ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Венчание с Россией» Цесаревича Александра Николаевича.
(Мог ли Сталин быть прапраправнуком Екатерины Великой?)
Удивительное, но теперь уже малоизвестное событие, о котором пойдёт речь, произошло в печальный для России год, когда от рук наймита тёмных сил Запада пал Русский гений и духовный вождь Русского народа Александр Сергеевич Пушкин. Но недаром говорят: неисповедимы пути Господни – столетие спустя события этого года праведным громом отозвались в России, напомнив, что преступно, да и небезопасно предавать забвению заповеданное Всевышним:
«Кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека: ибо человек создан по образу Божию» (Быт. 9, 6).
Тем же, кто игнорирует эту заповедь, Всемогущий Бог напоминает: «У Меня отмщение и воздаяние… Я – и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю: и никто не избавит от руки Моей… И ненавидящим Меня воздам». (Втор.32, 35, 39, 41).
Оплакала Россия Пушкина, и никому неведомо было тогда, что придёт час расплаты для идейных наследников тех, кто направлял коварную и безжалостную руку ничтожества по имени Дантес, кто направлял и другое ничтожество по имени Аренд – ничтожество, презревшее клятву Гиппократа, ради исполнения масонской клятвы.
Но после столь сурового и тяжкого вступления, пора обратиться к самому событию – событию светлому, ибо ничто другое не несёт в себе столько радости и света, как удивительное и неповторимое чувство любви. Недаром же знаменитый Русский философ и замечательный поэт Владимир Сергеевич Соловьев написал:
«Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь Солнце Любви!».
Главными участниками событий печально знаменитого 1837 года оказались люди, до того времени друг другу незнакомые: Наследник Престола Российского Великий Князь Александр Николаевич – сын Государя Императора Николая Первого, и смоленская красавица Елена Алексеевна Каретникова – дочь помещика Алексея Степановича Каретникова, награждённого за службу Государеву личным дворянством и купившего имение в Кимборове, Смоленской губернии.
С кого же начать рассказ? А начать его, наверное, правильнее с представительницы нежного и прекрасного пола, подобное определение сего пола более чем оправдывающей.
Быт дворянских усадеб девятнадцатого железного века… Как прекрасно описан он Тургеневым! А разве не предстаёт он перед нами в незабвенном Пушкинском «Евгении Онегине»!? Да, именно так расцветали в «дворянских гнёздах» несравненные Русские красавицы!
Как знать, быть может, и Елене Каретниковой была уготована судьбы Татьяны Лариной – замужество по воле родительской, переезд в столицу с вельможным супругом, а, может, и патриархальная жизнь в одном из соседских смоленских поместий, воспитание детей, хлопоты хозяйственные. Но Елена Каретникова самим Провидением была востребована на большее, хотя это «большее» оказалось незримым для обывательского ока.
Как и все девушки её возраста – дочери соседских помещиков, она получила образование домашнее, поскольку отец её, дворянин лишь в первом колене, стремился следовать общему для всех негласному правилу. И, конечно же, она увлекалась романами, конечно же, была мечтательна. И, конечно же, её волновала судьба Татьяны Лариной. А, быть может, и судьба другой Татьяны – Татьяны Болтовой, героини повести Василия Нарежного, быстро приобретшего популярность в начале века и наречённого литературной критикой первым Русским романистом. Но, кроме исторической повести «Татьяна Болтова», она не могла не прочитать столь же необыкновенно популярные «Славенские вечера», отличавшиеся напевным, лиричным, более поэтическим, нежели прозаическим слогом.
Сколько восхищения было адресовано в тех поэтических строках великим Державным мужам Земли Русской, сколько нежности посвящено и природе Русской и Русским девушкам, рождённым этой славной Землёй. «Прелестна заря утренняя, когда ланиты её сияют на чистом небе; благоухающ ветр кроткого вечера, когда веет он с лона розы и лилии; блистательны прелести ваши, девы славенские, когда кротость души и спокойствие сердца изображают светлые взоры ваши!»
Не может не взволновать очарование этих строк, посвящённых красавицам священной земли Русской, названной Нарежным «Славенской Землёю», ибо в давние, далёкие времена и Новгородская Русь звалась «Славенией».
Даже Библия не обошла вниманием славных дочерей Земли этой Славной. В главе 6 книги «Бытия» читаем:
«1. Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери;
2. Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал.
3. И сказал Господь (Бог): не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками (сими); потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.
4. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».
А славные люди, как говорит нам древняя книга славян «Книга Велеса», и есть славяне. Недаром же и поныне во всём мире столь ценятся женщины, рождённые на славной земле «славенской». И сознавая их необыкновенное достоинство, которое, увы, стало утрачиваться во времена западничества, первый Русский романист и стилист, которому немного было равных, Василий Трофимович Нарежный, обращался к своим современницам через «Славенские вечера», посвящённые древности, в новелле, наименованной «Вечер VII: Ирена»:
«Не подражайте дщерям земель иноплемённых, которые славу свою полагают в искусстве прельщать, не чувствуя влечения сердечного. Тщеславятся они числом побед своих, коварством приобретаемых. Прелестью жизни называют они свободу буйную не покоряться святым законам стыдливости, лучшему украшению пола прелестного. Не подражайте им, дщери российские. Внемлите древней песне моей. Вы познаете, что победы таковы непродолжительны. Время откроет коварство, разврат, сокрытые под личиною кроткой любезности. Тогда исчезнет торжество мнимое, и преступная прелестница будет жертвою несчастною своих замыслов!».
