Название: Дневник Мито
Автор: Hedgehog2008
Бета: не сложилось, пока=)
Размер: миди, 7282 слова
Пэйринг: Мито/Мадара; Хаширама/Мито
Жанр: ангст, драма, POV Мито
Категория: гет
Рейтинг: застрял между PG-13 и R
Примечание: сакадзуки - чашечка из которой пьют сакэ на всяких скучных церемониях
Предупреждение: POV, в конце и Хаширама, и Мадара умрут, но это вроде как канон xD
Краткое содержание: Мито ведёт дневник, где запечатлевает значимые события жизни
От автора: я не смогла убрать в сторону философский настрой, но думаю, что Мито, насколько мы можем о ней судить по канону, довольно возвышенная, мудрая дама, так что глубокие размышления ей должны быть присущи. При этом хотелось показать её женщиной со своими слабостями и наследницей клана Узумаки, что, безусловно, не могло не отразиться на её характере и мировоззрении. Также я писала над каждым новым абзацем дату, стилизуя под японский дневник: у японцев принято летоисчислять по годам правления императора, а месяц на Дальнем Востоке издревле отсчитывали по луне, намёк на что сохранился и в современном японском языке. Японцы буквально говорят "первая луна", "вторая луна", "третья луна" и т.д.
I год правления Сёдаймэ, месяц третьей луны
Сегодня я впервые оказалась в месте под названием Конохагакурэ. На мой вопрос, что это, отец не смог сказать ничего вразумительного. Только задумчиво поднял голову и посмотрел куда-то в голубое небо, украшенное белыми, ровно очерченными облаками, а потом невнятно изрёк нечто: «Нуу, это такое поселение, где будут жить шиноби в мире и сотрудничестве». На вопрос, кому пришла в голову такая бредовая мысль, отец дал ответ, достойный главы клана. По крайней мере, такие фразы я часто слышу от него с того самого момента, как помню себя: «Имя основателя деревни – Сенджу Хаширама. Запомни его хорошенько. Этот союз поможет укрепить позиции клана Узумаки. Пока соглашение действительно, ты должна стараться изо всех сил всячески оказывать лояльность главе деревни! Чем бы она ни являлась, здесь собраны влиятельные силы не последних кланов страны. Для дочери клана Узумаки авторитет родного клана должен стать главной ценностью в жизни!». Он ещё полчаса нёс что-то патриотическое, но я уже не слушала, потому что в этот момент меня отвлёкло одно забавное происшествие на улице… В этой так называемой деревне есть странное заведение – Академия ниндзя. Отец говорит, что мне тоже предстоит туда отправиться, хоть я уже не в том возрасте, когда предполагается туда поступать. Как я успела понять, там учат базовым навыкам шиноби. Не знаю, впрочем, понадобится ли мне это… Наверное, отец желает таким образом выразить лояльность клану Сенджу. Так вот, проходя как раз мимо ворот этой самой Академии, я увидела следующее. Какая-то сельская девчонка выбегала из ворот и, запнувшись о камень, уже готова была пропахать носом землю, как вдруг некто с длинными взъерошенными, как у ежа, волосами, в тёмно-синих свободных одеждах на лету подхватил неуклюжую школьницу, так что её колени едва коснулись земли. Как это было ловко, как проворно! Моя голова до сих пор кружится, когда я пытаюсь вспомнить в деталях движения этого шиноби, и всё же мои попытки тщетны, потому что его скорость превысила способность моих глаз воспринимать реальность… Когда я была маленькая, мне часто приходилось наблюдать со стороны мелкие стычки клана Узумаки с противниками, так что нельзя сказать, будто я не привыкла видеть вокруг себя отточенные движения, меткие броски оружия, быстрые заклинания складывающихся печатей. Но это было нечто! За все пятнадцать лет я не видела, чтобы шиноби мог с такой лёгкостью и одновременно фантастической быстротой преодолевать значительные расстояния. Ах, как бы я хотела научиться так же! К чёрту всю политику, если в этой Конохе существуют такие люди, как этот шиноби, значит, рано или поздно я стану сильнее.
Что происходило дальше – отдельная история. Девчонка, не успевшая понять, что с ней произошло, отряхнулась и посмотрела в глаза тому, кто помог ей. С моей стороны было прекрасно видно, как в тот же миг на её лице отразился неподдельный испуг. Я поняла это не только по округлившимся глазам, но и по ауре агрессии, которую тут же начало источать её сознание, пытаясь защититься. Уж, что бы там отец ни говорил про мою нерасторопность в техниках, этому меня не нужно учить! Мне стало интересно, что произойдёт дальше, и я намеренно замедлила шаг, но отец упрямо тянул меня за руку вниз по переулку, так что я успела лишь краем глаза заметить, как селянка, не смея повернуться к «врагу» спиной, попятилась назад и наступила на ногу спутнику так поразившего меня шиноби. Что произошло потом, мне было уже неизвестно. Стали ли они травить её, как это часто происходит в моём клане, когда кто-то слабее другого? Или здесь другие порядки, и они, наоборот, помогли девчонке прийти в себя? Как бы то ни было, клянусь, что не упущу возможности узнать, кто же таков этот шиноби с волосами, похожими на иглы!
I год правления Сёдаймэ, месяц пятой луны
Ах, как стучит сердце! Оно так и норовит выпрыгнуть из груди. Что со мной, я совсем теряю разум? Его имя – Учиха Мадара. Тот самый, со странной причёской и прыжками быстрее молнии. Я видела его издалека в начале торговой улицы, и торговка, завидев мой полный решимости взгляд, рассказала, кто он такой. Оказывается, это не кто иной, как один из основателей Конохагакурэ. Значит, отец прикажет и перед ним лицемерить… Значит ли это, что мы скоро встретимся, и я смогу говорить с ним лично?
