«Всегда» не может быть вечностью, потому что любая вечность когда-нибудь заканчивается. «Хорошо» тоже не может быть вечностью, потому что нет ничего бесконечного и ничего никогда не бывает хорошо слишком долго. Просто иногда бывает хорошо чуть дольше, чем обычно. И мы называем это вечностью. Нашей собственной маленькой вечностью. И из таких вот мимолетных вечностей в итоге складывается жизнь…
Это случилось ночью. Очередной виток вечной «восьмерки», который оказался последним. Вода, опять эта чертова вода, заполнила мои легкие. Говорят, что человек на восемьдесят процентов состоит из воды. Значит ли это, что вода заполнила собой воду?
Я плохо помню то, что произошло. Голова раскалывалась от боли, я кричала… Но даже если бы меня спросили, то я бы не сказала, что это «десятка». Боли, разрывающей на клочки тело, никогда не сравниться с болью, разрывающей душу. Моя душа уже была порвана во многих местах. Рваные дыры, словно от взрыва гранаты, которую уже некому было прикрыть своим телом.
Там, в больнице, мне не смогли помочь. Каждый раз меня спасали, каждый раз позволяли сделать еще один виток, еще раз попытаться взлететь вверх на американских горках, но я каждый раз вновь падала вниз – только ветер свистел в ушах все громче. Все мы обречены падать в пропасть и на этот раз меня не смогли поймать.
В чем-то меня это даже утешает. Родители начнут жить своей жизнью. Конечно, они не сразу смогут это сделать и уж точно никогда не смогут меня забыть, но… боль хочет, чтобы ее чувствовали, а когда ты прошел через нее, прочувствовал ее каждой клеточкой своего тела, она просто остается в твоем сознании, но она уже не так болит. Пусть и остается она на всю жизнь. Навсегда. Навечно. Если эти слова хоть что-то значат в нашем однодневном мире, в котором бабочек с легкостью можно назвать долгожителями.
Помню момент, когда я подумала, что наконец смогу увидеть его. Огастуса. Я не верю в ангелов, но загробная жизнь должна существовать, потому что иначе все бессмысленно. Разве есть какой-то смысл в том, что жить, а потом просто умереть? Без объяснений. Без ничего. Нет, я не верю в то, что в этом сложном мире, где бесконечности по ходу сменяют друг друга, все может быть настолько просто.
Поэтому я хочу увидеть Огастуса Уотерса. Я знаю, что он ждет меня где-нибудь сидя на облаке или что-то вроде того. Сидеть на облаке, пожалуй, не самое лучшее занятие, но это первое, что вообще пришло мне в голову. Наверное, когда легкие наполняются водой, то фантазия дает сбой.
Я пытаюсь сосредоточиться, насколько это возможно в моем положении, и представить мою встречу с Огастусом. Не на облаке, нет. Это ведь слишком пафосно и слишком обыденно для Огастуса. Он бы ни за что не стал сидеть на облаке. И я погружаюсь в свои иллюзии, которые становятся для меня куда реальнее того, что действительно со мной происходит.
Маленькие звезды – дырочки в дуршлаге неба, сквозь которые пробивается свет из того места, которое многие люди зовут раем. Но это не рай. Это просто какое-то место, в которое возвращаются все те бесконечности, которым больше нет места на земле. Вокруг одной звезды – сигаретный дым. Значит, Огастус ждет меня там. Я уже почти вижу его. Улыбка. Глаза. Все то, что я так любила. Огастус Уотерс. Моя любовь. Моя короткая бесконечность, но большей мне и не надо.
Если бы я могла рассмеяться, то я бы это обязательно сделала.
Я беру его за руку, и мы проходим сквозь дыру в небесном своде, синем, как чернила. И я думаю о том, что звезды ни в чем не могут быть виноваты. Их не существует. Мы придумываем наши звезды. Мы выбираем свою судьбу. И если кто-то по нелепой случайности выбирает большую любовь, то все остальное придется выкинуть за борт – такой большой она оказывается.
Звезды ни в чем не виноваты. Звезды не делают ошибок. Мы сами рисуем наши звезды, а потом сами превращаемся в них.