Загадки харьковской трагедии

Николай Шахмагонов
                ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
               
                ЗАГАДКИ ХАРЬКОВСКОЙ ОПЕРАЦИИ 1942 ГОДА

       Кто-нибудь из читателей задумывался, почему Хрущёв, дорвавшись до власти, реабилитировал генерала Д.Г. Павлова – главного виновника неудач Красной Армии летом сорок первого года на западном направлении?
       Сразу напрашивается ответ – это сделано, чтобы переложить ответственность за неудачи сорок первого года на Сталина. Кстати, сам Хрущёв, отчасти, признал это. В Википедии мы читаем:
       Согласно «Воспоминаниям» Хрущёва, определение о невиновности было вынесено благодаря личному влиянию самого Хрущёва, якобы вопреки обстоятельствам самого дела: «…если рассматривать вопрос с точки зрения юридической и фактической, на чём основывался суд, когда выносил приговор, то основания к осуждению были налицо. Почему же я, занимая такой пост, на котором мог оказывать влияние в ту или другую сторону при решении важных вопросов, согласился на их реабилитацию? Я согласился потому, что в основе-то виноват был не Павлов, а Сталин…» Никита Сергеевич Хрущев. Воспоминания».
       То есть, как будто бы и реабилитирован, да странно как-то – не решился даже Хрущёв опровергнуть то, что было в Приговоре, а Приговор звучал жёстко – Павлов подлежал расстрелу «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти».

       И это только открытая часть…
       В Википедии – то есть в открытом ныне для пользователей интернетом доступе – указано:
       С 21 июня 1941 года – командующий войсками Западного фронта
Павлов и начальник штаба подчинённого ему округа В. Е. Климовских обвинялись в том, что «являясь участниками антисоветского военного заговора, предали интересы Родины, нарушили присягу и нанесли ущерб боевой мощи Красной Армии, то есть в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-1б, 58-11 УК РСФСР».
      Однако в ходе суда 22 июля 1941 года Павлов и его заместители были обвинены и приговорены уже по другой статье Уголовного кодекса. Они были обвинены в преступлениях, предусмотренных статьями 193-17б и 193-20б УК РСФСР — «халатность» и «неисполнение своих должностных обязанностей». Павлову и его заместителям в приговоре предъявлялось обвинение не за то, что было совершено ими до 22 июня 1941 года и что привело к последующему разгрому частей ЗапОВО, а за то, что произошло уже после нападения Германии. В приговоре было указано:
       «Предварительным и судебным следствием установлено, что подсудимые Павлов и Климовских, будучи: первый – командующим войсками Западного фронта, а второй – начальником штаба того же фронта, в период начала военных действий германских войск против Союза Советских Социалистических Республик проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций частями Красной Армии, тем самым дезорганизовали оборону страны и дали возможность противнику прорвать фронт Красной Армии…»
      Таким образом, Д. Г. Павлов и его заместители осуждались уже по статье «неисполнение своих должностных обязанностей», а не «измена Родине». Это было связано с ситуацией на фронтах. Вынесение приговора по статьям предательства и измены могло бы нанести существенный ущерб обороноспособности страны, посеяло бы подозрение в войсках по отношению к офицерам.
       Решение изменить официальное обвинение принял Сталин, именно по приведённой выше причине.
       Что же касается предательства, то есть один интересный пунктик. Тухачевский, как известно, в Первую мировую войну побывал в германском плену и был там завербован. Об этом написано достаточно много. Так ведь и Павлов побывал в плену…
       Вот строки из его биографии: «В Первую мировую войну добровольцем ушёл на фронт, дослужился до старшего унтер-офицера. Был ранен в 1916 году и взят в немецкий плен. Освобождён после окончания войны. С 1919 года в Красной армии, в Гражданскую войну с 1918 по 1920 год был командиром взвода, эскадрона, помощником командира полка. Вступил в ВКП(б) в 1919 году».
       Три года в плену – срок немалый. Немцы же – серьёзные противники. Наверняка предполагали, что схватка с Россией в Первую мировую войну – не последняя, потому и вербовали агентов на долгие времена, на то время, когда они понадобятся. Наверняка, вербовали много агентов – неведомо же из кого и что получится. О Павлове по этому поводу ничего не написано, зато по Тухачевскому фактов в литературе изложено немало.