I год правления Сёдаймэ, месяц пятой луны
Теперь я знаю, зачем отцу понадобилось отдавать меня в Академию ниндзя. Он просто решил отделаться от меня, чтоб не мешалась под ногами! Конечно, теперь он занятой человек, со всеми этими союзами! А как было хорошо в родовом поместье, когда мы вдвоём играли в саду, когда слуги называли меня не по имени, а только «химэ». Здесь же все фамильярничают, да и слуг не осталось… Наверное, былых времён не вернуть. Впрочем, в этом есть свои плюсы. Я могу дышать полной грудью. Теперь никто не контролирует каждый мой шаг, и после занятий в Академии, я могу гулять, где хочу. Повсюду идёт стройка, потихоньку в деревню переезжают новые жители. Тут и там можно заметить чей-то домашний скарб, наваленный грудой возле временного палаточного жилища, а неподалёку – стук молотка и запах свежеспиленных сосновых брёвен. На занятиях нам рассказывали о Хокагэ и Сенджу Хашираме, который им сейчас является, но ни слова не сказали о его товарище – Учихе Мадаре. Когда же я попыталась задать вопрос в корректной, замечу, форме, сэнсэй тут же затих и как-то настороженно посмотрел в мою сторону, а затем быстро сменил тему. Что я сделала не так?
I год правления Сёдаймэ, месяц шестой луны
Я виделась с ним! Я говорила с ним! Это случилось на окраине поселения, возле кромки леса, куда я часто захожу, чтобы пообедать в спокойной обстановке. В последнее время, дома стало невыносимо! Клан постоянно выясняет отношения, не все "за" переезд в Коноху. Так вот, этот раз не был исключением. Только сегодня, подойдя к развесистому дубу с широким вековым стволом, я обнаружила, что под ним уже кто-то сидит. «Какая досада!» – подумала я. Ох уж эта привычка говорить патетическим слогом! Отец, этого ли ты добивался, заставляя меня зубрить классические тексты наизусть? Делать было нечего. Я развернулась и уже было пошла обратно, как сидящий под деревом заметил меня и в мгновение ока оказался перед моим носом. Я узнала этот стиль тотчас: Учиха Мадара. Сердце тут же зашлось в бешеном танце, веки затрепетали, ладони вспотели, судорожно сжимая ремень школьной сумки. Куда подевались все мои навыки самообладания? А он улыбался, хотя нет, ухмылялся. Долго смотрел мне прямо в глаза, думал, что испугаюсь, отведу взгляд, побегу, как та девчонка. Но нет, я стойко выдержала тьму его зрачков. Наверное, если бы было темно, я бы поддалась внутреннему страху, но солнце ярко освещало поляну, на которой мы находились, так что я сфокусировала свой взгляд на своём отражении в глазах шиноби и даже попыталась придать своему лицу невозмутимое выражение. Но он, конечно, почувствовал всё, потому что следом произнёс нарочито смягчённым тоном, который едва ли скрывал резкие нотки раздражения в его голосе: «Смотри-ка! И всё же трясёшься, как осиновый лист. Но мы слишком гордые, да?». Шиноби вплотную приблизил своё лицо к моему, так что наши глаза находились на одном уровне, и ветер, всегда вольно гуляющий по Конохе, заставлял мои ничем не скреплённые, непомерно отросшие рыжие волосы касаться плеч Учихи Мадары. Это "вторжение" его явно раздражало, хоть он и искусно скрывал свои эмоции под маской безразличия, но мой талант сенсора не обманешь. Внезапно в его глазах полыхнуло красным, и, клянусь всеми богами, это было нечто ужасное и завораживающее одновременно! Причудливые узоры вырисовывались на ярко-алом фоне радужки, они манили, отбирая по капле волю и самоконтроль. И, когда я уже была готова потерять сознание, Учиха Мадара так же быстро, как появился предо мной, отпрянул назад, секунду поглядел на меня сверху вниз и исчез за деревьями. Только вихрь слегка пожелтевших августовских листьев в воздухе говорил о том, что секунду назад здесь кто-то был. Кажется, теперь мне понятно, почему в селении никто не любит говорить о нём…
I год правления Сёдаймэ, месяц восьмой луны
Отец похвалил меня, сказав, что Академия много мне дала. Я действительно чувствую, что стала лучше управляться с тайдзюцу. Раньше это направление мне не давалось от слова совсем, но сэнсэй сказал, что надо лишь тренироваться больше, чему я в последнее время и посвящаю всё свободное время. Хорошо, что лес около селения такой просторный, и никто не мешает заниматься вдоволь!
Вчера я снова видела Учиху Мадару спустя полгода с нашей первой встречи. Только на этот раз он не пытался меня запугать шаринганом (сэнсэй посвятил целую лекцию по секретным техникам клана Учиха, и, надо отметить, делал он это с брезгливостью, от которой мне становилось дурно) и не ухмылялся. Мадара был пугающе беззаботен. В тот час я отрабатывала метания кунаев в пять мишеней. Пятый всегда улетал мимо, и мне никак не удавалось сконцентрировать внимание таким образом, чтобы техника совмещала в себе чёткое движение тела и меткость броска. Мои одноклассники, хоть ещё совсем дети, давно уже справляются с десятью мишенями. Такими темпами я никогда не докажу свою причастность к влиятельному клану Узумаки, думала я, и метала кунаи всё яростней, но как назло промахивалась всё больше. Рыжие пряди выбились из причёски и закрыли весь обзор. В последний раз я напряглась и что есть мочи метнула оружие почти наугад, но привычного глухого удара не последовало. Тяжело дыша, я едва не валилась на землю от усталости, волосы совсем распустились - обзор застила рыжая пелена. Он подошёл так же быстро и бесшумно, как и в прошлые разы, вытягивая вперёд все пять кунаев разом. «Как он смог это сделать? Ведь все пять летели в разных направлениях!» – подумала я. Тут загадочный шиноби, не говоря ни слова, с полповорота взметнул руку