Бес в ребро, или Бешеный ёжик в мужских трусах

Алексей Морозов


Бес в ребро, или Бешеный ёжик в мужских трусах.

Пьеса в двух действиях.

(Электронная книга в литературной адаптации сценария (бесплатно) в ЛитРес по адресу - Алексей Петрович Морозов).

(Аудиокнига 2-й части произведения в литературной адаптации сценария - https://www.youtube.com/watch?v=XVppUJXOCew)

Действующие лица.
Дмитрий, 60 лет, предприниматель.
Анна, 55 лет, жена Дмитрия.
Олег Павлович, 80 лет, отец Дмитрия.
Любаша, 30 лет, любовница Дмитрия.
Ольга Ивановна, 60 лет, мать Любаши.
Бог.
Людмила, более 40 лет, душа покойницы-алкоголички.
Виктор, более 20 лет, душа покойника-наркомана.
Генеральный директор сети магазинов Дмитрия.
Охранник, мужчина средних лет, сотрудник морга.


1 действие

Две комнаты двух разных квартир занимают всю сцену, разделены между собой поверху и снизу нетолстыми и невысокими деревянными балками, предназначенными, не мешая зрителю своими размерами, обозначить стену между этими квартирами, находящимися по сюжету в разных концах большого города.
На задних стенах обеих комнат – окна, у них – диваны, большие вазы с цветами или любым другим модным декором, а на боковых стенах – входные двери (в дальнем углу) и по несколько дверей, являющихся входами в другие комнаты и помещения.
Обе комнаты – это холлы, предназначенные для приёма гостей и для общего отдыха всей семьи. Обстановка в каждой комнате говорит о том, что здесь живут состоятельные люди и что эти холлы лишь часть достаточно больших квартир.
По ходу действия освещается холл той квартиры, где в данный момент происходят какие-то события, а холл другой квартиры погружается в темноту.
Квартира Дмитрия, Анны и Олега Павловича.
Олег Павлович сидит в кресле и читает книгу.
Дмитрий складывает в небольшой чемоданчик, лежащий на диване, свои вещи: сорочку, галстук, предметы гигиены, бритву.
Анна с беспокойным видом ходит вперёд-назад по комнате, периодически поглядывая на сборы своего мужа.

