Комплекс Иуды История 5 Николай Иванович

Владислав Черемных
КОМПЛЕКС ИУДЫ
История 5

”Николай Иванович”





















                Автор: Влад
                Телефон: 8(342) 298 94 24
                224 50 09
                E-mail:vladcheremnykh@rambler.ru

               






За окном тянулись холмистые поля с перелесками, редкие деревеньки. Солнце садилось за горизонтом в темнеющем небе без облачка.
В купе сидели офицеры со стаканами чая в подстаканниках. Ложки позвякивали о стекло. Проводник сидел на полке рядом с Виталием. Не до водки.
- Товарищ полковник, ну расскажите о Николае Ивановиче. Что дальше-то было? – Попросил проводник.
Раздвинулась дверь. В купе вошёл Толя. Мужчины пропустили юношу к окну.
- Как мать? – Спросил Баранов, помешивая чай ложечкой.
- Нормально. Сейчас придёт.
- Ну и ладно... Что дальше?... Николая Ивановича представили к Ордену Мужества, а потом лишили.
- Как так? За что?
- Да он в Ханкале какому-то начальнику рожу на бок сделал, - пояснил Федосеев.
- Да, Николай Иванович если бьёт, то бьёт... Вот, его под трибунал за того начальника и определили. Ну, в общем, было следствие, с трибуналом, слава Богу, обошлось, а ордена Николаю Ивановичу не дали... Вот так..., - Баранов увидел в открытую дверь мать.

***
Та стояла недалеко от купе, смотрела в окно. Она  слышала в открытую дверь разговор, происходящий в купе.
- Вернулся он уж летом домой, Алевтина - жена ушла... а дочка осталась. Дождалась с бабушкой возвращения отца. – Доносился до матери голос Баранова.
Мать повернула голову к открытой двери, стала прислушиваться. 
- А сколько лет-то дочке? – спросил лейтенант.
- Лет одиннадцать.
Мать хотела было вернуться в купе, сделала уже шаг.
- Вот девчонка!... А жена-то... сука, - резанул лейтенант.
Мать повернулась спиной к окну, встала, держась руками за пластмассовые перила. За спиной летел лес, и колёса наговаривали: тук-тук-тук, тук-тук-тук.
- Ты, лейтенант, не суди... Сколько они с Николаем по общагам мыкались, сколько по госпиталям Алевтина с ним ездила... Он ведь из Боснии никакой вернулся..., - ответил голос Баранова.
- Устала баба..., - донёсся голос Федосеева.
Мать подошла к двери, заглянула в купе. Баранов увидел её:
- Мы, может быть, мешаем вам? Собрались тут все.
- Нет, что вы. А как же ваш товарищ? Как Николай Иванович? После всего – то.
Мужчины смотрели на мать снизу вверх.
- Если б не дочь, не знаю, как и выжил, - ответил Баранов.
Мать прошла к своему месту, села рядом с сыном...
- Она дочь не бросила. Она ему её оставила.
После длинной паузы заговорил Виталий:
- У парней после Чечни крыши сорваны навсегда... Кто после ста грамм  под кровать лезет от контузии,  кто кадык норовит вырвать по-пьяни...
Баранов попивая чаёк, смотрел в окно.
- Киров уж скоро. Сколько тут езжу, а всё сойти не могу, а ведь отсюда мой дед на войну уходил... Дед погиб в декабре 42го в Великих Луках. Воевал в отряде “охотники” - разведка.  Последнее письмо, я его читал, оно у нас в семье... Дед пишет: "...вернусь, купим пианино Альбиночке” - это моя мать. Сам-то он на гармошке играл. И это после почти двух лет крови рекой... Вот так!... У Николая Ивановича крышу не снесло. Тут другое. Такое только Коля мог учинить.

НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ.