с кунаями вверх, оттолкнулся от земли и… через мгновение все кунаи разошлись точно по местам. О, если б я увидела этот приём ещё раз, и ещё раз, и ещё раз, вряд ли смогла бы повторить его! Позор мне, наследнице Узумаки. Правильно, что больше не называют меня химэ. Где мне сохранить гордость, когда в селении не один десяток таких шиноби, как Учиха Мадара? Пока меня изнутри сжигала зависть, Мадара, наконец, подал голос: «Значит, химэ. Значит, Узумаки Мито». Откуда он знает моё имя? Откуда? Неужели отец виделся с ним? Или он всё обо всех знает? Да, должны же быть какие-то списки при вступлении в союз, и Мадара, как основатель селения, конечно, имеет к ним доступ! Я растерялась, нечего и говорить. Видя мою нерешительность, Мадара фыркнул. Как-то совсем безобидно, ребячески. Мне до боли хотелось заговорить ним, но от него исходила столь пугающая нестабильная энергия, что нерешительность сковывала моё сознание. «Так ты никогда не научишься метать оружие!» – продолжил он. «Ты вкладываешь слишком много сил, когда нужно лишь отточить движение и не терять концентрацию, остальное – дело физических законов». «Вы пришли сюда, чтобы давать мне лекцию о том, как метать кунаи?» – это всё, что могла я вымолвить на тот момент. Мадара на секунду скривил лицо, полуприкрытое прядями, так напоминающими мне ежиные иглы, а затем расхохотался от души. Я стояла, как дура, не зная, что и думать: то ли плакать, то ли смеяться вместе с ним. «Не зря кланы Сэнджу и Узумаки – родственники. У моего старого приятеля Сенджу есть точно такая же привычка вешать нос по поводу и без!" - произнёс Мадара. Я подняла голову и впервые осмелилась посмотреть ему в глаза, те самые, что ужасно испугали меня однажды. На этот раз в них не полыхал огонь. Один глаз прикрывала чёлка, тогда как другой в насмешливом прищуре оглядывал меня с ног до головы. В руках Мадара небрежно вертел откуда ни возьмись появившийся кунай: то ли свой достал, то ли успел вытащить из ближайшего дерева мой… «Тогда покажите, как правильно!» – внезапно осмелела я. К чёрту приличия! К духам осторожность! «Хэээ! Да вас не просто вывести из себя, хи~мэ», – с издёвкой произнёс он. «И всё же, для дальнего боя ты не годишься. Не буду тебя учить», – вот так распалив огонь жажды знаний, Мадара тут же бесцеремонно оборвал разговор. Но я тоже не промах: чудом успела схватить его за подол синей рубашки свободного покроя, прежде чем он исполнил свой молниеносный прыжок. На секунду Мадара притаился, замер на месте, затем обернулся. Я ожидала увидеть гнев. Такое часто происходило, когда в моём клане кто-то из младших нарушал правила общения со старшими. Но вместо этого я прочитала в его эмоциональном фоне любопытство. Не говоря ни слова, он повернулся на пятках, сбросил странную штуку с плеча, похожую на музыкальный инструмент, вытащил из кармана пару кунаев (ага, значит, тот всё-таки был его собственный!) и вложил их мне в ладонь, затем поставил мои запястья в правильную позицию и показал траекторию движения. Я повиновалась. На этот раз не стала применять полную силу, и, к своему удивлению, обнаружила, что оба куная оказались ровно посередине установленных мишеней. «Так же и с пятью. Только с прибавлением числа оружия нужно сильнее направлять энергию в пятки, чтобы получался полный разворот, и траектория не ломалась. Тогда предметы не будут зависать на полпути от недостатка силового импульса», – спокойно завершил Мадара.
«Тебя может ещё до дома проводить, а? А то заблудитесь, химэ-сама!» – он уже неприкрыто издевался над моей некудышностью как шиноби, перескакивая с вежливого стиля речи на разговорный и обратно. Конечно, стерпеть такое я не могла. Тут же рыжие волосы взметнулись вверх, лицо перекосилось от злости, а с языка сорвалось неуважительное: «Я тебе не химэ-сама! Я Узумаки Мито, запомни раз и навсегда! Узумаки Мито!» – я предпочла не узнавать, как Учиха Мадара отреагирует на такую грубость и поспешила домой. Он не преследовал меня. Только ветер донёс уже едва различимые обрывки фразы: «… несдержанная… погубит…». Что он этим имел в виду? Разве не я работала часами над светскими манерами с самого детства? Разве не мне всегда было противно смотреть на грызню родственников с их вспыльчивыми нравами?
I год правления Сёдаймэ, месяц восьмой луны
Теперь мы играем в игру: я бегаю за ним по всей Конохе, а он – пытается скрыться. Пока лучше получается у него, надо признать, но если я что-то задумала, то бываю крайне настойчива. Иногда мне удаётся подловить его на потере бдительности. Тогда ему приходится поддерживать разговор, ведь глава клана Учиха должен быть заинтересован в поддержании хороших отношений с союзными кланами, а я – химэ одного из них… Ах, как мне нравится эта игра! Мне больше незачем терять самообладание. Пусть потери будут только на стороне противника. Я просто в восторге, когда по воле несдержанности его глаза на секунду вспыхивают алым Мангэкё, а затем так же быстро потухают, сдерживаемые разумом: как же! Я же ребёнок в его глазах, со мной надо сдерживать гнев. Гнев – это то, что я хочу заставить его мне показать. Прохладная насмешка, с которой он встречает и провожает всех, включая меня, – напускная, мои чувства не лгут. Внутри него кипит гневный вулкан. Вопрос только в том, что породило этот гнев: обида, ревность, страсть, вожделение, месть? А может, всё сразу?
I год правления Сёдаймэ, месяц восьмой луны
Он не возьмёт меня в ученики. Аргументировал этот тем, что я женщина и вообще «он тут не нанимался недо-гэнинов тренировать». Так и сказал. Должна ли я жалеть об этом?
