоких раздумий.
- Вань! Погляди! Не заводится опять!– незваные гости уже были во дворе и Беда в образе соседа Яна Полуянского волокла по земле бензопилу.
Передернувшийся всем телом Поздняк вдруг выругался благим матом, но в починке пилы не отказал. Через полчаса та завелась, и Пьянь, заглушив весело затарахтевший двигатель, с некоторым трудом вытащила из кармана замусоленную трешку.
- Обмоем, Вань, твои золотые рученьки?
- Ну давай, гони в магазин, коли не шутишь, - живо отреагировал Поздняк и заметался по своему запущенному жилищу в поисках закуси.
Вскоре с вернувшимися в дом подругами на столе появились две бутылки “бормотухи”. Выпили. Покурили. И нашего Ивана почему-то пуще прежнего потянуло в раздумья.
- Так кто же из вас главная?! – задал он наболевший вопрос, пристально разглядывая подружек, пытаясь постичь их суть.
- Фи-и! А ты и доси не знаешь?! Конечно же, я! – отвечают хором лисички-сестрички и, перемигнувшись меж собою, продолжают: - После меня обычно появляется вот эта с сизым носом, – одновременно показали они пальцами друг на друга…
Поздняк вспылил:
- Не умеете вести себя в гостях! Притащились опять сюды да ещё и расселися тута! Только и умеете клянчить: дай взаймы, дай взаймы… На пакости вы лишь способные…
Осознав вдруг, что мучающие его в последнее время глобальные вопросы после двух бутылок на троих не найдут своего логического решения, чуток остывший Иван вытащил из бумажника пятерку и протянул подружкам:
- Давайте-ка, сгоняйте еще разок в магазин, пока его не закрыли, да тащите чего-нибудь нормального.
Подружки от стола в галоп. Мигом обернулись, выставив еще две бутыли “бормотухи”. Те вскоре зазвенели под столом, а наш Иван все допытывался у подружек, кто же из них старше по чину…
- Если хошь, секрет откроем враз! Уж чего мы только не выдали на своем веку-то! Всех и вся знаем! Вот только денег крупных отродясь не видали … Коль покажешь крупненькие, то откроемся настежь и вопрос будет счерпан! - крепко обнявшись, «сестрички» уже под столом завели нестройно:
- Ой, мороз, моро - оз!
Иван по простоте душевной полез в тайник, с трудом отыскав там свои многолетние сбережения и, целясь объективом фотоаппарата в постоянно уползающие из кадра смазливые рожи подружек, стал швырять в них только что скомканные им сторублевые бумажки и требовать от гостей сеанса ясновидения и четкого ответа по существу его вопроса…
Сестрички вдруг превратились в свиней, долго принюхивались к разбросанным тут и там мятым купюрам, ползали по комнате, присвистывая и причмокивая, но не торопились открывать свою тайну…
Убедившись, что толку всё равно нет, отчаявшийся Иван кое-как спровадил их со двора. Вернувшись в дом, он смекнул, что купюры надо бы прибрать. Глянул на пол, пошарил на столе, под столом, на кровати, под кроватью - ничего…
- Пьянь у них главная! - озарило Поздняка, и, мигом протрезвевший, совершенно материализовавшийся, с трудом разбирая дорогу, он ринулся вдогонку за ушлыми гостями.
- Зинка! Открой счас же! – истошно заорал Иван и заколотил каменюкой в железные ворота какого-то подворья, где громадный пес рвался с цепи, а на крыльце появилась хозяйка с метлой в руке…
- Кого там еще чёрт принес?! – донесся сквозь нарастающий собачий лай на окраине станицы нервозный голос молодой женщины.
- Открой, говорю! Твой гад ползучий только что деньги у меня увёл! – Иван, подтянувшись на руках, уже перемахивал через высокий забор, собираясь спрыгнуть с него во двор, подальше от разъяренного пса.
- Куда лезешь?! Какие тут деньги могут быть?! Сейчас кобеля спущу и трезвитель–луноход вызову! – женщина заметалась по двору.
- Я те счас сам трезвитель вызову, гадюка! Деньги-то верни! – Поздняк решительно спрыгнул наземь и пошел в открытую против метлы.
Совершенно неожиданно между Иваном и «гадюкой» возник какой-то незнакомый ему пьяный мужик с выпученными глазами и сцепился с ним. Женщина, очень похожая на цыганку Зинку, тут же метнулась в пристройку и долго выглядывала оттуда, с опаской наблюдая за разворачивающейся во дворе баталией. Потом, видимо, испугавшись серьезных последствий, выскочила из своего укрытия и, изловчившись, спустила-таки с цепи пса, закричав дурным голосом:
- Ату их, Рекс! Ату! Геть со двора, алконавты треклятые! Нету на вас управы, мать вашу!
Час спустя взъерошенный, ободранный и искусанный Иван, с трудом прорвавшись в райотделе милиции вне очереди к дежурному, остановился перед окошком. Он тяжело дышал, его ноги дрожали, губы тряслись.
- Вот-т… обокрали-ли, покусали-ли … Восемьсот вот-т рубликов, моих кровных, того и тю-тю… Ой, батюшки!.. Ну, помогите же!..
- Кого обокрали? Кто покусал? Расскажите по порядку толком и пишите заявление, - бывалый дежурный поднял склоненную над регистрационным журналом лысую голову, нехотя оторвался от записей и, внимательно осмотрев Поздняка с ног до головы, потянул носом…
- Рассказывать долго! Да еще и писать!? Надо бы сразу по горячим следам и… быка за рога! – Поздняк нетерпеливо требовал немедленного расследования.
- По горячим следам, говорите? Это мы мигом оформим. Вы, товарищ, посидите вот здесь тихохонько и в сторону подышите, пожалуйста! – дежурный потянулся к телефону.
Остатком наития Иван все-таки уразумел, что сидеть здесь ему вовсе ни к чему. «Вероятно, брать быка за рога, то бишь с толком раскапывать это пьяно-рублевое дело, не всякий матадор возьмется. А тута наверняка к утру попросят взаймы еще двадцать пять рублей», – отметил Поздняк про себя и, очень уж тяжело выхлопнув в лицо дежурному, кинулся к выходу…
* * *
Через несколько дней я случайно встретил в придорожном кафе Ивана, с которым познакомился в прошлом году на спортивной рыбалке.
- Ты чего это измочаленный такой? Что стряслось опять? – я с удивлением смотрел на разом поседевшего, состарившегося на десять лет вперед Поздняка.
За кружкой пива Иван охотно рассказал о своей новой беде. Покурили. Помолчали.
- Так почему и это произошло именно с тобой, Ваня? – спросил я сочувственно, осторожно обняв за плечи приунывшего Поздняка.
Он долго молчал, допивая небольшими глотками прохладное пиво. Слёзы потекли по его впалым, почерневшим щекам, сливаясь незаметно от него в маленькие лужицы на столе…
Наконец, Ивану удалось совладать с собой. Вытерев тщательно глаза и щёки салфеткой и резко смахнув правой рукой сырость со стола, он поднял голову и опухшими глазами посмотрел на меня.
- Кажется, это… пора завязывать, - Поздняк, приподнимаясь, уже спокойно осматривался вокруг.
- А не поздно, Вань? - просил я, с интересом разглядывая вдруг преобразившегося Ивана.
Надежда слабой искоркой промелькнула в его уставших глазах.
- Так не зря ж говорят: лучше поздно, чем никогда! - Иван уже добродушно улыбался.
Ещё раз осмотревшись вокруг и пожав мне руку, он осторожно направился к выходу.
А. К.
1986 г.