Свет от грушевидной настольной лампы, поникшей на потрёпанном кухонном столе, наполнил жирным сальным отблеском тесную прокуренную кухню. Клеёнка местами задралась и проявившиеся белые пятна от стола немного освежали мутный уклад повседневности, приютившийся в этом доме ветхости и застоя. В пепельнице лежала истлевшая сигарета, источавшая неприятный кисловатый запах оплавившегося фильтра. Темнота напала на беззащитную квартирку и окутала стены плотным покрывалом неподвижных серых теней. Несмотря на позднюю осень, на кухне было по-летнему тепло и душно. В окно шелестела игривая, разноцветная листва, похожая на оторванные трамвайные билетики ,нанизанные на длинное шило. Ветер подпевал ей неслышно, лишь изредка постукивая скрипящей непокрашенной форточкой, отбивая ритм осеннего вечера. Тихо играла музыка. Близился ужин.
Сим прихорашивался перед зеркалом, зачёсывая назад ворох непослушных сочных волос. Расчёска с трудом проникала вглубь влажных редких кудрявых прядей и, оставляя на макушке похожие на царапины линии, аккуратно разделяла причёску на ровные тонкие нити. Раскрасневшееся от горячей воды лицо приятно пощипывало . Хотелось впиться до крови в набухшую кожу и, проникнув внутрь лица острыми, как лезвие, ногтями хорошенько выгрести это ощущение зуда и тяжести. Нос немного распух. Ноздри медленно вдыхали терпкий вечерний аромат и громко, словно делая решающий выдох перед чем-то важным и ответственным, с шумом выстреливали обратно струёй воздуха. Мясистый подбородок и гладкие щёки как назло опять покрылись густой колючей щетиной. Сколько можно терпеть это ежедневное мучение бритвой ,к которому невозможно привыкнуть даже если закрыть глаза и выключить свет. Хотя хочешь хорошо выглядеть - соблюдай общепринятые правила, и тогда от раскисшего и хмурого лица в зеркале не останется и следа. Закатанные рукава натирали локти, хотелось сбросить эту старую шершавую рубашку и остаться в тесной короткой майке, но из-за сквозняка Сим не решался выполнить эту простую операцию, боясь подхватить простуду или, ещё хуже, ангину. Сим смотрел на собственное отражение в зеркале и находил себя довольно заурядной личностью, которой не мешало бы привести себя в порядок, походив месяц, другой в спортзал, но сила воли исчезла у него навсегда и невозможно было заставить себя измениться внешне, хотя бы для хорошего самочувствия и здоровья. Правда, важнее было поддерживать себя внутренне, читая классиков или пересматривая серьёзные фильмы, но как раз с этим у Сима не было никаких проблем, на это он всегда находил время, выделяя несколько часов в день на самосовершенствование.
На кухне закипала вода, в ней, волнуясь и переливаясь маслянистой глянцевой кожурой, набухали две толстые подкопчённые сардельки, поздний ужин холостяка, чей аппетит уже нащупал этот сладковатый запах мяса и готов к принятию пищи. Рядом варятся ракушки. Каждый день одно и то же: макароны и сосиски- надоели и стоят поперёк горла, но кроме этой нехитрой стрепни он не в силах приготовить себе ничего другого, поэтому приходится потреблять это однообразное варево, приевшееся и надоевшее.
День прошёл кувырком. Сначала Сим опоздал на работу, что в принципе происходит с ним не часто, заснул в метро и проехал несколько лишних станций, ну с кем не бывает.Но разве начальству объяснишь, втолкуешь, у них всегда свои насущные проблемы, а именно, где ты пропадал целых полчаса и почему не отзвонился и не предупредил. Потом Сим поссорился с коллегой, опять из-за пустяка - ночной смены, и вот настроение потеряно и весь оставшийся день ты проходишь с непримиримым желанием набить кому-нибудь морду, но нет- выходя из метро, ты встречаешь закадычного товарища, который снабжает тебя новым средством для погружения в собственное сознание. Сильнейшей кислотой, которую ты когда- либо ел, и этот скромный подарок так поднимает твоё настроение, что даже этот скомканный опротивевший ужин теперь ожидается как неотвратимая прелюдия к главному блюду, к голубоватым кристалликам, похожим на раскрошённую слюду волшебного камня. Порошок лежит невысокой насыпью над Пелевинской" Пустотой", на гладкой обложке настольной книги, превращенной в полигон для испытаний над собственным разумом, исковерканным бытом, но невинным. Впереди путешествие по тайнам человеческого восприятия действительности, полное отстранение от проблем и быта с одновременным поиском истин и правды, которые, как известно, для каждого свои. Итак, прожевать резиновый кусок мяса- и в путь, но сначала окинуть прощальным взглядом кухню, закурить сигарету и привести в порядок скомканные мысли. Он привёл своё мировоззрение в относительный порядок, при котором каждому событию в жизни соответствует некое рациональное объяснение, и ,уже не думая о последствиях, вдохнул едкий порошок. В носоглотке распространился приятный запах цветущей акации, и немного жгучая боль приятно порезвилась у него в носу. Кровь замурлыкала и понеслась по сосудам, неся в каждой своей капле ощущение нового и неизведанного состояния, при котором каждая клетка организма вырабатывает свои эмоциональные флюиды. Соединившись в единое целое, этот поток эмоций меняет сознание, превращая реальность в миф, искажая понятия и путая ценности. Каким будет сегодня этот новый поток, изменяющий суть вещей, он не знал и в предверье новых ощущений молчаливо уставился в безмолвную кафельную стенку, надеясь пройти сквозь стену или хотя бы уткнуться лбом в холодную гладь камня, не почувствовав боли. Он всматривался, пока не зарябило в глазах, пока клетки кафеля не начали двигаться, словно живые, меняя цвета, как грани кубика рубика. Симу показалось, что в этом движении есть некая закономерность, алгоритм и что скоро причудливый узор на стене сложится в определённый геометрический рисунок, способный рассказать ему что-то важное и нужное, но квадратики продолжали своё движение, с каждой секундой разгоняясь всё быстрее и быстрее, и вскоре вместо кафельной стены возникла семицветная радуга, переливающаяся и чёткая. Радуга- это разложение белого света на цвета, всего семь спектров излучения, каждый имеет свою длину волны, определяющую цвет. Итак, этот рисунок возник не случайно, под кислотой вообще не бывает ничего случайного. Он приоткрывал тайный смысл чего-то главного. Может это зашифрованное послание разума о том, что мир многогранен и многоцветен, что каждому составляющему наших судеб соответствует свой цвет? Например, зелёный- цвет нашего спокойствия, а красный- цвет агрессии и активности, голубой- цвет нашей нежности, а фиолетовый -стремления к новому и неизведанному, синий- цвет расслабленности и покоя, жёлтый- осторожности и внимания, а оранжевый- цвет аварийного грузовика, разъезжающего ночью по городу, цвет повышенной опасности и беды. А может, она означает то, что каждый из нас движется по собственной орбите, выкрашенной в свой цвет. Не пересекаясь с соседними цветами, мы плывём по нашей судьбе, растворяясь в слепящих сигналах красного, жёлтого или зелёного, таких привычных и таких разных оттенков нашего движения. Сим пытался нащупать цепкими, как щупальца, мыслями суть происходящего явления, но мозг рисовал столько вариантов объяснения, что выбрать из них единственный верный, приуроченный к данному времени и месту, он не мог.