Дома неспокойно. Старшие недовольны Учиха. Они до сих пор не смирились, считают их предателями. Думаю, для этого есть причина, ведь глава клана Учиха будто точит нож на всех и каждого. Вчера я наблюдала сцену их встречи с Хокагэ-сама. О, сколько яда и гордыни в голосе Мадары! Непохоже, будто они дружны с Хаширама-доно, и всё же тот принимает его как близкого друга, хоть этот самый «друг» и готов прирезать его в любой подходящий момент. Не пойму, что это? Глупость или снисхождение? Одно ясно: долго так не протянется. Отец тоже что-то задумал. Ходит хмурый в последнее время, стал совсем нелюдим, закрывается подолгу в своей комнате: не хочет, чтоб ему мешали думать. Я не хочу уходить из деревни! Не думала, что когда-либо скажу это, но я успела привязаться к этому месту с его вековыми деревьями и шуршащим в листве ветерком, яркими, только что отстроенными домиками, Академией ниндзя с придурковатыми сэнсэями и клановыми «разборками» между учащимися на переменах, извилистыми дорожками и шиноби с ежиными волосами… Но мне никогда не дадут приблизиться к нему, теперь я знаю точно. Может, поэтому я так страстно ищу малейшую возможность увидеться? Даже стоять и молчать рядом – подарок богов! От главы клана Учиха веет решимостью и бескрайней силой, которая пьянит голову, замедляет разум и бросает тело в жар. Никто до этого не обладал надо мной такой властью! Кажется, я сделала бы всё, что он попросит. Однако он сторонится меня, как заразу, которая может принести неприятности, и не просит ровным счётом ничего. Смогу ли я когда-нибудь встретить его взгляд без трепета? Или во веки веков мне придётся носить на себе бремя желания прикоснуться к огненной мечте? Как жаль, что я не Сэнджу Хаширама! Кажется, только ему одному и дозволено лицезреть его настоящего…
I год правления Сёдаймэ, начало месяца девятой луны
Он ушёл из деревни. Накануне я догнала его под луной. Он не стал убегать. Процедил сквозь зубы только что-то вроде: «Глупая девчонка Узумаки никак не отвяжется», – но шага не умерил. Так мы и шли: он впереди, я сзади. За всё время ни разу не обернулся. Тогда я попыталась дёрнуть его за ежиные волосы, просто захотелось с досады вырвать здоровенный клок. Правда, что бы это изменило? Стал бы он ближе, кабы я выполнила задуманное? Но он отклонился, я лишь едва задела ладонью жёсткие кончики. На ощупь, и правда, словно ежиные иглы… Затем внезапно остановился, как вкопанный, и спокойно, подчёркнуто вежливо произнёс: «Ворон никогда не будет ровней лисице. Мы с вами никогда не поймём друг друга, наследница Узумаки, так что не стоит и пытаться. Я воин. Вы будущая царица светских будуаров. Моя участь – ненависть, кровь и разрушение во имя Идеи. Ваша – плетение интриг, струящийся яд дорогих шелков, искусное убийство под покровом ночи – в интересах клана, разумеется. Видите, нам не по пути. Вас вскармливали молоком с привкусом политики, я же пришёл к выводу, что ненавижу политику, как и весь этот чёртов мир с его неправильными законами». Я смолчала, глотая слёзы. Просто не знала, что тут можно было ответить. Всё уже решено, мне действительно придётся тренироваться в искусстве химэ клана Узумаки. Пусть пока он и ошибся: во мне мало пиетета к клановым делам – никто не утверждает, что через десять лет всё останется, как прежде.
Снова попыталась прикоснуться к нему: на этот раз рука потянулась к плечу. Он перебил меня громко, не дав это сделать: «Завтра я покину деревню». Ох, что было со мной в тот момент! Впервые я не хотела верить словам, но понимала, что это правда. Сама не своя от чувства неминуемой потери, я выпалила: «Тогда вам без разницы, если я сейчас… если мы сейчас!.. Ах, а если я убегу вместе с вами? Что вы тогда сделаете?». Тишина слилась с ночным небом воедино и сгустилась, словно кто-то разлил вокруг вязкие чернила: луна ушла за облака. Я чувствовала, что надежда безвозвратно ушла вместе с ней, и это разозлило меня ещё больше. «Отвечай, Учиха Мадара, что ты сделаешь, если я уйду за тобой вслед?» – он молчал, но с места не двигался, я ощущала его дыхание впереди. «Ах да, как же я могла забыть! Только один из клана Сэнджу может просить тебя и быть услышанным! Я видела вас вместе. Только в этот раз и эта дружба коту под хвост», – в отчаянии я совершенно забыла про гордость. «Скажи же мне, что тогда для тебя дружба?» – срывая голос, я кричала в темноту, хотя и шёпот мог быть с лёгкостью услышан, ведь нас разделяло всего пара шагов. Не зря авторы классических текстов упоминают, что когда сердца людей далеко, они кричат, даже если находятся рядом.
«Дружба?» – наконец, подал голос он. «Дружба?» – ещё раз повторил он и расхохотался, а затем переспросил: «А что же для тебя такое дружба?». Не видя подвоха, я отвечала: «Это когда люди понимают друг друга, когда у них есть общие интересы, общие воспоминания, когда они согласны на равный обмен, когда им хорошо вместе и грустно по отдельности…». «Хватит этой чуши!» – грубо перебил меня он. «Ты ничего не знаешь о дружбе, это я уже понял» – мне показалось, или в его голосе прозвучало разочарование. «Разве вы и Хокагэ-сама не друзья?» – ко мне начало возвращаться самообладание. «Мы с Хокагэ-сама, – передразнил он меня, – вечные соперники. У нас была общая мечта на двоих, но в реальности оказалось, что мне в ней слишком тесно, в отличие от Хаширамы, который нашёл в этом призвание, но он идеалист. Этот мир никогда не объединить любовью и сотрудничеством. Скоро снова возобновятся раздоры, и так будет продолжаться вечно. Эта деревня – лишь инструмент для прикрытия корыстных мотивов, поэтому я хочу когда-нибудь вернуться сюда, чтобы стереть это место с лица Земли. Ни Хаширама, ни клан Учиха не поймёт этого, так что я ухожу один. Можешь называть это дружескими чувствами, как тебе будет угодно», – он замолк, а я переваривала только что услышанное. До сих пор в моей голове не укладывается всё, о чём он говорил в том безлунном пространстве. Моя проницательность пала, чувства притупились, и я уже не могла различить ровным счётом ничего. «Зачем вы всё это мне говорите сейчас?» – бессильно, полушёпотом проговорила я. «Очень скоро ты поймёшь, химэ из Узумаки. Скорее, чем ты можешь подумать…». На этих словах, так же, не оборачиваясь, глава клана Учиха двинулся вперёд, я же осталась на месте, чтобы исполниться сомнений и беспомощности.
I год правления Сёдаймэ, месяц одиннадцатой луны
Мадара оказался прав: скоро же мне пришлось узнать о том, как может жестоко и насмешливо обойтись судьба. На моё шестнадцатилетие собрался весь клан. Старейшина, отец, старшие члены, молодые бойцы, дети… Все поздравляли меня, наряженную, словно куклу, попутно поминая мою покойную мать добрым словом. А в конце церемонии отец объявил во всеуслышание, что скоро нас ждёт ещё один праздник: моё обручение с Хокагэ деревни Листа.