Была причина в XIX веке восхищаться веками давними, как это делал Василий Нарежный в «Вечере VI»:
«Веки отдалённые! Времена давно протекшие! Кто из сынов Славена воспомянет об вас без кроткого трепетания сердца и благодарной слезы на глазах – в дань памяти предкам, великим своими доблестями? Тогда величие и крепость духа возводили на верх славы и счастия, и красота была наградою достойною. Не обладал тогда древний, измождённый сластолюбец юными красами дщери славенской, хотя бы обладал он златом Востока целого. Веки отдалённые! Времена давно протекшие! Когда возвратитесь вы на землю Славенскую?»
Да, нравы века девятнадцатого, увы, отличались уже от нравов веков древнейших. И райскому цветку, распустившемуся на исконно русских Смоленских просторах, цветку, по имени Алёнушка, суждена была доля многих юных пташек-горлинок, вылетевших из дворянских гнёзд. Ей суждено было стать супругою нелюбимого…
Весною 1838 года, следующего за печальным годом России, выдана была первая Смоленская красавица Елена Алексеевна Каретникова за соседского помещика Михаила Кузьмича Пржевальского, человека некрасивого, угрюмого, скучного, да к тому же и летами её старшего.
Выдана была Смоленская Алёнушка по воле отца Алексея Степановича Каретникова, но против её воли. Правда есть одна немаловажная деталь – отец и сам не хотел того брака, даже за девять месяцев до того отказал от дома через чур настойчивому просителю руки дочери Михаилу Пржевальскому. И всё же весной 1838 году он выдал дочь за нелюбимого ею человека. В те времена подобные браки не были редкостью. Во многих литературных произведениях они уже не раз осуждены.
Но мы не в праве строго судить Алексея Степановича Каретникова за то, что он выдал свою дочь против воли её за нелюбимого Михаила Пржевальского, поскольку побудили его к тому причины, прямо скажем, существенные и далеко не обычные.
Но прежде чем коснуться этих причин, необходимо познакомиться поближе с самим Алексеем Степановичем.
Был он родом со Смоленщины, служил дворовым у господ, которые в ту пору владели деревней Кимборово. Когда время пришло, призван был на службу Государеву и за свой «гвардейский рост и физическую силу» получил назначение в фельдъегерский корпус, а за необыкновенное усердие в службе оказался включённым в свиту Государя. В годы Отечественной войны 1812 года не раз был направляем с депешами особой важности к самому Главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Кутузову. К концу службы получил чин магазин-вахтёра, а при выходе в отставку награждён был чином коллежского регистратора и соответственно с этим пожалован личным дворянством по Указу Императора Николая Павловича, не ведая, разумеется, что судьба незримыми нитями свяжет его с сим великим Государем России.
После выхода в отставку остался в Петербурге, где получил должность таможенного смотрителя на пакгаузе. Конечно, новоиспечённому дворянину не очень легко было войти в изысканное столичное дворянское общество, к тому же сплошь помешанное на западничестве и донельзя заражённое вольнодумством. Был он, как и всякий честный солдат, приверженцем Государя и не понимал мнимых прелестей западного безвластия, под личиной которого скрывалась жестокосердная тайная власть тёмных сил. Ему оказалось ближе общество купеческое, которое, может быть, и не отличалось особой манерностью, но, как принадлежавшее к среднему классу, обычно наиболее патриотичному, стояло за твёрдый порядок в Державе.
В этом обществе и познакомился Алексей Степанович с очаровательной (красоту Елене Алексеевне было от кого наследовать) дочерью купеческой Ксенией Ефимовной Демидовой. Алексей Степанович смог зажечь сердце красавицы, поскольку был не только роста гвардейского и сложения богатырского, но и умом и даже внутренней культурой выгодно отличался от остальных женихов, увивавшихся возле богатой невесты.
Без памяти влюблённый в красавицу Ксению, Каретников с трепетом просил её руки и получил согласие, как самой невесты, так и её богатого и властного родителя. Демидов дал за дочерью хорошее приданое, и молодые Каретниковы решили перебраться в деревню, где сделаться добрыми русскими помещиками и заняться воспитанием детей.
