Часть 1. День ангела
У Воронцовых готовились к именинам. Праздник обещает быть вчетверо веселее, когда одновременно день ангела справляют Вера, Надежда, Любовь и мать их София!
Из детей только Любочка, наверное, понимает, что значит день ангела. С утра мама сходила с ней и с Верунчиком в церковь.
Люба с удовольствием ходит с мамой в церковь. Это удивительно тёплый и гостеприимный храм Иоанна Воина на улице Якиманке. Люба радуется, только завидя его золотые маковки, тёмно-красные стены и нарядную трёхцветную крышу. Серёжа специально для сестрёнок сделал однажды макет этого храма из фанерки, картона и тряпочек, и Люба теперь даже дома может любоваться видом любимой церкви!
Когда Люба с мамой заходят внутрь и становятся у колонны, девочке кажется, что она пришла в самый желанный для себя дом, к самым близким людям. Она молится вместе со всеми, и в душе разливается приятное тепло. Кажется, что с ней ласково разговаривает дорогой человек, вроде мамы или папеньки. В праздник, когда всё украшено цветами, пахнет травами, горят яркие свечи, Люба вместе со всеми поёт «Аллилуйя», и ей хочется смеяться от радости!
Веру ещё так просто пропускают к причастию, а Люба уже три года как исповедуется. Но какие грехи у неё? Маня Завихряева принесла в гимназию куклу, и Любе такую же захотелось. Позавидовала. Вообще, конечно, если папеньку попросить, он любую куклу ей купит. С радостью. Но всё равно ведь завидовать нехорошо! И этим, стяжательством (ну, когда у папеньки просишь, и он покупает, что хочешь!), тоже нехорошо обладать. И Любочка мучается.
Мама ей объясняла, что надо исповедоваться, и батюшка грехи отпустит, надо молиться, чтобы боженька спас и сохранил девочку. В церкви она называется «отроковица Любовь». Святая римская мученица Любовь – её святая покровительница. Она тоже была девочкой и пострадала за веру Христову. А вообще любовь – это самое прекрасное, что есть на земле! Так папенька сказал.
В церкви Люба с мамой подходят ко всяким иконам: к Спасителю, к Богородице. Любе больше всего нравится Казанская икона, в жемчужном серебряном окладе. И дома у них такая же. Но мама сказала, что в церкви, соборно, всем миром, молитва доходчивее. Люба молится, чтобы все были живы, здоровы, благополучны. Так её мама научила. Мама знает мнооого молитв. Люба давно уже запомнила основные.
«Отче наш» каждый день читают в гимназии перед завтраком. Перед причастием – «Символ веры». А чаще всего Люба повторяет «Богородице Дево, радуйся!», потому что это красивая и лёгкая молитва, обращённая к Утешительнице нашей. И девочка молится Богородице во всех затруднительных случаях. А ещё ей кажется иногда, что Богородица на иконе похожа на её маменьку. Только Люба не знает: а вдруг это грех – сравнивать маменьку с Богородицей?! И спросить не у кого – засмеют!
* * *
В этот день обычно погода радует! В Москве стоит золотая осень, но синева неба часто закрывается тучами. И ветер уже холодный, как правило.
Служанки убирались в комнатах, поварихи готовили угощение, детей отправили в сад. День был чудесный, ясный. Осень тепло прощалась с бабьим летом. Обычно после Софьиных именин погода меняется, может даже выпасть первый снег!
А пока, пользуясь хорошей погодой, дети гуляли. Верочка качалась на качелях, Серёжа мастерил ножом какую-то деревянную модельку, Люба играла с Иванком. Он хотел, как всегда, лепить куличики из песка, но для этого было уже холодно, и она предложила играть в мячик.
Корзинку со спящей Динкой, укутанной в конверт, поручили караулить ещё одной имениннице – Петровой Соне, дочке дворецкого. Она девочка большая уже, помогает родителям, но ради именин её от уборки освободили. Однако Люба всё равно не выпускала младшую сестру из своего поля зрения. На всякий случай.
Графа, несмотря на выходной, неожиданно вызвали в округ, и он поехал в Лефортово. А графиня Софья Ивановна в нарядном светлом платье готовилась встречать гостей. У Софьи любят собираться одноклассницы, а именины подруги - очень даже подходящий повод! Им нынче всем постепенно исполняется тридцать лет! Надо же – тридцать лет! Как время идёт!
* * *
Первой приехала Екатерина Шестакова. Катя повзрослела: взгляд уже не столь наивный, но румянец не утратил былой яркости, и синий взгляд такой же чистый. Своих троих детей Басмановых она тоже привезла в Москву показать бабушке и дедушке-генералу. Младшей, Азиньке, скоро будет два года. Её она дома оставила, а Пётр и Елизавета были тут как тут и присоединились к детям Воронцовым.
Сергей с Петром сразу обособились и, задрав носы, принялись обсуждать какие-то чисто мальчишечьи вопросы, недоступные для понимания девочек. Например, какие травы обычно курят индейцы и нельзя ли такие травы найти у нас в Москве. Или как сделать пирогу и пустить её по Москве-реке, или хоть по Яузе. Серёжа вытащил свои книги Фенимора Купера и показывал гостю. Оба при этом бросали нарочито небрежные взгляды за спину, где разговаривали девочки.
Люба делилась с Лизой первыми впечатлениями от гимназии. Девочки не виделись давно, года три, но вспомнили друг друга сразу же и стали общаться как подружки.
«У нас есть форма: коричневое платье шерстяное или штапельное, фартук чёрный, а в праздники – белый! Шёлковый фартук я не люблю: он сползает с плеч, а за это ругают и замечания записывают! Лохматой тоже ходить нельзя, надо чтобы волосок к волоску лежал! Когда хочешь что-то спросить или сказать, надо поднимать руку! На переменах надо ходить под руку с подружкой!» Лиза тут же захотела поиграть в гимназию, Люба согласилась побыть учительницей. «Моя мама – тоже учительница! Только у неё сейчас маленькие дети, мои братик и сестричка, и мама с ними пока дома. И я буду учительницей!» Учительница для Любы была высшим авторитетом, однако только после маменьки и папеньки.
К матерям они обращались наперебой: «Мамочка! Крёстная!», путая кто к кому обращается. Они все были рады друг другу. Ванюшка пытался пристроиться к младшей сестре в колыбель. Софья позвала его к себе и стала укачивать на коленях. Мальчик задремал.
Но солнце скрылось за тучами, и все пошли в комнаты. Малышей накормили и уложили спать.
Пришла Тата с Настей. Она приехала в Москву к Воронцовым, а сейчас заходила за дочкой в институт. С Софьей они уже успели поговорить, а Катя закидала её вопросами.
– Таточка! Как я рада тебя видеть! А Дмитрий Александрович как себя чувствует? А Митя где?
– Митя окончил университет, его пригласили на кафедру. Он останется в Москве.
Настя сидела, держа Тату за руку: соскучилась. Она молча слушала взрослые разговоры. Настя перешла уже в выпускной класс, ей 17 лет. Её голубая форма напомнила женщинам их собственную юность.
– А помнишь? А помнишь? Помнишь, как мы учились в выпускном классе?
Софья сказала:
– Что-то и рада бы забыть, да всё равно помню…
Во дворе возникло какое-то оживление, так что Настя побежала посмотреть в окно.
Оксана Нечипоренко, то есть теперь Мещерякова, ворвалась как комок энергии!
– Душечки! Да вы усё такие же ж! Ну нисколько ж не изменились же! Молодые, красивые!
Она тоже мало изменилась: была всё так же кругла и свежа. Оксана обнялась с подругами.
– Таточка, поздравляю! Когда? – обратила она внимание на Зотову.
Софья с Катей оторвались от своего разговора и посмотрели недоумённо на подруг. Тата заулыбалась тихонько. Оксана продолжала:
– Платье у тебя, Тата, мастерски сшито! Ты сама шила, да?
Тата заулыбалась сильнее и кивнула.
– Браво, душечка! Ничего не заметно. Почти. В марте, да? Ты кушать-то сможешь, а то Софьюшка угощение, небось, приготовила! Кстати, Соня, где угощение-то? А то давно я не ела ничего!
И она засмеялась. Одноклассницы подхватили её смех.
Тут уже и до Сони с Катериной дошло.
– Оксана-а! Тата, ты беременна? Поздравляем! Поздравляем!
И подруги начали обсуждать этот животрепещущий вопрос. Тата смущалась и говорила, что ещё неизвестно, как дальше дело пойдёт. Оксана закончила обучение на медицинских курсах и стала женским доктором, поэтому она так и определила с ходу Татино состояние.
– Ну пойдёмте, пойдёмте уже к столу! – Оксана всё о том же.
– Хорошо, я попрошу сейчас принести тебе чаю с пирогами!
– С пирогами? Это я люблю! Софья! Тебя и Мария поздравляет!
– Да, она мне тоже написала из деревни. Она сожалеет, что не может приехать: у неё учебный год начался, да и дети маленькие: Вася да Марьяна.