АННА (с трудом скрывает волнение). Дима, ну что ж это за работа у тебя такая? Только приедешь из одной командировки, уже на другой день убываешь в следующую!.. Ты же владелец большой сети хозяйственных магазинов, в каждом из которых есть директор. Тебе-то зачем туда соваться? Да ещё и так часто! Разве директора не справляются со своей работой?
ДМИТРИЙ (продолжает упаковывать чемодан). Анечка, ну ты пойми, у меня тридцать магазинов! И разбросаны они по всей области! Нужен постоянный контроль…
АННА (перебивает). Но директора ж для этого есть! А плохо работают – повыгоняй, возьми вместо них тех, кого не надо будет проверять каждый день!
ДМИТРИЙ (продолжает собираться в дорогу, усмехается). Ага – не проверять! В наше время за всеми надо следить! Чуть отвернулся – уже что-то украли! Чуть проморгал – товар не тот закупили!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (отрывается от чтения). Сынок, ты плохой руководитель. Или…
ДМИТРИЙ (нервно). Что – или, папа?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (со скрытой горечью). Да так… Ничего… Думаю вслух…
ДМИТРИЙ (недовольно, но сдержанно). Нет, ну ты думай поконкретней, пожалуйста. А то это похоже на какой-то намёк…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да какой намёк. Ты знаешь, я человек, далёкий от дипломатии: что думаю, то прямо в лоб и врежу, не взирая, как говорят, на лица…
ДМИТРИЙ (возобновляет сборы, с заметным удовлетворением). Ну что ж, хорошо.
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (усмехается, язвительно). Что не намёк – хорошо… А что руководитель хреновый – семечки…
ДМИТРИЙ (обиженно). Пап, ну что ты, в самом деле! Я не хреновый!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (иронически). А какой же?
ДМИТРИЙ. Да ты посмотри, как я пашу! Мало кто из предпринимателей так же детально вникает в работу своих подчинённых, как я!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Дима, а скажи мне, почему ты стал так, как ты говоришь, во всё детально вникать только в последний год? Ведь твоя сеть создана, кстати, при моей активной, ели не определяющей, помощи, пятнадцать лет назад? Так?
ДМИТРИЙ. Ну так. И что из этого?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А то, что четырнадцать лет ты откровенно бил баклуши, непрерывно путешествовал с Аней по всему миру, чуть не каждый день посещал с ней театры, концерты, а всеми делами управлял, и, надо сказать, очень успешно, твой генеральный директор… Я уже даже стал опасаться, что ты просто развратишься безделицей, и вдруг – непрерывные командировки, через сутки после прибытия из предыдущей! Сутки дома, и снова – в командировку!.. Ты год уже не был с Аней в театре!
ДМИТРИЙ (недовольно, хмуро, с заметным размышлением во время коротких пауз о чём-то, что его явно тревожит). Не до театров мне... Тут вся жизнь – театр… Шекспир-то как в воду глядел! Кругом – один театр! И актёров – тьма…
АННА (присевшая на время разговора отца с сыном на край дивана, оживляется, с надеждой). Димочка, так, может, давай лучше сходим?.. Как раньше… В театр… Ну их, эти командировки…
ДМИТРИЙ (продолжает собирать вещи, думая о чём-то, неуверенно, с паузами). Да может, и ну их… Не знаю… Поезжу пока… А там жизнь покажет…
АННА (после небольшой паузы, неуверенно). Димочка, а ты меня любишь?..
ДМИТРИЙ (продолжает собирать чемоданчик, ищет необходимые для командировки вещи в шкафах, с удивлением). Хм, странный вопрос.
АННА. Ну почему – странный? Ты давно не говорил мне, что любишь меня… Целый год уже…
ДМИТРИЙ. А что, обязательно надо об этом говорить? Разве и так не ясно?..
АННА (смущаясь, сбивчиво). Ну… раньше я слышала от тебя ласковые слова каждый день… И чувствовала себя любимой…
ДМИТРИЙ (слегка встревожено). А сейчас не чувствуешь?..
АННА. Ты пойми, Димочка, женщине нужны слова…
ДМИТРИЙ (недовольно). Какие-такие ещё слова? Разве того, что я делаю для тебя, мало?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Дурачком прикидывается… Мужчина любит глазами, а женщина – ушами. Слыхал?..
ДМИТРИЙ (усмехается). Так я ж – не только глазами!.. (Анне.) Или не справляюсь?..
АННА (смущённо). Да нет, почему же…
ДМИТРИЙ. Я не понял: да или нет?..
АННА (стыдливо). Ну да, да…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А слова он бережёт для командировок… А то и туда и сюда словарного запаса не хватит…
ДМИТРИЙ (недовольно). Пап, я вот не понимаю, ты всё время на что-то намекаешь, что ли?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Говорю же – дурачком прикидывается… Всё ты понимаешь…
ДМИТРИЙ (с деланным возмущением, но неуверенно). Пап, ты осознаёшь, что сейчас ты напрямую обвинил меня в том, что у меня есть любовница?!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (спокойно, иронично). Да? Странное заявление… Даже и не думал… Я ведь имел в виду, что ты сотрудникам своим в любви изъясняешься практически непрерывно… Командировки-то длинные… Сколько слов требуется… А дома уже, без тавтологии чтоб… помалкиваешь…
ДМИТРИЙ (решительно). Нет, папа, давай уж поставим все точки на и! Если в чём подозреваешь меня, скажи прямо! К чему тут эзопов язык? Мы же мужчины…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Мы-то мужчины… А в любви нуждается женщина… (Умиротворяющее.) Ну ладно, сынок, не переживай, я пошутил. Ты же знаешь, я люблю подколоть, дай только повод…
ДМИТРИЙ (с тревогой). А я дал?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну… эти длительные и частые командировки… Ну как тут не ковырнуть?.. Мужики ведь любят друг друга пошпенять ради смеха, даже и без повода… И я люблю, ты же знаешь…
ДМИТРИЙ (неуверенно). Правда, пошутил?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну конечно, Дима! Не волнуйся. Просто я увлёкся маленько шутками… Никто даже и не сомневается в твоей любви к Анечке. Хотя слова твои о любви действительно в последний год куда-то испарились… Поэтому Аня и стала допытываться, любишь ли ты её по-прежнему…
ДМИТРИЙ (успокоено). А-а, ну ладно… А то я уже подумал…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Индюк тоже думал…
ДМИТРИЙ (занятый мыслями о чём-то, рассеяно). Что – индюк?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да это я опять неумно пошутил…
ДМИТРИЙ (удовлетворённый объяснением отца, усмехается). Вот всё время ты шутишь, папа. Сделай хоть на день перекур…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Так ведь старый я уже… А старость – не радость, говорят… Ну я и сделал едва ли не последней своей радостью шутки… Пошутишь вот так – и сразу хоть какая-то радость на душе…
ДМИТРИЙ (Берёт собранный уже чемодан, решительно.) Ну всё, пора! Я поехал. Не скучайте тут без меня. И не ругайте меня сильно…