Алексея Степановича, естественно, притягивало родное Кимборово, и он уговорил наследников своего бывшего барина уступить деревеньку за сходную цену. Так и оказался на Смоленщине, да не один, а с красавицей женой. Провинциальное общество не было столь чванливым, как столичное – соседи приняли Каретниковых тепло и радушно, а новый кимборовский помещик отплатил им тем, что внёс новую, живую струю в провинциальную рутину. Приобщившись ещё во время службы Государевой к пению и музыке, Алексей Степанович создал в своём поместье небольшую хоровую капеллу, завёл музыкантов, и на балах в его доме было всегда одновременно и ярче, и веселее, и в то же время проще и уютнее, чем у других. Не забывал Алексей Степанович и о том, что вышел он не из барского сословия, а потому всегда готов был прийти на помощь бедным, да и просто попавшим в беду людям, никогда не обходил вниманием нищих.
Молва о хлебосольном помещике, интересном собеседнике, блестящем рассказчике быстро облетела округу, а со временем к этой молве прибавилась и молва другая – молва о необыкновенно красивой дочери, выдавшейся в признанную уже на Смоленщине красавицу-мать.
Среди соседей тот час же нашлись и женихи, средь которых, правда, достойных не наблюдалось. Особенно досаждал один – отставной капитан Михаил Кузьмич Пржевальский, человек, по описаниям, «высокого роста, худой, болезненный и некрасивый, с мутными глазами и колтуном на голове», да к тому же ещё и бедный. Бедность, конечно же, не порок, особенно в представлении Алексея Степановича. И вовсе не бедность жениха отвращала от него и саму невесту Алёнушку, и её отца, а прочие вышепоименованные качества этого настырного претендента.
Род Пржевальских восходил к запорожскому казаку Корнилу Анисимовичу Паровальскому, поступившему в середине XVI века на службу к ляхам, угнетавшим окраинные или, как их именовали, украйные земли Малороссии, постепенно получившие не без участия тёмных алчных сил Запада название Украйны, а затем и Украины.
Паровальский успел отличиться не только в боях с малороссами, но за «доблести» при разорении Полоцка и Великих Лук польский король Стефан Баторий в ноябре 1581 года возвёл его в шляхетство и пожаловал гербом «Лук», а фамилию повелел изменить на Пржевальский. В переводе с польского означает она – «идущий на пролом». Этот, «идущий на пролом», был осыпан множеством милостей. В 1581 году ему даже было пожаловано «пять служб людей» в Сурожской и Велижской волостях. Но потомки его не пожелали «ходить на пролом» против России.
У Казимира Фомича Пржевальского, отца уже упомянутого нами незадачливого претендента на роль жениха Елены Каретниковой, что-то не сложилось с ляхами. Он начал обучение в Полоцкой иезуитской школе, но неожиданно бросил учёбу и бежал в Россию, воевать с которой в то время становилось год от года весьма и весьма опаснее, да и всё менее прибыльно. Безвозвратно минули те времена, когда зверополяки безчинствовали в Русских пределах.
Брат Казимира Франц Фомич поступил на службу в Русскую армию, в чине майора воевал против Наполеона. За отличие при Тарутине получил в награду орденом св. Анны 4-го класса. В боях был дважды ранен, но неизменно возвращался в строй. Очевидно, не без его влияния перешёл Казимир на сторону России и при крещении в Православную веру стал Кузьмой Фомичом.
Дослужился до штаб-капитанского чина и сын его Михаил. В 1835 году он вышел в отставку по болезни и поселился в Ельнинском уезде, где отец его Кузьма Фомич служил управляющим у помещика Пилибина.
И вот в 1837 году Михаил Пржевальский дерзнул просить руки Елены Алексеевны. Алексей Степанович был так возмущён, что не только отверг это предложение, но и вообще отказал Пржевальскому от дома.
Обратимся теперь к другому участнику описываемых событий, к Наследнику Престола, Великому Князю Александру Николаевичу.
2 мая 1837 года кортеж Великого Князя, отправленного отцом, Императором Николаем Первым, в путешествие по России, выехал из столицы. Наследника престола сопровождал поэт Василий Андреевич Жуковский. Император хотел, чтобы сын познакомился с Великой Державой, в управление которой ему предстояло рано или поздно вступить.
Маршрут путешествия был составлен самим Государем и пролегал по огромному пространству от Санкт-Петербурга через Новгород, Тверь, Ярославль и Кострому на Урал. Намечалось посетить Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, а затем возвратиться в Поволжье. Оттуда – через Воронеж, Тулу, Рязань, Смоленск и Бородино прибыть в Москву. Из Москвы через Владимир, Нижний Новгород и Муром предполагалось проехать на юг. А уже затем вернуться в Петербург. За полгода предстояло объехать всю Россию и даже побывать в Сибири.
«Ты первый из нас в сём отдалённом крае! – писал сыну Император, – Какая даль!.. Но какое и тебе на всю жизнь удовольствие, что там был, где ещё никто из Русских Царей не бывал...»
А Василий Андреевич Жуковский вспоминал: «Мы летим, и я едва успеваю ловить те предметы, которые мелькают, как тени мимо глаз моих».
Остановок было много, много интересных встреч, которые давали Великому Князю представление о России. Жуковский вспоминал, что вставали каждый день в половине шестого утра, а ложились за полночь. Великий Князь успевал вести путевой журнал и писать письма родителям.