- Само придёт, - вслух ,не узнавая собственного голоса, произнёс он и ,услышав в нём чужие и от этого неожиданные интонации, повеселел.
- Как будто говорю не я, а сидящий внутри меня человек, незнакомый и далёкий. Чужой голос, но мои мысли, они срослись в одно, образовав сплетение бестелесного союза. Вот и приход, - обрадовался Сим.
Сим попытался приподняться на локтях и встать с такого плоского на ощупь стула, но ватные ноги не хотели держать тяжёлое неподъёмное тело, и он рухнул назад. В теле ощущение как будто глубоко внутри застрял инородний предмет - спина прямая, точно её выпрямили железным прутом, и только голова невольно падает вниз не в силах побороть чугунный пережиток молодости - тяжёлую черепно- мозговую травму. Мысли пошли вразнос, казалось, что поймать их все и переплести их смысл ему не удастся, даже если в голове останется одна- единственная идея. Они витали, дразня его своей простой идеальной формой и точным содержанием, но ни одному из этих навязчивых откровений он не верил, хотя временами боялся их, как боится темноты помещённый в гроб человек. Страх перед неизведанным всегда окутывал его колючим венком из проволоки, заставив замереть без движения от боли. Страх сковывал его попытки двигаться вперёд- и вместо удачного старта приходилось довольствоваться запоздалым рывком, зато потом, набирая ход, он уже не замечал своего испуга, а видел лишь мельтешение спин впереди бегущих. На этот раз страх преподнёс ему новый урок:
- А вдруг это всё никогда ни кончится и будет длиться вечность? Вдруг я навсегда останусь в плену этой радужной кислоты, разлагающей мой мозг? Когда конец? Или это путешествие бесконечно?
От этого последнего слова его передёрнуло, и ему отчётливо захотелось выпить водки.
- Всю жизнь жить вот так. С ощущением собственного бессилия, ведь кислота повела меня по особому пути, по пути, по которому ещё никто никогда не ходил. По пути осознания собственного значения в мире из сшитых вместе разноцветных лоскутков. Только ждать озарения и последнего откровения придётся долго, кислота всегда оставляет понимание и смысл на самый конец. Уж я это знаю.
Сим пользовался кислотой не часто, прибегая к усердному использованию ключа от сознания редко, но зато с постоянным результатом. Не было ни разу, чтобы она не приоткрывала тайную створку в иной мир, в котором все мелочи понятны и просты, ни разу он не пожалел, что опять постиг главное, каждый раз его мышление менялось, каждый раз он постигал неизвестное и непознанное. Так будет и в этот раз. Совершенно точно.
Переборов лень, он встал и оделся. Квартира больше не сулила ничего нового, и за впечатлениями он отправился в осенний сумрак улицы, подсвеченной размытыми неуклюжими фонарями. Первые шаги давались с трудом - земля выскальзывала из-под ног, и он кубарем катился по мягкому ковру, расшитому золотистой бахромой опавших кленовых листьев. Самое сложное было- встать на ноги и не упасть, только после нескольких попыток устоять на ногах он сумел зацепиться подошвой за твёрдую почву. Слегка покачивало. Балансируя руками, поднимая их, словно дирижёр то вверх, то вниз, он сделал свой первый шаг по земле. Тепло по ногам. Растекающееся, почти расплавленное тепло, поднимающееся к животу. Ноги, как и голос, не его, будто крепко- накрепко пристёгнутые к нему кожаными ремнями чужие конечности, затёкшие и непослушные. Руки свисают,как плети, немного покачиваясь в расслабленном покое. Всё тело словно набито звериными внутренностями, опухшее и тяжёлое, притягивающее к самой земле грудную клетку. Деревья сцепились друг с другом ветвями и теперь стояли, как цепочка оцепления, огораживая его от каменных мешков панельных домов, сбившихся в кучу. Серые бетонные великаны окружили его плотным кольцом, беспризорно выросшим на безлюдном перекрёстке в купчинских новостройках. От сдавливавших виски домов веяло прохладой и сыростью, похожей на плесневелую ауру монолитных статуй, пустивших во влажную почву свои корни. Остров Пасхи, только вместо приплюснутых носов истуканов здесь свешиваются подтекающие козырьки крыш. Влажный асфальт отливал оловянным блеском прошедшего недавно дождя, а скучающие одноногие фонари отражались в лужах мутными искрящимися пятнами. Свет и тьма смешались и стали для него неким одноцветным месивом, однородным и густым. Чёрное и белое улицы превратилось в серую маслянистую жидкость, поглотившую даже небо и звёзды, которые теперь не светились, а просто висели в космосе. Серые дома, серый асфальт, серая луна. Весь мир стал другим, печальным и скучным, куда исчезли яркие огни и вывески, это туман застелил тёплую землю серой плёнкой влаги. Одинокий прохожий устало провожает взглядом неспешное неуверенное продвижение Сима, покачивая большой головой с сединой, он будто не одобряет ни его шагов, ни его присутствия здесь, для него он лишний и тоже чужой.
Иногда, сквозь ревущий по водосточным трубам ветер, он явно различал голоса, которые манили его в другой таинственный мир чьих-то слов. Голоса то приближались, заполняя его слух переливающимися нотками звонкого смеха, то, наоборот, отдалялись, словно затихающее эхо, теряющееся в разрыве между домами. Хотелось пойти на этот стон, слиться с невидимым крикуном в экстазе, образовав круг из забытых имён, имён тех, кто идёт навстречу ветру, обдувающему лицо своими порывистыми безмолвными стихами. Он пытался различить в шёпоте вечера не бессмысленную вереницу слов, а последовательную цепочку знакомых звуков песни ,распеваемой подвыпившим гулякой, но ветер в осенней злобе разбрасывал строчки, и до Сима долетали только короткие отрывистые окончания, больше похожие на вой. Луна, отражаясь от чёрных луж, освещала бледным жёлтым маревом его лицо, казалось, ещё немного, и этот мягкий свет растворит его размытые черты в ночной полумгле, ещё немного- и он станет частью придуманного природой замысла. По этому замыслу на его плечи возлагалась роль проводника, через которого проходит свет, сегодня его миссия- ловить лицом свет фар и отбрасывать искорёженную тень на стены домов, и он с интересом наблюдал, как его чёрная сущность обречённо бьётся о каменный плен, стараясь проникнуть внутрь.