Так быстро осыпаются нежные лепестки вишен, так просто отец продаёт родную дочь в чужой клан, с которым ещё вчера велись битвы не на жизнь, а на смерть… Сказать по правде, я до сих пор не могу смириться с двумя событиями: недавним уходом главы клана Учиха из деревни и теми словами, с которыми он попрощался со мной, словно передавая что-то на хранение. А тут ещё моя помолвка с его закадычным противником – Сэнджу Хаширамой! Неужели и правда моя участь – стать угодницей Лидера и искусницей льстивых речей? Отец, думал ли ты, когда заключал сделку, что мне будет так страшно, как сейчас? Знал ли ты о моей сердечной привязанности? Господи, ведь я даже не знаю, кто он такой, этот Хаширама-доно! Всё время, что мы тут, я с широко распахнутыми глазами смотрела только на того, кто стоял с ним рядом. Кто бы мог подумать, что судьба станет так шутить надо мной! Всё пропало теперь: надежды на новую жизнь, любовь, желание стать куноичи… Я слышала, у жены правителя есть только одно предназначение – родить наследника, да и того тут же придётся отдать на попечение наставников. Её умения как шиноби, чаяния сердца, привязанности – всё не имеет значения. Ах, что же будет? У кого искать защиты и утешения?
I год правления Сёдаймэ, месяц одиннадцатой луны
Сегодня состоялась наша первая встреча с Хаширамой-доно в сопровождении представителей клана. Официальная церемония – повод, чтобы оценить выгодность приобретения. Меня одели в шёлк, опоясали буквально тысячами лент, заплели волосы в косы, украсили их дорогими украшениями. Советница сказала, что после замужества мне всегда придётся носить официальный наряд, так что лучше б мне привыкнуть поскорей. Боже, неужели больше никаких тренировочных штанов, майки и сумки, полной сюрикэнов и кунаев на боку?
Хокагэ-сама не такой, каким рисовало его моё воображение. От него пахнет солнцем и древесной корой. А ещё он постоянно улыбается, и, кажется, эта улыбка неподдельная. Когда нас посадили друг напротив друга перед сакадзуки* с уже разлитым сакэ, я заметила, как Хаширама-доно на секунду совсем по-детски сморщил нос, прежде чем выпить содержимое. Мягкий на словах, но твёрдый в движениях. Я наблюдала за ним весь вечер. Он лишь раз осмелился обратиться ко мне по имени, и оно звучало в его исполнении звонко и ясно, словно солнечный луч ненароком обласкал моё погасшее сердце. Нежность его слов бросила меня в слёзы, но я не позволила себе эту слабость, только не при всех! После пришла домой и провела ночь в сдержанных рыданиях. По крайней мере, отец продал меня достойному человеку. Не зря Мадара выбрал его своим другом…
III год правления Сёдаймэ, месяц второй луны
Вот уж третий год, как я жена Хокагэ. Давно не писала ни о чём, да и как описать вереницу однообразно скучных дней, проводимых в бесконечных приёмах послов, разрешении межклановых неурядиц и стратегических советах, на которых ты – лишь украшение без права голоса. Но вчера Хаширама приказал всем слушаться меня не меньше, чем его самого. Какой же он всё-таки ребёнок внутри! Хочет доставить радость всем, даже если самому будет неудобно, даже если это повлияет на его авторитет… Единственное, чем он никогда не поступится – это Коноха, оплот всех его мечтаний, воплотившихся в жизнь. Оставляя этот принцип в стороне, он полон ребяческих устремлений: смешно сердится, когда что-то идёт не по его усмотрению, быстро впадает в уныние и так же быстро отходит, открыто улыбается всем и каждому, даже мне улыбается, хотя я ему – никогда. За этот год мне пришлось забыть о вольностях, кажется, что детство осталось позади навсегда. Как только Хашираме удаётся совмещать непосредственность и решимость в одном теле - для меня загадка. В обязанности жены лидера входят многие вещи, которые остаются за кулисами, вещи бесславные и недостойные ничьих других глаз и рук. Утешать Хокагэ в его приступах скорби по ушедшему другу, бессчётное количество раз проводить ладонью по гладкому шёлку длинных волос, пока он рыдает на моих коленях, словно маленький мальчик, потерявший маму… А кто утешит меня? Знал бы он! А в следующий раз утолять его страсть своим телом, своим умом, своим голосом, который никогда не дрожит. Ах, как эгоистично с его стороны несдержанно брать меня на полу, совершенно не заботясь о том, как я при этом себя чувствую, или в порыве раздражения осаждать меня жёстким словом, а затем пытаться загладить свою вину и доставить мне удовольствие, будь то ласка, подарок или внимание к моим якобы нуждам! И как он уверен, что знает меня! Ведёт со мной долгие разговоры на веранде, улыбается, пытается согреть горячим чаем, тёплыми руками, нежными губами. Начинает разговор всегда он, в продолжении никогда не спросит, о чём мои думы. Боится собственных чувств, страдает, когда его не услышали, волнуется перед каждым выступлением перед публикой. Ребёнок!
Всегда держать репутацию клана Сэнджу в чистоте, даже когда она погрязла во лжи и раздорах, отдавая чётким тоном приказы исполнителям, чтобы подчищали хвосты лучше, чтобы заметали следы вернее, чтобы устраняли и унижали, кого следует устранить и унизить, даже если это самые близкие Хашираме люди… Улыбаться бесконечной веренице послов, разрезать ленточки на вновь отстроенных домах, посещать госпиталь, рассказывать о Воле Огня молодому поколению ещё пока таких разрозненных коноховцев. Отдать всю себя для процветания деревни. До последней капли. А свои чаяния похоронить глубоко-глубоко, и пусть только боги знают о том.
VIII год правления Сёдаймэ, месяц четвёртой луны
Вспоминаю слова покойной матери, которая, хоть и оставила этот мир, будучи ещё молодой, успела дать мне множество наставлений, но в то время я не смогла их услышать, оценить, осознать. В памяти остались лишь отрывки воспоминаний. В минуты печали и трудного выбора её мягкий назидательный голос звучит отовсюду: шелестом ветра в листве, журчанием светлого ручейка, тёплым касанием солнечного луча поутру, звонкими трелями птиц. Голос шепчет всегда одно и то же: «Будь мудрой, Мито». Долгое время мне казалось, что мудрость – сравни хитрости. Не иди напролом, лучше запутай следы. Не говори всю правду сразу: всегда только часть и как бы невзначай. Кажись слабой, а сама тренируйся день и ночь.