К шоссе прилепилась шашлычная. На улице шашлычник-кавказец в белом полухалате  суетился у мангала: раздувал полотенцем угли, прыскал чем-то на мясо из бутылки. За шашлыками стояла длинная очередь. Рядом за столиками расположились дальнобойщики.  Чуть дальше стояли рядком местные жители, поставив у ног корзины с плодами со своих огородов.
К шашлычной подъехала машина ДПС, встала на асфальтированную площадку у обочины. Из машины вышли два сотрудника ДПС, разминая ноги, подошли к свободному столику, уселись. К милиционерам услужливо подскочил шашлычник:
- Здравствуйте, дорогие. Шашлык-машлык, люля?
- Чо, возьмём по палочке? – Спросил товарища тот, что был младше.
Старший безразлично кивнул. Весь его вид говорил, что ему плохо, ему на всё плевать, и он в упор никого не хочет видеть. 
- Сделай две палочки... там, настрогай помидорчиков, - заказал младший.
- Сделаем, - услужливо кланяясь, на ходу ответил кавказец.
- И вытри тут.
- Конечно, конечно, дорогие.
Шашлычник оглянулся к своему ларьку, махнул рукой, а сам уже крутился у мангала. К столику подошла помощница кавказца – ярко накрашенная девица из местных.
- Здравствуйте, мальчики, - весело поздоровалась официантка, и начала вытирать стол так усердно, что нос у младшего почти ткнулся ей в грудь.
- Привет, красавица, - ответил младший и откинулся на спинку стула.
Старший изнемогал. Он снял фуражку и вытирал платком пот, ручейками стекавший по лицу.
- Весь день сегодня голова гудит...
- Хорошо вчера посидели?
- Не то слово... У...у.
- Так, поправить надо, - встряла в разговор официантка.
- Иди...ты...! Срач развели – фуражку положить негде, - выругался старший.
Официантка закончила вытирать стол, и пошла, раскачивая бёдрами, к своей будке.
Сотрудники ДПС положили, наконец, на край стола свои высоченные фуражки, расслабились в ожидании и рассматривали собравшееся общество - хозяева. От их взглядов всем стало не уютно, даде притихли.
К обочине подрулила милицейская “Нива”. Из машины вышел весёлый лейтенант с коротким автоматом на плече.
- Здравия желаю, мужики, - приветствовал товарищей лейтенант, усаживаясь за столик.
- Чо такие кислые? Может по пивасику?
К столику тем временем бежал шашлычник с двумя палками шашлыков в каждой руке и уже издали кричал подошедшему лейтенанту:
- Лёша, привет. Тебе чего сделать?
- Здравствуй, Тофик. Стол вон второй пододвинь, а то фуражку положить некуда.
- Твоя фуражка... Вах... я для неё отдельный, специяльный столик сделаю.
Шашалычник, смеясь, побежал к стоящему на отдалении свободному столику, старательно вытер его полотенцем, энергично схватил и подтащил к ДПСникам.
- Лёш, тебе шашлычок?
- Давай, сделай тоже, что ребятам, - и товарищам, - ну, чо, по пивку?
Первый сотрудник махнул рукой - мол, давай, мочи нет.
- Тофик, по бутылочке Рифея сделай.
- Сию минуту, дорогие, - откликнулся шашлычник и побежал распоряжаться.
ДПСники переложили фуражки и автомат на придвинутый столик.      
Через минуту к ним подплыла раскрашенная официантка с бутылками пива на подносе и надетыми на горлышки стаканами.
- Пиво без водки – деньги на ветер. Может по водочке, мальчики? Воскресенье ведь, вечер, отдохнуть пора.
- Не рви сердце, Сонь. Слууужба, - чуть не плакал ей в ответ лейтенант.
Официантка, ловко поставила стаканы на стол, открыла бутылки.
- Как ить хотите... Щас, помидорчиков принесу, сметанки, и уплыла к ларьку.