Целует жену, отца и быстро выходит из квартиры.

АННА (с горечью). Что же мне делать, Олег Павлович?.. Ведь мне уже пятьдесят пять… Кому я нужна?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (усмехается). А ему шестьдесят. И ты думаешь, он кому-то нужен?..
АННА. Значит, две старые клячи не разбредутся?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну какие же вы старые? Мне вон уже восемьдесят, а в душе – восемнадцать! (Смотрит на смеющуюся Анну, смущённо.) Ну пусть не восемнадцать… Пусть даже семьдесят восемь, всё равно я молодой!.. Болячки вот только что-то насели… А так я бы ещё и работал бы!
АННА. Так, значит, думаете, надо терпеть?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Надо, Анечка, надо… Вся наша жизнь – одно сплошное терпение. Нетерпеливые всегда плохо кончают…
АННА. Но ведь ясно же – у него любовница. И явно молодая…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Конечно, молодая! За это могу поручиться!
АННА. Вы что, знаете, кто у него?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да нет, не знаю. Но я знаю мужчин…
АННА. Что – все такие?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Почти… Поэтому, Анечка, не уходи от него. Или одна останешься, или обменяешь шило на мыло…
АННА (с отчаянием терпящего бедствие). Ну что ж вы, мужики, такие гуляки!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну, положим, и женщины бывают… Но мужики… Понимаешь, Анечка, когда мужчина переваливает за пятьдесят, он вдруг начинает понимать, что золотые-то годы уходят, и уходят безвозвратно…
АННА. Они у всех уходят, у женщин – тоже…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Но мужик – самец, Анечка! Ох какой самец!
АННА. А женщина – самка. Однако…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Вот-вот – однако!.. Разве женский гормон можно сравнить с мужским! Едва одну из трёх защекочет до потери разума… А вот мужской!..
АННА. А мужской что, другой?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (смеётся). Да это практически бешеный ёжик, который тебе засунули в трусы!
АННА. Кошмар… И что, так у всех?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну… говорю же, почти!..
АННА. Но я знаю немало мужчин, не изменяющих своим жёнам!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Терпят...
АННА. Ой какой ужас… Так вы все, выходит, бешеные ёжики… Сумасшедшие просто…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да нет, вполне нормальные… Это норма для мужчины. А после пятидесяти даже у самых терпеливых наступает обострение…
АННА. Как у мартовских котов?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Просто когда твой муж смотрит на молодую, он видит в ней тебя, ту самую юную девушку, в которую он когда-то безумно влюбился. А сейчас ты пенсионерка, и фигура уже, как бы это сказать, чтоб не обидеть… А ему вновь хочется испытать те ещё молодые чувства, с молодой…
АННА. Значит, правду говорят, седина в бороду – бес в ребро?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Правду… Но он любит тебя. Можешь быть уверена.
АННА. А вы-то почему так думаете? Читаете его мысли?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Так по себе знаю. Гулял как ветер в поле, направо и налево! В основном – налево… А любил только её… мою единственную и незабвенную…
АННА. Всё ещё не забудете её?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (вздыхает). Да разве можно забыть любовь?.. Пять лет уже, как скончалась, а кажется, пять минут назад ушла в магазин за хлебом и вот-вот вернётся… Да, Анечка, мужчина, по крайней мере, в душе, половой разбойник, это факт, но и любить никто на этой планете не может так, как любит мужчина…
АННА. Умеете вы успокаивать, Олег Павлович…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Это потому что я правду говорю. И ты это чувствуешь… Так что, жди Анечка. Терпеливо жди. Сейчас у него бес в ребре. Поверь, это ненадолго.
АННА. Думаете, перебесится?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Уверен. И любить ещё будет тебя так, как и в молодые-то годы не любил…
АННА. Значит, всё-таки терпеть...
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Терпеть, Анечка, терпеть и ждать…
АННА. А он снова убежит к молодой…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну что ж, значит, снова надо ждать… Такова доля женщины, которая не хочет потерять свою любовь…