Теперь, кажется, я понимаю, что значит быть мудрой. Мудрость женщины – огромная сила: она как смертоносная змея, свернувшаяся в клубок. Она много больше той кичливой силы, которую так любят выставлять напоказ воины. Женскому могуществу подвластны все и всё, но по воле мудрости никогда не происходит так, что оно проявляет себя в полную силу. Иначе бы мир пришёл в упадок. Подумать только, одно единственное желание женщины способно перевернуть целый мир! И всё же, наш удел, мой удел, жить в подчинении, смиряя истинную природу, скрывая свободную сущность, запечатывая нерушимую волю. Тысячи лент опоясывают моё тело, сотни тысяч масок сменяются на моём лице ежедневно. «Тот, кто по-настоящему силён, неизменно отдаёт статус первенства тому, кто слабее. Идеалы, принципы, мечты, за которые каждый год гибнут тысячи и тысячи людей – всё это ничто по сравнению со смиренно склонённой головой мудрой женщины», – тихим эхом отдаются в голове слова матери. И я послушно опускаю взгляд ниже, не допускаю ни тени ропота, ни намёка на сомнение. Возле моего мужа люди то и дело находят прибежище, но по иронии судьбы только мне одной суждено давать поддержку ему самому. Хаширама изменился сильно с того момента, как мы обручились: больше не скорбит по ушедшему другу, не робеет при встрече с даймё, крепко держит свой меч на защите селения… Иногда я думаю, а что было бы, если в тот момент сдалась я? Смог бы тогда мой муж стать тем, кем сейчас является, защитил бы своё детище? Ох, если б кому стало известно, как стираются руки в кровь, когда при мысли о том, что где-то там бьются не на жизнь, а на смерть, два глупца, хватаешься за острые углы низкого рабочего столика, на котором никогда не переводятся документы! Или как болезненно сжимается сердце, стоит только ноге израненного в бою Хокагэ ступить на порог селения, и уже не знаешь больше, по ком больше тоскует сердце: по тому, кто выжил, или по тому, кто может быть уже мёртв... Как чёрная, словно ночь, пелена страха окутывает с ног до головы перед оскалом чудовища, которое ты решила навсегда заключить в своём теле ради того, чтобы сохранить принципы, приумножить влияние деревни. Ради того, чтобы улыбка Хаширамы не погасла, и люди как и прежде верили в него, а он – в них.
Нет, эту тайну я унесу с собой в могилу. Только рыжая тварь нет-нет да шевельнётся где-то в глубине утробы: она скрывает много больше моего. Иногда меня посещает безумная мысль, что мы с ней чем-то похожи…
XV год правления Сёдаймэ, месяц первой луны
Вот уже пошёл тридцатый год, как я живу в этом мире. Хаширама в последнее время настойчиво, но как всегда в своей манере – ненавязчиво, просит меня взять несколько учеников, чтобы, когда время придёт заключить биджуу в новый сосуд, будущий джинчуурики был к этому готов. «Пойми, моя славная Мито, не все столь преданы Воле Огня, как ты, чтобы повторить твой подвиг без подготовки!» – говорит муж. Пожалуй, я с ним согласна, вот только где моя былая уверенность в своём могуществе? Куда подевалась сила мудрости, усвоенной с молоком матери? Не шепчет больше листва, не носится по полям ветер, не переливается вода в ручье на летнем солнце. Только одно послание терпеливо доносит природа-мать, которое в гордости прошлых лет не сумела разобрать я: «Глупая женщина, истинная мудрость пребывает в любви!». О любви-то я никогда и не спрашивала, и до сих пор не знаю, что она такое. Я искала её везде, вплоть до того, что часами доставала Лиса, но он только зубы скалил и рычал в бешеном бессилии, прямо как я внутри. Что я скажу будущему джинчуурики? Что жизнь – это постоянная борьба, что малейшая потеря самообладания - и тебе, равно как и селению, верная смерть, а может то, что даже при соблюдении всех правил рано или поздно ненависть разъест тебя изнутри?
Лишь руки Хаширамы удерживают меня над пропастью, где бурлит водоворот, который, я не сомневаюсь, однажды поглотит меня целиком, всю без остатка. Когда он осторожно вынимает заколки из моих волос, освобождая огненные пряди, распутывая их руками, когда эти руки скользят ниже и развязывают ленты - эти бесчисленные оковы, опоясывающие моё тело - когда его губы касаются моих обнажённых плеч, предваряемые спокойным тёплым дыханием, а осторожные, слегка шершавые пальцы медленно скользят по бокам от груди и спускаются ниже... Когда привычным движением он овладевает мной, сливаясь с моей необузданной страстью и придавая ей форму ровного пламени, согревающего, но не обжигающего, когда его длинные и ровные каштановые волосы, несущие аромат земли и влаги, не хуже шёлка ласкают мою кожу, когда в его всегда улыбчивых глазах отражается: «Ничего не бойся, моя милая Мито» – обида на время отступает. Хаширама раздаёт любовь всем, кто в ней нуждается. Он как сама любовь… Может, поэтому Лис слушается только его?
И как же больно снова и снова предаваться мыслями тому, с кем не виделись вот уже больше тринадцати лет! Вспоминать его ежиную чёлку, ежиный нрав. Думать о том, как бы моя жизнь сложилась, если б я осмелилась убежать вместе с ним тогда, какими были бы его ласки, куда устремлены его помыслы, знает ли он о любви. Нет во мне мудрости ни капли. Нет, нет, нет…
XV год правления Сёдаймэ, месяц третьей луны
Во II месяце стану мамой. Хаширама воспрял духом, даже как будто вернулась его ребяческая натура: советники от него с ума сходят, да и не только от него: селение словно обнаружило секретный кран радости и, недолго думая, отвернуло его на полную катушку, особенно после того, как целители сообщили, что это мальчик. Лис недобро скалит зубы, но дотянуться до ребёнка не в силах, так как Хаширама всё время рядом, и печать туго стягивает его шею. Меня посещают смешанные чувства. Смогу ли я быть хорошей матерью, когда во мне так много печали и так мало любви?
XVI год правления Сёдаймэ, месяц одиннадцатой луны
Время так быстро летит… Нашему сыну уже один год. Воспоминания о кошмаре, который мне пришлось пережить во время родов, до сих пор живы. Однако теперь я понимаю, что многому из того стоило произойти, ведь только увидев разъярённую морду Девятихвостого, почти ничем не сдерживаемого в своей ненависти, я смогла разглядеть печаль в его глазах. Жаль, что не мне уготована судьба разделить с ним эту печаль. Хаширама бы, возможно, смог, но за все годы упорной борьбы я потеряла столько времени, столько сил, которые можно было отдать на развитие любви! Неужели, так выглядит сожаление?
