2014
Один мой любимый киногерой (стопроцентный американец из стопроцентного американского сериала) сказал давным-давно когда-то замечательную фразу: «Ваше воображение ограничено, потому что у вас нет совести».
Любая оценка любого события завязана на личную совесть, накрепко завязана. Мёртво завязана. И не только в части сравнения произошедшего с какими-то безусловными нравственными постулатами – не убий, не укради, не пожелай ближнему своему, чего себе не желаешь… Важнейшим элементом сугубо личной работы по выработке оценки события является необходимость понять все стороны. Быть и прокурором и адвокатом, и присяжными. Поставить себя на место плохих и хороших, дальних и близких, злых и добрых. Я думаю, что только такой человек может быть назван человеком с воображением. Придумывающий сюжеты и коллизии, пятна и линии, сказки и истории, на мой взгляд, претендовать может только на должность человека с фантазией.
Когда кто-то уходит от работы воображения для того, чтобы подхарчиться на теме или сохранить удобные и малозатратные условия работы мозга, этот кто-то уничтожает не только своё положение в обществе, как равноправного члена, он, этот кто-то, уничтожает и своё воображение. Уничтожает неупотреблением свою способность создавать и разумно воспринимать самые разные гипотезы, возможно даже, неприятные или убыточные.
Во всяком случае, так я думаю.
Ну, например…
Творческий человек, писатель, условный какой-нибудь Димабыков, видит донецкую фотографию привязанной к столбу женщины, замотанной в двуцветный флаг. Рядом – какая-то мегера орёт на эту женщину. И стоит вооружённый хмурый мужик. Ужас! Мрак! Одичание! Условный Димабыков выражает ёмкими словами этот самый ужас перед средневековой дикостью. Сразу же, и даже раньше, чем сразу же, поддерживаю – УЖАС! Долго смотреть на это невозможно. Бессонная ночь – это минимум. Нельзя так с человеком! С женщиной так нельзя!
Но далее моя совесть заставляет работать моё воображение. Я пытаюсь понять и эту мегеру. Я пытаюсь понять, как бы я сам жил, если бы РОДНОЕ ГОСУДАРСТВО лупило бы по моему городу из артиллерии, если бы в мою квартиру попал снаряд и я, выживший случайно, со случайно выжившими детьми, жил бы теперь в подвале, располагаясь рядом с лужами и ржавыми вентилями. А, выходя из подвала, увидел бы пару раз то тело соседки в конце кровавого следа, то совсем незнакомого мёртвого пацана с оторванной рукой.
Ужас! Мрак! Нельзя так с людьми! Средневековье!
То, что пуляет по домам из дальнобойки именно РОДНОЕ государство, я бы узнал возле столба с привязанной женщиной – наводчица. Из РОДНОГО государства. Маячки ставила вместе с пятнадцатилетней дочкой из патриотических соображений. Я начинаю понимать мегеру. Я и сам зверею помаленьку и прикидываю, что не к столбу бы надо, а к стенке сразу. Поскольку ПРЕДСТАВИЛ самого себя без крова и воды, и соседей убитых ПРЕДСТАВИЛ перед подъездом.
А условный писатель, творческий человек, как я вдруг обнаруживаю, останавливает вовремя своё воображение. Не желает думать ДАЛЬШЕ. Что заставляет меня предполагать, что у него это воображение (в отличие от фантазии) – крохотное. Слабенькое. А может и вовсе – в нетях.
Было бы оно, воображение, у него, мы бы вместе попытались пойти дальше, понять, поспорить, разругаться может в дым, но – пойти всё ж таки, дальше, мозгами нашими – какие есть. Почему – так? Что сделать, чтобы женщины не ставили маячки на жилые дома и женщин этих потом не привязывали бы к столбу? Кого надо – к тому столбу, пока не убили никого? Чтоб не повторилось…
Путина – сказал бы, как я предполагаю, условный Димабыков. А я бы спросил его – ну, и при каких делах тут Путин? Сто раз уже самые солидные люди Европы и Штатов талдычили про то, что РИДНА НЭНЬКА имеет право на любые формы восстановления мира, спокойствия и единства. То есть – баллистическими ракетами лупит РИДНА НЭНЬКА. Такой можно сделать безусловный вывод.
И, разругавшись, может быть, вусмерть, мы бы всё-таки начали думать о том, что делать, как спасать, кто виноват, чем помочь, как не допустить… Может быть, и придумали что-нибудь умное. А, может, и нет. Но воображение наше работало бы, подстёгиваемое нашей совестью. Не давая выкручиваться из необходимости брать на душу тяжесть. Не давая отфутболивать тему фразами: «Не надо было Крым брать». Поскольку по Крыму тоже нельзя останавливать своё воображение, а вообразить себя русским жителем Крыма, ожидающим приезда ПОЕЗДОВ ДРУЖБЫ с хлопчиками-эсесовцами. Эсесовцами – потому что на повязках у них эсесовский значок и говорят, что будут убивать всех, кто не украинец. А я бы был тем, кто не украинец.
Тяжёлая это будет работа для воображения. Да и для памяти – сколько надо в голове держать! Одна последовательность событий перегрузит оперативку гарантированно.
Но другой путь – к потере воображения. Другой путь – к ненависти несогласных друг другу во всём и сразу. И отсутствие согласия в ГЛАВНОМ.
Первое главное. Женщины, дети и старики не должны быть обстреливаемы. И обстреливает ныне их не Путин, и даже не Яценюк, а конкретные мужики в погонах.
Второе главное. Если ты считаешь, что люди нарываются на мордобой, не надо палить из автомата веером от бедра. Тем более – баллистическими ракетами не надо. Не надо даже лаять в ответ. Не надо называть их СУБМЭНАМИ. Надо договариваться. Пять лет. Десять лет. Драться мыслями и понятиями. Люди будут живы.
Третье главное. Фашистов надо назвать фашистами. Есть признаки, по которым любой суд определит – фашист этот человек, или не фашист. И если – фашист, надо назвать вслух – дальше кое-что станет на свои места. Есть пока ещё базовые документы по допустимости и недопустимости.
Всё более убеждаюсь я, что большинство наших Димбыковых начисто лишены воображения. Начисто. Табула раса. При великолепных способностях ко всяческой фантазии.
Нельзя, кричат Димбыковы, пленных гнать по городу и за ними водой лить. Это – бесчеловечно, кричат. И исчезают, когда уточнить хочешь что-то. Лучше расстреливать? – хочешь уточнить. Войны нет, а они стреляют, значит уголовники? – хочешь уточнить. Уточнить хочешь про сжигание заживо и удушение спасшихся от огня, и выкалывание глаз. Человечно или бесчеловечно? Спросишь – а в пустоту спросишь. Они уже там, на эмпиреях тусуются, говорят что-то друг дружке, последний пармезан доедают, жестикулируют. Фантазия работает, слова льются, позиция определяется. Правда, пармезан заканчивается. А это – ущерб свободе.
Но совести нет. И поэтому воображение – недостаточное. Ввиду отсутствия.