Свадьба была в разгаре. Жених(старший брат Влады Даниил) смотрел на свою невесту глазами преданного пса, только что получившего кость из рук хозяина. А Владу это раздражало. Влада думала о том, почему никогда не рисовала близких.Должно быть, боялась. На ее портретах, рисованных или вышитых, люди словно исповедовались миру. Она и сама не видела в лицах того, что раскрывали портреты.Пока они не появлялись...Но невесту-то можно же было нарисовать!
Владе не нравилось в ней буквально все: и полудетский крутой лобик, и в меру светлые волосы в прическе, и обожающие глаза, в которых тлела хитринка. А особенно - ненатурально тихий, кокетливый голосок, вот бывают же такие!И почему это никому никогда не удавалось нарисовать голос? Печаль-да, лицемерие - да, счастье-да, бездушие, чуткость, безволие, упорство - все ложится на лист, на холст,а голос - нет.
И все же она готова была смириться с присутствием в их семье этой девушки,так непохожей на нее, смуглую.Ведь она, эта Маша, возможно, и впрямь любила ветреного, своевольного весельчака Даньку, ее брата. А в нем, как известно, обаяния прорва, но наплакаться от него – делать нечего, уж очень многие этого повесу любили.
Они с братом даже внешне не походили друг на друга: Даниил был шатеном с яркими голубыми глазами, а Влада черноволоса и глаза у нее серые, но все равно темные какие-то. Вокруг него всегда собиралась компания, она, чаще всего, искала уединения, хотя и была на два года младше. Даже родители, которые любили обоих детей, все же Даньке улыбались шире, все же чаще интересовались его, а не ее жизнью. Это и понятно: в жизни сына было много событий, в жизни дочери почти ничего не происходило.
Все было обыденно, кроме этих ее пугающих рисунков и вышивок, на которых люди были узнаваемы до деталей, но в глаза их не хотелось смотреть. Потому что глаза эти были откровением, они открывали слишком многое из того, что не должно было быть открыто.
Все это Влада понимала, как понимала и то, что ей не место здесь, на свадьбе, среди изрядно подвыпивших дружков и подружек, которые обращались к ней только тогда, когда требовалось что-то куда-то передать.
-Передать хлеб? Или салатик? Да сколько угодно!Почему бы и нет, если других тем для общения с ней нет. и не только сейчас и здесь, Владу многие считали дикаркой.
А ведь среди этих многих он, Тимур, братов друган, ее тайная любовь 25 лет от роду, с матовой кожей, с мохнатыми, как у девчонки, ресницами и гулким басом мужчины, который Влада слушала почему-то с умилением. Высокий, серьезный и …забавный, он давно запал ей в душу, но нарисовать, а затем вышить его портрет девушка не решалась. Она не разбиралась в людях, но таинственная сила, которая водила ее углем и ее иглой, сама открывала молодой художнице то, что было бы трудно походя заметить. И Влада боялась, что портрет Тимура расскажет о нем много лишнего, много того, о чем знать она не желает.
Девушка с тоской следила за флиртом Тима с этой кокеткой Риткой, которую все почему-то почти подобострастно звали Марж. Да, конечно, Марж не художница, она балерина и танцовщица, она не гроши зарабатывает на оформлении афиш, как сама Влада. Она танцует в клубах и, говорят, имеет достаточно вкуса, чтобы танцы ее никогда не выглядели неприличными. Даже если таковыми являлись…Честь ей и хвала!
Но с нее, Владлены, никому здесь неинтересной, хватит всеобщего веселья. Она желает брату счастья от всего сердца, но пора уж ей слинять из этой кафешки, благо, она неподалеку от дома. А напротив их дома - чайная лавка. И там у нее есть друг, о котором она стесняется кому-либо рассказывать, но который играет в ее жизни большую роль. А еще там торгует мужчина, самый обычный. Только он как-то странно ведет себя со своим сыном, лет двенадцати. Словно кланяется ему или спрашивает о чем-то. И этот самый сын, этот мальчик, со странным именем «Эльгар» ( иногда слышится «Эльгару» ) и был все последнее время ее единственным другом.
Влада часто приходит туда, где так тихо, и так вкусно пахнет, и рассказывает ему о себе за тонкой шелковой занавеской, когда стихают голоса, а отец уходит в кладовую. Здесь она всегда свободно говорила о своих творческих замыслах, делилась сомнениями и страхами, которых, разумеется, немало у сложных, тонких, чувствительных натур.