        Но вернёмся к интересу Хрущёва. Ларчик открывается, может, и не просто, но открывается. В начале войны было два тяжелейших периода, когда германскому командованию удавалось добиться успехов благодаря каких-то невероятных и неожиданных для Сталина событий.
       Сталин прекрасно понимал, что численное превосходство гитлеровских полчищ придётся перемалываться на своей территории, что придётся всё-таки отходить на глубину, возможно даже до 400 километров. Но отходить планомерно, организованно, чтобы этим отходом создать условия для разгрома агрессора. Собственно, напрашивается сравнение с 1812 годом. И тогда и теперь это не было прихотью, это не было одним из вариантов действий – это было единственно возможным решением.
       То, что отход не только не исключался, а, возможно, даже планировался, подтверждается многими фактами. Ведь теперь уже известно из многих источников, что в глубоком тылу, за Уралом, заранее были подготовлены все необходимые инфраструктуры для развёртывания заводов, которые предполагалось эвакуировать в случае войны. И ведь эвакуация началась с первых дней войны, а вовсе не тогда, когда стало ясно, что части и соединения приграничных округов вынуждены отступать.
       Если бы не предательство Павлова, отход был бы планомерным, организованным, но эвакуации и в том случае была бы срочной.
       И тем не менее Хрущёв взял под защиту уже давно отправленного в мир иной Павлова. Не потому ли, что они – товарищи по несчастью. Нет, товарищи по несчастью, сказано слишком мягко. Хрущёв это сделал потому, что они были из одной троцкистской шайки, готовой сдать СССР Гитлеру. Просто Павлову, выполнившему задачи, поставленные врагом, не удалось уйти, что, конечно, напугало его тайных соратников. Они долго таились, но вот, весной 1942 года настал черёд очередного предателя – Хрущёва.
       То, что произошло в мае-июне на Харьковском направлении, просто ужасно. Трагедию Сталин сравнил даже не с сорок первым годом, а с трагедией армий генералов Самсонова и Ренненкампфа в Первую мировую войну.
        Почему же Ставка не смогла предвидеть того, что произошло в районе Барвенковского выступа, почему был утверждён план освобождения Харькова и Донбасса?
        Иногда ключ к разгадке приходит необъяснимым способом. Когда-то давно я услышал, что Сталин является внуком Александра Второго, но это показалось настолько фантастичным, что вызвало лишь улыбку. А ведь со временем пришло понимание, что ничего фантастичного то и нет. Если внимательно разобраться с фактами, если вникнуть в них.
         Как-то после встречи с читателями я разговорился с одним из пришедших на эту встречу и весьма осведомлённым в истории человеком. Он сразу заявил, что не разделяет моих восторгов по поводу Сталина – так и сказал «восторгов», но… не может не отдать должного многим деяниям вождя и его удивительному предвидению события. И рассказал о том, что заблаговременно, ещё тогда, когда для трагедии под Харьковом и предпосылок не было, восточнее Ростова-на-Дону – на Сталинградском и особенно на Кавказском направлениях начали возводиться досточно сильные укреплённые рубежи.
       Я попытался после разговора осмыслить эту информацию. Что же получалось? Сталин предвидел, что враг нанесёт удар на Сталинград и Кавказ? С одной стороны, ничего особенно удивительного в этом не было – Гитлеру необходима была нефть – Грозненская и Бакинская нефть, ему необходим был прорыв и в Закавказье – ведь тогда он мог выйти к границам Турции на Кавказе. А это сулило большие выгоды и давало надежду на то, что колеблющаяся Турция вступит в войну против России.
       Но укрепления строились слишком серьёзно, словно отход от рубежа к рубежу под натиском врага в какой-то мере предполагался…
       Вряд ли можно найти какое-то серьёзное документальное подтверждение этим догадкам, поскольку Сталин, будучи поистине гениальным стратегом, зачастую ни с кем не делился своими глобальными, но до поры, а может и не до поры, тайными планами.