– А ты помнишь, как кого зовут!.. Боже, как она совмещает, наша Машенька дорогая!
– И я собираюсь вернуться в институт, как Диночка подрастёт!
– Диночка! А я ж не видела её у тебя ж ещё! Как же ж так? Покажи, покажи! – зажужжала она.
– Не сейчас. Они с Ванюшкой только уснули.
Софья вызвала служанку и попросила принести Оксане чаю и накормить больших детей. И Верочка почти пяти лет попала на этот раз в категорию «больших».
– А потом пусть занимаются чем-нибудь, играют, а мы с вами пройдём в столовую. Настя, хочешь почитать «Северный вестник»?* Возьми вон там. Только в институт не носи: классные дамы будут не в восторге! Это не детское чтение. Но и ты уже взрослая!
Насте было приятно, что Софья Ивановна не считает её ребёнком.
– Да-а… Мы в твои годы… – протянула Оксана, надкусывая пирожок.
А что в её годы? У Оксаны как раз ещё детство тогда продолжалось. И сейчас она уже торопила к столу.
– Оксана, подожди, вот Владимир придёт…
– Владимир, а что Владимир? Мы же ж и графу оставим!
Мда, девочки всё прежние. У Сони как 12 лет назад все мысли были о Владимире, так и сейчас. А у Оксаны как тогда одна мысль, - чего бы укусить? - так и теперь!
Катя сказала с укоризной:
– Оксана, мы ведь не поесть собрались!
– Да? А я же ж думала, что как раз поисты!
Оксана давно уже жила в Москве и украинские слова вставляла, чтобы побаловаться. Взрослая женщина, а всё такая же баловница!
Из комнаты прибежала Вера:
– Мама, мама! Папенька приехал!
Она прилипла к окну. И Софья рефлекторно поднялась и, не оглядываясь на подруг, подошла к окну, помахала мужу, вышедшему из коляски.
Дамы понимающе переглянулись. Через некоторое время в столовую зашёл граф. На него сразу же прыгнула Вера.
– Сударыня! Мы здесь с вами не одни!
Вера уже куда-то тянула отца за руку.
– Вера! Я сейчас никуда не пойду. И если не перестанешь, то вообще никуда не пойду. И лошадок тебе не покажу.
Но в усах всё равно мелькала улыбка. Он обратился к гостьям:
– Простите, милые барышни!.. Здравствуйте!.. Всегда рады видеть вас в нашем доме! Благодарю, что пришли к нам на этот праздник! Поздравляю вас с вашим юбилеем! Вам всё ещё семнадцать лет!..
Женщины тоже поздоровались.
Его супруга подошла к нему, легко обняла, он поцеловал её.
– Владимир! А у нас и вправду есть семнадцатилетняя барышня!
– О, здравствуйте, Анастасия! Рад видеть!
– Благодарю вас, Владимир Сергеевич!
– Что вы, не стоит благодарностей! Итак, чем сегодня угощают?
Оксана, услышав любимую тему, стала нахваливать всё, что стоит на столе: соленья, закуски, колбаски и проч.
– Жаль только: выпить не с кем! - сказал Воронцов.
Пётр появился в дверях, предупредил о появлении Бутовых.
– А вот к нам ещё одна именинница идёт! И выпить будет с кем!
Наденька расцеловалась со всеми девочками. И сегодня, 12 лет спустя, они видели друг друга такими же, как были тогда, в институте.
– Софья Ивановна! – с улыбкой сказала Надя, принимая от хозяйки именинный подарок. – Вы любите детей. Вам в день ваших именин в подарок ещё два чудесных мальчика!
Мише было уже восемь, Николке – шесть. Вера Воронцова их немедленно взяла в свой оборот. «Пойдёмте делать карету из стульев! А вы будете лошадьми! Да, лошадьми, в карету лошадей запрягают! А кони – в кавалерии, да, дядя Евгений?» – спросила хитрая девочка.
Бутов кивнул: «Так точно!» и обернулся опять к другу. Мужчины были заняты: наливали коньяк в свои рюмки.
Верина мама сказала с деланным сожалением: «Был подарок – и тот отобрали!»
Дети ускакали в другую комнату, а Софье Наденька передала настоящий подарок в красивой обёртке. «А вот это – крестнице моей!» Это было малюсенькое нарядное платьице, которое Надя сама связала крючком. «Ах, ах! Какая прелесть! Ты, Наденька, рукодельница! Мастерица!» – заахали все. Любе были отложены карандаши, а Вере – фонарик.
Дружеская беседа за столом продолжалась то всеми вместе, то по кучкам.
Воронцов с Бутовым ушли выпивать за здоровье именинниц в библиотеку, чтобы не смущать женщин и детей. Из соседней комнаты слышались звуки гонки на карете с гиканьем и свистом.
Часа в четыре нянька пришла и сказала Софье, что Динка проснулась. Оксана оживилась: «Покажи, покажи, ты же ж обещала!» Пришлось вести доктора в детскую. Оксана поохала да поахала: «Какая хорошенькая девочка! Надо же, Сонечка, пятеро детей! Вот что значит надёжный муж! Где и взяла такого?!» Подруги переглянулись и засмеялись, как заговорщицы.
Оксана ушла беседовать дальше с подругами, а Софья покормила Динку (нарядное платье графини было специально сшито так, чтобы можно было только расстегнуть верх), рядом покушал из своей тарелки Ваня и увязался за мамой: соскучился уже. В гостиной, конечно, всё внимание переключилось на малыша, пока Люба не забрала его играть.
С сестрой и с большой девочкой Лизой несравненно интереснее, чем со взрослыми! Люба достала большую книжку с картинками и продолжила игру в учительницу. Трёхлетний Ваня был горд, что тоже «учится в гимназии». Он внимательно слушал, что рассказывала сестра. Ему понравилась история о девочке, мальчике и гусях-лебедях. Правда, вначале он испугался, когда брат пропал, но обрадовался, что сестре помогали и печка, и яблонька, и в конце концов сестрица нашла братца!
* * *
Около половины шестого Катерина послала слугу за своим сыном. Катя видела, что Лиза устала, поэтому и засобиралась домой. Оксане тоже было уже пора уходить, Тата решила отдохнуть у себя в комнате, забрала и Настю с журналом. Пришли Серёжа с Петей, Серёжа отпросился во двор проводить гостей.
Соня с Наденькой сидели за столом и вспоминали, вспоминали, мечтали… Наденька ходила всё, как прежде, с гладкой причёской на прямой пробор и с пучком низко на затылке.
– А Манечка как? Ты её не забрала домой сегодня? - спросила Соня с искренним интересом.
– Ты же знаешь, бабушка Елена Васильевна против: она очень строгая классная дама! Она там с Манечкой часто разговаривает.
Надя ответила так, что в её голосе чувствовалось и несогласие с решением свекрови, и нежелание осуждать её, и благодарность за внимание Елены Васильевны к приёмной внучке.
– Помнишь, нам было весело всем вместе в институте! - спросила Соня, желая подбодрить подругу, отвести от неё мысли о том, что Надя не всё, что нужно, делает для Манечки.
– Да. Ко мне никто не приходил: родители очень далеко жили. Соня, тебя-то мама чуть не каждую неделю забирала, особенно когда тебе, как Манечке сейчас, тринадцать было, помнишь?
– Да, когда папу убили, - ответила Соня с тенью печали на лице.
Ей и сейчас не хватало человека, которого она любила как отца.
А Надя эмоционально вернулась в то, уже очень далёкое время! Она вспомнила, что немного завидовала младшей подружке, что та может ходить домой и встречаться с мамой каждую неделю. Та, пятнадцатилетняя Наденька и не знала, наверное, что у Горчаковых в семье несчастье. Она спохватилась:
– Прости, душечка, что напомнила! Что-то у нас сегодня грустный какой-то праздник!
Соня возразила, широко раскрыв глаза и подняв брови, чтобы было более убедительно:
– Отчего же грустный? Оксана пришла, развеселила, расшевелила! Таточка ждёт ребёнка! Это такая радость!
Соня действительно была рада за подругу.
– Да, дай Бог ей выносить и родить благополучно! - Надю, казалось, это не очень волновало, она думала о чём-то о своём.
– Значит, и Зотов чувствует себя поувереннее, покрепче! - продолжала Софья.
– Дай Бог, дай Бог!
– Дети наши растут! Всё у нас хорошо, Наденька! - Соне хотелось во что бы то ни стало отвлечь Надю от грустных мыслей.
– Отчего же так грустно? Наверное, оттого, что всем нам уже четвёртый десяток… - выдала свои тайные мысли Надежда.
– Зато дети сейчас подрастут, и всё у них начнётся с самого начала! - Соня во всём искала положительное, как всегда, и старалась внушить оптимизм подруге.
– Да, познание мира, ученье, дружба, влюблённости, выбор своего пути! Как у тебя Серёжа? - отвлеклась, наконец, от своих мечтаний Наденька.