Жуковский с восхищением рассказывал Императрице Александре Фёдоровне в своих ежедневных отчётах:
«Великий Князь постоянно пишет к Вашему Величеству, и Вы получаете от него обо всём самые свежие известия. Завидую ему в этой способности владеть пером во всякое время, с незапутанными мыслями, после величайшей усталости… Могу всем сердцем радоваться живым полётам нашего возмужавшего орла и, следуя за ним глазами и думой в высоту, кричать ему с земли: смелее, вперёд по твоему небу! И дай Бог силы его молодым крыльям! Дай Бог любопытства и зоркости глазам его: то небо, по которому он теперь мчится прекрасно, широко и светло: это – наша родная Россия!»
В путешествии соблюдались указанные Государем строгости и ограничения – никаких балов, никаких торжественных приёмов, никаких увеселений. Жуковский строго соблюдал инструкции. Но во время пребывания в Туле, он отпросился повидать родственников, живших в одном из уездных городков. Отставание всего не несколько дней имело чрезвычайные последствия.
Путь в Смоленск пролегал через уже упомянутое нами село Кимборово, достиг которого Великий Князь Александр Николаевич со свитою тёплым июльским вечером. Было решено заночевать у хлебосольного помещика Каретникова, чтобы в губернском городе появиться утром следующего дня. Поскольку не было рядом сурового наставника Жуковского, все строгости тут же забылись, и в Смоленск Наследник Престола отправился уже в сопровождении красавицы Елены Каретниковой, увлечённый ею явно не без взаимности.
В те жаркие дни середины лета 1837 года ярко вспыхнул огонь взаимной страсти, помешать коему никто не мог. Не осталось и следа от тех петербургских романов, против которых был настроен царственный батюшка Николай Павлович. Лечение путешествием оказалось весьма кстати, как для наследника престола, так и для России. Помазанник Божий – Николай Павлович знал, что делал, отправляя сына в это путешествие. Он посылал его в какой-то мере и для отрезвления от дурмана уже прогнивших и лживых столичных великосветских салонов.
И вот словно бы Провидением дарована была яркая любовь, которая заставила забыть всё былое. Елена Каретникова была первой смоленской красавицей, причём, кроме прекрасных внешних, имела и другие достоинства: она получила хорошее образование и воспитание.
Роман продолжался всего несколько дней, а затем в Смоленск прибыл Жуковский, и последовала разлука. Строгий наставник усадил Цесаревича в карету, а Елену Алексеевну отправил домой, в Кимборово.
Путешествие продолжалось. Лишь 12 декабря Великий Князь переступил порог Зимнего Дворца. Жуковский впоследствии писал, что путешествие можно сравнить с чтением книги, имя которой – Россия. Но ведь и венчанием с Россией он назвал это путешествие неспроста.
Отгорело лето, отпылала золотая осень, отпуржила зима, и вдруг по весне Елена Каретникова неожиданно была выдана замуж за Михаила Пржевальского. Ларчик открывался просто. Выяснилось, что она ждала ребёнка, и как-то надо было прикрыть грех. Кто отец ребёнка? Документы об этом молчат, зато свидетельствуют они о других удивительных фактах. Едва Елена Алексеевна Каретникова была обвенчана с Михаилом Кузьмичом Пржевальским, как у неё родился сын, которого назвали Николаем. Случилось это 31 марта 1838 года.
Так появился на свет Николай Михайлович Пржевальский, в будущем знаменитый учёный, что достаточно хорошо известно, и генерал-майор Русской разведки, что известно в меньшей степени.
Когда маленькому Николаю исполнилось пять лет, произошло событие удивительное. Михаил Кузьмич Пржевальский согласно Своду Законов Российской Империи, подал прошение в Смоленскую Духовную Консисторию на получение Свидетельства о рождении. А через некоторое время было выдано свидетельство. Да какое!
Вот оно. Судите сами:
«СВИДЕТЕЛЬСТВО
По Указу Его Императорского Величества из Смоленской Духовной Консистории.
Дано сие за надлежащим подписанием с приложением казённой печати штабс-капитану Михаилу Кузьмичу Пржевальскому во следствие его прошения и на основании состоявшейся в Консистории резолюции для представления при определении сына Николая в какое-либо казённое учебное заведение в том, что рождение и крещение Николая по метрическим книгам Смоленского уезда села Лабкова записано следующею статьёю 1839 года апреля 1-го числа Смоленского уезда сельца Кимборова отставной штабс-капитан Михаил Кузьмич и законная его жена Елена Алексеевна Пржевальские, оба православного вероисповедования, у них родился сын Николай, молитвами имя нарек и крещение совершил 3-го числа села Лабкова Священник Иван Афанасьевич Праников с причтом, а при крещении его восприемниками были Смоленского уезда сельца Кимборова коллежский асессор кавалер Алексей Степанов Каретников и Черноморского казачьего полка генерал-майора и кавалера Николая Степанова Завадовского жена Елисавета Алексеевна Завадовская.