        Такое поведение свойственно поистине великим полководцам, которым не надо постоянно советоваться с кем-либо по поводу главных своих замыслов, а гораздо важнее сохранить их в тайне.
        Вот мы говорим, что Сталин – продолжатель дела Русских Царей! Значит, он продолжатель всех направлений деятельности Императорской власти. Но это не должно быть пустыми словами – это положение должно иметь подтверждение.
        О чём нам говорит история? Сразу на память приходят многие фаты. Выберем наиболее значимые.
       К примеру, в исторической литературе немало самых противоречивых данных о подготовке и штурме крепости Очаков в 1788 году. В чём только клеветники не обвиняли Главнокомандующего Екатеринославской армией генерал-фельдмаршала светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического. Он же не считал нужным оправдываться и зачастую невольно становился сам причиной сплетен, которые о нём складывались. Все свои планы он держал, как правило, в секрете. Любопытных и назойливых просто дурачил. Те же, не понимая смысла неясных ответов или странных выпадов, всё приписывали либо нерешительности, либо нераспорядительности, либо чему-то другому, для себя выгодному.
      Когда австрийский военный агент при Екатеринославской армии принц де-Линь пожелал узнать план действий против Очакова, Потёмкин разыграл целую сцену.
       – Ах, Боже мой?! – воскликнул он в ответ на просьбу принца. – В Очакове находится восемнадцать тысяч гарнизона, а у меня столько нет и в армии. Я во всем претерпеваю недостаток, я несчастнейший человек, если Бог мне не поможет.
       – Как? – удивился принц. – А Кинбурнская победа, а отплытие флота? Неужели всё это ни к чему не послужит? Я скакал день и ночь, меня уверили, что вы уже начали осаду!
       – Увы, – отвечал Потёмкин. – Дай Бог, чтобы сюда не пришли татары предать всё огню и мечу... Бог спас меня – я никогда того не забуду. Он дозволил собрать все войска, находившиеся за Бугом. Чудо, что до сих пор удержал за собой столько земли.
        – Да где же татары? – удивился принц.
        – Везде, – отвечал Потёмкин, – в стороне Аккермана стоит сераскир с великим числом турок; двенадцать тысяч неприятелей находится в Бендерах; Днестр охраняем; да шесть тысяч в Хотине...
       О столь любопытном и скорее даже забавном разговоре поведал биограф Потемкина С.Н. Шубинский. Он же заметил: «Во всём этом не было слова правды. Де-Линь, убедившись, что из разговоров с князем нельзя ничего узнать, прибегнул к другой хитрости. «Вот, – сказал он, подавая Потёмкину пакет, – письмо императора, долженствующее служить планом всей кампании; оно содержит в себе ход военных действий. Смотря по обстоятельствам, вы можете сообщить их начальникам корпусов. Его величество поручил мне спросить вас, к чему вы намерены приступать?»   
       Потёмкин взял пакет и обещал де-Линю не позже как завтра послать письменный ответ. Однако прошёл день, другой, неделя, а ответа всё нет. Де-Линь решился напомнить князю о его обещании и, наконец, получил от него следующую лаконичную записку: «С Божией помощью, я учиню нападение на всё, находящееся между Бугом и Днестром».
       Не хотел Григорий Александрович открывать свои планы, тем более в них было немало секретного. Со штурмом он не спешил по многим причинам, о которых не распространялся. Он помнил, что в минувшую войну приступ Бендер, предпринятый П.И. Паниным в 1770 году, стоил русским 7 тысяч человек. И в результате Потёмкин взял Очаков «за пять четвертей часа» и потерял при этом 939 человек. Турки же потеряли 8 700 убитыми, 4 000 пленными и 1140 умершими от ран!
      А Суворов, когда гофкригсрат потребовал у него планы на кампанию 1799 года в Италии, вообще послал пакет, где был чистый лист бумаги. Суворов не ошибался, скрывая свои планы. Его секретарь впоследствии вспоминал, что «сам нашёл в бумагах у взятых в полон французских генералов подробнейшие сведения о предположениях австрийских, из Вены им сообщённые». Отметим: лишь предположения. Большего шпионы сообщить ничего не могли, потому что сами так ничего и не узнали.