– Ему нравится в корпусе. Налегает на математику, чтобы в артиллерийское поступить после окончания, - ответила Соня, понимая, что вопрос Надежды был, скорее, дежурным.
* * *
Софья позвала Петра: хотела ему передать подарок для его Сони. Но Пётр влетел в гостиную, как бывало раньше, взбудораженный:
– Ваше сиятельство, Владимир Сергеевич!
– Что случилось? Владимир Сергеевич в библиотеке с Евгением Петровичем.
Пётр кинулся туда. Софья забеспокоилась и тоже поднялась выйти. Наденька за ней. Женщины, подходя, услышали взволнованный голос Петра:
– Что-то мне кажется, нехорошее происходит! Сергей Владимирович, как гостей проводили, мне показалось, получили какое-то письмо прямо во дворе, оделись и куда-то ушли! – почтительно докладывал Пётр, когда они заходили в библиотеку.
Наденька со страхом посмотрела на Софью. Графиня вся побелела, но силилась держать себя в руках.
– А ты-то что стоял и смотрел?
Пётр виновато молчал: он не привык указывать господам, а Серёже было уже 12 лет.
– Саблю мне! – закричал своё заклинание полковник (кстати, ходили слухи, что вскоре должна освободиться генеральская должность начальника).
– А мне бы пистолет! – возбуждённо воскликнул Бутов.
Мужчины, казалось, быстро протрезвели. Бутов был рад размять косточки. Засиделся за железнодорожными чертежами.
– Будет и тебе пистолет.
Воронцов вышел в другую комнату, быстро собрался и кивнул:
– Вперёд.
Примечания:
* Журнал В.С.Соловьёва, издавался с 1885 г. 1890 год условно считается началом Серебряного века.
Часть 2. Серёжу украли
...Мужчины выскочили на тёмный двор.
– Туда, туда, на улицу пошёл! – за спиной у них кричал Пётр.
Воронцов махнул рукой налево: «Ты туда, я сюда, спросим у городовых, не видали ли кадета 12 лет!» и побежал направо. Городовой не попался до следующего квартала, и граф, досадуя, побежал назад, к Бутову. А тому повезло: городовой стоял близко и оказался толковым. Он вспомнил, что минут пять назад проехала коляска, в которой сидел и кадет в светлой форме и белой фуражке, которую было хорошо видно в полутьме. «Вон туда проехала!»
– А кто ещё в коляске-то был?
– Человек, одетый в чёрном!..
– Мужчина?
– Да кажись, женщина, вашескобродь! Женщина в чёрной вуали!
Полковнику показалось, что он где-то это уже слышал…
– Евгений, тут выясняй, куда они могли деться, а я, кажется, в институт благородных девиц! Невероятно, но все версии надо проверить!
«Совсем с ума спятил Вольдемар!»
– Вольдемар, ты ничего не перепутал?!
Но Воронцов уже бежал к институту. Вы догадываетесь, к кому!
Конечно, классная дама Эмма Проскурина была в институте, конечно, она ничего не знала, но она была встревожена появлением новой «чёрной невесты». Что это за чёрная невеста, теперь уже для мальчиков?
– Граф, желаю вам поскорее найти сына! Софьюшку успокойте! Бедная девочка!
Эмма всматривалась в тьму за окном, в которой растворился полковник.
* * *
А Серёжа в это время был в незнакомом доме. В комнате стоял полумрак. Тёмные стены были расписаны редкими, но толстыми золотыми и серебряными волнистыми линиями. Мебель в стиле ампир, как во дворцах. Камин в углу, на каминной полке почему-то куча книг в разноцветных обложках с золотом. Низкий и широкий круглый стол со столешницей розового камня, обрамлённой серым мрамором.
С ним разговаривала женщина в дурацкой широкополой шляпе с пышными цветочками. 12-летнему мальчику она казалась пожилой. Во всяком случае, старше его мамы.
– Серёжа, ты знаешь, что твои папа и мама тебе не родные? - спросила дама, испытующе и в то же время жалостливо глядя на мальчика.
Подростку ещё не хватало таких вопросов. Он испугался. Он всегда знал, что мама и папа – это самые родные и близкие люди, которые всегда помогут. И он был готов помогать им.
Сегодня он провожал Бутовых, и, только коляска выехала со двора, а он выбежал за ворота помахать им, тут ему в руки прилетела какая-то записка. Любопытный мальчик, он подошёл к фонарю и прочитал её. Было написано корявым почерком что-то неразборчивое, кроме его имени: «Серёжа!» Он стал озираться, и тут его подхватила коляска и женщина в чёрной накидке. И вот теперь эта дама разговаривала с ним в каком-то непонятном доме.
Серёже стало страшно и тоскливо. А дама спрашивала:
– Серёжа, ты хочешь встретиться со своими настоящими родителями?
Её зелено-карие глаза ласково глядели на мальчика.
Серёжа хотел встретиться не с какими-то там «настоящими», а со своими родителями – Владимиром и Софьей Воронцовыми. Он так и сказал:
– Мои родители – граф и графиня Воронцовы! Они известные в Москве люди, и вы их, наверное, знаете!
– Знаю, как не знать? – усмехнулась дама. – Но не они твои родители!
– Мне надо подумать, – ответил юный Воронцов.
Всегда надо поразмыслить, когда встречаешься с новым, неизведанным, не принимать решение с бухты-барахты.
– Хорошо, – сказала дама и приказала отвести его в комнату.
Комнатка была маленькая, там стояла крошечная кушетка и этажерка с резными салфетками на ней. На салфетке стояла белая чашечка с блюдцем.
– Хочешь чаю?
У Серёжи аппетита не было, но надо было чем-то заесть тревогу. Он попросил чаю. Ему принесли чай с булочкой. Пока ел, он думал, что делать дальше. В сущности, приключение интересное, но…
Эх, жаль Петруша Басманов уехал домой! Были бы вдвоём, он бы непременно что-нибудь придумал.
В то, что папа с мамой ему не родные, Сергей не поверил. Хотя сомнения заронились. Какие?
В 12 лет подросток часто начинает думать, что родители его не любят. Это обычный этап взросления, предвестник психологического отделения бывшего малыша от родителей. Но подросток порой очень остро воспринимает новые мысли и ощущения. Возникают детские и подростковые обиды и даже подозрения, что на самом деле родители – не родители, что где-то есть его настоящие родители, которые любят и ищут его, а эти – только требуют и сердятся.
Так и Серёжа начал думать что-то подобное. Почему родители его отдали в корпус и не видятся с ним по целой неделе? Младших они любят больше. Папа возится с девчонками! Им сегодня подарки, а ему – ничего! (Мальчик забыл, что у девочек сегодня были именины.)
* * *
А новый обер-полицимейстер Семён Аркадьевич Безруков, выслушивал просьбу графа Воронцова и его друга Бутова.
- Кого вы подозреваете?
Друзья, собственно, никого не подозревали. Писем им никаких не было. А вдруг были? Надо узнать, что творится дома. Граф взял извозчика и отправился домой.
* * *
При новом обер-полицмейстере в Москве в течение нескольких лет всё было спокойно, все преступники выведены на чистую воду и обезврежены, они несли заслуженные наказания.
А тут вдруг появилась залётная банда. Банда гастролировала, и на её пути оказалась Москва. Чего и не поживиться в таком огромном, «странноприимном» городе!
Главарь банды снял роскошный дом в центре Москвы. Там и держали Серёжу.
Никто не знал, как на самом деле звали главаря банды по кличке Шпион. Документы его были подложные, фамилия не настоящая.
Ему помогала Елена Арго.
(Тоже, наверное, не настоящая фамилия, так как это французское слово обозначает язык какой-либо социально замкнутой группы лиц, например преступников, – точнее, это не язык, просто особые слова, заменяющие общеупотребительные: легавый - полицейский, ксива - документ, феня - язык, речь и проч.).
Она вербовала в банду детей-сироток и женщин, по большей части – молоденьких девушек, которым некуда было идти.
Прибыв в Москву, преступники с ходу захватили банк, вскрыли ячейки с золотом и ценными бумагами. В одной из них нашли письмо Серёже Воронцову, в котором говорилось, что граф и графиня – не его кровные родители.
Его и оставила Жюли Бодэ, бывшая Тишинская, она же Маркина, десять лет назад в ячейке. И вот оно «выстрелило», но не так, как предполагала интриганка, которая, наверное, уже и думать забыла о Воронцовых, о Москве в своих новых приключениях в Париже.
Это письмо можно было использовать в свою пользу. Вот не лишены были злодеи романтики. Решили выкрасть сына знатного рода, передать «родным родителям». Сделать вором. Маленький – может лазить в форточки. Можно было, конечно, потребовать с графов выкуп… Но и выкуп никуда не денется – заплатят со временем! Так решила Елена Арго.
Она накарябала специально непонятным почерком «письмо» с каракулями, из которых можно было понять только обращение «Серёжа!», и послала Феньку-«молочницу», маленькую девчонку из банды, чтобы изловчилась и передала «письмо» адресату.