В холле квартиры Дмитрия, Анны и Олега Павловича гаснет свет и тут же зажигается в холле квартиры Любаши и Ольги Ивановны.
Ольга Ивановна сидит за столом и что-то вяжет спицами. Любаша лежит на диване на спине, подложив под голову руку, и о чём-то сосредоточенно думает.

ОЛЬГА ИВАНОВНА. Что-то задерживается твой суженый-ряженый. Может, случилось что? Не дай бог, авария какая…
ЛЮБАША. Типун тебе на язык, мама! Как я буду дальше жить, если с ним что?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (после небольшой паузы, неуверенно). Любаша, а почему бы тебе не пойти на работу?..
ЛЮБАША (приподнимается на локте, с удивлением). Что-что? На работу? Я не ослышалась?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. На работу, доченька, на работу.
ЛЮБАША (откидывается на спину, с возмущением). Я что, похожа на идиотку? Он завалил меня деньгами, у меня на счёте миллионы! Он подарил нам с тобой эту шикарную квартиру! Да он на руках меня носит! Так на черта же мне работа! Какой от неё прок!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Говорят, из обезьяны человек получился…
ЛЮБАША (перебивает, грубо). Я не обезьяна, мама!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (мгновенно парирует). Так станешь… Говорят, если долго бездельничать, хвост может вырасти… Шерсть, опять же…
ЛЮБАША (поднимается, свешивает ноги с дивана, с возмущением, зло). Говорят, говорят! Поменьше слушай, что говорят! Смотри лучше, как люди живут! (Встаёт с дивана, начинает ходить по комнате, назидательно.) Вот кем я была до встречи с Димой, а? Рядовым бухгалтером! И жили мы с тобой вдвоём в одной комнате в зачуханном бараке, где одна кухня на пять семей и крысы бегают прямо по коридору!.. (Кривится, с отвращением.) Фу! До сих пор на рвоту тянет, как этот крысятник вспомню!.. А тут ещё и ты больная, на пенсии… А с моей зарплатой мы купили бы нормальное жильё лет через сто, да и то, если не пить, не есть, а только копить!.. А теперь! (Обводит руками всё вокруг.) Посмотри, какие хоромы! Какая мебель! Дорогой автомобиль! Одежда из бутиков! Да я и мечтать не смела об этом, сидючи в обнимку с калькулятором! (Ехидно.) Дебет-кредит, дебет-кредит! Чужие дебеты и кредиты считаю, а у самой в карманах – котёнку на ужин!.. (Ложится на диван, закладывает под голову руку.) Слава богу, год назад поумнела наконец-то, вспомнила, что природа меня не обделила красотой…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Красота, явление временное, Любаша. (Вздыхает.) Ой какое временное! Я ведь тоже была когда-то красивой… Но как быстро всё пролетело… А тебе уже тридцать…
ЛЮБАША. Вот поэтому я и заторопилась! И как видишь, правильно сделала.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Но он же бросит тебя. Шестьдесят лет… Возраст полового бешенства у мужиков…
ЛЮБАША (смеётся). Так это только повышает мои шансы!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну да, потянуло старичка на свеженькое… Но семья-то тут при чём?..
ЛЮБАША. Ну как – при чём? Он должен жениться на мне. Обещал.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ага, год назад… Запомни, если мужчина год не исполняет обещание, значит, не выполнит никогда…
ЛЮБАША. Значит, надо успеть выжать из него всё что возможно, а потом уж пусть бросает…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ты стала циничной и жестокой, доченька…
ЛЮБАША. Зато мы теперь не в бараке!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ох, не знаю, доченька, не знаю… В бараке бывает лучше, чем во дворце…