      Сталин прекрасно знал историю военного искусства, а потому никогда не раскрывал своих самых важных замыслов. Но вот что интересно. Обсуждение планов весенне-летней кампании 1942 года по его распоряжению проводилось и в Ставке и на Военных советах направлений – тогда ещё группы фронтов объединялись в направления. Это не способствовало сокрытию информации. Значит, Сталину было необходимо, чтобы произошла утечка секретной информации?
       Что же он задумал?
       Для ответа на этот вопрос надо рассмотреть задачи весенне-летней кампании и ход их исполнения, который и привёл к трагическим последствиям. Совершенно очевидно, что трагических последствий Сталин не планировал…
       В печати не раз упоминалось о том, что после успешного начала контрнаступления под Москвой возник план и действий по освобождению Харькова. Особенно настаивал на этом плане Хрущёв. Существует даже мнение, что ему очень хотелось перенести в освобождённый Харьков столицу Украины и возвратиться на пост 1-го секретаря КПУ. Спокойнее чем на фронте. Известно, что даже командующие фронтами гибли во время Великой Отечественной войны, причём не только в начале. Смертельное ранение получил Ватутин, был убит Черняховский…
        Хрущёв, видимо, мало понимал, что не достигнут ещё перелом в войне с фашистской Германией, что и освобождение Харькова может быть не окончательным. Ростов-на-Дону освободили, а потом, кстати после Харьковской трагедии, опять оставили.
      Тем не менее операция по освобождению Харькова была разработана именно в декабре 1941 года, а в январе была сделана первая неудачная попытка наступления на город. Она окончилась неудачей. Не удалось взять город и в марте-месяце 1942 года – враг ещё был достаточно силён.
       Между тем, контрнаступление Красной Армии под Москвой продолжалось вплоть до апреля 1942 года, и это давало надежды, что удастся воспользоваться его плодами и на юге.
       22 марта 1942 г. Военный совет Юго-западного направления в докладе Верховному Главнокомандующему о перспективах боевых действий на юге в весенне-летний период доносил:
        «... Мы считаем, что враг, несмотря на крупную неудачу осеннего наступления на Москву, весной будет вновь стремиться к захвату нашей столицы.
       С этой целью его главная группировка упорно стремится сохранить своё положение на московском направлении, а его резервы сосредоточиваются против левого крыла Западного фронта (восточное Гомель и в районе Брянск)...
       На юге следует ожидать наступления крупных сил противника между течением р. Сев. Донец и Таганрогским заливом с целью овладения нижним течением р. Дон и последующего устремления на Кавказ к источникам нефти...»
       Комментируя этот документ, Маршал Советского Союза К.С. Москаленко, в то время командовавший армией, писал:
       «Таким образом, предполагалось, что немецко-фашистские войска нанесут два удара. И хотя отмечалось, что на южном участке фронта противник сосредоточивал крупные силы, но почему-то главным направлением считалось московское.
       Подобный характер носил и доклад И. X. Баграмяна на вышеупомянутом заседании Военного совета Юго-Западного направления в конце марта 1942 г. На фронте от Белгорода до Лозовой, гласил доклад, оперативное построение войск 6-й немецкой армии в ходе наших активных действий приведено в сильное расстройство. Нет ни одной пехотной или танковой дивизии, которая бы компактно занимала оборону на определенном участке фронта. Израсходованы оперативные резервы. В ходе боевых действий в районе Харькова противник вынужден перебрасывать на это направление отдельные полки, батальоны и даже роты с менее активных участков фронта, формировать из них боевые группы и затыкать ими образовавшиеся бреши в линии фронта».
       Тем не менее, Генеральный штаб выступил против плана, предложенного командованием и Военным советом Юго-Западного направления, поскольку на тот момент не было создано достаточного количества резервных соединений, которые необходимы для операции. Сталин поддержал выводы Генерального штаба. Но… Неожиданно заявил, что не возражает против того, чтобы Главное командованию Юго-Западного направления подготовило свои соображения о возможности проведения частной операции, если это позволит освободить Харьков силами и средствами, которыми располагало направления. Именно это «разрешение» дало повод «диванным стратегам» попытаться переложить вину Тимошенко и Хрущёва за бездарную операцию и трагедию, которой она завершилась, на Сталина.
