Глава 1.
Дело было в Румянцеве
- Такую природу я понимаю! - восхищенно сказала я, глядя на ровные аллеи, по бокам которых высились вековые дубы. - А запах какой!
И, несмотря на отсутствие вокальных способностей, затянула подходящий к случаю романс "Отцвели уж давно хризантемы в саду..."
- Вот ты какая, - прервала мое пение дочка Наташка(близкие вообще не очень любят, когда я пою). - Тебе надо, чтобы к ландшафту был приложен труд человека, а в саванну, например, ты не хочешь...
- Не хочу, - согласилась я. - Ни в саванну, ни в пустыню. Даже в лес не хочу. Пробираться через чепурыжник, драть лицо ветками... А в траве могут быть змеи...Бррр! Не хочу! То ли дело здесь...
И я в полном восторге вошла под высокие кроны деревьев.Аллеи в румянцевском парке сходились на небольшой площадке и лучами расходились от нее в четыре стороны. Небольшой, но изящный барский особнячок белел в конце главной прямой аллеи. Ветки скрывали разрушения, нанесенные дому минувшими веками, поэтому можно было представить, как сейчас в нем распахиваются массивные двери, накрывается большой стол, хлопочут хозяева и слуги в ожидании гостей.
- Представляешь, какие барышни прохаживались тут году эдак в 1810-м,- оглянулась я на дочь, которая хоть и слывет у нас большой оригиналкой и любительницей свободы, сейчас шла чуть позади с размягченным выражением лица. Даже буйные кудри Наташки, смело выкрашенные в красный и оранжевый цвета, улеглись и казались похожими на парик.
- Меня бесит. что у нас ничего не охраняется и не сохраняется, - фыркнула дочь. - Кому все это мешало? Почему надо все разрушать?
- О Наташа, слишком глубокие вопросы ты задаешь, - вздохнула я. - Давай наслаждаться тем, что осталось. А вон и папа приближается, ему уже явно хочется домой.
В Румянцево мы приехали просто погулять. Я давно слышала о том, что у нас под городом есть небольшое дворянское имение с чудным парком и почти сохранившимся домом. В газетах иногда публиковались исторические очерки, где описывались красоты этого местечка. Я не раз просила мужа свозить нас с Наташкой сюда, но вечно мешали другие дела: дача, рыбалка, уборка или ремонт. А сегодня все сошлось. Дочка перед началом учебного года в институте вдруг согласилась провести последний день лета в компании родителей. Дачные дела оказались не такими уж чрезвычайными. Знакомые недавно вернулись из Румянцева, преисполненные восторгом..
Вот так мы и оказались здесь сегодня.
Очутившись на местности, я самокритично поняла, что в принципе ничего не знаю ни о владельцах усадьбы, ни об ее истории. В голове всплывали лишь обрывки где-то услышанного: "Прелестное российское имение", "Род Румянцевых подарил Отечеству немало достойных граждан", "ученики Матвея Казакова" - последнее словосочетание всплыло в связи с архитектурой дома. А связной версии того, чем были славны Румянцевы, почему имение не снесли до основания, как многие другие, у меня, увы, не имелось.
Муж у меня - технарь, при многих достоинствах - человек без романтической жилки. Мы вместе много лет,давно научились сосуществовать мирно, поэтому я не удивлялась сегодня, что, пока мы с Наташкой неторопливо прогуливались по аллеям, муж, как гончая, уже обежал почти все окрестности.
- Давайте еще в ту сторону сходим, - приблизившись к нам, предложил супруг и махнул рукой в сторону полуразвалившейся часовни. - Да домой пора собираться.
Оказалось, что рядом с часовней находится не тенистая роща, как казалось издали, а небольшое кладбище. Мы сбавили ход, внимательно читая надписи на черных мраморных плитах: "Румянцева Екатерина Николаевна. 1809-1839", "Румянцев Николай Афанасьевич. 1890-1916." Среди прочих находилось надгробие младенца Матвея. Крошка прожил меньше года и был погребен в легендарном 1812 году.
Семейство мое притихло. Мы, наверное, думали об одном:здесь когда-то шумела иная жизнь.Здесь, на этом фоне, страдали и радовались совсем другие люди. А теперь тут ходим мы, любопытные и в общем равнодушные, совсем незваные гости.
- Постараюсь что-нибудь почитать про этих Румянцевых, - чувствуя себя в чем-то виноватой, сообщила я своим. - Интересно, остались ли потомки, где они, что с ними стало в революцию...