Города Смоленска сентября 18 дня 1843 года». (ЦГИА, ф. 1343, oп. 27, д. 6459, л. 6.)
Не случайно дата рождения установлена Указом самого Государя Императора, и этим же Указом поставлен вместо 1838, 1839 год рождения. Нужно было увести дату рождения подальше от года пребывания в Смоленске цесаревича Александра Николаевича – будущего Императора Александра Второго, дабы избежать лишних пересудов и сплетен.
Ведь если бы это было просто ошибкой, Михаил Кузьмич Пржевальский и Елена Алексеевна сразу бы её заметили и попросили бы поправить. С другой стороны, не стали бы родители маленького Николая подавать прошение на получение свидетельства на четырёхлетнего ребёнка, ибо, по существовавшим правилам, документы выдавались на детей пятилетних. И никто бы их прошения рассматривать не стал. Интересно также, что к книге, хранящейся в церкви села Лабкова, где была первичная запись по поводу рождения, доступ был ограничен специальным распоряжением. Её нельзя было взять, чтобы ознакомиться с записями. Музейные работники свидетельствуют, что подлинник этой метрической книги никогда, нигде и никому публично не был представлен. В Музее Пржевальского в Смоленской области была лишь рисованная копия листа метрической книги с упомянутой записью о рождении. Но она, вполне понятно, не может служить документальным свидетельством, так как в ней не указан год заполнения, не читается месяц рождения и не понятно какое поставлено число рождения. Подобные ограничения просто так не делаются. Следы запутывались умышленно.
Следует ещё добавить, что сам Николай Михайлович Пржевальский в письмах матери, когда это приходилось к слову, указывал годом своего рождения именно 1838-й.
Есть и ещё один любопытный факт. Было это уже несколько позднее, когда Николай Пржевальский учился в шестом классе гимназии, в городе Смоленске. Гимназисты задумали уничтожить журнал, в который нелюбимый ими преподаватель записывал всякие их проказы. Тянули жребий. Произвести сие действо выпало Пржевальскому. Николай стащил журнал и выбросил его в Днепр. Было много шуму. Провели расследование, и всех, кто, по мнению наставников, мог быть причастен к этому проступку, посадили в карцер. Пржевальский вынужден был признаться. Не хотел, чтоб страдали невиновные товарищи. Ему грозило исключение из гимназии. Мать умоляла директора гимназии оставить сына, просила даже высечь его. Но сечь дворян гимназистов, начиная именно с 6 класса, было строжайше запрещено.
Происшествие же вышло далеко за пределы гимназии и стало известно попечителю. К нему-то и обратился директор, а попечитель возьми да и отпиши в Петербург. К Наследнику Престола он обращаться не имел права. Обратился к его другу графу Адлербергу. А вскоре пришёл ответ, причём, не от Адлерберга, а от самого Александра Николаевича. На письме попечителя было начертано: «Выпороть мерзавца, и всего делов!». И стояла подпись Великого Князя.
А ведь по законам того времени выпороть дворянина мог только отец! Если бы подобное распоряжение отдал директор гимназии, его могли снять с должности и привлечь к ответственности.
Так закончилось венчание будущего Императора Александра Второго с Россией!
Когда меня спрашивают, не хочу ли сказать, повествуя о том случае, что Николай Михайлович Пржевальский являлся сыном Наследника Престола, впоследствии ставшего Императором Александром Вторым, отвечаю: утверждать этого ни я, никто другой не может. Но судите сами, отчего вдруг было проявлено столько внимания к смоленскому отроку и при выдаче свидетельства о рождении, и по поводу его провинности в гимназии?
Впрочем, недаром выдающий русский консервативный писатель и мыслитель рубежа XIX-XX веков Николай Иванович Черняев писал о мистическом характере Русского Православного Самодержавия:
«Только грубое невежество и узкое доктринерство могут считать наше Самодержавие делом случая и чем-то таким, что может быть изменено или устранено по произволу».
То есть из этого следует, что Русское Православное Самодержавие не только не является «делом случая», но способно защитить себя от разрушителей?
Вновь обратимся к работам Николая Ивановича Черняева, который даже книгу свою назвал необычно: «Мистика, идеалы и поэзия Русского Самодержавия» Начал же её словами:
«Всё, всё великое, священное земли имеет мистическую сторону. Мистика составляет принадлежность не только каждой религии, не только Таинств, но и науки. Пытливая мысль человека, старающаяся разрешить все «проклятые вопросы», в конце концов неминуемо приходит к вопросу о начале всех начал, к задаче, которая не дается ни умозрительному, ни опытному знанию… В судьбах народов сказываются воля и цели Провидения… Цель, к которой ведет Бог Россию и все человечество, неизвестна. История, если смотреть на нее без материалистических предрассудков, окажется исполненной мистики. Много мистического и в нашем Самодержавии».
Итак, мы определили по документам, что в судьбе известного путешественника и выдающегося русского разведчика генерал-майора Николая Михайловича Пржевальского приняли особое участи и Государь Император Николай Первый и Цесаревич Александр Николаевич – будущий Император Александр Второй. Запомним документальной подтверждённое сообщение о том, что даже день рождения Пржевальского был перенесён на целый год. Но ведь и год рождения Иосифа Виссарионовича Сталина изменён – он сдвинут так же на год.