***
По шоссе ехали Жигули - “четвёрка”. За рулём сидел Николай Иванович, дочка навалилась к отцу  на плечо. Николай Иванович от этого боялся пошевелиться, машину вёл аккуратно, скорости переключал осторожно – таким счастливым он давно не был. Сегодня они были в цирке и сейчас возвращались домой.
- Пап, а гимнастки правда красивые были?
- М...м.
- Я тоже бы так смогла... Ну, точно смогла бы. У нас в клубе Химиков цирковой кружок есть. Пап, можно я туда ходить буду?
- Завтра пойдём... посмотрю что за кружок. У нас с тобой, Танчёра, каникулы. Свобода.
Шоссе летело под колёса, по бокам тянулись сосны и свежий лесной ветерок наполнял через открытое окно машину. Впереди знакомые повороты – вот так бы ехать и ехать не останавливаясь. 
Встречная машина мигнула фарами. Николай Иванович благодарно кивнул – к руке-то дочка прижалась, притормозил до 60, а знак 40 не заметил.
За соснами, после указателя на “Романово” на отвороте стоял сотрудник ДПС с радаром -  засёк и машет палочкой.
- Чёрт, мало сбавил.
Николай Иванович затормозил, тихонько въехал на обочину, открыл стекло и начал готовить документы.
ДПСник подошёл к машине.
- Выходим.
- О, как строго.
- Выходи, давай... Быстрее!
Николай Иванович вышел из машины с документами в руке.
- Ты чо такой сердитый, сержант?
- Не понял?! - Сержант недобро упёрся взглядом на Николая Ивановича... Взял документы, обошёл “четвёрку”, попинал по колёсам и, не говоря ни слова, направился к своей машине.
- Танчёр, я быстро, - успокоил дочь Николай Иванович и пошёл за сержантом через шоссе к ДПСным “девятке” и “Ниве”.
Сержант подал документы в окно своему старшему. Николай Иванович уселся в “девятку” на сиденье переднего пассажира - в нос ударил тяжёлый дух перегара.
- Ну и дух.
Старший тяжёлым взглядом оглядел Николая Ивановича. Тот взгляда не отвёл, а смотрел с усмешкой, но, в общем доброжелательно.
Рассмотрев документы, старший решил поворчать:
- По доверенности водишь ещё и нарушаешь.
- Знак не заметил.
- Что, плохо установлен?! Идём смотреть.
- Не надо, я сам не заметил.
Старший начал заполнять протокол.
Николай Иванович тем временем смотрел на шашлычную, на столики, на людей... и увидел лейтенанта, весело болтающего с официанткой - автомат бесхозно лежал на свободном стуле.
Протокол давался старшему с трудом. Служивый то дышал на шариковую ручку, то наклонялся над документом, будто рассматривая и, наконец, выпрямился и посмотрел на Николая Ивановича мутным взглядом – усмешка в глазах этого немолодого мужика взбесила ДПСника, и злоба прогнала хмель.
- А ну выходи!
Они вышли из “девятки”.
- Ключи!
- Зачем?
- У нас ориентировка. Ключи!
Николай Иванович подал ключи старшему. Тот свистнул, не успевшему отойти сержанту и кинул ему ключи.
- Обыщи машину.
- На каком основании?
- Руки на капот!!! – Рявкнул старший и  расстегнул кобуру. Николай Иванович, положил руки на капот. Лейтенант, который только что беззаботно трепался, взял автомат и деловито подошёл к Николаю Ивановичу, пнул по ботинкам, раздвигая ноги:
- Шире!
- Вы чо, мужики, с ума сошли?
Лейтенант, молча, ударил кулаком Николаю Ивановичу по почкам. Тот согнулся от боли к самому капоту.
- Ниже рожу!... Ещё ниже! - И ещё раз по почкам.
Потемнело в глазах Николая Ивановича. Он лёг щекой на нагретый солнцем капот, отдышался, пересилил унижение и, не поднимая головы, но твёрдо обратился к ДПСникам:
- Я офицер внутренних войск. Только что из командировки вернулся. Документы посмотрите.
- Мужик, дак ты ещё и боевые получаешь. Чего ж на сарае ездишь, офицер? – Издевался старший.
ДПСники явно красовались властью перед стоящими невдалеке гражданами. Лейтенант картинно снял автомат, взял в правую руку и на плечо.
Николай Иванович стоял с расставленными на ширину плеч ногами, щекой на капоте “девятки” и смотрел на дочь - кулаки сжаты до хруста. В “четвёрке” через дорогу, прижавшись к стеклу водительского окна, смотрела на происходящее Таня.
- Мужики, зачем перед дочерью позорите?
Сержант в это время уже подошёл к “ четвёрке”, открыл не торопясь крышку багажника и вываливал его содержимое на землю – не рассматривая, просто так.
- Девку вытряхни, осмотри салон, - крикнул старший через дорогу.
Эти слова стали последней каплей... Лейтенант, стоящий за спиной Николая Ивановича с картинно поднятым автоматом, со всего маху загремел головой в капот - сопли, зубы, кровь остались на капоте “девятки”.
Погасло солнце и родная дорога уже не родная и не дома вовсе он, а на войне - плечи ссутулены, ноги пружины, автомат как прилип к рукам, походка хозяина и чмо в фуражке тянет дрожащие руки вверх. Дальше всё как с врагом... растоптал, уничтожил, встал, широко расставил ноги, привычно передёрнул затвор автомата...
Страшный визг тормозов сзади и крик: Папка не надо!!!
Николай Иванович обернулся... за мгновение от невозврата. Детские руки обхватывают его, сжали изо всех сил. Он опустил автомат.
- Танчёр, я б не стал... Я б не стал, Танчёра.
- Папочка, брось его! Брось! Брось!
Николай Иванович целовал дочку в волосы, а на середине шоссе нелепо стояла белая иномарка, и сержант убегал прочь в лес и у «девятки” сидели в моче бывшие враги.
За столиками, словно они были защитой, стояли люди – как голые. 
- Щас. Щас я, - Николай Иванович, разрядил автомат, открыл “девятку”, положил автомат на сиденье и достал рацию. Рука дрожала и Николай Иванович не мог унять эту дрожь, смотрел на руку  и поделать ничего не мог.



***
Баранов поставил стакан с недопитым чаем в подстаканнике на стол:
- Вот так... Не краю остановила его дочка...
- А, дальше? – с сердцем спросила мать.