- Остались, - раздался женский голос у нас за спинами.
Мы оглянулись. Незаметно к нам подошла пожилая женщина в скромной одежде. На ее загорелом морщинистом лице выделялись добрые голубые глаза. Такие ясные и чистые глаза отличают истинно верующих людей.
- Слава Богу, остались. Новая ветвь пошла от Павла Афанасьевича Румянцева, - продолжала незнакомка. - Мама моя, царствие ей небесное, хорошо и его, и брата Николая помнила. Чудесные были люди! В 20-м году Павел смог выбраться из России и так за границей и осел. Из местных никто на них зла не держал. И за могилками люди присматривали. Видите, надгробия не повалены, не разбиты. А два года назад приезжала Ирина Павловна, дочка Павла Афанасьевича, аж из самой Бразилии. Туда судьба ее забросила, но вот к старости захотела предкам поклониться. Обещала вернуться еще раз. Притягивает Россия своих, хотя Ирина Павловна уже на чужбине родилась.
- Удивительно, - в унисон выдохнули мы с дочкой. - Просто роман какой-то...
Сюда, в глушь, приезжает женщина из Бразилии, а ее кто-нибудь сопровождал? - услышанное меня глубоко заинтересовало.
- А как же! И телевидение было, и газетчики, потом по телевизору передача была... А вы не видели ее?
- Нет, - растерянно пожала я плечами. - Не видели и не слышали ничего.
- Идите сюда, - поманила нас нечаянная спутница и повела по узкой тропинке. - Это Ирина Павловна поставила, а я здесь прибираюсь почти каждый день.
Среди простых сельских могилок выделялся двойной памятник, обнесенный кованой цепью.С серого гранита на нас смотрели два лица: мужчины в очках, с бородой и женщины с высоким лбом и гладко зачесанными назад волосами.
" Соколовы Сергей Петрович, Лидия Степановна.1938 - 1997 гг. Вечная память" - гласила надпись. У подножия памятника стояли красные и белые гладиолусы в стеклянной банке.
- Это я цветы сюда ношу, - пояснила женщина. - Ирина Павловна меня просила приглядывать, да я сама их не брошу. Святые люди были.
- Учителя? - спросила я, потому что именно такими представляла себе настоящую сельскую интеллигенцию.
- Да, Сергей Петрович был директором интерната. В доме-то румянцевском долгое время находился интернат для больных людей, - кивнула незнакомка. - А Лидия Степановна всю жизнь воспитательницей проработала.
- Они тоже из рода Румянцевых? - вклинилась дочка, слушавшая все с неподдельным вниманием. Даже мой Валерий уже никуда не торопился.
- Не, не из рода...Но если бы не они, тут власти много чего бы наворотили, как в Никольском , например. А Сергей Петрович грудью вставал, ни одного дерева в парке погубить не дал. И здание пытался сберечь. Да разве разрешали? Вон стены краской закрасили, а там, люди говорили, такая красота была нарисована! Но всякие бумажечки, книги, фотографии - все, что можно было, - все Соколовы берегли. У них настоящий музей Румянцевых был. Сергей Петрович каждое дерево описал, каждый кустик. Он мечтал такой парк возродить, какой в девятнадцатом веке тут был.Чтобы и грот, и беседка, и фонтаны... Чтобы в доме шли концерты, а в парке - праздники... Сейчас-то интерес появился, а еще десять лет назад никто об этом и не думал. Это ведь Соколовы Ирину Павловну разыскали. Только получилось плохо: она приехала, а их уже нет.
- А что с ними случилось? Почему в один год умерли? - посмотрела я на скорбную дату на памятнике.
- Да ведь убили их, в городе. У них там была квартирка, хотя почти всю жизнь они здесь, в Румянцеве, провели, - просто ответила женщина, а у меня мороз пробежал по спине. Уж слишком не вязался страшный факт с этими благородными лицами местных подвижников.
- За что же их убивать, если они ничего плохого не сделали? - изумилась и дочка.
- Поймали преступника? -встрял муж.
- Какой ужас! - ахнула я.
- Неужели вы и про это не слыхали? - изумилась наша собеседница.
- Нет, - опустила я глаза. Вот уж воистину, "мы ленивы и нелюбопытны", как заметил великий поэт. Ничего я не слышала ни про Соколовых, ни про Румянцевых. И сюда приехала просто так: посмотреть цветочки-василечки. А ведь каждое место имеет свою историю и свою душу, чтобы их понять, надо распахивать глаза и сердце.
