Дверь
Дверь не ищи. Спасения из плена
Не жди. Ты замурован в мирозданье…
Хорсе Луис Борхес
Небесная механика работала со скрипом и скрежетом, как несмазанный редуктор. Вахтенный валялся мертвецки пьяным на куче наполовину истлевшей ветоши, из перевернутой жестяной масленки падали в бездну пространства последние капли янтарно-золотистого масла. Я всё так же торопился в злополучный рай твоих объятий. Сей опус я посвящаю тебе, разлука с которой жгла моё сердце задолго до нашей встречи. А тебе, случайный Читатель, я желаю не уснуть на середине этого краткого, но ужасно жуткого трактата. Надеюсь, что если даже разум твой будет пребывать в недоумении, то где-то в глубине души останется такое же легкое недоумение.
Виктор разложил жареный картофель на две тарелки, посыпал его укропом, солью и черным перцем. На край каждого блюда он уложил дольки малосольного огурчика. Довольный результатом своих трудов, он уже был готов позвать к завтраку своего семилетнего сына – Ваню. Но вовремя вспомнил, что нет самого главного – хлеба, который всему голова, как известно. Не слишком расстроившись, Витя стал собираться в булочную, которая располагалась в этом же доме. Немного, он все-таки огорчился, так как проживал на десятом этаже, а лифт не работал уже целую неделю. Но перспектива вкусить свежую, хрустящую и ароматную корочку ещё тёплой булки сильно сглаживала это огорчение.
- Ванюша, закрой дверь! Я в магазин сбегаю! – крикнул он сыну, который умывался в ванной комнате.
Виктор и Ваня жили вдвоём уже два с половиной года, после того, как умерла Ванина мама. Смерть жены стала для Виктора шоком, который он с трудом пережил, хотя Лена долго болела до этого, как бы давая возможность смириться с судьбой. Если быть точным, то это шок всё ещё продолжался, несмотря на то, что бывший муж больше не плакал по ночам и не замирал внезапно от нахлынувшей невыносимой боли в груди. Очень вероятно, что вдовец наложил бы на себя руки, но жалость к ребенку, у которого в таком случае не осталось бы в этом мире ни одного близкого человека, остановила его. Вся привязанность и нерастраченная нежность к покойной супруге перенеслась на сына. В начале было очень трудно, с работой, с мелкими, но необходимыми хозяйственными хлопотами. Эти хлопоты даже помогали отвлекаться от мучительных мыслей о потери любимой. Очень помогал ребёнок, который был не по возрасту самостоятельным и ответственным.
Виктор уже выскочил на лестничную площадку, готовясь ринуться вниз по ступенькам. Он только ждал, оттягивая на себя дверную ручку, когда сынишка задвинет шпингалет. А засов был мощным, более подходящим для каких-нибудь ворот, например: гаражных. Этот засов изготовил лет десять тому назад один знакомый кузнец, который работал в тепловозном депо. Сама задвижка была откована их легированной стали очень толстой и прочной пружины. Дверь тоже не стали покупать красивую, как желала Лена, потому как красивые легко вспарывались консервным ножом. Виктор заказал тяжелую дверь с полотном из трехмиллиметровой стали, с коробкой из сорок пятого уголка, с конусовидными шипами по периметру обвязки и петлями, которые при закрытии оставались внутри квартиры. Внутрь Виктор вложил пенопласт, прикрыв листом шпонированой фанеры. Он гордился своими дверями, их прочностью и неприступностью.
На работе Витю жалели, сочувствовали и почти сразу стали пытаться устроить его личную жизнь. Сам вдовец если и иногда и замечал в себе вожделенные мысли об иных женщинах, то тут же гнал их, как запретные и греховные. Когда один коллега решил (науськанный женской частью коллектива) намекнуть Виктору о бесперспективности выбора «ставить на себе крест», то тот просто взорвался. В резких выражениях он заявил, что никакого креста на себе не ставил, что любой образ жизни – это только его выбор, и наглого вмешательства в приватное пространство он не потерпит. После этого коллектив прекратил свои попытки, но в сердцах женщин осталось двоякое чувство восхищения романтической супружеской верностью, столь редкой, по их мнению, в современном мире, и жалости к сентиментальному дураку, кои столь не редки в современном мире.
Виктор дождался, когда за дверью щёлкнул засов шпингалета и уже почти помчался вниз по лестнице. Но в этом момент за дверью раздался очень громкий крик. Мужчина вздрогнул, но не сразу понял в чём дело. Только секунд через пять ему стало ясно, что это кричит его сын. Это был вопль невыразимого ужаса, который не оставлял никакой возможности разумного объяснения. Виктор просто сам боялся чего-либо предположить. Простояв в оглушенном состоянии полной беспомощности некоторое время, он внезапно ощутил бесконечный, всеобъемлющий страх, самый жуткий страх своей жизни. Крик мальчика не умолкал, набирая новую силу после промежутков усталости. Отец бросился к двери, стал стучать по ней кулаками, громко повторяя: «Ванечка, открой!»
Жалость высохла, как вобла, когда я приговорил весь этот мир и себя самого к высшей мере. Да будет повержен Блефуско! И Карфагену тоже лежать в руинах! Пусть всё накроется медным тазом. Конечно, можно найти виновника, наказать его, поступить как с пердунами на подводной лодке, или просто затаить жажду мести. Всегда легче, когда у зла есть олицетворение, пусть мнимое, пусть даже истинное. Но ничто не меняется под солнцем. И вот уже возлюбленный брат, соратник и друг, призван в ряды зла, и нет этому конца.
Отец метался на лестничной площадке, стучал в безответные двери соседей, в свою злополучную крепкую дверь. Словно остальные люди испарились, чтобы его ноша стала ещё невыносимее. Сердце выскакивало из груди, в глазах было темно, мысли не слушались и с трудом осознавались. Когда крик ребенка стал больше похожим на вопль истязаемого, разрываемого на части, человек не выдержал и стал орать сам, как бы пытаясь заглушить невыносимые звуки. Оставалась одна возможность: выбежать на улицу и найти помощь там, но оставить сына наедине с непонятным, но страшным злом, вынуждающим маленького мальчика так кричать, он был не в силах. Тогда человек сел перед стальной неприступной преградой, и заплакал, обхватив голову руками. Потом он застонал, потом завыл самым голодным, больным и замерзшим волком. И в его отрывочных мыслях осталось только одно горькое сожаление о факте своего рождения в этом мире.
Вот что я вам скажу: никакой реинкарнации Вселенной и нового Большого Взрыва не будет. Ничего не будет. Всё распадется в полное ничто, если уже не распалось. Nevermore! И этой мудростью я хотел бы поделиться с вами. Хотя, какая это мудрость? Это мудрствование. Лукавое.