Звучит дверной звонок. Любаша бежит к двери, открывает её. Входит Дмитрий с чемоданчиком в руке, ставит его на пол. Некоторое время Дмитрий и Любаша прямо у входа бурно целуются и обнимаются.
Ольга Ивановна, поглядывая на них, вздыхает и с очевидным неодобрением покачивает головой.
Наконец, нацеловавшись и наобнимавшись, Дмитрий и Любаша направляются к Ольге Ивановне.

ДМИТРИЙ (целует Ольгу Ивановну в щёчку, вежливо, но игриво). Здравствуйте, дорогая тёща!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (недовольно). Свидетельство о браке предъявишь – буду тёщей…
ДМИТРИЙ. Ох, Ольга Ивановна, какой же вы консерватор! Любовь, Ольга Ивановна,  в свидетельствах не нуждается!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Так смотря какая любовь… Иная только со свидетельством…

Дмитрий и Любаша вновь начинают обниматься и целоваться.

(Встаёт, оставив вязание на столе, медленно уходит из холла, недовольно). Телячья нежность…
ДМИТРИЙ (расслышав только часть сказанного, отрывается от Любаши). Что – телячье?
ОЛЬГА ИВАНОВНА (на ходу). Да вот думаю, телячью отбивную тебе, что ли, сделать?..
ДМИТРИЙ. Ага, только рёбра не отбейте…

Ольга Ивановна заходит в одну из комнат.