        Военный совет представил «План операции по овладению районом Харькова и дальнейшему наступлению...», который тут же забраковал Начальник Генштаба маршал Б. Шапошников. Однако Тимошенко и Хрущёв продолжали настаивать на проведении операции, расписывая невероятные выгоды. Вот тут все сходятся к тому, что именно Тимошенко и Хрущёву, а не Шапошникову удалось убедить Сталина.
       Во многих мемуарах указываются просчёты, допущенные уже при планировании операции. Неужели Сталин ничего этого не заметил? Тут что-то другое. Что?
       Сталин видел обстановку значительно шире – он думал и решал за весь фронт, да и только ли за фронт. Он держал в голове массу данных об обстановке и на советско-германском фронте, и на Дальнем Востоке, и на военно-морских ТВД…
       Он к моменту рассмотрения плана Главного командования Юго-Западного направления уже знал, что наступление под Москвой завершается, что войскам необходимы отдых, пополнение людьми и боевой техникой…
       А теперь вновь окунёмся вглубь веков…
       В августе 1787 года Османская империя объявила войну России. Эта была первая война после присоединения Крыма к России, в задачу которой и входило отторжение полуострова. Уже в первые недели войны обозначился замысел врага – высадиться на Кинбурнской косе, захватить Пристань Глубокую, Николаев, Херсон, затем выйти к Перекопу и оттуда ворваться в Крым…
        Григорий Александрович Потёмкин назначил командующим Кинбурнского оборонительного района своего лучшего полководца – Александра Васильевича Суворова. Он так и написал в рескрипте, что Суворов «своею персоной больше 10 тысяч человек»
         Суворов прибыл в Кинбурн, и вскоре началось. То на одном участке косы турки делают высадку, и приходится направлять мобильные отряды для ликвидации захваченного плацдарма, то на другом… И тогда Суворов решил пойти на рискованное, но в данном случае оправданное предприятие. Фактически заманить врага, заставить его втянуться в сражение и уничтожить полностью. Сражение достаточно хорошо описано. Повторять не будем. Отметим одно обстоятельство – когда началась высадка, сбросить врага было достаточно просто. Но Суворов всячески откладывал удар – он приказал идти в крепостную крепость и отстоять службу, поскольку случилась высадка на День Покрова Пресвятой Богородицы… Словом, дождался, когда высадится весь десант – 5 300 человек. И разгромил его начисто – спаслось не более 300 человек, а пять тысяч погибли или утонули в лимане, сброшенные туда чудо-богатырями Суворова.
        Перенесёмся в 1942 год… Закончилась зимняя кампания, победоносно закончилась для Красной Армии, но Сталин прекрасно понимал, что враг ещё обладает огромной силой, и в одном сражении эту силу не одолеть. Так где же он может нанести главный удар? Не хотелось, чтобы это было под Москвой. Очень не хотелось. Но тогда где? Конечно, и сам Сталин и Ставка понимали, что Гитлер будет рваться на Кавказ, будет стремиться захватить Грозный и Баку. Ведь там нефть! Стратегической значение этого района было необыкновенно велико – ведь там проходил и маршрут переброски военных грузов из США в СССР.
        Но одновременно тот район был удобен для того, чтобы заманить крупные силы врага на заранее подготовленную к обороне местность, измотать в обороне и перейти в контрнаступление.
       Наступление на Харьков при его успехе могло оттянуть резервы с Московского направления. Уже хорошо. Ну и способствовать прочному удержанию Севастополя, Феодосии, Керчи, которые всё ещё стояли насмерть, но им было бы неизмеримо легче сражаться в случае освобождения Харькова, что могло открыть дорогу к освобождению территории к югу от него, вплоть до Перекопа. Словом, во всех отношениях это было заманчиво, но… не попахивало ли авантюризмом?