Ещё пару шагов- и он замер у скользящих под землю ступенек метро. Глаза обманывали и лгали - вместо неподвижного мрамора он видел искрящийся поток, срывающийся вниз быстрым ручьём из жидкого камня. Было страшно сделать шаг вперёд, поэтому он застыл перед лестницей, провожая смельчаков, решившихся на опасное путешествие, восторженным взглядом. Люди сновали туда- сюда. Он силился разглядеть их лица, но вместо них видел полупрозрачные пятна с размытыми контурами и растянутыми щёлочками вместо рта. Вот девочка лет пяти, держит за ручку плюшевого медведя, превращающегося прямо на его глазах в лохматого пса. От неожиданности Сим сделал шаг назад и услышал то ли блеяние игрушки , то ли довольное урчание зверя. Как сложно отличить реальность от обманчивого мировосприятия, которое подарила кислота, ведь его фантазия соединилась с импульсами внешнего мира и стало невозможным отделить галлюцинацию от зрительной правды. Трип оккупировал его сознание и подчинил своему движению даже его обоняние и слух. Ему казалось, что весь мир пахнет свежими опилками с лесопилки, а дыхание города- это бесконечный визг циркулярной пилы, разносящийся ветром и обжигающий слух своим протяжным надрывным криком. Цепко хватаясь за перила, он шаг за шагом продвигался по опасному пути. Несколько раз останавливаясь и переводя дух, он чувствовал, как его ноги почти по щиколотку проваливаются в податливую льющуюся струю. Камень может дышать, он даже ощущал его отдышку, быструю и неуловимую, как выстрел из пневматики. Движущийся узор стен привычно удивлял оригинальностью, а аккорд гитары, похожий на плач, слёзно умолял прохожих, кидающих мзду в кожаный футляр. Мир изменялся каждую секунду, и, не успевая за ним перестроиться, Сим тщетно вдыхал ртом жаркий выхлоп метрополитена. Волна тепла окатывала его лёгким водопадом разгорячённого воздуха, и ему хотелось, чтобы это согревающее чувство никогда не кончалось, чтобы вместо льда в его душе поселился огонь, который не обжигает а ласково греет и оберегает. Нащупав в кармане металлическую гладь шершавого жетончика, он попытался, придав своему виду серьёзность и целеустремлённость, побыстрее пройти через узкую лазейку турникета. В глазах двоилось ,и он с трудом проскочил между коварными клешнями автоматического аппарата. Стук колёс колокольчиком врывался в его ощущения, возникая из ниоткуда и наполняя его сознание ровным монотонным шумом электропоезда.
- Осторожно, двери закрываются, - эту привычную фразу хотелось заменить на другие, желающие приятной поездки слова, но не всё в этом мире поддаётся изменению, ведь люди- рабы своих привычек и принятых действий.
В вагоне немного душно, пахнет разлитым по полу пивом, и этот мерзкий запах солода, впитываясь в кожу, вызывал лёгкую тошноту и отторжение действительности. Кто-то спит, а кто-то читает. Внезапно он ощутил всю несостоятельность мира, где вместо выдоха раздаётся храп, а вместо слов- чужие цитаты. Вполне обычное мироощущение для обычных людей. Наверное, он не исключение, просто сегодня он немного не в себе и поэтому отличается внутренним состоянием от окружающей его толщи людского сознания. Все лица чужие, хотя он сам кажется себе чужим, ни одна мысль не кажется ему родной и близкой, всё наигранно и отчуждённо, как вечная история пути в цитатах. Для кого-то движение- это запряжённая гнедыми повозка, для кого-то- это тихие шаркающие шаги, для него сейчас- это нервное постукивание колёсных пар, сквозь пелену восприятия вонзающееся в его мир. Перед его глазами маячила разноцветная карта. Жирные, обведённые точки станций, знакомые с детства названия, между которыми минуты длиною в вечность - это тоже его путь. Как трудно сосредоточиться и не думать о пустяках, как тяжело принять как есть течение бытия, которое неуловимо и быстротечно, как электрический разряд. Короткий тычок тока до пены у рта -и ты летишь в замкнутое пространстве по рельсам длиною в жизнь. Импульс под кожу, помогающий прийти в себя, и навалившееся сверху озабоченное лицо, занимающее теперь всё его жизненное пространство.
- Привет, - голос как будто бы знакомый, долетающий издалека и вытесняющий даже шипение поезда.
- Это вы мне? - Сим удивлённо приподнял бровь и попытался разглядеть незнакомца.
Среднего роста парень в зелёной кепке, вплотную приблизился к его лицу, отнимая у Сима окружающее пространство широким скуластым лицом.
- Конечно, тебе. Ну как ты, живой? Сколько съел?
- Чего съел?- попытался удивиться Сим
- Кислоты. Не смотри на меня так, я всё о тебе знаю.
- Откуда?
- Из прошлого.
- Мы знакомы?
- Зелёный, - представился парень, - а ты Сим, правильно?
Сим вздрогнул и попытался вспомнить этого парня, в котором всё было до боли знакомым и близким.
- Да. Мы знакомы? - повторил Сим, вглядываясь в светлые уверенные глаза Зелёного.
- Когда-то мы были очень близки, но с тех пор прошло много времени, и ты вряд ли вспомнишь меня.
- Это было в детстве?
- В детстве, в юности, какая разница, ты всё равно не вспомнишь, ведь для тебя я фантом.
- Фантом? Почему?
- Ты был егоза,а я само спокойствие, ты мельтешил а я уверенно шёл вперёд. Мы антиподы, как белое и цветное, ты никогда не смог бы встретить меня, если бы не очутился в вечности.
- Я в вечности?
- Да, кислота способствовала твоему переходу на другой уровень, на уровень, где нет ничего, кроме белого света и пустоты.
- Ты говоришь, как Пелевин.
- Его тоже нет, как нет этого метро и этого города - приглядись.
Сим приоткрыл тяжёлые веки, словно налитые свинцом, и огляделся. Действительно, вокруг него распростёрлось необычное и пугающее поле. Целая лавина зелёной травы и чистое, как листок папируса, небо. Солнца не было, вместо него висело блюдце из пушистого беловатого отблеска, рассеивающего над полем короткие пронзающие землю лучи. Он стоял в центре громадного пространства и, попытавшись крикнуть, услышал лишь собственный голос, зазвеневший в перепонках глухим нарастающим раскатом. Зелёного не было, зато вместо него перед Симом возник невысокий человек в заштопанном драповом пальто. От него густо пахло алкоголем, и эти выхлопы заставляли содрогаться даже Сима, стоящего в нескольких шагах от мужичка.
- Алкаш, - передёрнуло Сима,
- Я - то? Да, я синий, зато посмотри на себя, стоишь белый, как мел, наверняка, накурился или ещё хуже- сожрал чего. Я в покое, тогда как ты плещешься в водовороте собственного незнания.
Мужичок улыбнулся, показывая Симу ряд белых зубов, ровных и полированных, словно вырезанных из пластика и аккуратно вставленных в рот.