ЛЮБАША (ведёт Дмитрия за руку к дивану, смотрит на него влюблёнными глазами, усаживает его рядом с собой). А ты не жалуешь мою маму, Димочка…
ДМИТРИЙ. С чего ты взяла?
ЛЮБАША (пытается смягчить, неуверенно). Ну… эти пикировки… Вроде и шутя, но как-то всё-таки зло…
ДМИТРИЙ. Просто ей не следовало бы указывать, когда мне идти под венец…
ЛЮБАША. Но ведь интересно же…
ДМИТРИЙ. Кому?
ЛЮБАША. Нам обеим. Прежде всего, мне…
ДМИТРИЙ. Ну тебе – ладно, а она-то тут при чём?
ЛЮБАША. Так мама же. Болеет за меня…
ДМИТРИЙ. Путь на стадион идёт болеть, а тут не хоккей!
ЛЮБАША (закрывает лицо ладонями, плачет). Значит, ты никогда на мне не женишься…
ДМИТРИЙ. Ну почему же – никогда? Скоро… Очень даже скоро…
ЛЮБАША. Год уже повторяешь – скоро, скоро, скоро… Мама говорит, если мужчина не сделал обещанное за год, то уже не сделает никогда…
ДМИТРИЙ. Опять мама! Я же не маму твою люблю, а тебя!
ЛЮБАША. Любишь меня – должен любить и маму!
ДМИТРИЙ. Ну как её любить! Она же вежливая язва!
ЛЮБАША (обиженно, с угрозой). Ну тогда у нас с тобой ничего не получится.
ДМИТРИЙ (смиренно). Ну что ж, значит, не получится…
ЛЮБАША (испуганно). Нет-нет, Димочка! Я пошутила! Конечно же, получится! Вот как приедешь домой, так прямо с порога и скажешь жене, что разводишься! Ведь скажешь же?..
ДМИТРИЙ (неуверенно). Ну-у… не знаю…
ЛЮБАША (с надеждой и укором). А кто же знает, Димочка, а?.. (Опять закрывает лицо руками, плачет.) Сколько мне ещё ждать?..
ДМИТРИЙ. Я думал, у нас любовь, а оказывается, вокзал ожидания…
ЛЮБАША (с тревогой). Нет, я, конечно же, тебя люблю, Димочка! Очень люблю! Но…
ДМИТРИЙ. Ну что – но? Что – но?
ЛЮБАША (плачет). Димочка, мне уже тридцать лет, и я хочу ребёночка…
ДМИТРИЙ. Ну давай смастерим! Долго, что ли?
ЛЮБАША. И я буду матерью-одиночкой, да?..
ДМИТРИЙ. Почему одиночкой? Я же регулярно приезжаю! И у тебя я, кстати, провожу больше времени, чем дома! У тебя два-три дня, а дома – день, даже, точнее – ночь!
ЛЮБАША (закрывает руками лицо, всхлипывает, размышляет вслух, сбивчиво, с паузами). Дома… дома… значит, дом там… А тут что?.. Да-а-а… Дома, видишь ли, только ночь… только ночь… ночь… (Спохватывается.) Послушай, Димочка, а что ты делаешь ночью с женой, а?..
ДМИТРИЙ (смущается, сбивчиво, с паузами). Ну-у… как… что?..
ЛЮБАША (возмущённо). Та-а-к!.. (Вскакивает, начинает метаться по комнате, взмахивает руками, со злостью). Значит, и со мной, и с ней, да?!..
ДМИТРИЙ (пытается оправдаться). Ну ты пойми, Любаша…
ЛЮБАША (возмущённо). Ничего не хочу понимать! Половой маньяк! Развратник! (Останавливается, изучающее смотрит на Дмитрия, с интересом.) И так вот весь год, да?!..
ДМИТРИЙ (растерянно разводит руками). Ну-у…
ЛЮБАША. О боже! За кого я замуж собиралась!
ДМИТРИЙ (спокойно). Ну не хочешь – не надо…
ЛЮБАША (мгновенно успокаивается, испуганно). Нет, Димочка, я хочу. Очень хочу! Но… разве так можно, а?..
ДМИТРИЙ. А как можно ещё?.. Мы прожили с ней тридцать пять лет. Понимаешь? Тридцать пять! Причём в любви и согласии!.. Я, кстати, с самого начала предупреждал тебя, что всегда любил её…
ЛЮБАША. И сейчас любишь?..
ДМИТРИЙ. Ой, Любаша, ну что ты мне сегодня, ни с того ни с сего, прямо-таки суд Линча устроила? Я, что ли, заслужил это? Повторяю, я буквально обо всём предупреждал тебя ещё год назад! А теперь ты вдруг…
ЛЮБАША. Просто я хочу, чтоб мы наконец поженились… Но если ты её всё ещё любишь…