        Нынешние «диванные стратеги» – очень удачный термин появился на свет в связи с обсуждениями в соцсетях боевой обстановки в Новороссии летом 2014 годы – так вот «диванные стратеги» послевоенных лет, как и нынешние сразу хватаются как за соломинку за попытки доказать авантюризм самого плана, предложенного Главнокомандованием Юго-Западного направления. Действительно, здесь у них есть плацдарм для наступления на Сталина. Допустим, мол, что план был ошибочным, но ведь Сталин его утвердил!!! Значит, виноват Сталин… Да, Тимошенко и Хрущёв ошиблись, в чём и покаялись, правда, уже после катастрофы, причём в «страстном» своём покаянии Хрущёв примчался в Москву, готовый, как сам признавался, к любому повороту событий… Но Сталин не то что бы простил – Сталин не стал применять то наказание, которого виновные в трагедии по всем статьям заслуживали. Хотя, по признанию Хрущёва, которое мы уже приводили, прямо сказал об этом.
       У Сталина был какой-то свой, особенный план, связанный значительным образом и с Харьковской операцией в том числе.
       Разве военная история даёт нам мало примеров всякого рода рискованных замыслов, которые в конечно счёте могли привести или приводили к победам.
       Мы уже касались замысла Суворова в сражении при Кинбурне. Интересно, что через некоторое время и Потёмкин задумал повторить нечто подобное, только в значительно большем масштабе.
       Мы уже говорили о том, что главной задачей, которую ставила Османская империя в войне 1787-1991 годов, точнее при нападении на Россию в 1787 году, поскольку потом уже планы изменились на противоположные – лишь бы не погибнуть вовсе под ударами русских войск – так вот главной задачей был Крым!
       Турки предпринимали одну за другой попытки высадить десант на полуостров и после Кинбурнского своего поражения. Ушаков не раз побивал на море корабли, которые шли на Крым с десантом на бортах.
       И вот Потёмкин задумал всё-таки позволить высадить десант, а потом в сухопутном сражении разгромить его и уничтожить полностью, как это сделал Суворов 1 октября 1787 года на Кинбурнской косе. Императрица Екатерина Великая отвергла этот план. Не позволила рисковать Крымом.
       Великие полководцы прошло нередко планировали или, лучше сказать, предполагали, что придётся отойти на каком-то участке, и стремились использовать это обстоятельство для победа. Широко известно, какую роль сыграл в Куликовской битве засадный полк, размещённый в дубраве. Дмитрий Донской и его славный воевода Дмитрий Боброк-Волынский предвидели, что натиск троекратно численно превосходящих сил орды будет очень сильным, и в какой-то мере, очевидно, могли предположить, что врагу удастся добиться успеха на левом фланге русского войска. Если и вовсе они не спланировали заранее этот планомерный отход. В результате, враг, тесня наш полк левой руки, подставил фланг и тыл дубраве, не ведая, что там находится засадный полк. И засадный полк ударил как молот по наковальне, роль которой выполнил в нужный момент ставший намертво полк левой руки. Дальнейший ход сражения известен.
        То же самое планировал и ученик Суворова Михаил Илларионович Кутузов в битве при Бородино. Он подготовил два контрудара. Один – силами кавалерийского корпуса генерала Уварова и казачьего корпуса генерала Платова, справа. И второй, о котором почему-то историки забыли – силами пехотного корпуса генерала Тучкова и Московского ополчения, слева. Кутузов говорил: «Когда неприятель израсходует все силы, я пущу ему скрытое войско в тыл!»
        Кутузов понимал, что сражение на выбранной им позиции при селе Бородине будет напряжённым, что французы будут атаковать по всему фронту, в лоб, что свободы для манёвра у них нет – для того и выбиралась позиция. Как же победить? И вот тут возник замысел. Кутузов заблаговременно разместил за левым флангом оборонительной позиции (за левым флангом армии Багратиона) мощную группировку (по аналогии с засадным полков Боброка-Волынского). Группировка насчитывала 18 тысяч человек и, если принять во внимание силы сторон, была в состоянии не только переломить ход сражения, но и нанести противнику урон, который поставил бы его в гибельное положение, что и признал впоследствии маршал Бертье.