Остальное было делом техники, и вот Серёжа Воронцов здесь, у них.
Часть 3. Кто сказал, что Оксана всё та же?
Когда граф пришёл узнать, нет ли дома новостей, Софья уже сильно нервничала. Муж сказал:
– Со-офья, успокойся! – от волнения его голос звучал напряжённо. – Надеюсь, что мы вернёмся… с Серёжей! Что бы ни случилось, помни, что у тебя дети!.. – Он наклонился, поцеловал. – Я люблю тебя!
И убежал в неизвестность.
Пришло время вечернего кормления младшей дочери. Но Софья вдруг увидела, что ребёнок хватает сосок, и тут же бросает, и снова больно захватывает дёснами. Хорошо, зубы ещё не прорезались, а то бы укусила мать. Динка, потеряв надежду добыть пищу, начала кряхтеть, морщиться, приготовилась реветь – и, наконец, разоралась так, что проснулся Ваня. Вера и Люба тоже прибежали – смотреть, что происходит. Мальчики Бутовы стояли за дверью, стесняясь войти.
Софья была в отчаянии. Пожаловалась Наденьке:
– Никогда такого не было! Всегда всех кормила благополучно!
Надя посоветовала:
– Выдави на палец капельку молока и попробуй! Может, оно перегорело!
– Наденька! Молоко не отходит! Она не может его достать! Чем же теперь покормить дочку? У меня сейчас ни у одной служанки нет грудного ребёнка! А уже скоро ночь на дворе!
– Сонечка, я сейчас поеду с мальчишками домой и попробую что-нибудь придумать. А Евгений поможет твоему мужу найти Серёжу! Не волнуйся!
И Бутовы попрощались с хозяйкой.
Соня сказала всем домашним:
– Только ничего не говорите Татьяне Павловне! Для неё Сергей уехал с Бутовыми! Она ничего не должна знать!
Главное, Веру изолировать от Таты – это единственный человек, кто может проболтаться!
Софья, как всегда, прежде думает не о себе, а о других!
Надежда по дороге домой заехала к Оксане Мещеряковой и рассказала о Сониных бедах.
– Оксаночка, ты не знаешь, где можно сейчас срочно найти кормилицу? У Сони дочке всего пять месяцев, и она ничего, кроме молока, не ест!
– Ой да как же ж? Что же делать, душечка?! – запричитала Оксана. – Хорошо, что ещё не очень поздно! Я сейчас к Софьюшке! С Богом, Наденька, поезжай домой спокойно. Помолись за нашу Сонечку и за Серёженьку, дай им Бог удачи!
Надя уехала, а Оксана сходила в соседнюю избушку, где жила небогатая женщина, у которой как раз был маленький ребёнок. Женщина оставила младенца на домашних и поехала вместе с Ксенией Филипповной – так теперь в Москве звали доктора Мещерякову.
Софья очень удивилась, когда ей сказали, что опять пришла подруга.
– Оксана! Как ты здесь?
Оксана состроила нарочито глуповатую физиономию, как любила делать в классе:
– Да как же ж! Случайно! Мимо проходила ж! …Мне Наденька пожаловалась, что у тебя молока нет. – Оксана вернулась к серьёзности. – Показывай грудь! Хотя, впрочем, погоди: пусть Анисья Ивановна покормит ребёночка, а то вишь, она у тебя разоралась вся, наорёт же ж себе грыжу пупочную – вот что будешь делать тогда?
Динка с удовольствием прильнула к пухлой груди кормилицы. Соня с острым чувством ревности посмотрела, как жадно дочка ест: мать давно уже привыкла кормить своих детей сама, давая им самое лучшее, что у неё есть. Недаром говорят о с детства впитанных понятиях, что они получены с молоком матери... А тут её девочка обходится без неё, получает от чужой посторонней тётки то, что должна ей давать мама! Слёзы сами выступили на глазах.
– Ну, ну, подруга, не реви, показывай же ж, жду давно уже ж!
Грудь была как каменная, горячая, молоко почти не выделялось. После осмотра доктор замотала головой с неодобрением.
– Мда, ну и угораздило же ж тебя! Ты же, – Оксана посчитала в уме, – …четвёртого ребёнка кормишь, и не было у тебя никогда такого?
– Нет, никогда. Всегда кормила без затруднений!
– Это от нервов! Мне Наденька рассказала, что случилось. Верь: мужчины сделают всё возможное и даже больше! Верь и молись!
Софья грустно молчала.
– Добре, Софьюшка, мы сейчас уйдём, а ты прими тёплую ванну. Расслабься. Потом попробуй сцедить всё до последней капли, – лактопоэз должен восстановиться.
Ксения Филипповна иногда любила блеснуть иностранными терминами, справедливо посчитав одноклассницу-парфетку достойной слушательницей.
– То есть, можно будет опять кормить ребёнка?
– Да, да, главное – сцеди, не отчаивайся! Не мне тебе рассказывать, что, сколько сцедишь, столько и образуется молока для девочки! Не хватало тебе ещё грудницу схлопотать! Потрогай: грудь горячая! Берегись сквозняка, холодной воды! А завтра утром всё же приготовь Диночке молока от кормилицы. Вот у Анисьи попроси. Она не здесь живёт – попробуйте поискать кормилицу в соседних домах.
Однако Анисья Ивановна, увидев сумму, которую заплатила Софья, сказала, что ей недалеко и она готова приехать завтра утром покормить Дину.
Софья уложила детей и занялась своей грудью. Просить слуг сделать ванну она не решилась: уже поздно, был суматошный день, гости в доме, все устали.
Молоко шло плохо, и она провозилась полночи, но сцедила едва десертную ложку. Одно хорошо: Владимир до сих пор не вернулся, и Софья без дела извелась бы. Впрочем, всё это время она молилась, чтоб не думать о плохом. Обе груди болели, пальцы гудели. Соня плакала.
Уже ночью Пётр постучался, извинившись. Софья застегнулась.
– Барыня, Софья Ивановна! Заглянул к вам, вижу: свет горит. Вы бы спать ложились, а то завтра с детьми где силы возьмёте? Я предупредить, потому что знаю: барин Владимир Сергеевич на моё попечение вас оставил!
Софья решилась:
– Пётр, голубчик, не в службу, а в дружбу, приготовь мне, пожалуйста, тёплую ванну! Это для Диночки мне нужно!
– Софья Ивановна, о чём вопрос! Конечно, сейчас будет сделано!
После ванны организм сжалился, и молоко начало сцеживаться. Но Софья побоялась кормить «перегоревшим» молоком ребёнка. Лучше подождать Анисью.
Приехавшая днём Оксана укорила подругу:
– Эх ты ж, Горчакова, а ещё парфетка! Я ж тебе сказала же: нет у тебя грудницы, инфекции нет, идёт молоко – радуйся!
И засмеялась.
– Если опять будут затруднения, - сразу в ванну! В тёплую! И не волнуйся! А ещё лучше… Ну, ты, наверное, знаешь!.. – с загадочным лицом промолвила она, жестами показав объятия и поцелуи.
Софья сказала, что Серёжа не вернулся, а граф по всей Москве ищет его. Оксана опечалилась и ответила только:
– Ой, как же ж, Софьюшка, сочувствую я тебе! Но тут уж помочь я совсем не могу! Я же ж доктор, а не сыщик! Держись! У тебя дети!
И, не тратя лишних слов, помогла расцедиться.
- Добре, зараз мамочка знову сможе кормить Диночку! - мешая украинские и русские слова, сказала Оксана. - Давай, матуся!
Так целый день и прошёл, в заботах. С малышами была Люба. Тата проводила Настю в институт, задержалась там с разговорами, потом гуляла по Москве, зашла в университет, встретилась с Митей, - словом, ей не было скучно одной, и в дела гостеприимных хозяев вникать времени не было.
Часть 4. Снова Неглинка, опять Хитровка...
Убедившись, что дома не знают ничего нового о Серёже, Воронцов пошёл с Бутовым в участок.
Там мужчины рассказали новому полицмейстеру, что раньше преступники скрывались в подземелье, образованном руслом реки Неглинки, заключённой в коллектор.
– Давайте осмотрим подземелье! – предложили они.
– Нет, о Неглинке как притоне я впервые слышу! – ответил Безруков. – А ведь служу на этом месте уже лет восемь!
Но Воронцов настоял, и они взяли с собой небольшой отряд полицейских и полезли в подземелье. Семён Аркадьевич, плотный, лысый, не очень пожилой человек в полицейском мундире, поминутно утирался носовым платком, с удивлением осматривая подземелье.
Бредя при свете смоляных факелов по колено в воде, Владимир вспоминал про себя: вот здесь, на приступочке, он тогда нашёл бесчувственную Софью и, не смея поцеловать как королевич свою царевну, передал её Хованскому… (Да, граф в душе мог быть и сентиментальным!)