ДМИТРИЙ. Ой не знаю… не знаю… Запутался… И ты знаешь, я в последнее время всё больше и больше понимаю, что всё-таки люблю её… Но и тебя я люблю тоже! И мне кажется, что тебя я люблю больше, чем её… (Оживляется, шутливо.) Слушай, а давай все вместе примем ислам, а?! И вы обе будете моими жёнами!
ЛЮБАША (язвительно). Ну да, при твоих половых способностях… Почему бы и нет?..
ДМИТРИЙ. Не язви, Любаша… Мне и так тяжело…
ЛЮБАША (с огорчением). А мне-то как тяжело… Вся эта неопределённость… целый год… Надо бы уже решить проблему… Как ты думаешь, Димочка, надо?..
ДМИТРИЙ. Да надо… Но я не знаю, как…
ЛЮБАША. Но тогда у нас получается неофициальный ислам…
ДМИТРИЙ (вздыхает). Получается… (Оживляется, с интересом.) Любаша, а скажи мне, вот если я вдруг умру, что ты будешь делать?..
ЛЮБАША. Что за мысли загробные какие-то? Ты что, собрался умирать?..
ДМИТРИЙ. Нет, конечно, но всё же хочу знать, что ты будешь делать, когда я умру…
ЛЮБАША. Да брось ты! Мне не нравится эта кладбищенская тема! Ты не умрёшь!
ДМИТРИЙ (раздумывая, с паузами). Ну речь даже не о внезапной смерти, хотя и она возможна… (Смотрит испытующе на Любашу.) Мне, между прочим, уже шестьдесят… А тебе – тридцать… Ты в два раза моложе…
ЛЮБАША (игриво). Ну и что, тебе, что ли, плохо, что я такая молодая?..
ДМИТРИЙ. Да нет, не плохо… пока…
ЛЮБАША. Ты что же, Димочка, разлюбил меня, что ли? Что это «пока» означает?.. Что любовь наша временная? Так?
ДМИТРИЙ. Всё в этой жизни временное… Сама жизнь даже…
ЛЮБАША (с тревогой). Да что это с тобой, Димочка! Ты уже все уши мне прожужжал разговорами о своей смерти! Заболел, что ли?..
ДМИТРИЙ. Нет, просто мужики умирают гораздо раньше, чем женщины… Намного раньше… Сейчас мужчина сколько у нас живёт в среднем?
ЛЮБАША. Не помню.
ДМИТРИЙ (задумчиво, с паузами). А я помню… Шестьдесят два года… А мне уже шестьдесят… Получается, я уже в зоне плей-офф… (С иронией.) Скоро объявят посадку на мой рейс, на вылет… Вот мне и интересно, что ты будешь делать, когда я улечу к праотцам…
ЛЮБАША (хмыкает). Интересно ему… Если интересно, написал бы завещание…
ДМИТРИЙ. А при чём тут завещание?
ЛЮБАША. Ну как – при чём? Со спокойной душой сел бы на рейс до погоста… А по прибытии доложил бы предкам, что любимую женщину оставил нажитой капитал стеречь…
ДМИТРИЙ (с удивлением). А Анне что стеречь?.. Нищету?..
ЛЮБАША (с раздражением). Ну ты же говорил, что разведёшься с ней! Что мы поженимся!
ДМИТРИЙ (задумчиво, с паузами). Ну поженимся… Ну напишу завещание… Только, сдаётся мне, после этого я тебе уже буду не нужен… И горевать по моей кончине ты не станешь… (Декламирует стихи, неспешно, задумчиво.)
Не верь слезам
Вдовы нестарой:
Младым годам
Быть может карой
Лишь бег времён!..
Коварен оный, –
Взойдя на трон,
Уходишь с трона:
Такая есть
За опыт плата –
Лет юных снесть
Навек утрату…
К сему она
Не плачет долго:
Забот полна
О вдовьем долге,
Слезам чтоб срок
На скорбном броде
Скорей истёк,
Вдова не против…
ЛЮБАША. Я буду долго плакать…
ДМИТРИЙ. По ненаписанному завещанию?..
ЛЮБАША (примирительно, с тревогой). Глупости говоришь… Нужно мне прямо твоё завещание… Из-за каких-то там тридцати магазинов ещё ссориться будем…
ДМИТРИЙ. А зачем тогда напоминаешь о нём? И не первый раз…
ЛЮБАША (стараясь отвлечь Дмитрия от опасной темы, успокоительно.) Ну ладно, Димочка, бог с ними, с женитьбой этой, с завещанием, и вообще – пошли спать. (С иронией.) Силёнки-то у тебя ещё остались?..
ДМИТРИЙ. Вот ты шутишь, Любаша, а мне не до шуток… Я, можно сказать, на распутье жизни…
ЛЮБАША (тянет Дмитрия к одной из дверей). Ну хорошо-хорошо, на распутье. Пошли уже, Илья Муромец…