- Убили Соколовых в квартире, когда они на выходной приехали. В доме все перевернули. Видно, искали что-то. А у них там только книги были да документы. Правда, говорили, что пропал драгоценный камень в золотой оправе. Будто через него они и погибли... А убийцу не нашли, никаких следов не оставил изверг, - с каждым словом лицо нашей проводницы становилось все печальнее. И под конец рассказа из ее глаз выкатились две крупные слезы. Мне тоже захотелось плакать. Сколько в жизни несправедливости и жестокости! Я посмотрела на дочку. Она опустила голову, и ее красные кудри мелко дрожали не то от ветерка, не то от сострадания, не то от негодования. Наташка в таком возрасте, когда хочется действовать, а не выть от тоски. Ей и ее друзьям кажется, что вот они-то смогут, они-то сделают... Не то, что мы...
- Очень печально все это, - прервал паузу муж. - Спасибо вам большое за рассказ.А нам, девочки, не пора ли ехать?
Вот такой у меня супруг, не эмоциональный. Горячо он переживает только за наших футболистов. Орет тогда на всю квартиру: "Давай! Бей!" Увы, часто наша сборная вызывает у него тяжелые чувства... Но буквально через несколько минут муж меня удивил:
- Лен, тебе надо про все это написать, - сказал Валера, когда мы сели в машину. Муж всегда относится к моему творчеству несколько пренебрежительно.Да я и сама признаю, что мне пока нечем гордиться. В одной местной газете я веду рубрику "Грядка", и то получила эту работу по знакомству и прохожу сейчас испытательный срок.
- Мам, собирай материал, это очень интересно, - согласилась с отцом Наташка и тут же вспылила: "Ну почему у нас так часто не раскрывают преступления?"
- Это точно не раскроют уже, - вздохнула я. - Шесть лет прошло... А насчет статьи вы правы, я попробую ее написать.
Глава 2.
Дело Румянцевых
У меня сложные отношения с прессой. Я к ней тянусь, а она меня почти игнорирует. Приятельница журналистка пристроила меня в не очень популярную городскую газету, где я раз в две недели даю советы огородникам, как сохранить и приумножить урожай.
- Зацепись пока хоть за это, - советовала мне журналистка Арина, - зарекомендуй себя, а там, может, и на постоянную работу возьмут. Все-таки в твоем возрасте трудно начинать карьеру.
Дело в том, что этим летом я ушла из школы, в которой оттрубила двадцать лет. Последние месяцы дались мне с таким трудом, что даже не особо чуткое мое семейство решило: "Баста!"
- Так гробиться за копейки, - пожимала плечами дочь. - Не понимаю.
- Сиди дома, - махнул рукой муж. Сам работоголик, он, конечно, в душе меня осуждал, но внешне делал вид, что понимает.
Я решила проявить самостоятельность и обратилась к Арине. Сама никакой огородник, я выкапываю в старых журналах полезные советы и, кое-как перелицевав их с учетом местных условий, отдаю в газету. Получаю за это гроши и постоянно жду разоблачения. У Марка Твена есть смешной рассказ про такого же "знатока", редактировавшего сельскохозяйственную газету.Там, правда, герой утверждает:"Чем меньше человек знает, тем больше он шумит и тем больше получает жалованья". Я на работе тиха и в отличие от персонажа Твена не советую своим читателям "высаживать кукурузные початки... в июле" и "приручать хорьков, так как эти животные отличаются веселым нравом". Но у меня на даче нет ни теплиц, ни парников, не зреют помидоры и не "колосятся" огурцы. Старые яблони, газонная травка да цветы - вот и все достижения агрокультуры.
Но к статье о Румянцевых я отнеслась очень ответственно. Первым делом я отправилась к своей подруге Ирине, учительнице истории и краеведу. Я не ошиблась адресом: у Ирины были собраны все публикации об имении и его владельцах. Кроме того, она дала мне две серьезные книги, написанные еще в начале двадцатого века, и я увидела фотографии дома и парка столетней давности.
Я узнала, что один из Румянцевых отличился в кампании против Наполеона.Другой стал хирургом. Третий оставил после себя дневник с подробнейшим описанием своих путешествий. Четвертый служил в Петербурге и был знаком с Тютчевым, тоже пробовал писать стихи. Особо громкой карьеры никто их них не сделал, но все они честно служили Родине.