У Бутова было своё видение:
– Гляди, гляди, Вольдемар! Вот здесь меня по башке шандарахнули, а вооон там, видишь? – там появилась дева в белой простыне, которая и вывела меня на свет Божий!
Главный полицейский, слушая их разговор, удивился:
– Вам тут всё так знакомо?
– Да, мы здесь в своё время бывали, как на службе!.. А вот здесь, где развилка, давайте свернём: там главное логово бандитов было! – показал Воронцов.
Но на месте логова валялись только старые обгоревшие головёшки. Бутов посмотрел, отвернулся и подумал: «Хорошо, тут темно, никто не увидит, как я покраснел!» Стыдно было Бутову до сих пор за то, что, оглушённый известием о гибели друга, не перепроверив, побежал всем рассказывать. «От меня одни неприятности!» – самокритично подумал Евгений.
Прошли чуть дальше и увидели яму, в которой преступники всегда держали пленников. Но там тоже всё было пусто. В нос бил тошнотворный запах, дышать было нечем, одежда вся промокла и провоняла нечистотами. Безрукову это сильно не нравилось.
– Господа, давайте возвращаться! – предложил Семён Аркадьевич. – Мы уже долго ходим, а всё без толку: здесь никого нет, и, по всему видно, давно не было!
«Интерресно! Где же их искать!» - Бутову не терпелось поскорее встретиться с бандитами! Он нащупывал в кармане пистолет.
- Ты аккуратнее, Евгений, с оружием! - заметил беспокойство друга Воронцов.
- Не учи учёного! - в общем-то, нахамил Бутов.
Но господин полковник сами нарвались - все же свидетели! Они оба были в напряжении, но, переглянувшись, рассмеялись. Вернее, Бутов, гримасничая, хмыкнул, а Воронцов сделал вид, что закашлялся.
Возвратившись в участок, обер-полицмейстер узнал от своих агентов, что какие-то преступники захватили банк.
* * *
Воронцов вернулся домой под утро. Софья дремала, сидя на стуле. Муж проводил её в спальню и уложил в кровать, чтобы она хоть немного поспала. У самого сегодня был ещё выходной, хотя ему уже назначили командировку: поезд отходил очень поздно ночью. До вечера надо было найти Серёжу или идти к начальству и откладывать отъезд до завтра.
- Пока Серёжа не отыщется, я тебя одну с детьми не оставлю! - сказал жене, но Софья была в прострации и, кажется, ничего не воспринимала.
Наступило утро. В газете, в отделе происшествий, по распоряжению полицмейстера было напечатано два объявления: во-первых, об ограблении банка и, во-вторых, о том, что у графа Воронцова В.С. пропал сын 12 лет, кадет третьей роты второго кадетского корпуса. ;
Утром пришла кормилица, потом прибежала Оксана Нечипоренко. Граф был удивлён этими визитами – Софья ему объяснила, в чём дело. Это ещё больше обеспокоило Владимира Сергеевича. Оксана посоветовала графу забрать жену в спальню и побыть там с ней вместе.
– А потом, Софьюшка, попробуй дать грудь дочке! Главное сейчас – спокойствие!
– Но как я могу быть спокойна, если нет дома Серёжи!
Граф был согласен с Оксаной: о благополучии малышки тоже надо думать! Пускай у родителей в этот трудный день будет на одну задачу поменьше!
- Не волнуйтесь, Ксения Филипповна, я всё сделаю, как надо!
...Он целовал её, и Софья почувствовала, как на живот начинают стекать капли, а потом и струйки молока...
Когда, наконец, удалось покормить Диночку, граф оставил Софью отдохнуть, а сам побежал в участок. Известий не было никаких. Он съездил в училище, предупредил, что мальчик пропал. Там уже знали: прочитали в газете. Спрашивали одноклассников, прибывающих из увольнения, - никто ничего не слыхал о Серёже Воронцове.
* * *
К Воронцовым пришёл Бутов – узнать, как идут дела, принёс записку Софье от Наденьки.
– Евгений! Поскольку ничего новенького нет, не наведаться ли нам ещё в трактир на Хитровке!
– Давненько мы там не были!
На Хитровке в трактире были новые лица, но кое-кто был и из старых. Низкие потолки, закопчённые стены, хмурые лица, запах сивухи - это всё было по-прежнему. Хозяин трактира и ночлежки Коростылёв удивился появлению полковника и чистого господина в пальто и котелке.
– Чего изволите, господа хорошие? Давно вас не было видно! – трактирщик покосился на саблю.
– Разговор есть!
– Я что, я ничего, налоги плачу исправно… - говорил он подобострастно, изредка подмаргивая одним глазом, как при нервном тике.
– Да не нужны нам твои налоги! - отмахивался Бутов, торопясь скорее узнать, что хотели.
– Нелегальных не держу!
– А кто у тебя?
– В ночлежке-то? Да баре есть, князья бывали, бароны… - Он ухмыльнулся, показав, что шутит. - Артисты даже есть, ну такие представления устраивают! Обхохочешься! Главное – бесплатно! Ещё и мне доплачивают!
– А не знаешь, где можно найти бандитов, которые людей крадут?
У Коростылёва челюсть так и упала.
– Э-э-это как же?
– Ты читал в газете: кадет пропал? Вот мы его и ищем! Украли, может быть!
– А который год ему?
– Тринадцатый!
– У-у! Так они в этом возрасте бегать начинают, как ошпаренные! В дальние страны, небось, подался!
Воронцов чуть не стукнул трактирщика. Ему это пустобрёхство уже начало надоедать.
– Погодите, полковник! – Бутов вышел вперёд. – В дальних странах мы успеем поискать, когда здесь не отыщем! Ну так как, подскажешь, любезный, насчёт похитителей детей? … Обижа-аешь! Мы тебя никому не выдадим!
– А чего меня выдавать, ваша милость? Я живу себе, трактир держу, и ночлежку содержу, полтинку накину на проживающего – так на неё и маслица в лампадку куплю, помолюсь за нас за всех грешных!
Граф в нетерпении сунул трактирщику «красненькую» (10 рублей).
– О! «Рекомендательное письмо от князя Хованского»*? – в лице трактирщика что-то промелькнуло, он повнимательнее всмотрелся в лица посетителей. – А-а, ну так бы сразу и сказали! Вот к нему и подите! Подите, подите, там найдёте, что вам надо! Только я вам ничего не говорил! Я вас, господа хорошие, вообще в глаза не видел и не помню!
Трактирщик выразительно задвигал бровями вверх-вниз, приблизительно кивком бритой головы показывая направление, куда идти господам.
* Так в народе называли взятки. В старину на ассигнациях (денежных купюрах) стояла подпись князя А.Н.Хованского, управляющего ассигнационным банком.;
Часть 5. Сережа у жуликов
А Серёжа вечером так больше никого и не дождался. Он стал стучать в дверь, что ему надо выйти по нужде. Ему дали ночную вазу, служившую, наверное, ещё какому-нибудь князю XVIII века! Чудно!
Он попросил кувшин с водой и тазик, чтобы помыть хотя бы руки. Он и ноги привык мыть каждый день перед сном. Но мужик со странными тёмно-вишнёвыми пятнами на лбу и висках сказал: «Обойдёшься: невелика птица!»
И Серёжа, от нечего делать, лёг на кушетку. Он вспоминал недавно прочитанную историю об индейцах, в которой говорилось, как были обменяны сыновья индейца и шерифа. И сын шерифа оказался в индейском племени, а сын индейца – в цивилизованном обществе. Серёжа чувствовал себя как у индейцев.
И ему пришло в голову: а вдруг сейчас у мамы с папой какой-то мальчик из этого общества? Воображение его разыгралось! Вдруг родители думают, что тот мальчик - их сын! Как они могут заблуждаться? Как они могут не увидеть, что это не их мальчик?
Ведь Серёжа так похож на маму и на папу! Нос и уши у него – как у мамочки! А волосы чёрные – как у отца! И походка такая же, как у папы! Крёстный шутит: «Кавалерийская!» Но Бутов же сам в кавалерии служил!
Сестра Любочка говорит, что у Серёжи бывает такой же взгляд искоса, как у папы, а когда он упрямится, то подбородок поднимает, как мама! Люба, конечно, девчонка и младшая сестра, но она умница. Ну по всему же видно: Серёжа – сын Воронцовых!
А дома у него какой-нибудь подменыш: на носу бородавка, зубы кривые, волосы рыжие… Неужели родители не видят, что это не их мальчик? Сестёр, небось, обижает Серёжиных: и Любу, и бойкую Веру, и маленькую Диночку: её обидеть – вообще раз плюнуть! Дитё в пелёнках! Он соскучился уже по сёстрам, по смешному круглому Ванятке. Мама так забавно его зовёт: «Иванка!» - будто он девочка… Мужчин-то пока в семье двое: отец да он, Сергей!..
В горестных думах Серёжа задремал. Он был здоровый мальчик, и сон у него был такой, какой бывает у мальчиков в 12 лет. Он уснул и хорошо проспал ночь.