       Кутузов специально поставил армию Барклая-де-Толли на правом фланге, где местность способствовала прочной обороне, а вот Багратиону выпало оборонять местность, менее пригодную, которую пришлось укреплять в инженерном отношении. Кутузов знал, что Багратион будет держаться стойко, но он предполагал, что, возможно, Семёновских флешей не удержать. И вот когда, измотав противника, 2-я армия начнёт планомерный и организованный отход, французам будет нанесён мощнейший контрудар во фланг и тыл, причём, для того, чтобы противник не имел возможности перебросить подкрепления погибающей своей группировке, одновременно с ударом корпуса Тучкова и Московского ополчения осуществлялся контрудар и рейд кавалерии Уварова и казаков Платова.
       В окружении Дмитрия Донского предатели были заранее выявлены и казнены, а вот в штабе Кутузова предатели, да ещё обличённые доверием Александра Первого, были. Беннигсен подыграл французам – в канун сражения он самовольно вывел на открытое место группировку Тучкова из Утицкого леса. А ведь о ней французы, как выяснилось из захваченных документов, понятия не имели. Лес был окружён четырьмя полками егерей – мышь не проскочит.
      Дмитрия Донского не предали, и была одержана блистательная победа. Кутузова предали, и несмотря на то, что победа при Бородине была, безусловно одержана, поскольку французы бежали после окончания боевых действий, бросив позиции, полного разгрома врага осуществить не удалось. Мало того, пришлось отступить…
       Сталин, так же как Дмитрий Донской, так же как Кутузов вполне ожидал ударов врага на нескольких направлениях. Просто масштабы были иными. Если прежде всё решалось хоть и на широком, но всё же одном поле, то теперь полем битвы был фронт от Чёрного до Баренцева моря.
       Где ударит враг? А если очень аккуратно подсказать ему направление главного удара, да так подсказать, чтобы он двинулся в нужном для Сталина направлении – на заранее подготовленную к обороне местность? Фантазия? А если нет? Посмотрим, что по поводу этому говорят гитлеровские генералы, которые в какой-то мере признали, что оказались в ловушке…
       Участник сражений под Харьковом и Сталинградом Иоахим Видер в книге «Катастрофа на Волге» писал:
      «Для наступательной операции таких масштабов мы захватили до удивления мало пленных, оружия и снаряжения. Создавалось впечатление, что русские, действуя по намеченному плану, упорно уклоняются от решающих сражений и отходят вглубь территории...
       Я и поныне глубоко убежден, что отход советских соединений летом 1942 года был блистательным достижением традиционной военной тактики русских, которая в данном случае... оправдала себя».

       Удивительный поворот в оценке событий лета 1942 года!
       Приведённую выше цитату я взял из аналитической статьи Н.Н. Гришина «Харьковская катастрофа 1942 года» (Газета Дуэль №14 (311) 8 апреля 2003г.).
       Комментируя ей, Н.Н. Гришин указывает: «Ретроспективное изучение той обстановки, документов, воспоминаний и размышлений многих участников событий 1942 года наталкивает на следующую версию: Сталин вполне обоснованно опасался повторения немецкого наступления на Москву. Он совершенно справедливо считал, что только военно-политические факторы ещё сулят Гитлеру какие-то надежды. Так как общее превосходство в силах всё ещё оставалось за немцами и, видимо, зная (из каких-то источников) о неоднозначности взглядов среди руководства Германии на характер военных действий летом 1942 года, Сталин принял единственно правильное в той обстановке решение – любыми путями направить основные силы немцев на Юг. Вполне вероятно, этими мыслями и определённой имеющейся информацией он не делился ни с кем, даже с ближайшим окружением».
     Приводит Н.Н. Гришин и выдержку из книги генерала Курта Типпельскирха «История Второй мировой войны»:
      «...Сталин со злобной радостью следил за наступлением немецких войск на Сталинград и Кавказ. Он расходовал свои резервы очень экономно и только тогда, когда было действительно необходимо помочь обороняющимся в их крайне тяжелом положении. Вновь сформированные, а также отдохнувшие и пополненные дивизии пока не вводились в бой: они предназначались для того, чтобы как карательным мечом Немезиды разрубить слишком растянутый фронт немецких армий и их союзников и одним ударом внести коренной перелом в положение на юге».
