Настроение у юного поэта было скверное: весь день он просидел за столом, силясь написать стихотворение. Ничего не получалось. Он вставал, в волнении ходил по комнате, запустив руку в кудрявые волосы, садился вновь и неуверенно выводил несколько слов. Затем перечитывал написанное, зачеркивал, мучительно кривясь, и вновь невидяще смотрел перед собой. На полу множились скомканные листы бумаги. Вдохновение покинуло его и возвращаться, судя по всему, не собиралось.
Рифма выходила избитой, строчки – напыщенными, самые искренние чувства при попытке перенести их на бумагу оборачивались фальшивкой. Гармония стиха ускользала, мысли поэта беспокойно перескакивали с предмета на предмет, а на исчерканном листе не появлялось ни одного приличного четверостишия.
Занятый творческими терзаниями, юноша почти не заметил, как за окном стемнело: на город мягко опустилась ночь. Он зажег светильник и продолжил трудиться – увы, результат был тем же. Наконец, окончательно измучившись, он отбросил перо, встрепал свои пшеничные кудри и устало сказал в темноту:
- Нет, я так не могу. Хватит графомании. Куда же подевалась бездельница муза?
Он собрался было встать из-за письменного стола окончательно, но замер, услышав за спиной мелодичный смех. Юноша стремительно обернулся: в полумраке комнаты возник стройный женский силуэт.
- Не наговаривай зря на музу, - сказала гостья. – Знаешь, сколько у нее подопечных? Бедняжка и минутки свободной не имеет.
- Кто вы? – спросил юноша, стараясь разглядеть незнакомку: светильник на столе едва разгонял темноту.
- Не узнаешь? – спросила она, усмехнувшись. – Странно. Мы ведь так часто видимся.
Женщина выступила из мрака – так, чтобы слабый свет лампы позволил разглядеть ее. Она была очень красива: длинное платье казалось сотканным из темноты, черные волосы разметались по плечам, от бледного лица исходило едва заметное сияние. Невозможно было угадать ее возраст: юный облик странно контрастировал с выражением глубоких темных глаз, хранивших, казалось, всю мудрость веков и все тайны мира…
- Я не в обиде за то, что ты не узнал меня, - продолжила незнакомка. – Я тебе даже помогу. У меня слабость к творческим натурам.
- Вряд ли у тебя получится, кем бы ты ни была, – горько ответил поэт. – Сегодня я так и не написал ни строчки. Весь день – одни бесплодные потуги…
- День закончился, - ответила гостья, чему-то загадочно улыбнувшись. – Муза, как я уже сказала, вряд ли вернется скоро, но ты талантливый мальчик, справишься сам. Тебе ведь нужно вдохновение? Так слушай…
И она начала рассказывать – неторопливо, тихим, размеренным голосом. Она говорила о бесконечном звездном небе, таящем в своей глубине мириады неизведанных миров, о прохладном ночном ветерке, приносящем с полей запах свежескошенной травы, о таинственных лесных тенях, о шепоте влюбленных, украдкой встречающихся под покровом ночи…
Ее слова пробуждали в душе юноши дремлющую искру. Так уголь, сохранивший жар под слоем пепла, вновь разгорается ярким пламенем – стоит лишь поворошить золу. Боясь упустить момент, поэт схватил перо – и на бумагу начали ложиться ровные, звенящие строки. Рифмы возникали словно сами собой, созвучия выходили удивительно музыкальными, стихи лились свободно, как мелодия, а рассказчица все не умолкала…
Она говорила о загадочном северном сиянии, пляшущем в темных небесах Заполярья, и о душном мраке ночных тропиков, наполненных звуками диких джунглей. О неодолимой магии полнолуния и о невинной прелести едва народившегося месяца. О снежных равнинах, серебрящихся под светом звезд, и о ровной лунной дорожке посреди морской глади… Незнакомка говорила – и ее голос завораживал, очаровывал, уводил в неведомые дали…
Умолкла она, лишь когда небо на востоке начало неуверенно светлеть.
- Ну вот и все, - проговорила она, помолчав. – Мне пора.
- Уже уходишь? – непритворно огорчился юноша. – Очень жаль. Могу ли я отблагодарить тебя за помощь?
- Все мы подчиняемся установленному порядку. А насчет помощи… Тебе не за что меня благодарить. Я ведь ничего не сделала – лишь освежила твою память и разбудила воображение.
- Может быть… - задумчиво ответил поэт. – Но ведь ты придешь снова?
- Разумеется, - мягко улыбнулась она. – Мы встретимся еще несчетное количество раз… А сейчас мне действительно пора.
Ее темный силуэт начал таять, растворяться в воздухе.
- Скажи хотя бы свое имя! – крикнул юноша, не очень надеясь на ответ.
- У меня много имен, - голос женщины становился все тише. - Меня звали Никтой, Селеной, Марой и даже Гекатой… Но я предпочитаю – Ночь.
Первый луч солнца неуверенно проник в комнату и ласково погладил кудри поэта, крепко спящего на исписанных листках.
А снились ему темные крылья Ночи, надежно и бережно охраняющие его покой.