Однажды Влада решилась спросить, что означает имя ее друга. Отец мальчика, находящийся в это время рядом, глянул на нее так, что девушке показалось: сейчас убьет. Но Эльгар только рассмеялся и сказал, что имя ему дали в честь древнего духа прозрения и тем, кто занимается магией, это имя вполне даже известно, только звучит оно немного иначе. Тогда Влада решила, что это ее не касается и не стоит рисковать дружбой из-за такой ерунды.
Сомнения и даже некая опаска пришли позднее, когда она увидела вышитый своею рукой портрет юного друга. Владлена даже вздрогнула, когда обнаружила, что у нее получилось:с мальчишеского лица смотрели на нее мудрые старческие глаза. Казалось, этот взгляд уходил во тьму веков и пронизывал пространство, время, души человеческие. И это он? И ему двенадцать лет?
Влада вспомнила, как умно и убедительно умел говорить этот мальчуган, как он излечивал ее тревогу одним прикосновением своей бледной маленькой руки. И с каким подобострастием вел себя с ним обычно громкоголосый, уверенный в себе и крепкий с виду мужчина, его отец. И все же вера в чудеса – это не по ее части. Она, Влада, даже в творчестве реалист. Больший реалист, чем сама хотела бы, если уж на то пошло.
-Наверное, он много пережил.- решила Влада.
Но все же какое-то время сомневалась, стоит ли отдавать юному своему другу этот портрет. Вдруг напомнит ему о чем-то печальном, может быть, о пережитой трагедии.
Однако сегодня, в день свадьбы любимого брата, словно измочаленная скользящими вдоль ее тела и души равнодушными взглядами, она решила, что хочет хоть что-то подарить тому, кто ее некогда сам заметил в чайной лавке, сам подошел, сам с ней заговорил. И он называет ее « видящая мудро». Значит, ему действительно нравится то, что она рисует и вышивает, значит, он обрадуется дару…
Эльгар, действительно, казался очень довольным. Он с улыбкой разглядывал портрет, а, когда показал его отцу, тот только хмыкнул и покосился на Владу почти добродушным взглядом. Это на него, кстати, совершенно не походило.
- У тебя талант, видящая мудро, так почему ты печальна?-
-А кому он нужен, такой талант? Меня даже никто из молодежи не замечает. Я даже продать свои работы не могу тем, кого знаю, ведь могут обидеться..
-Не портрет виноват…
-Да знаю я все! И все равно, как бы мне хотелось быть иной, быть заметной, любимой.
-Всеми? Или кем-то конкретно?
-Всеми, потому что тогда и этот конкретный, возможно, будет моим.
На какое-то время Эльгар замолчал, явно чем-то опечаленный. Затем потянулся и извлек, словно ниоткуда, скромный посеребренный ремешок, в центральной его части были два изображения: лягушка и лев. Каждый из животных держал в лапах что-то круглое, похожее на камешек.
-Это мой ответный подарок, надень на левую руку и какое-то время не снимай даже ночью.
- Хорошо, спасибо.
Влада была озадачена, но все равно благодарна. До сих пор подарки ей дарили только родители и брат. Спустя какое-то время она заметила, что временами, когда в голове и сердце рождалось некое желание, скромный браслетик из ремешка с рисунками становился слегка теплым, словно оживал. Она попыталась нащупать что-то внутри, но никаких « батареек», настроенных на эмоции, никаких нанотехнологий не заметила.
Жизнь протекала как обычно. До того дня, когда Владислава встретила его, Тимура, в обнимку с Марж. Был такой пригожий весенний день! Было так хорошо и ясно! Люди расстегивали пальто, замечали друг друга, улыбались. И они шли среди этого пробуждения чувственности, словно плыли, словно танцевали, они прижимались телами и почти склеивались лицами, они были так хороши, так радостны! И она. Влада, в этот миг мучительно захотела иметь такую же легкую походку, такое же яркое пальто, такую же уверенность в своем обаянии, такой же, всеми признаваемый, дар, очень выгодный, очень женский. Совсем не тот, что у нее. И ремешок не потеплел, нет, он стал горячим. Он почти обжег, почти оцарапал ее руку!
Завернув рукав своей куртки, Влада остановилась, как вкопанная, не веря своим глазам. Прохожие натыкались на нее, чертыхались, а она все стояла и смотрела на свою руку. Вместо одного из рисунков в тонкой оправе из розового золота сиял темно-красный гранат. Когда Владислава присмотрелась, она обнаружила, что форма оправы отдаленно напоминает льва, протянувшего лапу за добычей.