- Здесь всяких навалом, - продолжил, позёвывая, мужик, - и тех, кто пришёл найти себя, и тех, кто оказался здесь случайно. Вот ты явно из этих, кто идёт чужим путём, пытаясь заглянуть в собственный мир, используя всякую гадость.
- Допустим, это что-то меняет?
- Это меняет всё. Ты заглядываешь через страницу, не удосужившись прочитать весь текст, это чревато выпадением из происходящего и уходом в себя. Тебе нравится вечность?
- Вечность не может нравиться, она единственное, что есть.
- Это тебе Зелёный сказал? Забудь, смотри.
Сим снова открыл глаза, вокруг сновали люди, мир был полон звуков и новых зрительных ощущений. То тишина обрывалась на полуслове, и Сим отчётливо впитывал в себя стук молотка, раздающийся, как колокольчик с чужих соседских окон, где-то пели птицы, но их пение было похоже на короткий ультразвуковой удар в уши, обрывистый и оглушающий. Скрипели петли распахнутых рам, кровожадно жжужали пчёлы, а обычный выстрел из пушки отдавался в теле резкой тупой болью, словно кто-то в упор пальнул в сердце, но по ошибке промахнулся. Мир жил своей жизнью, не зависящей от Сима и от этого пугающей.
- Видишь, - не отставал алкаш,- кроме вечности, есть и другие миры, например, мир звуков. Вслушайся- разве могут в вечности тикать часы и шаркать ноги? А теперь смотри.
Мир завертелся вокруг Сима и от лиц, проносящихся мимо в пляске безумия, закружилась голова и начало тошнить. Кроме гримас и оскалов, он видел лишь обрывки света, изредка облизывающие его побледневшее лицо. Люди непрекращающимся потоком облетали его со всех сторон, заглядывая ему в глаза, и шептали в самое ухо слова, от которых хотелось провалиться сквозь землю, а он стоял на коленях, пытаясь безрезультатно закрыть глаза, чтобы не видеть этого кошмара и хоть на секунду заснуть.
- Мир людей. Нравится ? Или ты и теперь будешь утверждать, что есть только вечность, - мужичка, казалось ,забавляло всё то, что происходило с Симом,- а люди бывают ой какие разные, все эти лица- цветочки, по сравнению с глазами, от которых стынет кровь. Ничего, когда-нибудь сам в этом убедишься и будешь просыпаться, думая, что спишь, хотя на самом деле ты лишь плавно перетекаешь из мира в мир.
- Какой же из них мой?
- Твоего мира нет, есть точка пересечения миров, которая на мгновение становится твоей сущностью, но миров огромное множество, и ты не в силах разложить своё мироощущение на отдельные составляющие, тебе приходится довольствоваться тем, что ты называешь своей жизнью, хотя она лжива и обманчива, как весь мир, окруживший тебя подменой понятий и ценностей.
- Значит, всё ложь?
- Да, но всё и правда, чтобы понять это- тебе необходимо через многое пройти -и тогда, в конце, ты поймёшь, что, кроме правды и лжи, на земле нет ничего, но они так взаимосвязаны, что никто не в силах отделить их друг от друга.
- Мне это, наверное, снится.
- Наверное, нам всем снится наша жизнь, но выход из сна один - открыть глаза и увидеть свет.
- Умереть?
- Нет, просто перейти в другой мир, где нет сновидений, а есть только реальность. Кто-то называет это смертью, но для меня это лишь вспышка и перелёт в реальность, в которой неизбежно окажутся все, даже самые сонные и мирно спящие. Хотя и там много всего, о чём ты не имеешь никакого понятия и разбираться с чем тебе придётся целую вечность, тут уж Зелёный прав.
- А почему ты разговариваешь со мной?
- Ты не оставил мне другого выбора, сожрав свою порцию правдивого порошка. Будь с ним осторожен, тебя ждёт сюрприз. Кстати, не сойди с ума, это тебе не к лицу.
Сказав это, мужичок исчез, оставив на прощание похожий на дребезжание там-тама раскат грома. Сим снова оказался на улице. Почему-то был уже день, но солнце устало светить и жарить и поэтому неярко отдыхало в тени размашистых деревьев, растущих вдоль дорожки. Кругом стояла затхлая вода, скопившаяся в мрачных маслянистых лужах.В них отражалось холодное, бесчувственное небо, разъедаемое полуоткрытыми ртами седых нахмуренных облаков. Седовласые громадины пожирали рваную синь, отражая в лужах своих серых безликих близнецов. Тучи рекой текли по глади, и только осенние листы ,падающие сверху на беззащитный островок влаги, разрезали волнующимися кругами вскипающую дымку. Симу захотелось присесть, и он выбрал себе пенёк, шершавый и влажный, как шлепок вспотевшей мозолистой руки. Сел. Закурил. Минуты не текли, а неслись рысью навстречу, обдувая его лицо порывами времени и дыханием вечности. На дорожке, уходящей за горизонт вслед краснющим клёнам, появилась одинокая фигура путника, закутанного в яркий фиолетовый пуховик.
- Меня ждёшь, ну здравствуй, Сим, - издалека поприветствовал он.
- Ты тоже меня знаешь?
- Ещё бы. Кому как не мне тебя знать, ведь я часть этого мира, созданного тобой. Помнишь миры, о которых тебе рассказывал синеватый мужичок, ты только что создал один из них, и я его неотъемлемая часть.
- Ты кто?
- Я? Я поэт.
- Вот как, ну тогда прочти что-нибудь.
- Сколько раз я слышал эту фразу, раз ты поэт- ты должен что-то читать, а я не читаю, я просто пишу, для себя, для других.
- Я тебя очень прошу, сделай это для меня. Прочти.
- Хорошо:
В твоём сознании таится странный сон,
И ты пытаешься пройти его и разгадать,
Что означает этот дикий крик и стон,
Который заставляет ползать и летать.
Ты раб своих дурных привычек и обид,
Наполнен кислотой ,как райский сад ,
Ты потерял своё лицо - в тебе лишь страх и стыд,
Что за твои грехи тебя не пустят в ад .
Но будь сильнее чувств и собственных речей,
Забудь о мимолётности людского бытия
И знай, что ты никто и ты ничей,
Часть многих - одной буквой слово Я.
Поэт выделил это последнее короткое слово, почти прокричав его в ухо опешившему Симу. Сим протянул руку и пожал кисть поэта, холодную и неживую, похожую на детский совок, испачканный рыжим мокрым песком. Казалось,что он сделан из воска, этот угрюмый печальный поэт, а его душа- это тонкий фитиль, коптящий своими стихами в ветреную и промозглую ночь. Фитилёк то разгорается, то, поддавшись уговорам ветра, на секунду замирает, чтобы оставить миру чёрную тень предметов, окружающих его в радиусе свечения хотя бы на тот короткий промежуток времени ,пока пылает огонь. Симу показалось, что он согрелся, что исчез сковывающий ноги морозный озноб, что душа немного растаяла и забурлила от чувства насыщения чем-то хорошим и чистым. Этот поэт вдохнул в его трип романтику и глоток воли. Ему показалось, что теперь он знает нечто такое, без чего он не смог бы разобраться в происходящем, что ему дарован ключик, и теперь главное- найти ту дверь, которую он открывает. ,,Я,, - звучное слово, единственное слово из одной буквы, обозначающее в русском языке предмет, причём одушевлённый, и его задача докопаться до истины ,что же скрывается за этим простым и сложным ,, Я ,,.