В № 11 «Известий ЦК КПСС» за 1990 год сообщалось, что И.В. Сталин родился не в 1879 году, как считалось официально, и не 21 декабря, а 19 декабря 1878 года… «Известия ЦК КПСС» – орган серьёзный и документы в нём приводились серьёзные.
«Перестройка» ещё не успела к тому времени привести в негодность партийную печать. Сплетни там ещё не печатались.
Между тем, разговоры о том, что Сталин был сыном Пржевальского, время от времени возникали, хотя нельзя сказать, что относились к ним серьёзно. Ведь говорили и о том, что Сталин – внук Александра Второго. Но это казалось и вовсе фантастикой.
Летом 1983 года я был в Ленинграде, в гостях у молодого в ту пору военного журналиста Александра Бондаренко. Впоследствии он стал редактором «Красной Звезды» по отделу литературы и искусства, и, кажется, до сих пор занимает эту должность. Факт для книги, казалось бы ничего не значащий, но… обо всём по порядку…
Приятель мой очень хорошо знал город, и, как я потом понял, во время прогулки мы совсем не случайно оказались в Александровском саду. В то время это сад, окружавший с юга и запада Адмиралтейство, назывался ещё садом Трудящихся им. М. Горького. Позже, с 1989 года она носил имя Адмиралтейского и лишь в 1997 году получил прежнее своё наименование.
Назван же Александровским он был с момента открытия в 1874 году. И назван в честь именно Императора Александра ;;. Это тоже немаловажная детально, хотя тогда я об этом даже не подумал.
В саду были памятники. Мы не спеша обходили их. Вот памятники Лермонтову, Глинке, Горчакову, Гоголю… Вот – Василию Андреевичу Жуковскому… Это я выделяю не случайно, хотя тогда совершенно для себя не выделил. Но… через минуту замер как вкопанный. Передо мной был памятник Сталину. Да, да, именно Сталину, правда, удивили эполеты и аксельбанты на мундире вождя. Но и это ещё не всё – у подножия трёхметрового постамента сидит верблюд…
Мой приятель стал так, что надпись на памятнике я увидеть не мог – он закрыл её от меня и с хитринкой спросил, кому поставлен памятник. Я не очень уверенно проговорил, вкладывая вопрос в свой ответ: «Сталину?»
Он молча сделал шаг в сторону, и открылась надпись:
«Пржевальскому первому исследователю природы Центральной Азии».
Кажется, лишь тогда, в 1983 году, я впервые услышал о том, что Сталин является сыном Пржевальского. Правда, мне всё это показалось слишком фантастично. Естественно, не обратил внимание и на то, что Сад назван в честь Александра Второго, и на то, что неподалёку от памятника Пржевальскому, стоит памятник Василию Андреевичу Жуковскому. Да, там были и другие памятники – я перечислил их. И, наверное, можно объяснить, почему именно они оказались в саду, но что касается памятника Жуковскому и названия Сада – это уже вряд ли можно считать совпадением.
Со временем всё это как-то забылось. Но, как известно, в жизни нашей ничего случайного не бывает…
Однажды, после встречи с читателями, на которой я коснулся сталинской темы, уже за полночь мне позвонил один из слушателей и, сообщив, что в прошлом был сотрудником спецслужб, привёл некоторые факты из биографии И.В. Сталина, которые буквально потрясли меня. О том, что Сталин действительно является сыном знаменитого русского путешественники и не менее знаменитого разведчика генерал-майора Николая Михайловича Пржевальского, он говорил уверенно.
Это было уже в конце 90-х. Тема заинтересовала, я попытался вникнуть в неё и первую свою публикацию, не имея железных подтверждений, предложил читателям в качестве легенды, которая может быть правдой. Брошюру так назвал «Сталин и Пржевальский. Легенда, которая может быть правдой».
Правда, уже тогда мне были известны некоторые факты, достоверность которых не вызывала сомнений. К примеру, промелькнуло в печати такое сообщение. Внучка Сталина Екатерина Яковлевна сообщила, что Николай Михайлович Пржевальский действительно был в Гори в 1878 году и действительно встречался с будущей матерью Сталина. А когда уехал, вплоть до своей кончины посылал ей деньги. Правда, Екатерина Яковлевна тут же прибавила, что это ещё ни о чём не говорит, и что она привыкла считать своим прадедом Виссариона.
Но для чего же была перенесена дата рождения Сталина? Можно с большой долей достоверности предположить, что это было сделано с таким расчётом, чтобы Сталин никак по времени не мог быть сыном Пржевальского.
Одно время на нас буквально обрушился поток публикаций, таких, как к примеру, в газете «Мир новостей». Автор – Сергей Петрунин. Название: «Сталин Иосиф… Николаевич?» Читаем:
«Версия о том, что настоящим отцом Иосифа Виссарионовича был не грузин Джугашвили, а русский путешественник, исследователь Дальнего Востока и Центральной Азии, первооткрыватель дикой лошади, смоленский дворянин Николай Пржевальский, родилась не на пустом месте.