Утром его разбудил тот же мужик с пятнами, дал печёной картошки и чаю. Серёжа любил печёную картошку, поэтому поел с удовольствием. От чая тоже пахло костром. Неожиданно он вспомнил: папа обещал устроить пикник. Скоро ли Серёжа увидит папу?!..
Его размышления прервал всё тот же мужик, он отвёл мальчика во вчерашнюю комнату. Дама в шляпе опять сидела на диване. Её тёмно-розовая кофта напомнила ему дьявольские цвета, и Серёже опять стало страшно. Но он повторил про себя мудрость настоящих индейцев: «Хороший человек видит хорошие знаки» и стал присматриваться к окружающему, чтобы их увидеть.
Завтраком его накормили, бить не собирались, глаза у дамы были добрые – вот уже три хороших знака. За окном была хорошая погода: золотая осень, голубое небо! Тоже хорошо.
Женщина в розовой кофте показала ему письмо, в котором было написано, что Серёжа Воронцов – не родной сын графа Воронцова и его жены Софьи Ивановны, что его родители живут в другой стране и ищут бедного ребёнка, лишённого кровной семьи.
- Вот мы тебя искали и нашли! Мы обошли множество стран и государств! Хочешь, мы отвезём тебя к твоим настоящим родителям? А Воронцовы – вовсе тебе чужие люди! Ты им не нужен! Видишь, они даже тебя не ищут!
Серёжа подумал, что всё как-то нелогично. Зачем было его искать в других странах, если он живёт в Москве? Почему это родители его не ищут? Может, как раз ищут, да не могут найти! Он промолчал, ибо «тот, кто молчит, знает в два раза больше, чем болтун».
Женщина продолжала:
- Я понимаю, что ты сейчас ошарашен. Но подумай, ведь лучше жить со своими собственными родителями, видишь: вот тут написано, что они тебя ждут за границей! Это письмо долго ждало встречи с тобой!
Серёжа молчал и не знал, что ответить. Любопытство щекотало ему нервы. Но в этот нелогичный бред совершенно не верилось. Складывалось впечатление, что его зачем-то дурят. Но зачем? И вообще, сегодня последний день увольнительной, надо как-то возвращаться в корпус. Оставление места службы - проступок, за который по головке не погладят! А что скажет папа... Эх, лучше не представлять себе этого! Серёжа даже покраснел.
Дама поняла по-своему.
- Ты стесняешься? Не стесняйся! Хочешь, я тебя отведу к ребятам?
Хм, может, с ребятами удастся как-то выйти из этого безвыходного положения? Вообще-то, безвыходных положений не бывает, бывают только те, выход из которых нам не нравится. Серёже тоже не нравится торчать тут, когда его дома ищут и когда надо возвращаться в корпус!
Серёжа согласился с видимым нежеланием. Пусть дама не думает ничего такого о Серёже!
* * *
«Ребята» - это были мальчики и девочки примерно Серёжиного возраста в одежде мастеровых и служанок. Они сидели на брёвнах во дворе.
Они заинтересованно посмотрели на мальчика в белой гимнастёрке. Фуражка с красным околышем тоже была у Серёжи при себе. Он знал, что терять ничего из кадетских вещей он не имеет права! «Береги шинель снову, а честь – смолоду!» Папа объяснял, что это значит: как нельзя терять честь, так нельзя терять и шинель! Другую тебе дадут – значит, у кого-то отберут, потому что в армии всё посчитано!
Вы догадываетесь, что «ребята» тут же захотели отобрать у него фуражку. Подошёл к нему крепкий парень, выше и раза в два толще Серёжи, и протянул руки к фуражке.
«Ну конечно, кто сильнее, тот и прав!» - с досадой подумал Серёжа.
Но недаром он уже третий год учился в кадетском! Да и крёстный с папой ему показывали кое-какие приёмы. «Пора использовать в деле!»
Серёжа захватил парня за руки выше локтей, ногой сделал хитрую подсечку, а когда тот потерял равновесие и стал падать, Сергей обрадовался, потянул его на себя, а потом заодно ещё дал по шее ребром ладони. Это у него получилось чуть ли не первый раз в жизни. Во всяком случае, он так подумал.
- Ишь ты! - не ожидал парень. - На вид, вроде, барчук, а дерётся так, что и не скажешь! Приёмчик интересный!
Серёжа, в общем-то, и сам не ожидал. Парень не обиделся - это хорошо.
- Как это у тебя и получилось! Случайно! Ну давай ещё раз! - предложил мальчишка.
Серёжа и сам подумал, что случайно получилось. Но фуражка на нём сидела как влитая.
Мальчишка полез с другой стороны. Он опять протянул руку к Серёжиной голове, но тот уже был начеку. Правой рукой схватил его за ворот рубашки, а под его правой поднырнул, так что правая нога оказалась у того между ног. Противнику, чувствовалось, сразу стало неуютно. А Серёжа молниеносно продел туда же руку и, работая ногами, перевернул мальчишку таким движением, каким обычно высыпают что-то из тяжёлого мешка.
- Ух ты! - воскликнул парень, вскакивая. - Научишь?!
Видно, Серёжа заработал себе авторитет у предводителя и у всей ватаги. Во всяком случае, двое или трое, а то и больше на одного на него не полезли. Крепкий парень сказал:
- Отвяжитесь от него: пусть носит свою фуражку! Кличка у него будет – Кадет!.. А я - Гришка, зови меня «Поп»! Кликуха у меня такая.
И Гришка потянул Серёжу за собой и усадил на брёвна на почётное место и стал о чём-то расспрашивать, Воронцов отвечал нейтрально, тоже задавал дежурные вопросы. Нет, правда, ему было интересно узнать здешние порядки. Они болтали.
И тут Серёжа понял: надо срочно соглашаться пойти с ними «на дело». Но не сегодня, а завтра! Конечно, не всамделишно, а притворно. Ради дела, папа говорил, можно и наврать. Тут же он не с офицерами, не с дворянами.
Завтра, 19 сентября, переход на зимнюю форму одежды! Это его путь к спасению! Незаметно он пощупал в кармане увольнительную. На месте!
- Эй, можно мне переговорить с вашей начальницей?
- Ха, начальница! Это мать-командирша! Чего, ябедничать побежишь?
- Нет, вы мне понравились! – наврал Серёжа. – Хочу с вами остаться, попробовать вольной воровской жизни.
И сплюнул сквозь зубы. Чему-чему, а этому-то в корпусе было можно научиться в первую же неделю!
«Ребята» окончательно признали его за своего. Он стал с ними болтать на всякие ребяческие темы. Особенно понравилось им, что Серёжа много знал об индейцах. А он уселся на своего любимого конька и рассказывал, рассказывал, рассказывал, отвечал на самые каверзные вопросы, учил произносить мудрёные индейские названия типа Попокатепетль или Истакспуатль, Монтигомо Ястребиный Коготь и Чингачгук Большой Змей. Ребята ни о чём таком не слышали, и Серёжа на свежачка рассказывал с упоением! Он даже перестал тосковать о маме и папе, о сестрёнках и Ванятке.
Гришка-Поп важно сказал: «Может быть, я возьму себе кликуху «Попопокатель»!» Задачей Серёжи было не заржать, как конь. Когда вечером ребят позвали перекусить, Поп сказал мужику, который следил за ребятами: «Вон тот, кадет, согласился с нами выходить!»
- Не быстро?
- Да вроде клёвый пацан, не должен подвести! Поставлю пока в подворотню караулить.
- Чёй-то ты так уверен, Поп? Смари у меня! Мать-командирша сказала, что через него мы можем мнооого денег получить!
Серёжа сделал вид, что его это не касается и что он ничего не слышит. На самом деле, слух у него был великолепный.
Вечером Серёжа попросился ночевать с ребятами. Они долго не спали, лёжа в нижнем помещении, типа кухни, на охапках не очень свежего сена. Серёжа опять рассказывал об индейцах. Из соломы, которой валялось там в избытке, Серёжа делал забавных куколок и лошадок, каких он мастерил обычно Ванюшке и Верочке.
Он опасался зазеленить и запачкать гимнастёрку и курточку, так как имущество следовало беречь! Но ничего не поделаешь! Не везёт тем ребятам, которым приходится тут жить всю жизнь!
Настроение у него было хорошее: надежда выбраться отсюда отчётливо забрезжила.
Часть 6. Спасение Серёжи
Выйдя с Хитровки, Воронцов сказал Бутову:
- Надо срочно идти в дом Хованского искать похитителей!.. Но тогда я уже не успеваю на поезд! Мне надо съездить в управление округом к начальству, предупредить его. Я за тобой заеду, жди у себя!
В округе он объяснил ситуацию: пропал сын, возможно, его похитили. Генерал-начальник был недоволен:
- Владимир Сергеевич, если вы будете продолжать так относиться к служебным обязанностям, то я сомневаюсь, что вы сможете занять моё место! Я ведь и другого преемника найду, желающих много!