- Попытайся сконцентрироваться на мелочах, знай: кислота всегда ничего не делает просто так, всё взаимосвязано и закономерно. Ты должен получить такую картинку, которая расскажет тебе обо всём происходящем, в этом и состоит действие "ангельской пыли". Посмотри, что ты видишь вокруг?
- Я вижу лужи, лес, тебя и небо.
- Приглядись к мелочам.
- Хорошо, попробую. Небо тусклое, наверное, скоро вдарит дождь, но пока ещё светло и свежо. Деревья ещё не облетели, лишь самые торопливые листья сорвались с веток в поисках ветра. На лужах радужные пятна от бензиновой плёнки. Стоп- радужные пятна, опять радуга, наваждение.
- Молодец. Вот видишь, как всё просто получается, главное, захотеть, а теперь подумай, что это может означать.
- Не знаю, может просто глюк.
- Понятно, рано ещё, ну ничего, дойдёшь до всего сам, обещаю, иначе и быть не может.
- Кстати, что за мерзкий фиолетовый пуховик ты нацепил, неужели не мог надеть что-нибудь другое?
- Не могу, это мой цвет, астрологи запретили сегодня в другом гулять, так что терпи. Ладно, заболтался я с тобой ,у меня ещё куча дел, впереди столько нового и неизведанного, пойду.
- Давай.
Сим смотрел ему вслед и пытался найти смысл в этих чёртовых лужах и в этом странном человеке, он даже пытался найти тайный смысл в небе, но что там может быть тайного- ведь небо есть небо.
Он долго продирался сквозь хлёсткие ветви, бьющие по лицу своими заострёнными безжалостными кончиками и наконец добрался до полукруглой полянки, где цветы переплетались с травами, создавая свой неповторимый узор.
- Сим,- окликнул его здоровенный детина, закутанный в кофейную овчину.
- И тут нашли, неужели нет места, где меня никто не знает?
- Слушай меня, ты,- наседал детина, - думаешь, мне доставляет удовольствие стоять тут и болтать с тобой. Я тебя ненавижу.
- Почему?
- Я каждого ненавижу. Я люблю только насилие. Я красный, как кровь. Агрессивность - моя единственная черта, поэтому нечего мусолить и жевать, пора действовать.
Детина схватил Сима за грудки и затряс так, что у Сима на мгновение потемнело в глазах.
- Прекрати, - Сим и не пытался сопротивляться, видя полное неравенство сил.
- Нет уж. Теперь ты в моих руках: что захочу, то и сделаю. Помнишь, тебе говорили о глазах, так вот взгляни в мои и пойми, что твоя жизнь не стоит ни копейки - захочу прямо сейчас кишки выпущу, - и он достал из-за спины кривой оточенный нож.
- За что?- жалобно завыл Сим.
- За что?- ревел детина,- заслужил значит, я с тобой играть не собираюсь, сейчас пущу кровушку как миленькому.
Сим протестующе замахал руками. Он не хотел умирать, он ещё не дошёл до конца, до конца ещё далеко, и он пытался пошире открыть глаза, чтобы проснуться и вернуться в реальность, но усилия были тщетны, и он чувствовал, как холодное лезвие ножа царапает ему кожу. И всё же ему повезло. Наконец детина немного устал и, обведя Сима злым бездушным взглядом, произнёс:
- Нет, убить тебя - это было бы слишком просто, я тебя в живых оставлю, чтобы ты теперь каждую минуту ждал, когда я приду и заберу тебя с собой. Понял, мудак?
Детина с размаху саданул полуживого Сима по лицу и отстранился. Радужные круги поплыли перед глазами, и он опустился на траву. Кровь потекла из носа багровой струйкой, и Сим, всхлипывая, утирал густые кровавые потёки. Увидев кровь, детина озверел окончательно и ,прорычав что-то невразумительное, побежал к лесу, размахивая тесаком.
Воздух окрасился в приторный розоватый оттенок, а кривые деревца стали желтеть на глазах, обливая золотым дождём своих листьев его лицо и плечи. Влажные листки изредка прилипали к его лицу, вызывая беспокойство, неужели эти одинокие горящие красным обрывки осени когда-нибудь кончатся? Хотелось зарыться в венок из опавшей листвы и, вдыхая тяжёлый воздух, заснуть, но вместо этого он, пригнувшись, преодолевал ветер на пути, превращая в месиво грязь. Осенняя слякоть струилась в сапоги, промокшие пальцы разбухли и слегка болели, но, словно преодолевая испытания трудностями, он продолжал, выпуская фонтанчики брызг, шлёпать по осенней жиже.
В голове приятно искрился разум, его короткие импульсы он проглатывал, как подкормку для рыб, быстро и безвкусно, как привычную еду. Каждая мысль находится в своей ячейке, из которой ты её когда-нибудь вытаскиваешь и озвучиваешь, но эта мысль, провалявшаяся в твоём сознании не один десяток лет, проходит спокойно и незаметно, привычно, шагом. Ты даже не замечаешь, а уже разговариваешь с собой о другом. И так всегда - скачешь, как ретивый конь по своим оборванным мыслям, преодолевая зелёные просторы своего сознания и хочется крикнуть "финиш", но вместо этого кто-то ещё больнее впивается хлыстом в спину и гонит тебя на барьер. Подчиняясь его воле, разномастный табун лошадей проносится мимо тебя, сливаясь в одну животрепещущую струю, способную прорваться на свободу через забор. Подготовка. Прыжок- твои жеребцы на воле, и рыхлая почва веером летит из-под копыт. Свобода и рай, думай сколько хочешь, твоё право, твой разум.
Навалилась синеватая тень.
- Простите, мы знакомы? - догнал ее Сим.
- Нет, просто я увидел твои глаза и решил среагировать на их цвет.
- А какой он?
- Они голубые , но не просто синева, а опьеняюще морской бриз радужной оболочки. Видел бы ты брызги острова Капри, прозрачные, как твоё отражение, ты бы разглядел в них свой цвет, цвет волны утопающего в рассвете моря, зовущий и тоскливый цвет, один на миллион.
- Ты тоже поэт?
- Нет, я небо.
- Разве одно другому мешает?
- Нет, я не поэт, я просто небо, это мой удел. Даже серое я внутри голубое, моя синь лижет глаза, мой дождь наполняет соленой водой океаны и моря, мои облака движутся не хаотично, а по законам вечности. Я всегда с тобой, когда звезды жарят тьму, и когда солнце выпекает ожог.
- Лицо, ты заметил, какое лицо у меня?