Всё началось между второй экспедицией учёного к озеру Лоб-Нор и в Джунгарию (1876 – 1877) и его третьим походом в глубины Тибета (1879 –1880). Зимой и весной 1878 года Пржевальский поправлял здоровье на Кавказе, заезжал и в Гори, где, будучи гостем князя Маминошвили, познакомился с его дальней родственницей, приехавшей в город из соседнего села, двадцатидвухлетней Екатериной Джугашвили, урожденной Геладзе. Она выросла в деревне, но к тому времени семья Геладзе давно уже переехала в Гори… Екатерина обучилась грамоте, что ещё во время её детства считалось привилегией наиболее знатных князей, помещиков и священнослужителей.
Пржевальский… был очарован красотой юной и образованной грузинки. Встречался с ней и проводил время к взаимному удовольствию обеих сторон.
Но Екатерина к тому времени была уже четыре года как замужем за Виссарионом Джугашвили, сапожником из села Диди-Лило. Её муж вначале получил славу известного на весь город мастера, имел много заказов и смог открыть собственную мастерскую.
…Все трое детей, рождённые Екатериной от Виссариона, умерли в младенческом возрасте… Родившийся через некоторое время после отъезда Пржевальского четвёртый ребёнок Екатерины Иосиф (он же Coco) рос здоровым и крепким. Жизнерадостный и общительный, он всегда был окружен товарищами.
В 1885 году Джугашвили старший уехал на работу в Тифлис, а князь неоднократно передавал матери Сталина значительные суммы присланных со смоленщины «алиментов». Об этом косвенным образом свидетельствует и внучка Иосифа Виссарионовича. Она не считает своим прадедом Пржевальского, но находит «внешнее сходство просто поразительным», а самое главное – соглашается с тем, что Пржевальский останавливался в Гори, а потом «высылал деньги Катерине». И высылал, как отмечено в других источниках, столько средств, что князь, который исполнял функцию «доверенного лица» путешественника и «банкира» его переводов, помогал Иосифу до конца своей жизни».
Ну что же, тот факт, что Николай Михайлович присылал деньги красавице-грузинке, подтвердила даже её внучка. С чего бы это вдруг такое внимание. То, как мы видели, сам Император Николай Первый зачем-то личным указом переносит дату рождения Николая Пржевальского ровно на год, то Цесаревич Александр Николаевич вмешивается в судьбу юного смоленского дворянина… С чего бы такое внимание? И чем вызвана щедрость этого самого смоленского дворянина, ставшего уже генералом, почему он вдруг посылает деньги красавице-грузинке? Просто так? Ни с того ни с сего? Может кто-нибудь привести подобный пример? Были подобные случаи? Очень и очень вряд ли.
Между тем, Сергей Петрунин приводит в газете ещё более примечательный факт:
«Когда большевики-ленинцы захватили в России власть, а ученик Пржевальского Козлов продолжал свои экспедиции в Монголию, о его почившем учителе, великом исследователе Центральной Азии, генерал-майоре и почётном члене Петербургской Академии наук, именно по причине происхождения «забыли». Но сразу же после войны, когда красный Русский Царь окончательно стёр «ленинскую гвардию» в лагерную пыль и политика «пролетарского интернационализма» с её верой в мировую Республику Советов всё больше стала заменяться державно-патриотической, то он не замедлил вернуть стране её символы и героев. В числе самых первых начали именно с Пржевальского – в 1946 году была учреждена золотая медаль имени этого учёного, а, возможно, и отца победителя германского фашизма, принявшего по словам Черчилля «Россию с сохой, а оставившей – с атомной бомбой».
О том же, что Сталин сын Пржевальского, свидетельствуют и многие другие публикации.
Так Роман Перин в книге «Гильотина для бесов» пишет:
«Некоторые исследователи биографии Сталина утверждают, что отцом Сталина может быть известный русский географ и путешественник Николай Михайлович Пржевальский (1839 – 1988). Сначала эта мысль возникла в силу поразительного внешнего сходства Пржевальского и Сталина. А когда выяснилось, что Пржевальский останавливался в Гори, в гостинице, где подрабатывала горничной мать Сталина Екатерина (Кэкэ) Геладзе, и сроки их возможного контакта и рождения Сталина тоже совпадают, то гипотеза приобрела убедительное доказательство. К тому же, известны свидетельства о скандалах и избиениях, которые устраивал «отец» Сталина Виссарион (Бесо) Иванович Джугашвили своей жене, обвиняя её в измене. Когда они поженились в 1874 г., Бесо было 24 года, а Кэкэ 16 лет. Я думаю, что не стала рисковать в третий раз молодая и красивая мать Сталина заводить ребёнка от спившегося мужа после того, как двое детей, рождённые слабенькими, умерли в младенчестве в 1876 г. Простая женщина вполне могла позволить себе родить от проезжего барина, похожего на грузина, может, ей кто-то и посоветовал так сделать. Несмотря на всю её религиозность, природа требовала продолжения рода. Своего единственного Сосо, как она ласково называла Иосифа, когда он заболел оспой, она самоотверженно выходила. Следы оспы остались у Сталина на лице, а одной рукой он с трудом двигал до конца жизни… Я думаю, что генетический анализ останков Сталина и Пржевальского могли бы раз и навсегда разрешить этот вопрос…»
Нельзя забывать, что Сталин – сын не просто путешественника, а Русского разведчика генерал-майора Генерального штаба. Существенная деталь. Под видом многих экспедиций Пржевальский занимался вопросами безопасности России. Он и погиб в одной из экспедиций.