XXI год правления Сёдаймэ, месяц десятой луны
Лисица не ровня ворону в небе. Можно притвориться, что это не так, но правда от этого не изменится. Первая слишком привязана к своей норе, второй – к своему клану. Помню, когда я была маленькая, в ту пору ещё не павшая жертвой ненасытной войны, моя сестра читала мне старые легенды клана Узумаки на ночь. Жестокие, беспощадные легенды, многое из которых, как я впоследствии осознала, было частью реальной истории. Лисицы, волки, вороны, змеи, даже ежи… – все они олицетворяли враждующие кланы. Ни в одной из историй лисы и вороны не значились союзниками. Так стоит ли пытаться обманывать себя, глупая Мито?
Вот уже месяц я чую след вороньего крыла Учихи Мадары, реющего, словно чернокрылая смерть над Конохой. Хаширама тоже чувствует скорое наступление противника и спешит закончить все срочные дела на случай, если ему уже не представится такая возможность. Удивительно! Каждый раз муж собирается в бой с участием Мадары, словно в последний путь, и это единственный момент, когда его можно застать серьёзным. В остальное время он кажется крайне беспечным, чем первое время нашего супружества раздражал меня не на шутку. Теперь я научилась различать за улыбкой Хаширамы различные оттенки тщательно скрываемых чувств, и теперь я чувствую в нём исключительную решимость. Мне всегда было интересно знать, о чём думает Мадара, бросая вызов заклятому другу. Понимает ли он, что с каждым новым разом, когда их клинки скрещиваются, полотно их связи крепчает?
XXI год правления Сёдаймэ, месяц десятой луны
Мои чувства впервые подвели меня. К чему бы это? Возможно, что-то всё-таки неуловимо меняется с течением времени в подлунном царстве…
Мадара пришёл вернуть то, что ему теперь не принадлежит – Девятихвостого. Я отправилась ему навстречу одна, вопреки воле Хаширамы, который всегда отчаянно пытается взять на себя всю ответственность, но на этот раз советники рассудили, что будет лучше сделать из меня нечто вроде приманки, дабы исключить возможность уничтожения селения попавшим под контроль Шарингана чудовища. Я долго смеялась им в лицо, беззастенчиво и дерзко: «Вы думаете, Мадара так глуп?». Надо было видеть при этом выражение лица Хаширамы, который любит меня до беспамятства. Впрочем, он за всех готов жизнь отдать, просто потому что люди _должны_ жить в мире. Я же в тот момент готова была отдать жизнь за одну встречу с бывшим главой клана Учиха... Меня съедало любопытство. Говорят, страстное желание женщины всегда порождает цепочку необратимых обстоятельств, складывающихся в его пользу – главное лишь правильно желать…
«А ты всё так же опрометчива», – сначала слышен только его голос, силуэт же скрывает тень листвы. «Шиноби – машина для убийства, и тени – его вечные спутники», – этот урок не преподавался в Академии, но был прочно усвоен мной из уст того, кто всегда был готов атаковать, не выходя из тени.
Время устанавливает власть над всеми, отметила я, когда Мадара таки вышел из укрытия, – даже великие воины не способны ему противостоять. По сравнению с образом, запечатанным в уме, черты его лица обострились, выточив контур глаз ещё чётче. Некогда хрупкая, казавшаяся почти тощей даже под доспехами фигура, обрела полновесность, в движениях появилась небрежность бывалого воина - разве что волосы не изменились совсем: топорщились во все стороны острыми иглами, как и прежде. Да, глаза теперь стали совсем другие: если раньше они пылали смертным духом, то теперь невозможно было почувствовать ничего.
«Тебя послали сюда с целью соблазнить меня Девятихвостым. Они думают, что я не выдержу и начну вынимать его из тебя прямо здесь и прямо сейчас, химэ», – с ходу продолжил Мадара. На последнем слове я вздрогнула: обращение, произнесённое с такой знакомой интонацией издёвки, будто призрак из прошлого.
«А вы сомневаетесь в моих способностях, Учиха-доно?» – парировала я.
«Ничуть. Как я и предполагал, земля вырастила вас истинной лисицей», – продолжил он с насмешкой.
«Вы ошибаетесь», – я старалась, чтобы мои слова не звучали слишком резко, дабы не выдать волнение, которое вопреки моему натренированному самообладанию, рождалось в районе живота и расходилось по всему телу, заставляя дрожать руки и ноги, а сердце биться чаще. И что на меня нашло? – думала я.
«Зачем же вы тогда пришли, если не поупражняться в хитрости?» – словно вторя моим мыслям, вопрошал Учиха Мадара.
«Мне было любопытно», – ответила я правду.
«Любопытно?» – переспросил он.
«Да, быть с вами на равных», – я понимала, что за меня говорит гордыня, но ничего не могла с собой поделать: соблазн был действительно велик. Он, конечно, расхохотался, пока я стояла в сомнениях, понял ли он истинную суть моих слов.
«И что, мне теперь дать вам леденец за прилежность в учёбе, химэ-чан?» – подобрался вплотную, ежиные пряди касаются украшенной жемчугами шеи, глаза алеют снизу вверх, губы искривились в дерзкой усмешке. Никаких манер, отметила я про себя. Учиха Мадара никогда не был джентльменом, впрочем, никогда и не стремился им быть, в отличие от своего противника. Принял всё буквально, не прочитал подтекста по губам… В умении вести игру слов мы с вами уже не на равных, Учиха-доно.
«Или, быть может, лучше подарить вам то, чего вы так добивались в пору моего славного пребывания в Конохе?» – обжигающим шёпотом коснулся левого уха. Я молчала, не шевелясь. Рассудила, что его горячую натуру бездействие будет злить больше всего, и не прогадала.
«А что если я не буду спрашивать вашего разрешения? Можете не сомневаться, Сэнджу и его сторожевые псы никогда не узнают, куда пропала их славная Мито-сама, и тогда вся вы, – он сделал паузу, – и Девятихвостый впридачу, будете только под моим контролем».
Контроль-то он как раз и терял. В холодном уме Мадара никогда бы не опустился до угроз, но я сумела выдержать паузу, прежде чем совершить решающий удар.
«Вы можете силой подчинить моё тело, но разумом я останусь верна своему мужу. Вам никогда не одержать победу над тем, что вам не принадлежит. Я поклялась быть верной Сэнджу Хашираме и собираюсь сдержать своё слово», – как можно спокойнее произнесла я. Это подействовало: краем глаза я заметила, как побелели костяшки его пальцев, которые уже, словно когти чёрного ворона, были готовы впиться в белый шёлк моих одежд.