- Нет, я видел только глаза, но сейчас, приглядываясь, я вижу смазанное пятно, на котором выступили все его недостатки. Я вижу каждую морщинку, каждую родинку каждое подёргивание рта, и всё это в движении создаёт для меня антиличность. То, с чем я не хотел бы сталкиваться ежедневно, изнанку человека, его нутро. Я вижу не внутренний мир человека, а загнанное в подсознание чувство своего ,,я".
- Но я разный.
- Никто с этим не спорит, но ты сосредотачиваешься на простых примитивных желаниях, и в этом ты похож на остальных, только очерёдность твоих умозаключений составляет для меня загадку, ты умеешь найти неожиданное решение - это тоже видно по твоему лицу. Наверняка, оригинал, каких мало, и кроме того, достаточно добрый для того ,чтобы не стать частью зла. Обычно лицо рассказывает о планах и надеждах, но в твоём я читаю неопределённую томливое ожидание чуда. Наверное, ты мечтатель и фантазёр.
- Неужели ты прочитал это в моём взгляде?
- Это написано на обложке. Если заглянуть глубже, то, наверняка, можно найти ещё кучу причин, почему мы встретились и разговорились. Дело не в твоих глазах, а в самом тебе. Я не смог просто быть вне тебя, наверное, это твоя харизма, но скорее всего, это предначертанное и обязательное к выполнению действие, направленное на нас росчерком пера свыше. Ты слышал что-нибудь о законе размножения?
- Нет, а разве существует такой закон?
- Да. Он гласит:каждая личность создаёт себе подобных, вне зависимости от своего развития и положения. Мы встретились благодаря исключению из правил, а именно для того, чтобы быть вместе, а не размножать свою сущность. Мы - единое целое, мы- нежность друг друга.
Оно наклонилось к его плечу, на неуловимый миг замер, прижав к его щеке гладкие глянцевые губы, и словно обжигающий пар растворилось в воздухе, оставив после себя лишь покалывающее прикосновение к лицу. Сим стоял не шелохнувшись. Ветер швырял почерневшие листья с упорством и рвением, унося частицы осени всё выше к небу. Вокруг Сима образовался хоровод из облетевшей листвы. Взъерошивая волосы и продувая до костей своим терпким сухим дыханием, ветер лениво облеплял Сима со всех сторон, как бы заставляя его закружиться вместе с ним в игривом порыве души, но замёрзший Сим не отвечал на нападки гуляки, плотнее закутываясь в своё одеяние. Из-за туч вынырнуло солнце, и на небе, раскрасив прозрачный тяжеловесный смог города, возникла покатая радуга. Отражаясь от серых луж, она наполнила цветом даже чёрный асфальт и, как небесные качели, повисла над горизонтом, соединяя воедино невидимые точки земли. Всматриваясь в переливы цветной дуги, он застыл, кажется ,что-то осознал, но тут же забыл, упустив свой шанс разобраться в мировоззрении.Цвета светились неестественно ярким светом, но он не мог уловить сути этого явления, того, почёму возникает радуга. Что даёт толчок к этому образованию, зачем и почему на наших глазах вырастает чудо. В совпадения он не верил никогда, может, всё магия? Магия бытия, определяющая сущность вещей, некая субстанция из наших душ, слитых вместе в один чан. Чётко распланированная система ощущений не даёт расслабиться, а напряжённый разум готов выскочить наружу из тесного плена стереотипов. И когда цепочка явлений развивается и выдаёт всегда один и тот же неожиданный результат, мы приписываем его своему воспалённому сознанию, забыв о существовании могущественной силы магии. Силы, способной вершить судьбы нас, скромных рабов бытия.
Семицветье рождает поиск, разнообразие палитры, размышления на тему многослойности, но этот путь из наших домыслов по краю пропасти из разумных объяснений дано пройти не каждому, а лишь тем, кто умеет правильно считывать информацию, исходящую из внешнего мира. Сим этого делать не умел, он всегда видел вместо радуги цифру семь, нарисованную разноцветным узором на небе. Для него это явление превратилось в некий символ числа, и вместо переливающейся плоти он замечал лишь математическую величину, характеризующую не картинку увиденного, а навязчивую цифру. Это имело для него смысл. Семь как составляющая и неотъемлемая часть целого, где каждая единица играет свою роль. Семь как символ его отношения к миру, миру, который сбрасывает на тебя кучи дерьма, а ты отвечаешь ему своим заветным числом, с которым тебя связывает всё. И не важно, как ты к нему относишься: ненавидишь или считаешь его знаком свыше, оно независимо от обстоятельств определяет твой бег по бесконечным кругам стадиона, разделяя беговую дорожку на семь равных частей.
Как мимолётно сияние этой короткой радости, но как много он успел передумать перед исчезновением этой тонкой материи. Рано или поздно всё должно иметь конец, как неотъемлемый итог всего насущного.
- Значит, скоро отпустит, и всё встанет на свои места. И тогда всё кончится, как сон, чтобы начаться заново в другой день и с другим человеком, который будет достойней меня, чтобы совершить путь в небеса к радуге.
Он не спеша переступал своими ботинками через море луж, покрытых серной пеной от дождя, и этот жёлтый цвет навевал на него тоску и печаль, оттого что чья-то химическая рука залезла глубоко в атмосферу и, сдавив посильнее небо, выдавила из себя капли желчи. Идущий навстречу человек был желтее луж, он выглядел, как сочная кожура лимона, и это пугало и отталкивало.
- Ты чего такой жёлтый? - выдавил из себя Сим
- А, желтуха, - обречённо махнул рукой парень, и Сим присвистнул.
- Заразный?
- Ещё как.
- А что же ты не в больнице?- заволновался Сим и смял белую кепку.
- Да, врачей боюсь, вколят что-нибудь не то, а ты на всю жизнь инвалид. Вот и брожу на свежем воздухе, кислородные ванны принимаю, билирубин сгоняю.
- Ясно, прогулки- это хорошо, а врачей не бойся, они люди профессиональные и работают добросовестно.
- Я вообще людям не верю, так почему должен доверять им?
- Потому что это вопрос твоей жизни и смерти. Всё твоё существование в их руках.
- Всё?
- Конечно.
- А что изменится, если я умру? У меня недавно умер хороший знакомый- и ничего не изменилось. Солнце всё так же светит, а асфальт такой же блестящий от дождя. Просто нет теперь в мире части моих воспоминаний, и его смерть лишь доказала мне, что мир нейтрален к тебе. Мир практически не касается тебя своим давлением. То, что считаем себя его частью, ничем не подтверждается извне. Мир глух и слеп к твоим потугам завоевать его, для него ты лишь запах пота в августовской электричке, наполненной сотней таких же ,как ты, мокрых и измученных жарой людей. Нет тебя- и хорошо, одним меньше, значит, будет свободней ехать на дачу или толпиться в метро. Знаешь, я невидимка, я прохожу свой путь незаметно для всех. Мои мысли, душа достаются только мне одному, а хочется, чтобы о них узнало как можно больше людей.
- Тогда работай над этим.
- Как?