       И не только на юге… Планируя блистательную Сталинградскую операцию, переломившую весь ход войны, Сталин, по мнению Н.Н. Гришина, учитывал очень много факторов. Дело в том, что «окружение войск Паулюса под Сталинградом не отвечало соотношению сил противоборствующих сторон. Успех обеспечивался только в том случае, если немцы из «котла» не будут стремиться к прорыву блокады. Сталину (и только ему одному) по каким-то каналам, вероятно, было известно, что Гитлер не даст разрешения Паулюсу на деблокирование изнутри, поэтому он дал согласие на проведение операции по окружению войск Паулюса (6-й армии) под Сталинградом».
      Мы не будем со всеми подробностями рассматривать ход и исход грандиозной битвы. Обратимся вновь к исторической последовательности событий военной истории. Итак, если бы в окружении Дмитрия Донского нашёлся какой-то подлый Беннигсенишка, и засадный полк был выведен из дубравы на показ Мамаю, трудно сказать, как бы завершилась битва. Конечно, Русь выстояла бы в любом случае и в любом случае рано или поздно одержала победу, но цена была бы выше…
       Если бы в штабе Кутузова не оказалось подлого Беннигсенишки и удар из Утицкого леса удалось осуществить, наполеоновские полчища нашли бы себе могилу на Бородине и дальше началось бы преследование остатков вплоть до границы…
       А что же в 1942 году? Сталин даёт разрешение на Харьковскую операцию в нарушение принятого решения о стратегической обороне в 1942 году. Мало того, он организует достаточно широкое обсуждение плана, дабы Беннигсенишки, которые, как он понимал, были в войсках, могли сообщить об этом врагу. Зачем? Для того, чтобы заставить гитлеровское командование переключиться в своих замыслах с Московского направления на Южное, на Кавказ, Сталинград… Но тут есть одно «но». Сталин рассчитывает на строгое и точное исполнение плана операции, на успех операции – такой успех, который только возможен при соотношении сил.
        Беннигсенишки, видимо, находятся и, видимо, сообщают германскому командованию нужные сведения. Но кроме Беннигсенишек, находятся предатели не менее опасные.
       Н.Н. Гришин указывает:
       «Документы, авторитетные заявления и утверждения участников тех событий с обеих сторон позволяют правдиво осветить подготовку и проведение наступательной операции Юго-западного фронта в мае 1942 года на харьковском направлении, являющейся примером неудачных действий войск:
а) невыполнение задач, поставленных Верховным Главнокомандующим;
б) отклонение от плана операции;
в) слабая организация взаимодействия войск;
г) оперативные ошибки командования Юго-западного направления и фронта...»
      Ну а неверным освещением хода и исхода операции мы обязаны тому, что Хрущёв, захватив власть после смерти Сталина, сделал всё возможное, чтобы обелить себя и свалить вину на Сталина.
       Подводя итог своим размышлениям, Н.Н. Гришин предельно тоочно указывает:
        «Оставив в стороне аморального оборотня (Хрущева), я бы хотел несколько продолжить рассмотрение и анализ военной кампании 1942 года.
…Боевые действия в 1942 году развивались по той же схеме, что и в 1941 году: трудная оборона, катастрофический прорыв немцев (из-за крупнейших оперативно-тактических ошибок командования ЮЗН) – победная битва!»
       Кстати, немецкие историки так же сделали вывод, что, несмотря на ряд тактических ошибок (Главнокомандование ЮЗН), русские выиграли «битву-42».
       Вот и ещё одно доказательство того, что во главе СССР в трудные годы Великой Отечественной войны стоял отнюдь не сын сапожника-пьяницы, а гениальный полководец, который практический во всех эпизодах, как стратегического, так и оперативного уровня переигрывал не только противостоящих ему врагов, но и союзников, когда те, в конце войны, подумывали о том, а не попробовать ли начать войну против Советского Союза. Ныне уже известно и о планировании операции «Немыслимое» и о ряде других коварных задумок извечных врагов России, временно называвшихся в годы 2-1 мировой войны союзниками.