Писала я с упоением. Это был мой первый серьезный труд, предназначенный для массового читателя. Я выверяла каждое слово. Без конца звонила Ире, уточняя даты. Потом призвала Арину для вынесения окончательного приговора. Она не завизжала от восторга, но и не раскритиковала меня. Просто сказала: "Это можно напечатать. В "Губернском городе" такое любят. Неси".
Статья вышла, не став событием. Хотя близкие люди и друзья ее заметили, купили себе газеты, а кое-кто даже попросил расписаться на полях. Но слава быстротечна. Прошел сентябрь, потом октябрь, и даже мой ближний круг забыл о Румянцевых и моей статье. И "Грядку" почти перестали ставить в номер в связи с окончанием сезона полевых работ.
Карьера журналиста стремительно закатывалась, не успев начаться. Я скучала и страдала. Подруги вкалывали на ниве просвещения, иногда звонили, и я с болезненным любопытством выпытывала:
- А завуч что сказала? А Петров что? Да не может быть!
Втайне я стала думать, что совершила большую ошибку, бросив работу. Наташка с утра уходила в институт, муж на работу, а я оставалась одна, и это были не самые веселые часы в моей жизни. Но природа не терпит пустоты, и постепенно мой быт домохозяйки стал меняться. Во-первых, я начала писать зарисовки, рассказики, которые читала по телефону своей самой близкой подруге Ларисе: та их хвалила, пробуждая во мне сладкие мечты о карьере писательницы. Во-вторых, "Грядку" трансформировали в "Полезные советы", и я теперь "учила" народ, как вывести пятна или избавиться от заусениц.
А в- третьих, я получила письмо из Румянцева.
"Уважаемая Е.Жемчужная!(Жемчужная - это мой псевдоним. По совету Арины, я выбрала себе роскошную фамилию). С удовольствием прочитала Вашу статью о наших краях. Вы хорошо поработали.Надо, чтобы люди знали о своих корнях, о своей малой родине. Если вы сможете приехать к нам, я расскажу вам кое-что очень интересное. Тихонова Зоя Дмитриевна."
Письмо пришло в редакцию, я очень им гордилась и потребовала от мужа свозить меня в Румянцево еще раз.
В этом году рано ударили морозы. Деревья еще не скинули листву, трава даже не успела пожелтеть, как всю зелень сжег холод. Почерневшие лужайки, грустные кусты с вялыми листьями, в одночасье погибшие цветы... Город на глазах переодевался из веселого летнего сарафана в скудную зимнюю одежду,а в Румянцеве, куда привез меня муж в холодный ноябрьский день, все равно было прекрасно.
- Вроде всего и дел-то: высадить деревья в ровные ряды через небольшой промежуток, а какой эффект! - я снова любовалась аллеями парка. - Почему сейчас так не получается? Вспомни бульвар у нашего дома: тополя вырубили, сирень дико разрослась, через клумбу тропинку протоптали...
- Идем искать твою корреспондентку, - сказал муж. закрывая машину. Он не любит разговоры на отвлеченные темы.Мы двинулись по подмерзшей земле на улицу Зеленую, дом 2. Нужный адрес мы нашли быстро, улица состояла всего из двух домов. Дальше начинался луг, а за ним - лес.
Наверное, летом тут очень здорово, а сейчас в глаза бросалась облезшая синяя краска на штакетнике, почерневший подсолнух с повисшей головой у низкого крыльца дома номер два. Калитка была не закрыта, собаки не наблюдалось, поэтому я смело вошла во двор и постучала в обитую старым дерматином дверь.
- Входите! - пригласил женский голос. Чуть не стукнувшись о притолоку, мы с Валерой вошли в светлую комнатку, не то кухню, не то прихожую. Сразу перед глазами белела русская печка.Женщина моих лет, невысокая, голубоглазая, встретила нас сначала настороженно.
- Здравствуйте! Вы к кому?
Но уже через пару минут она провела нас в горницу, усадила на старенький диван и захлопотала с чаем, при этом рассказывая:
- В одночасье мама умерла, пришла домой, легла на диван и вроде как задремала. Я ее позвала ужинать, а ее уже нет. В один миг все закончилось. Легкую смерть ей послал Господь, да и не за что ее было наказывать. Всю жизнь честно прожила. Вот завтра как раз девятый день.
Мы сочувственно кивали. Что тут говорить!