«А что если бы я не ушёл из деревни? Что если бы я стал Хокагэ вместо Хаширамы? Ваша преданность не поменялась бы? Или она не зависит от титулов и распространяется только на вашего многоуважаемого супруга?» – мне показалось, или в голосе Мадары послышались нотки сожаления, смешанные с ревностью. Как трудно ему, подумала я, ощущать себя проигравшим: все почести Хашираме, родной клан переметнулся на сторону врага, деревня процветает вот уже который год, более того, мир действительно начал меняться с лёгкой руки Первого Хокагэ, даже Лис, и тот, отошёл Конохе, пока сам он тратил драгоценное время на защиту своих драгоценных, но, увы, мало кем разделённых идеалов.
«Вы сейчас говорите в несуществующем времени, Учиха-доно. История не терпит сослагательного наклонения», – говорила ему я. «И всё же, если на секунду представить, что это «бы» свершилось так, как вы только что сказали, то лично я бы лишилась очень ценного урока жизни. Ворон же – не ровня лисице, не так ли?», – вот так, добить его же собственными словами.
Но затем меня насквозь пронзило острое как предательский клинок и яркое как вспышка побуждение, опрометчивое и незапланированное – трещина в броне самообладания – каждая женщина её имеет и каждая женщина не может предугадать заранее, когда она даст о себе знать. Миг, и я чувствую под своими губами его горячее дыхание, чуть дрогнувшее от моего резкого выпада. Чёрный росчерк ресниц, обрамляющий самую большую драгоценность клана Учиха, прозрачность бледной кожи в неверном сумеречном свете, острота красных пластин, колючками впившихся в тело, непослушные волосы ежиной гривы – всё это я ощущала вместе со сладким привкусом победы. Его мягкий ответ и тепло пальцев в матовых перчатках на моих бёдрах заставляют меня вопрошать снова и снова: «А была ли это моя прихоть? Что если он, а не я, загадал желание в тот вечер?».
Вернувшись обратно в деревню, я сказала, что в назначенное время никто не пришёл. Хашираму, безусловно, не обмануть. Любовь позволяет видеть всё и великодушно молчать. Должна ли я пугаться этого?
XXII год правления Сёдаймэ, месяц шестой луны
Учиха Мадара мёртв. От руки моего благоверного.
Накануне Хаширама вернулся с поля боя не в пример прошлым разам усталый, но с подозрительно горящими глазами. Три дня ничего не ел, игнорировал всех, кто пытался хоть что-то узнать. Всё это время я просидела возле него, не сомкнув глаз. Догадка ядовитой змеёй уже проползла в моё сердце, но я упрямо ждала приговора. Наконец, спустя три дня, он вплотную подсел ко мне, больно сжал плечи обеими руками и выдохнул мне в лицо: «Я убил его, Мито. Я убил своего лучшего друга». И всё. Никаких слёз, как бывало прежде. И больше ни слова.
А вчера он пришёл ко мне после ежедневной вечерней прогулки вдоль границ селения и выдал всё. О том, как они с Мадарой познакомились, как узнали, что принадлежат к извечно враждующим кланам, как решили не поддаваться судьбе, как мечтали, сидя на вершине скалы, где сейчас красуется лицо Хаширамы, о деревне, о мире, о дружбе, как клановые распри помешали затее, как умер брат Мадары – Изуна, как Хаширама чуть не совершил самоубийство и как друг в последний момент опомнился, остановил бессмысленную смерть, как Коноха была основана, как на пост Хокагэ выбрали, вопреки желанию мужа, не Мадару, потому что остальные кланы были настроены против Учиха, как в бесплодных попытках что-либо изменить, Мадара наконец оставил селение, пообещав избавить мир от страданий, как их сердца рыдали в унисон, бессильные остановить схватку, каждый раз, когда они встречались на поле боя, как был побеждён Девятихвостый, как слишком быстро клинок пронзил друга насквозь. Я выслушала историю до конца, и, удостоверившись, что в душе Хаширамы больше не осталось ни капли неразделённого чувства утраты, задала вопрос: «И вот сейчас, после всего, что произошло, ты продолжаешь любить его?». «Несомненно», – был его ответ. И тогда я вспомнила слова самого покойного Мадары, сказанные в роковую ночь перед его уходом из Конохи: «Ты ничего не знаешь о дружбе». Очень точное замечание, отметила я про себя. В то время всё, чего я желала – обожать без памяти, но после того, как Мадара ушёл, образ моего кумира разлетелся на множество осколков, которые с тех пор каждый день ранили меня бессчетное количество раз, так что со временем я перестала чувствовать что-либо, кроме боли. Невероятно, однако, что с его смертью, ушли и страдания. Значит ли это, что мои способности чувствовать исчезли с лица земли вместе с покойником?
III год правления Нидаймэ, месяц третьей луны
Мадара был прав… «Однажды мир снова расколется на части», – так оно и произошло. Всё-таки, мужчины – упёртые идеалисты. В конечном итоге, ни одному, ни второму не удалось достичь своей мечты. Война унесла жизнь моего благоверного на пятьдесят первом году его жизни. Любила ли я его? Мне кажется, это вопрос сродни «любила ли я Учиху Мадару?». Обоих, словно бремя, выносило моё всё ещё бьющееся, несмотря на все удары судьбы, сердце. Время от времени мне в голову приходит чудная мысль, что моё сердце существует отдельно от меня, потому что я давным-давно сдалась, в тот самый миг, когда погасла Луна над Конохой. И всё же, я любила Хашираму. Мадару – тоже. Обоих несовершенным, собственническим чувством. Однако теперь всё будет иначе. Больше никаких глупых надежд, слёз, многочасовых воспоминаний и эгоистичных попыток сбежать от исполнения своего долга. Кажется, только теперь во мне зарождается истинная Воля Огня, о которой так много уже было сказано моими дрожащими от сомнения устами. Я должна взращивать то семечко, которое оставил Хаширама, ничего не страшась. Пусть не мне суждено преодолеть ненависть, воцарившуюся на Земле… и всё же, я верю, однажды появится человек, способный преодолеть тьму в своём сердце и изменить этот прогнивший до самых корней мир. Ради исполнения этой мечты, стоит потратить оставшееся время. Даже Девятихвостый больше не смеет мне перечить.