- Он вызвал по рации скорую помощь, связался со мной. Я взял двух бойцов и рванул к тому отвороту на Романово... В общем, не отдали мы Колю на съедение. Тех зассанцев заставили заявления забрать... - у меня справки были на руках о том, что они пьяные... Вроде обошлось. Таню мы домой, к бабушке отвезли, а Николая к нам в комнату отдыха от греха подальше, пока разруливали.  Я к Николаю только вечеров на другой день пришёл...

***
Баранов вошёл в комнату. У стола сидел старик. Баранов не узнал в этом седом, сгорбленном, худом человеке своего друга - прозрачные, слепые глаза, кажется, у него не было сил, даже облизать губы. Баранов сел на стул рядом, положил руку на плечо друга.
- Колька... Там, на улице тебя мать с дочкой ждут.
Николай Иванович медленно кивнул.
- Нельзя больше тебе на войну.
- Куда ж мне?... Всё?
Баранов достал из кителя незапечатанный конверт, положил на стол перед Николаем Ивановичем.
- Переводись в МЧС. Это письмо моему старому приятелю... наш. Я тут о тебе написал ему..., да вы наверняка пересекались. Он поможет.
- Пойду я.
Николай Иванович встал. Встал и Баранов...
- Конверт возьми.
Баранов взял со стола конверт, протянул Николаю Ивановичу.
- Спасибо Толь. Пойду я, там мои,- сказал Николай Иванович и засунул конверт в куртку.
Они ещё постояли в полумраке с минуту, а потом Николай Иванович вышел из комнаты.
Баранов подошёл к светящемуся летними сумерками окну. На улице, у белеющих перед кустами акации скамеек, стояли два родных Николаю Ивановичу человека: мать и дочь. Баранов видел, как Николай подошёл к ним, как к нему кинулась дочь, как, прикрывая углом платка дрожащие губы, плакала мать.

***
Они шли по тенистой улице. В деревьях прятались горящие окна квартир.
Улица свернула и круто пошла вниз. Там, дальше открылась Река - широкая и вечная.  В летних сумерках блестела её спокойная, маслянистая гладь, доносились звуки её жизни: раздвигая воду, пыхтел буксир, по середине Реки, весело мигая огоньками по бортам, тихохонько шёл сухогруз и длинный гудок, как приветствие разнёсся над Рекой.
Они подошли к деревянным ступеням, что вели к берегу Реки. Встали.
- Я спущусь, - Николай Иванович ступил на лестницу и медленно начал  спускаться, оглянулся, - щас, я скоро...

Он спускался по скрипучим ступеням, держась за деревянные перила всё быстрее, быстрее..., побежал.
- Я с ним.
- Иди, Таня.
Таня побежала в темноту, на блеск Реки, за отцом.
Николай Иванович вышел на берег - под ногами галька с песком, а рядышком Река, запах Реки. Николай Иванович хватал ртом этот родной, уж забытый запах и шёл к Реке – вот она, лижет ему ноги.
Таня встала у лестницы, к отцу не пошла, не решалась.
Николай Иванович, скинул куртку, кроссовки, джинсы, тельняшку и  медленно, оступаясь об острые камни, пошёл в воду... и ух – бросился с головой. Он плыл саженками, переворачивался на спину, снова плыл и снова переворачивался и так лежал, а Река несла его, а над ним звёзды... и звуки и запах.
Совсем рядом послышался шум винтов и свист. Николай Иванович поднял голову и увидел борт сухогруза. На палубе у перил стоял парень в речной тельняшке и свистел ему.
- Мужик, хорошо?!
Вода отлично несла голос, даже шум винтов не заглушал его.
- Нормально!
- Тогда счастливо, - парень на сухогрузе махнул Николаю Ивановичу рукой и проплыл мимо.
- Нормально, - сказал себе Николай Иванович и саженками, что есть сил, стараясь перегрести течение, поплыл к берегу.
Берег был вроде не далеко, а приближался медленно.
На берегу рядышком стояли дочь и мать - ждали.

***
Поезд вкатился медленно к перрону. В окно купе было видно встречающих, продавцов мягких игрушек с огромными медведями, обезьянами и другой живностью.
- Киров, - объявил проводник.
- Пойдём, разомнёмся, - предложил Виталий. – Чо там интересное?
- Мороженки, - ответил проводник.
- Во, самое то.
Мужчины встали, начали выходить.
- Ма, я тоже выйду, - объявил матери Толик.
- Кто знает, сколько стоянка? – спросила мать.
- Двадцать минут, - ответил Баранов.
- Тебе мороженое купить? – уже в дверях спросил у матери Толик.
- Мне простое... в вафельном стаканчике.
Мужчины вышли на перрон. Мать смотрела в окно на них и на сына.


КОНЕЦ.