Такой красивый, блестящий, сюрреалистический лев…Он был в центре, он был рядом с камнем, а изображение лягушки переместилось на тыльную сторону, ближе к пряжке. Все это было странно, было странно пугающе, и Владислава чуть ли не бегом бросилась к чайной лавке, чтобы узнать, не околдовал ли ее малолетний друг. Однако лавка оказалась закрытой, к стеклу был прикреплен мятый листок бумаги, на котором значилось: «сдается в аренду». Ниже была еще одна записочка, с блестящим ободком. Она, похоже, была адресована самой Владе. Там было написано: « Выбирая радость, выбираешь судьбу».
Сентенция Владу не успокоила. Она попыталась снять ремешок, но тот словно прирос к руке, пугая и утешая одновременно. Он уже не был горячим, он излучал почти терапевтическое, приятное тепло. И нервозность покинула девушку, сменившись другими, приятными ощущеньями. К ним, этим ощущениям, относилась, в частности, легкость, с которой Влада ходила теперь по городу. Тело ее как будто приобрело некую тайную силу и власть, оно двигалось, словно летело, пружиня на тротуаре, кокетливо изгибаясь в ответ на взгляды встречных мужчин.
А когда они появлись, эти взгляды? Владислава этого не приметила, но приняла к сведенью. Она неожиданно почувствовала вкус к ощущению своей женской силы, занялась масками для лица и волос, косметикой, шампунями. И уже спустя месяц сама не узнавала себя. Но зато стала стесняться своей одежды. Надо было раздобыть денег. Однако, каким образом? Ведь не пойдет же она танцевать в клуб! А. почему, собственно, нет? Конечно, балет или даже классическую подтанцовку в этом возрасте не освоишь, а вот всякого рода экзотические танцы идут учить даже престарелые матроны. Так почему бы не попытаться?
Изучение восточных танцев она начала с видео в интернете. Ей трудно почему-то давалась фиксация тела. Зато такие непростые элементы, как «восьмерка» и «волна»,- легко. Вскоре, убедившись, что может регулировать дыхание и улыбаться во время всех этих двигательных выкрутасов, Влада перешла ко второй части своего плана: направилась в Дом культуры, где был кружок, сцена и возможность показать себя. Разумеется, ее успех в глазах руководителя кружка был скорым и безусловным. И Влада получила свой первый костюм и возможность выступить на сцене. Это оказалось делом нервным, непростым.
Когда Владислава стояла за кулисами перед выходом на сцену, ей думалось, что она сейчас опозорится и что она не помнит ни одного движения. Даже когда она, грациозная, красивая, вся обновленная, со сверкающим браслетом на руке выскочила на середину сцены, она считала, что это – конец ее, так и не начавшейся карьеры. Сердце Влады бешено стучало в груди, руки холодели. Но стоило ей сделать один шаг – и люди, все люди в зале, словно растворились. Они были там, внизу, а она здесь. И она танцевала, легкая, упиваясь ритмом и самой собой, не замечая, не слыша ничего кроме грома рукоплесканий.Как? Танец уже кончился? Так быстро!
Спустя еще один месяц, в июне, после успешных выступлений на сценах области, Владислава пришла в клуб. Но она уже не была наивной идеалисткой, как в недавнем прошлом, она хорошо осознавала, что для любого результата нужны продуманные действия. Начала Влада с того, что пригласила своего беспечного братца (кстати, тоже художника-оформителя и по совместительству менеджера маленького торгового дома) на свое выступление. Тот был удивлен до крайности, но после небольших колебаний все же одолжил младшей сестренке некую сумму на театральный костюм. Еще пару нарядов, дорогих, но обычных, из тех, что можно надеть в клуб, она приобрела благодаря родителям. То, как они действуют на окружающих, проверила дважды: среди завистниц на кружке и на улице.
Последнее испытание дало ей понять: в черном она выглядит лучше нежели в сиреневом. Однако к ней в сиреневом мужчины в возрасте отнесутся с большим снисхождением. Как это можно понять, дефилируя по улице? Да запросто! Это вчера такая наука была Владе недоступна, а сегодня мир стал иным, он изменился вместе с ней.
Следующий этап ее «военных действий» был самым сложным. Надо было уговорить Даню, чтобы он уговорил Тимура и, соответственно, Марж, поговорить с администратором. Для встречи с будущей соперницей Владислава оделась просто, в джинсы и футболку. Джинсы были дорогими, футболка так себе. В самый раз, чтоб было не совсем стыд-но ее представить, но при этом сделав вывод, что номер не пройдет. Слава богу, Марж оказалась невеликой умницей и впоследствии была прямо-таки шокирована явлением Влады в клуб в черном платье и ее показательным восточным танцем. Владиславу приняли. На заключение договора она явилась в сиреневом.