- Хотя бы словами, это сближает. А ещё лучше напиши об этом, будет интересно.
- Истоки творчества в появлении мысли, значит, сознание всё- таки первично. Без него мы бы не увидели бытие, а значит, его для нас не было. Моя жизнь- это размышление о сущном и вечном и больше ничего. Дерево, дом- всё это достаётся кому-то за кадром, а на крупном плане смерти мы видим то, каким был человек а не то, что он после себя оставил. Его сущность откладывается в памяти близких, тех, кто знал его лучше остальных. Для всех остальных он труп, обычный мёртвый .
- Но лучше оставаться живым?
- Не знаю, когда ты находишься между жизнью и смертью, тебе в один прекрасный момент становится всё равно, жив ты или мёртв. Гуляя по этому пограничному состоянию, ты сталкиваешься вплотную с тем, что каждый день может быть для тебя последним и привыкаешь к дыханию смерти. Вот я болен, и каждый мой день может закончиться раньше заката, поэтому я отношусь к смерти легко, хотя временами и я её боюсь.
- Боишься смерти или врачей?
- Больше себя. Я тот человек, которого я боюсь больше всего. Никогда не знаешь, чего от себя ожидать: сегодня - одно, завтра - второе, послезавтра- третье, и так всю оставшуюся жизнь мы в недоумении оглядываемся на себя прошлого с одной и той же мыслью - разве это был я. Это не мог быть я, наверное, это был кто-то другой, кто-то очень похожий, но никак не я. Мы сваливаем свои грехи на нашу потайную личину все, скрывающееся в нас, от пристальных взглядов окружающих в маске уверенности и человеколюбия. Обмануть себя легко, и мы не кажемся себе страшными монстрами, живущими в нас независимо от нашего желания, мы кажемся себе сидящими в клетке беззащитными тварями, которые забыли, как летать, и навсегда утеряли свою врождённую способность к полёту.
- А как же совесть?
- Внутренний адвокат? Давно куплен общественным мнением.
- А общепринятые законы?
- Не действуют.
- Как же мы живём?
- Не знаю, беспредел.
- Бардак полный.
- Ну.
Сим вытряхнул из пачки последнюю сигарету и, прижигая пальцы, смачно затянулся. Действительно, как мы живём? В голове не укладывается.
Уже докуривая и глядя на тлеющий огонёк, тянущийся к его руке огненной змейкой, он смахнул кончиком мизинца пепел и, затушив хабарик ногой, начал всматриваться в собеседника. Лицо парня постоянно менялось, он словно играл в маски, надевая каждое мгновение новую личину. От этого калейдоскопа лиц рябило в глазах, и его внешность менялась, как поток радуги. Он превратился в смазанное расплывчатое пятно, которое, пульсируя и разрастаясь, надвигалось на Сима. Сим сделал невольный и неуверенный шаг назад и, облитый радужной волной, присел на колено. По телу пошло тепло, словно что-то разогрело его кровь, и в голове на миг зависло спокойствие, как перед чем-то обязательным и важным, через что обязательно должен пройти человек, чтобы доказать себе, что он живой. Он ощутил в себе прилив сил и готовность идти до конца, пока этот поток льётся через его душу, пока он ласкает и обжигает его разум своим разноцветным незримым телом, он жив.
Когда он открыл глаза, уже всё кончилось. Он лежал, вытянувшись на мокрой листве, и не мог пошевелиться, наверное, радуга прошла через него и повлияла на мировосприятие и моторику. Возникало ощущение, что руки и ноги исчезли, словно на их месте теперь сырая земля, и только небо ослепляло его глаза и тревожило душу. Мраморная глыба неба наваливалась на него своей тяжестью, и не было сил сбросить с себя груз, который висел на нём, как наковальня из грехов, повешанная небесами на твою шею, ибо если бог управляет мирозданием, то, наверное, он управляет и всеми нами, а не принимает или отвергает те поступки, которые мы совершаем. Ему в принципе всё равно, как мы поступем в той или иной ситуации, так как это он создал ту психологическую картинку, которую мы имеем на данный момент, и ,конечено, он знает её продолжение. Он просто смотрит на то, как человек идёт, может быть, оценивая его шаги, а может, даже не замечая их, наслаждается вечностью. Когда-нибудь и Сим присоединится к нему и будет всматриваться в чужие судьбы, но для этого он должен пройти свой особый путь и конец. В своих мечтах он возносился ввысь, но также быстро падал вниз и уже как обычный человек ощущал себя простым рабом своих иллюзий и надежд. В своих фантазиях он был частью вселенной, микроскопической частицей в океане судеб и, перемещаясь в этой массе без плоти, он пытался найти себя, поглощая тусклые лучи и отражая свет. Он был ничто, часть громадного пространства бытия, которое диктует свои условия существования и жизни, но старался выполнить свою скромную миссию как можно тщательнее и лучше. Его существование полностью зависело от мира, и хотя его окружало море страстей, в котором он парил, как пылинка, он оставался спокоен и невесом, он летел навстречу к звёздам и был рад.
Из забвения его вывел голос:
- Эй, с тобой всё в порядке?
Сим с трудом встал и отряхнулся. Капли грязи скатались с ворсом пальто и превратили кашемировую вязь в комок болотного зеленоватого сукна. Весь низ пальто был мокрым и неприятно прилипал к ногам, испачканная джинса противно холодила колени и вызывала озноб. Стоящий перед ним мужичок в оранжевой спецовке, накинутой на толстый пушистый свитер, заметно нервничал и слегка покусывал нижнюю губу, от чего она почти побелела и иссушилась. В руках он держал гаечный ключ, который в темноте отливал не серебром, а серым зловещим блеском. От пролетария мерзко несло дешёвым одеколоном и жареным луком, а стеклянные глаза, в глубине которых недобро играл чёрный огонь, блестели и расширялись. Сима пугал его недобрый оскал, и он, чтобы лучше рассмотреть, чиркнул во тьме зажигалкой. Веер искр осветил скуластое лицо, погружённое в ворс из чёрной вороньей щетины, и на секунду Симу показалось, что это лицо он тоже где-то видел.
- Эй, ты, чего разлёгся, пьяный что ли?
- Нет,- к Симу возвращалось его самообладание, - а хоть бы и пьяный -что с того?
- Просто я сейчас здесь копать буду.
Сим оглянулся и только сейчас заметил, что в нескольких метрах от него из-под земли со свистом вырывался фонтанчик пара, мгновенно растворяющийся в промозглом осеннем вечере.
- Авария. Отойди.
Он вскинул лопату и, вонзив поглубже лезвие, с кряхтением вырвал клок мокрой склизкой земли. Он очертил вокруг себя круг и, громко сопя, раскидывал по краям комья спрессованного перегноя. В нос ударил затхлый оттенок прелой листвы, затем пахнуло холодом, и Сима затрясло. Странно- вроде только что было жарко, как вдруг неожиданно он замёрз, превратился в лёд.
- Отходняк, - подумал Сим и потеплее вжался в пальто.