- А про письмо она мне рассказала, и статью вашу мы вместе читали. Мама ведь сама много лет у Соколовых в интернате завхозом проработала. Очень она их уважала. Когда несчастье с ними случилось, она места себе не находила. До последнего дня на их могилу ходила.Да и сама теперь недалеко лежит.
- А вы не знаете, что она хотела мне рассказать? - осторожно спросила я, доставая письмо.
- Да нет, пожала плечами Ксения - так звали дочь Зои Дмитриевны. - Мы с ней больше о своих делах говорили. У меня вон сын в армии, муж - язвенник, хозяйство. Быт, как говорится, заедает. Хотя мама иногда любила про прежнее поговорить. Может, она про Валентину вам рассказать хотела?
- А кто такая Валентина? - встрепенулась я.
- Да наша, румянцевская. Но она давно в город уехала, почти девчонкой. Сына там родила, одна его воспитывала. Тут дело вот в чем.Валентина у Сергея Петровича и Лидии Степановны вроде домработницы приходящей была на городской квартире.Когда их убили, ее тоже вызывали в милицию. Даже, по слухам, сына подозревали, а ему и было-то лет пятнадцать-шестнадцать в ту пору.Но ничего не доказали. Мама к ней ездила, хотела поговорить. Знаю, что маме не понравилось что-то в рассказе Валентины. Дело давнее, но маме тогда казалось, что она чего-то недоговаривает... А потом Валентина как-то из виду пропала.
- А вы сына этого не видели? - услышанное меня взволновало. Веяло тайной. Может, во мне все-таки живет журналистский талант и теперь просится наружу? По жизни я стараюсь быть подальше от всяких криминальных ситуаций. Одно дело - читать Донцову в освещенной квартире, другое дело - столкнуться с настоящим преступником. Боже упаси!
- Видела, когда он совсем маленьким был. Мальчонка как мальчонка, - сказала Ксения. - А потом у Валентины родители померли, и она не стала сюда ездить.
- А вы не знаете, где она в городе живет? - продолжила я расспросы. Валера недовольно буркнул:
- Тебе это зачем? Угомонись!
- Нет, не помню, - прислушалась к себе Ксения.
- А Соколовы где жили, вы не знаете?
- Вот Соколовых могу адрес найти. У мамы он записан.
Ксения выдвинула ящик старомодного комода и стала перебирать какие-то открытки и письма.
А Валера тем временем зашипел:
-Совершенно ни к чему тебе этот адрес. Что ты там хочешь найти? Наверняка там живут другие люди.
Его шипенье прервала Ксения:
- Вот, запишите: Лермонтова, 19, квартира 33.
Еще не зная зачем, под неодобрительным взглядом мужа я записала себе адрес.
Потом мы выпили по чашке горячего чая, и Ксения проводила нас к могиле Зои Дмитриевны.
Всего второй раз я была на этом сельском кладбище, таком маленьком и печальном: мокрая трава, оголившиеся деревья, черные могилы Румянцевых, фотографии славных Соколовых на сером граните, деревянный крест на свежей могиле Зои Дмитриевны... Как странно, что теперь все эти люди, когда-то жившие здесь, стали мне ближе. Более того, я почувствовала, что чем-то обязана им, чего-то они от меня ждут. Мужу я об этом говорить не стала, наверное, не поймет...
Правда, в машине пришли другие мысли: в салоне было тепло, играла музыка, а сырые черные рощи и серые деревенские дома оставались за окнами. " Может, надо просто жить и радоваться тому, что есть, - размышляла я.- У нас в городе неплохая квартира, свет, вода. У мужа скоро зарплата, и я куплю себе новый костюм. Вот уже валом повалили столичные гастролеры, и мы с Ариной можем пойти на концерт или на спектакль. В антракте выпьем шампанского. А сегодня вечером я послушаю с Наташкой ее любимого Вертинского... Просто жить и радоваться , ни во что не лезть..." Тут машину тряхнуло на ухабе, я дернулась, ткнулась носом в мягкую спинку сиденья, и от этого толчка мысли мои потекли в другом направлении: "Поговорю с Ларисой сегодня же, она меня поймет и мне поможет. Надо и Ирине позвонить... Наверняка она слышала о Соколовых. Может, мы все вместе расставим все точки над "j" в этой драме."
Тут мы въехали в город, и фонтан воды, которым нас окатила белая иномарка, я приняла за знак судьбы. Надо действовать!