Еще добрых полгода Влада благодарно гладила по ночам свой пламенный гранат, влюблялась и влюбляла, втайне посмеиваясь над эротической резинкой ниже балетной пачки своей соперницы, над ее неловкой попыткой, исковеркав классику, стать секс - символом этого задрипанного клуба. Тимур, как оказалось, обладал неплохим вкусом и был любвеобилен.
В их первую ночь она была счастлива и даже как-то не обратила внимания на то, что бывший кумир посмеялся над ее «великовозрастной девственностью». Мягко так посмеялся, нежно, но все-таки… Ближе к утру, он заговорил, и Влада поняла, что до сих пор является абсолютным профаном, в том, что сегодня «тренд», а что не « тренд». Она очень мало знала и о том, кто из эстрадных «звезд» наших и зарубежных с кем спал и развелся, не смотрела популярной реалити, где активно обсуждали, кто кого из участников хочет и любит и долго ли он этого кого-то хочет и любит. Одним словом, она оказалась полной невежей, и, пока осваивала всю эту ерунду, все возвращалась и возвращалась к мысли: « А неужели и брат ее этим увлекается?» Наконец, не удержалась, спросила. Даня странно, даже с неким легким оттенком презрения, покосился на сестру и, хотя ответил с присущим ему легкомыслием, Влада вдруг поняла, что эта его беспечность – показная, что своего друга Тимура он считает балбесом и не одобряет ее выбора.
И вот все изменилось. Изменилось также стремительно, как когда-то. Чей-то взгляд, жест, чья-то мимика… В какую-то долю мгновения мир снова перевернулся. И вот она, Влада, направляется к дому, хорошо одетая, привле-кательная, уверенная в своем женском очаровании. Идет и вспоминает, что прошлым летом на этом углу торговала ягодами старушка, и у нее были тоскливые глаза и две глубокие морщинки, идущие от глаз. От этого казалось, будто на щеках нарисовали вопросы... А еще из промтоварного магазина неподалеку часов в восемь вечера выходила очень нелепо одетая женщина, всегда в каких-то ярких замысловатых шляпках невесть какого образца. Она высоко держала голову на своем тяжелом теле и садилась в дорогущую иномарку... А еще в прошлом году в их подъезде поселились молодожены. И Влада запомнила, как изменилась невеста на другое утро: иначе шла, иначе улыбалась…Такое редкое явление в наши дни!
А сейчас она ничего не видит, словно в темноте. Нет, видит, конечно, но не то, не так, как прежде. И такая вдруг возникла в ней тоска, такая тоска, словно отняли половину души, заменив нечто глубокое, сокровенное на яркий огонек зажженной спички, который горит пламенно, но недолго и только потребы ради.
- Ну и пусть бы я снова стала некрасивой, как-то сжимаясь и снова тоскуя, подумала она, бессмысленно направляясь к чайной лавке,- раз уж иначе нельзя. Я видеть хочу! Рисовать. Хочу снова чувствовать дыханье чего-то неведомого, непостижимого за своею спиной. И удивляться тому, что вот все это создала я, создал кто- то во мне.
Лавка по-прежнему стояла закрытой, верхней записки не было. А вот та, нижняя, с золотистым ободком, предназначенная ей, была на месте. И по- прежнему бросались в глаза слова: « Выбирая радость, выбираешь судьбу».
Влада протянула к ней руку, коснулась, и – пых!- записка исчезла. И снова стало горячо, очень горячо ее руке, там, где располагался странный подарок.. Влада, отвернув рукава куртки, посмотрела на браслет. Никакого граната там больше не было. В центральной части серебристого ремешка яркой и какой-то прозрачной зеленью сиял драгоценный камень. На массивной круглой оправе из мельхиора сидела из этого же камня сделанная крохотная лягушка. Она была другого цвета, но тоже словно прозрачная, манящая глубиной. Откуда-то к Владиславе пришло знание: это камень берилл. Он приносит удачу и вдохновение.
Девушка оглянулась и заметила рядом с лавкой мальчонку, пятилетнего или шестилетнего. Он посмотрел на Владу, и ей показалось, что у кого- то она уже видела такой взгляд. Она не стала анализировать, ей этого не хотелось. Зато возникло желание мальчугана нарисовать. И Владислава поспешила домой, чувствуя, что дар ее снова к ней вернулся. Да, и, кажется, шла она по-прежнему легко. Только это больше не имело существенного значения.