Пожалуй, в жизни 44-летнего полковника это был первый выговор, обвинение в уклонении от исполнения обязанностей. Воронцова всегда отличала строгая воинская дисциплина, он и с других её требовал. Но сын у него пропал тоже впервые.
Ему было и стыдно, и в то же время его зло брало на этого генерала. Он не мог бросить Софью одну с четырьмя детьми сейчас, когда пропал Серёжа. Даже если у него сорвалась очень важная поездка!
- Ваше превосходительство! Я пишу рапорт об отпуске на неделю по семейным обстоятельствам! Я должен найти сына! - с раздражением сказал он.
Он еле сдерживался.
- Пишите! – равнодушно бросил генерал.
Владимир Сергеевич подал рапорт. Генерал, подписав, спросил:
- Кого же мне посылать в командировку?
Воронцов ответил:
- Честь имею, Ваше превосходительство!
Повернулся и ушёл. В последствиях будет разбираться потом. Сейчас главное – найти Серёжу.
Он заехал за Бутовым, Наденька всполошилась:
- Зачем вы его зовёте опять? Он и так тут сидит весь вечер пистолет чистит! Где вы будете искать Серёжу? Сходите в участок, может, есть какие-то сведения? Объявление в газету было дано, может, кто-то уже требует выкуп?
- Мы сходим на разведку в одно место!
Наденька, как опытная жена, знала, что вопрос «куда?» перед выходом не задаётся. Поэтому она молча благословила мужа и его друга.
Пока то, сё – наступил уже вечер, стало темно.
* * *
Из «дома князя Хованского» Воронцов с Бутовым вернулись без Серёжи.
- А где же, где наш сын? Вы не нашли Серёжу? - спрашивала, волнуясь, Софья.
С преступниками удалось договориться только на завтра, потому что сейчас было уже поздно, якобы ребёнок спит, да и денег у Воронцова с собой не было. А вдруг похитители успеют переправить мальчика в другое место? Воронцов сильно нервничал:
- Завтра, завтра... Как можно ждать до завтра?!
Бутов тоже был как на иголках:
- Пойдём прямо сейчас, порубим их всех в капусту!
Но не они диктуют условия.
Что же делать? ...И Владимир уезжает... Была уже ночь. Воронцов налил себе коньяку, а Бутова Софья напоила чаем.
- Я, пожалуй, воздержусь от выпивки, а то мне достанется дома на орехи! Да и завтра трудный день, - заметил Евгений, допил свой чай и ушёл к Наденьке и детям.
Когда проводили гостя, Софья усадила мужа в кресло, села сама к нему на мягкий широкий подлокотник и обняла Владимира за шею:
- Я тебя никуда не отпущу, - шептала она, щекотно дыша ему в волосы.
Хотя она знала и ожидала, что сейчас, минуты через три, милый встанет и уедет из дома по службе на несколько дней. Он - прежде всего человек долга, человек дела.
Неожиданно она услышала:
- Софья, я никуда не еду! Я отпуск взял и отказался от командировки!
- Влади-и-имир! – она была ему благодарна и чуть не плакала.
- Ты же видишь: я с тобой!
Вот чего Воронцов не выносил - это когда Софья плачет. Он воспринимал это как личную неудачу. Его целью было видеть её счастливой, и он всё делал ради этого. Обидно было, когда не получалось.
Его рука обхватила Софью за талию, и он посадил к себе её на колени боком, чтобы одновременно обнимать жену и разговаривать с ней.
- Мы сегодня ходили в дом твоего кровного отца!
- В бывший дом Хованского?! Для чего? - она внимательно смотрела ему в глаза.
- Мы выяснили с Евгением, что Серёжа там!
- Господи! Кто его там держит?
Софье не терпелось поскорее увидеть сына, знать, что с ним всё в порядке.
- Какие-то странные люди. Судя по тому, что они крадут людей, - преступники! Но я не хочу обращаться в полицию! От них одни неприятности!
- Но новый обер-полицмейстер, согласись, поумнее Викентия Кондратьевича!
Софья старалась найти положительные моменты. Воронцов продолжал:
- К тому же, мы договорились с ними, что придём без полиции!
- Ты слишком веришь в договорённости!
- Софья, но ты ведь за это меня любишь?! Ты же сама говорила!
Софья слегка улыбнулась, оценив шутку.
- За это, ваше сиятельство!.. – Она поцеловала мужа. - Однако, Владимир, расскажи, что вы узнали? Как всё прошло?
- Мы туда пришли с Евгением, там была какая-то дама. Не старая. Она там явно предводительница! И в ней чувствуется какая-то дьявольская сила! Мне-то было не по себе, а представляю, каково там мальчишке! Но мы не смогли с ним увидеться. Она знаешь, что заявила? Ей откуда-то известно, что Серёжа – не наш ребёнок!
Владимир голосом особо выделил «не наш», чтобы изобразить кавычки. Он продолжал рассказывать:
- У неё якобы есть какая-то бумага, в которой сказано, что не мы его родители. И она говорит, что показала Серёже эту бумагу.
- Так, значит, Серёжа – у неё?! - обрадовалась женщина.
- Да, Софья, я тебе уже сказал!
- А почему она его не отпустила? Чего она от нас хочет?
- Раз они откуда-то взяли документ, из которого видно, что у Серёжи другие родители, значит, она хочет почему-то отобрать у нас мальчика.
- Владимир... Нина? Но этого не может быть! - удивилась и не поверила Софья.
- Да, я тоже подумал, что Нина до такого не опустится!
Воронцов не знал, на что и подумать.
- А ты не думаешь, Владимир, что это может быть просто случайный шантаж, вымогательство, мошенничество, блеф? - спросила Софья.
- Может быть!
- Хорошо, если так!.. А ты считаешь, мы правильно скрываем от Серёжи истину о нём самом? - вдруг обеспокоенно спросила она.
- Софья, ты ведь сама решила, что так лучше! Я соглашусь с любым твоим решением. Может быть, сказать? Момент подходящий! Разговор ведь начнётся! Но вообще с кондачка такие вопросы не решаются!
Воронцов имел в виду, что прежде чем рассказывать, надо продумать, как подать подростку факты его жизни, о которых он не знает.
- Сейчас главное - вызволить Серёжу! - промолвила Софья, возвращая разговор в первоначальное русло.
- А потом придётся отвечать на его вопросы... - не поддавался Владимир.
- Давай пока будем действовать по порядку! Утро покажет, - успокаивающе сказала жена.
- Дай Бог, чтобы завтра утром всё решилось!
Софья в вечерних молитвах просила милости отроку Сергию и всей его семье. Её слова да Богу в уши!
* * *
А в это время в «доме князя Хованского» дама рассказывала своему главарю, что приходили граф Воронцов с каким-то барином, хотели забрать Серёжу.
- Договорились, что завтра с утра они придут и принесут выкуп. Как ты думаешь, может быть, и вправду – взять с них выкуп? Ведь ещё неизвестно, каков будет доход от этого их червяка! Пусть забирают своего выкормыша обратно в обмен на деньги.
- Да, действительно: от него один расход, а пара тысяч…
– А почему пара? Пусть десять дают! – перебила Елена Арго. – У них есть!
- Десять тысяч рублей - вот это хороший приварок! Ты предупредила, чтобы без полиции?
- Разумеется!
* * *
Но с утра никто не отпустил Серёжу на улицу. Пятнистый мужик окриком остановил его: «Куда ещё тебе-то? Сиди!» И протянул руку, чтобы не то схватить, не то ударить. Серёжа отстранился, и рука пролетела мимо. Но мальчик присоединился к оставшимся парнишкам. Они болтали обо всякой ерунде.
Мужик подошёл к ним и велел собираться.
- Сейчас пойдёте! Лёха-Колпак за старшего, он вам покажет, что делать. - Он обратился к Серёже. - А ты иди спи!
И показал на солому.
В соломе, зарывшись, спал парнишка, весь в веснушках. Серёжа задел его неосторожно, и тот проснулся.
- Чего, Муругий на выход зовёт? Неохо-о-та! Спать хочу, не выспался!
- Слушай, давай я за тебя сбегаю! - несмело предложил Серёжа, опасаясь отказа.
Парнишка согласился. Ему-то что! Ему лучше: хоть поспит! Вон как зевает!
- А сбегай!
- Только... - Серёжа понимал, что его форма слишком бросается в глаза.
Его собеседник догадался, в чём затруднение.
- Ну переоденься! Вишь, вон там балахон валяется! Сопри его, да и дело с концом! Один чёрт - он ничей!
Неет, форму снимать Сергей не будет! Он наденет балахон прямо так сверху на курточку. Осмотрев её, Серёжа с сожалением отметил, что курточка уже не заслуживает гордого эпитета «белая». Попадёт! Хорошо, если от папы, а если в корпусе заметят, двух нарядов вне очереди не избежать! Но стирать всё равно негде.
Серёжа примерил «балахон», то есть широкое серое тряпьё с капюшоном, и повеселел. Белая курточка ниоткуда не вылезала. Фуражку растерянно вертел в руках.