Ну а был он разведчиком высочайшего ранга. Не многие люди его воинской профессии носили генеральские звания.
И ещё один важнейший момент. Николай Михайлович Пржевальский был лично известен Государю Императору. Только ли потому, что был учёным и разведчиком?
Вот какую зовущую к размышлению информацию прислал о Пржевальском один из моих читателей. Она опубликована в одном из периодических изданий – Ежеконцертнике «Звоны». Борис Тарасенко, побывавший в доме отдыха, расположенном там, где когда-то находилось имение Николая Михайловича Пржевальского, рассказывает: «У предков автора «Общей Химии» (Глинок) Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888)… сторговал сначала, половину усадьбы, а потом и всю усадьбу на берегу озера Сапшо. Генерал-майора Пржевальского (1886) привлекла не только красота озера, но и схожесть его с озером Байкал». В Сапшо впадает несколько ручьёв, вытекает из него только один… На «Малом Байкале» есть острова. Один из них получил название Погранный, так как, во время мирного сосуществования двух хозяев одной усадьбы, рыба в Сапшо была поделена сетью, проходившей именно через этот остров. Береговой периметр озера равен примерно 10 км. В музее-усадьбе Пржевальского, где Николай Михайлович соорудил деревянный водопровод, стоит его гипсовый бюст, очень похожий на скульптурные портреты Сталина. Работники музея мне рассказали, что Николай Михайлович был холост, но женщин не чурался. Наведывался он и к жене местного мельника… Она во время войны, перед смертью, открыла своей дочери тайну её рождения. С тех пор некая, очень похожая на Николая Михайловича дама часто приезжала на памятные годовщины Пржевальского в одноименный посёлок, тщательно избегая излишней огласки и юбилейных президиумов».
Борис Тарасенко высказал интересную мысль. А что если Николай Михайлович Пржевальский специально старался тайно оставить наследника, который бы потом сыграл серьёзную роль в судьбе оказавшейся на краю пропасти России? Просто в усадьбе родилась девочка, и она не могла быть пригодной к той роли, которая выпала Сталину?
Я вижу улыбки на лицах некоторых читателей. Не спешите. Вспомним о мистических началах Русского Самодержавия, которое «не могло быть устранено по произволу». Добавлю: разве можно отрицать, что в жилах Пржевальского текла Августейшая, Царская, Богом данная кровь? И неужели такая могучая сила, как Русское Православное Самодержавие, не могла обезопасить себя от гибели, когда времена гибельные не раз были предсказаны Государям Великой Державы. Неужели Православное Самодержавие, рождённое «не без Бога воли тайной», сложа руки, ожидало, когда настанет царство зверя? Почему архимандрит Иерон вдруг призвал к себе именно Иосифа Джугашвили для благословения на подвиг послушничества во имя России – подвиг государственного управления? Не потому ли, что он был сыном Пржевальского и внуком того, в ком текла Августейшая кровь? Впрочем, каждый может сам найти ответы на поставленные вопросы, поскольку по понятным причинам документальных подтверждений отцовства Александра Николаевича и Николая Михайловича нет.
Именно приведённые выше публикации и факты, изложенные в них, заставили по иному взглянуть не только на роль Иосифа Виссарионовича Сталина в судьбе нашего Отечества, но и на всю историю, не извращённую историками, принадлежащими к ордену русской интеллигенции, а истинную.
Есть все основания полагать, что тайна рождения Сталина относится к одной из важнейших тайн правящей Династии, которая наименована была Династией Романовых, по фамилии первых её представителей. Почему я сделал такую на первый взгляд странную оговорку? Да потому что в те далёкие времена незаконнорождённые дети были не такой уж большой редкостью. Причина, думаю, ясна. Не было ещё развито детоубийство во чреве, а потому уж если давал Бог дитя, от него избавиться не могли, да ведь и не хотели или не считали возможным.
Не редкостью были этакие вот случаи и в правящей Династии. И поскольку подобные факты могут подкрепить то, что известно о рождении Николая Михайловича Пржевальского и Товарища Сталина, не лишне напомнить о них.
Итак, обратимся к тайнам рода Романовых, Династии, именуемой Домом Романовых, во всяком случае, официально, если не принимать во внимание то, что произошло с неё в «петровские времена» и во времена ближайших преемников царя-плотника.