- Чего стоишь? - прижимая к себе свою лопату, прошипел мужичок,- может, тебе вторую дать?
- Давай, - решил согреться Сим.
Мужичок подбежал к грузовику, со скрипом отворил заднюю дверь и вытащил ещё одну лопату.
- На, держи.
Сим схватил руками черенок и с выдохом вошёл в жидкую грязь.
- Ты мне скажи ,мужик, хорошо ли ты на свете живёшь?
- Хорошо, не жалуюсь, - усмехнулся мужик и ловко засмолил потухшей" Беломориной".
- И всё тебя устраивает, и всем ты доволен?
- Конечно.
- То есть тебе нравится месить дерьмо?
- Это не главное.
- А что главное?
- Главное, что я сейчас сварю эту трубу и поеду домой, где тепло, от плиты и пахнет хлебом, что я выпью свои двести и завтра с утра встану под звонок будильника. Для меня главное, что никто не лезет мне в душу, как ты, и не пытается за меня всё решить. И пусть я по колено в дерьме, но я знаю, что сам выбрал свою жизнь и работу, знаю, что я честно зарабатываю деньги и ни один умник не скажет мне, что я живу неправильно.
- То есть для тебя важно то, чем ты занят?
- Да, а тебе- то что? Сам -то чем занимаешься?
- Странно, но я не помню. По-моемому, что-то, связанное с автомобилем.
- Ты что, больной или под кайфом, - мужик остановился и сбил ладонью россыпь капель со лба.
- Да, - беззвучно ответил Сим и взмахнул лопатой.
- Он ещё и глухой, замечательно, - процедил сквозь сжатые губы мужик,- может, тебя подвезти, скоро дождина хлынет. Домой, с ветерком.
- Спасибо, буду признателен.
Искры жаркой сварки водопадом огня осыпали толстые рукавицы из брезента и с лёгким шипением таяли в луже под ногами у мужика. Заварив дыру,он скинул с себя чёрную маску и ,небрежно засыпав яму, отправился к своему зверю. Рокот мотора смешался с воем ветра и стал напоминать волчье рычание или собачий рык. Забравшись в тряпичную кабину, Сим откинулся на сидение. Запах бензина приятно носился по тесному террариуму в надежде выскочить в окно, но закрытые стёкла отталкивали сладковатые пары, вызывающие лёгкую дрожь, окутывая седоков плотным промасленным душком. Машина тронулась.
- Куда мы едем? - сквозь дремоту спросил Сим.
- Туда, где всё встаёт на свои места, где больше не возникнет вопросов, зато будет в избытке ответов, домой.
- Ты знаешь, где я живу?
- Конечно, знаю, я вообще многое знаю из твоих примитивных мыслишек. Так уж я устроен, быть похожим на других, но в этом есть свои плюсы, которые называются пониманием.
- По-моемому, ты едешь неправильно, нам направо.
- Там пробка, лучше молчи. Просто закрой глаза и ты очутишься у себя дома.
Сим подчинился, но с нескрываемым сарказмом пытался подглядеть сквозь щёлочки глаз,как же всё произойдёт. Машина летела над землёй,почти не касаясь колёсами асфальта. Из темноты выныривали разноцветные светофоры,но водила,казалось,не замечал их, промчавшись и на красный, и на подмигивающий жёлтый, освещая прохожих мимолётным отсветом фар,пронизывающих насквозь. Мимо разлетались крыши домов, щетина антенн,словно непослушные волоски выстреливала в почерневшее от ночного дыхания, небо. По одной, лениво и не спеша на небе неожиданно гасли звёзды, но вместо них появлялись новые, безымянные и недолговечные, как вспышки пороха. Накинув на себя туманный плед, город уже готовился ко сну, занавешенные окна подсвечивались огнём нагоняющих сон телевизоров,и только в некоторых, обжигаемых ваттами и люменами освещения, по-прежнему текла неторопливая и замкнутая жизнь. Все замкнулись на себе и, уже не волнуясь о соседях, медленно втягивали в себя горячий чаёк, наверное, радуясь, что и для них есть место в этом мире, покрытом лоскутным одеялом тьмы.
Наконец Сим открыл глаза, бил яркий свет, кто-то расплывчатый и далёкий протягивал к нему свои руки. Расположившись тесным полукругом, рядом с его вялым онемевшем телом, на кухне стояло семь человек. Он вглядывался в искажённые лица и узнавал тех, с кем свёл его трип. Они все были здесь и молча наблюдали за тем, как приподнимающийся на локтях Сим попеременно узнавал своих недавних собеседников. Вот спокойное лицо Зелёного, а этот, нервный и агрессивный, - убийца из его кошмара. Они замерли в нескольких шагах от его ног и внимательно следили за каждым движением тела. Он взмахнул рукой, и стоящие рядом в точности повторили его незамысловатый жест, только оранжевый аварийщик слегка потрепал воротник своей жилетки и подмигнул Симу. Ему казалось, что его зрение ему врёт и что эти фигурки -это часть сна, в которым он забыл, кто же он есть на самом деле. Они расплывались и покрывались блестящей рябью, волнами растекающейся по их плоским телам, но каждый из них был в метре от него и, наверное, существовал.
- Вы кто? - пытаясь найти ответы, спросил Сим.
- Я- это Я, - уверенно пропел Зелёный
- А, Я? - Симу стало интересно.
- А ты- это мы.
- Как это? - удивился Сим.
- Ты- белый, мы- цветные, мы- часть тебя.
- Все?
- Конечно, мы всегда следуем с тобою везде. Все эти семь персон, которых ты лицезреешь сейчас,- это ты.
- То есть вас нет?
- Нет, мы есть, но мы лишь часть тебя. Закон размножения.
- То есть без меня вас нет?
- А ты приглядись, - и оранжевый посильнее натянул козырёк.
Сим отпрянул и что было сил стал всматриваться в людей напротив, изображение скакало, переливаясь цветами радуги, наконец оно остановилось, и Сим увидел своё отражение. На него из зеркала смотрел лысоватый мужичок в яркой оранжевой спецовке, местами порванной, а местами замусоленной грязью. На голове белая измятая кепка из плотной брезентовой тряпицы, в руках кухонный нож и карандаш с точилкой на кончике. Немного усталое лицо покрылось потом, а из ноздри текла тонкая струйка крови, кроме того, у незнакомца был большой распухший нос и красноватые расширенные глаза. Придя в себя от удивления, Сим оглянулся по сторонам. На столе лежала короткая записка, на которой коряво и криво было выведено одно слово:" Я".Табуретка лежала со сломанной ножкой тут же неподалёку, на полу, подсохшее по краям, разливалось небольшое пятно бурой крови. Кухня до сих пор пульсировала и изменялась, правда уже меньше и как-будто замедленнее. Сим бросил взгляд на часы. 7. 00. Значит, скоро на выезд, значит, снова в путь, машина под окном, и надо лишь взять ключ. Остальное- дело решённое.
2007 г.