Внезапное возвышение Европы в XVI веке вседа казалось загадкой вдумчивым историкам. Для рядового европейца вопрос был ясен – «Ну мы же европейцы, а не варвары!»
Ответ детский.
Высокомудрые отвечали по-разному, в зависимости от личных наклонностей. Одни видели разгадку в расовом превосходстве белых людей (по этой причине не считали полноценными европейцами народы Польши, Венрии, Балкан и России – хотя те тоже «белые»). Другие уточняли (и «уточняют») – не просто белых, а арийцев, превосходство которых настолько очевидно, что сомневаться в этом может только прирождённый раб. Либералы, обожающие слово «свобода» но не её самоё, объясняли европейский феномен всякой лабудой, вроде «прав человека», «демократией», «парламентаризмом» и прочими хабеас корпусами.
В общем, полный разброд.
Итак, в чём же заключался феномен Великой Европы?
До XVI века (точнее, до конца XV) европейская цивилизация ничем существенным не отличалась от других цивилизаций того времени. Так же отчаянно, до хрипоты и мордобития спорили между собой теологи и философы, поэты на состязаниях рвали бороды друг другу (здесь надо сказать похвальное слово степной цивилизации – акыны хоть и недолюбливали друг друга, но до рукоприкладства дело не доходило. Что поделаешь – дикий народ, не знает, как надо решать литературные споры). Водяные, ветряные мельницы Голландии словно срисованы с арабских или китайских. Корабельное дело, металлургия, оружие, агрикультура – с чисто местными вариациями всё было одинаковым.
И вдруг – с конца XV века Европа словно сорвалась с якоря. Морской путь в Индию, прыжок в Америку, быстрое создание и усовершенствование онестрельноо оружия… Китайский порох, возможно, завезли в Европу монголы в XIII веке, но пушки, а тем более, ружья – чисто европейское изобретение. В Италии творит великий Кардано, изобретая знаменитый вал и решение кубических уравнений. Во Франции началась знаменитая математическая школа, в Германии стали изобретать разные технические диковинки.
За одно-два столетия европейская математика обогнала и арабские и индийские школы, дойдя в конце XVII столетия до дифференциально-интегрального счисления.
Чем объяснить такой рывок?
Парламентаризм? Демократия? Хабеас корпус?
«Права человека» начались в Европе с того, что группа суровых нормандских (сейчас их принято именовать «английскими») баронов зажала врио короля сэра Джона в уголке на охоте и доходчиво объяснила ему, что надо подписать бумагу, очень надо. Аргументы баронов были столь убедительны, что сэр Джон бумагу подписал. Упаси боже, никакого насилия – всё же европейская страна! До него просто не дошло.
Ну и что? Арагонские магнаты в то же примерно время избирали короля со словами: «Мы, которые ничем не хуже тебя, избираем тебя, который ничем не лучше нас, возглавлять нас и соблюдать наши права». Конечно, Арагон стал светочем демократии. Другой пример – Речь Посполитая, где даже нищий шляхтич имел право объявить войну королю. С такой демократией Речь рухнула через 200 лет.
Если покопаться, в азиатских и африканских странах возникали аналоги парламентов и кодекса «прав феодала». В Армении царь был повязан по рукам и ногам магнатами, отчего страна не могла защититься от мусульманского нашествия. В Эфиопии негус не был абсолютным властителем…
Впрочем, ясно. Либеральная мысль здесь села в лужу. Точнее, в половину лужи.
Что же произошло в Европе в XV веке, что так резко изменило её судьбу?
Иоганн Гутенберг. Создатель подвижного печатного шрифта – и, как следствие, - относительно дешёвой книги. Уже к концу этого столетия Европу затопил паводок печатных книг. Если раньше рукописная книга была редкостью и ценностью – в завещаниях книги оговаривались особо, - то к концу XVI столетия книгу можно было встретить даже в глухих деревушках.
И – главное: что печатали. Конечно, Библию (тут церковники своео не упустили). Развлекательные романы, рассказы и прочую… мягко скажем, классику, интересную ныне лишь филологу-специалисту. И ещё – научную, околонаучную, приключенческую литературу (прославляющую путешествия и открытия новых земель), географические карты.
Следствие: резко вырос круг образованных людей, способных к техническому творчеству.
Были и в других концах Земли умные, талантливые, рукастые люди, способные к такому творчеству, но круг их единомышленников, способных понять, принять и развить их идеи был чрезвычайно мал и едва затеплившись, новая техническая мысль гасла, не находя продолжения.
В Китае и Японии знали книгопечатание, но – какое? С резных деревянных досок много оттисков не сделаешь, поэтому печатали императорские указы и, в лучшем случае, классическую литературу. А поскольку чрезвычайно ценилось искусство каллиграфии, большинство значимых книг писалось вручную.
В исламских странах книги переписывались вплоть до XIX века, до появления первых мусульманских типографий.
Конечно, Гутенберг не мог в полной мере оценить, что он создал, да и, пожалуй, никто тогда этого не понимал. Но сейчас, с высоты нашего не лучшего для Европы века, можно сказать, что 500 лет – с конца XV по конец XX века будущие историки назовут временем гутенберговской Европы.
Ныне эта Европа – великая – кончилась. Агрессивное авторское право препятствует свободному обращению информации, интернет служит скорее для оболванивания пользователей и для контроля над образом их мыслей. Великая роль печатного слова – пробуждать в человеке мысль, стремление мыслить самому, вдохновляться достижениями человеческого гения – утрачена.
Над Европой сгущается мрак – сумерки увядания и одичания.
Что ж, может быть мы и доживём до чести положить на её могилу скромный букетик и шепнуть «Спасибо». Без всяких дураков, мы многим ей обязаны – не этой, нынешней, идиотствующей, а той, Гутенберговской, Великой Европе.