- Кепку свою спрячь под ремень! - подсказал приятель.
Так он фуражку обозвал! Чудно! Эх, под ремень нельзя её прятать: воспитатели не разрешают и всё время гоняют кадетов за эту привычку. Но сейчас положение безвыходное!
Когда ребят позвали на улицу, Серёжа прятался за их спинами, чтобы его не рассекретили. Ему нравилось так играть в прятки, хитрить, он испытывал приятное ощущение риска. Очевидно, он ещё был неопытен, чтобы понимать, чем это всё чревато. Всё-таки он был среди настоящих преступников.
Везло ему, однако: Серёжа смог выбраться на улицу. Сначала он шёл в ватаге «ребят», но, подойдя к подворотне, вдруг свернул в неё и задал стречка! «Только бы встретить какого-нибудь офицера!»
Но проходные дворы были мрачными, тёмными, грязными. Здесь офицеры не ходят, а жулики и бандиты могут встретиться спокойно.
На бегу Серёжа наткнулся на высокую, метра три, тёмную стену, в которой не было прохода. Он побежал вдоль неё, сзади услышал шум. Справа заметил черно-бурый сарай, мокрый от дождей. А вдруг заперт?!
Какая удача! Дверь открыта! Серёжа, не разбираясь, спрятался в сарае. Посидел минут пять, подождал, пока всё стихнет. Может быть, это искали его, может, нет. Сердце гулко билось. Пожалуй, впервые Сергей ощутил, что у него есть сердце.
Но сейчас думать об этом было некогда. Надо было выбираться на свет Божий. Серёжа стал смотреть, какие подручные средства можно использовать, чтобы перелезть. В принципе, конечно, стена когда-нибудь должна кончиться - не по всей Москве же она идёт! Но молодость будет скорее штурмовать вершины, чем пойдёт в обход. Мальчик осмотрел стену: нет ли зацепок, чтобы забраться наверх. Вверху был какой-то штырь. Если бы найти верёвку, то можно было бы попробовать закрепить на нём петлю. А что на той стороне, есть ли куда спрыгнуть, есть ли оттуда выход дальше, не попадёт ли он в логово к бандитам? Об этом-то Серёжа и не подумал.
Но, к сожалению или, наоборот, к удаче, он не нашёл верёвки. Поэтому пришлось бежать вдоль стены, пока она не кончилась. Он заглянул за угол, убедился, что в соседнем дворе никого нет. Поэтому он скинул с себя балахон, надел фуражку, расправил форму. Немного попетляв по дворам, вышел туда, где ходила конка. «Солянка», - прочитал он табличку с названием улицы. Он в одиночку никогда ещё не путешествовал по Москве и не знал, в какую ему сторону нужно двигаться. «У кого бы узнать?!» - страдальчески подумал мальчик. Он подпрыгивал от нетерпения.
* * *
На его счастье, через четверть часа навстречу ему попался капитан лет 35, из пехоты. Серёжа кинулся к нему. Со взрослыми иметь дело ему было даже легче, чем с детьми. Мальчик вытянулся, отдал честь, отрапортовал командным голосом:
- Кадет третьей роты второго московского кадетского корпуса Воронцов!
Как Серёжа и рассчитывал, капитан удивился:
- А что это, кадет, вы не по зимней форме одеты? И вид у вас неопрятный! Придётся вам выговор объявить! И где ваша увольнительная?
- Ваше высокоблагородие! Меня захватили в плен позавчера! А сегодня я убежал!
И подал бережно сохраняемую увольнительную. Офицер подумал, что это игра какая-то. Посмотрел увольнительную:
- Она у вас вчера закончилась! Вас надо сдать в комендатуру!
- Сдайте! - в голосе кадета слышались отчаяние и надежда.
Капитан продолжал рассматривать увольнительную.
- Постойте! Сергей Воронцов! Ваш отец случайно не граф Воронцов из управления округом?
- Так точно! – блеснул зубами отрок.
- Приятно познакомиться. Капитан Валерий Яновский! Я у вашего батюшки служил в инженерных войсках на заре своей карьеры, в Плевне.
Капитан вспоминал с видимым удовольствием. Серёже тоже было приятно, будто это его похвалили.
О! О Плевне Серёжа столько слышал от папы и от крёстного! Это героическая страница походов нашей армии! Он очень обрадовался.
- Вы воевали под Плевной?
Кадет, кажется, обнаглел вконец. Он разглядывал медали на груди своего неожиданного спасителя. Но офицер, к счастью, был настроен благожелательно.
- Так куда вас, кадет, доставить? Домой к матушке с батюшкой или по месту прохождения службы?
- Ваше высокоблагородие!
- Валерий Николаевич…
- Валерий Николаевич! Я думаю, что мне сейчас надо быть в корпусе, а оттуда родителям сообщат, что я нашёлся!
Яновский поразился рассудительности мальчика. Он повёз Серёжу в корпус. Мальчик по дороге рассказал коротко, что с ним приключилось. Капитан объяснил в корпусе, где он нашёл кадета. Да начальник и сам был наслышан обо всём.
Потом Валерий Николаевич поехал к Воронцовым домой (Серёжа сообщил адрес), но графа не застал: они с Бутовым повезли жуликам деньги на выкуп Серёжи, не знали ещё, что он убежал сам.
Графиня и верила, и не верила капитану. Софье хотелось немедленно отправиться в корпус, чтобы посмотреть на Серёжу, убедиться в правдивости слов Яновского. Но вначале надо было дождаться Владимира.
* * *
Граф с Бутовым приехали все чёрные от переживаний. Отдав деньги, они не получили ребёнка и теперь думали, что с ним случилось самое страшное. Они не знали, как сказать об этом. Их еле успокоили гость и Софья.
Как теперь убедиться, что Серёжа на месте? Ведь детей оставлять страшно! А посмотреть своими глазами на сына отцу с матерью хочется! Бутов обещал остаться и приглядеть за порядком в доме и за детьми, пока Софья с Воронцовым отсутствуют. Дети облепили его! Софья оставила на всякий случай няньке молоко в бутылочке для Дины, но надеялась вернуться к нужному сроку.
Кадеты были на занятиях, однако дежурный офицер сделал исключение для полковника. Серёже хотелось броситься в объятия маменьки, когда он увидел родителей во дворе корпуса, но он сдержался, понимая, где находится. Не передать, как все трое были счастливы, что всё закончилось благополучно!
Бутов и Воронцов взяли графин коньяку и сели в библиотеке у графа.
- А ты знаешь, Вольдемар, меня даже радует, что Серёга обошёлся без нашей помощи! - улыбаясь, сказал уже выпивший Бутов. - Конечно, он не красна девица, не будет сидеть и ждать, когда за ним придут и его спасут!
Воронцов задумчиво тянул свой коньяк.
- Ты на что это намекаешь? - с подозрением спросил он.
- Да знаешь ты всё, Вольдемар! Эх, была наша молодость! Спасали мы благородных девиц! А теперь пора настала уступить место молодёжи! Как думаешь - справятся?
- Справятся, Евгений! Непременно!
- Ну так - наша школа!
Евгений и в своей неудаче нашёл повод для гордости. И правильно: так жить гораздо легче, чем пытаться застрелиться, если что-то получилось не идеально!
* * *
В субботу мама привезла Серёжу домой. «Маменька! Правда ли, что вы мне не родные?» - прозвучал вопрос.
Софья уже ожидала его. Она сказала:
- Что ты, деточка! Конечно же, ты наш сын!
Можно было бы сейчас признаться, подходящий был как раз момент. Но она не посчитала нужным. Ей было жалко мальчика, перенесшего такое потрясение.
Софья понимала, что если рассказывать, то уж рассказывать всё. А это значило - копаться в грязном белье. Для неё это было исключено, ибо она знала, что Владимир никогда на это не пойдёт: это недостойно!
Она полностью взяла на себя ответственность за ребёнка, и эта её готовность отвечать проверялась несколько раз. И вот пришёл срок новой проверки, но Софья так и держалась как кремень. «Мы тебя никогда никому не отдадим! Ты наш первенец!»
Серёжа обрадовался, что тревога оказалась ложной.
- Маменька, папенька, я вас очень люблю! Я буду с гордостью нести нашу фамилию Воронцовых! Буду беречь честь смолоду, как папенька учит! Я не посрамил его! Хочешь, я расскажу тебе, что там со мною было, у жуликов?
- Конечно, хочу!
Софье пока удавалось сохранять доверительные отношения с подростком, несмотря на трудный возраст и на то, что они виделись только по выходным. А может быть, благодаря этому.
* * *
Да, а что с жуликами? Воронцов и Бутов сказали обер-полицмейстеру, что у него под носом жулики свили осиное гнездо и крадут людей. Пускай полиция разбирается, пока не совершилось ещё какое-нибудь злодеяние!
Тате не стали ничего рассказывать: ей лишние волнения ни к чему. Она погостила ещё немного и вернулась к профессору в Крым.