Дмитрий и Любаша уходят в спальню, а из своей комнаты выходит Ольга Ивановна.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (садится за стол, берёт в руки вязание и начинает вязать, рассуждает вслух, делая паузы на короткие размышления, изредка вздыхает). Ох… ну что же с ней происходит-то, а?.. Не дело она придумала, ох не дело… Он в два раза старше… Мой ровесник… Ну какое тут будущее?.. Нет, конечно, если б любовь, тогда что ж… бывает… Но ведь нет же любви-то… ну никакой нет… Его тянет на молодое тело… А что там ещё любить?.. Ума-то – с напёрсток… Ну да, тело молодое. Но это ж как мясо: хорошее, пока свежее… А она?.. Вбила себе в голову, что счастье это деньги, и хоть ты тресни, ничего знать не хочет!.. Нет, денежки – оно, конечно, кто б отказался… Но любви-то у девки не будет… Ой не будет!.. А ему-то что?.. Да-а, жеребец – он и есть жеребец… Нет, мне в бараке было лучше…
ЛЮБАША (появляется из спальни, в руках у неё голубая мужская сорочка и красный галстук, перебивает). Ну и что ж тебе там нравилось? С крысами в коридоре здоровкаться?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (вздыхает). Ох… крысы тоже люди… Они тоже жить хотят… Ну и пусть себе… Мы друг другу не мешали…
ЛЮБАША (решительно). Так, мама, хватит тут философствовать, надо действовать! Под лежачий камень вода не течёт!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А что твой женишок? Уже закемарил?
ЛЮБАША. Так мужики ж после этого засыпают на лету!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Что-то вы быстро. Как кролики…
ЛЮБАША. Да с дороги он, устал, не до чего ему сейчас… Ну ладно, мама, я вот купила тут сорочку его размера и галстук.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Опять подменить?
ЛЮБАША. Ну да. Погладь сначала. (С возмущением.) Вот ведь стерва эта Аннушка! Меняла и зубную пасту, и щётку, и даже бритву! Нет, никакой реакции! Как ты думаешь, мама, она замечает, что он каждый раз приезжает домой с другими предметами личной гигиены, а? Ну не может же не замечать?!.. Она же женщина!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (уверенно). Конечно, замечает!
ЛЮБАША (с раздражением). Ну так а чего ж она тогда?!.. Нормальная женщина уже давно подала бы на развод! Не может же мужик за три дня израсходовать всю зубную пасту!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну… если б ел…
ЛЮБАША (грубо). Мама! Я серьёзно, а ты!.. (Уверенно, с надеждой, зло.) Ну ничего! Путь теперь не заметит! Сюда приехал в белой сорочке, а я ему взамен – голубую! Галстук был чёрный, а я ему – красный!.. Она просто ненормальная, если не увидит!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (вздыхает, с огорченьем). Она-то как раз нормальная. Потому что любит… и терпит ради любви… А вот ты, доченька…
ЛЮБАША (перебивает, грубо). А я ненормальная, да?!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (грустно). Ну ладно, Любаша, давай не ссориться. Нравится мне всё это или не нравится, я твоя мать, я тебя люблю, и если уже не суждено переубедить тебя, то мой долг поддерживать тебя во всём. Иначе совсем плохо будет…
ЛЮБАША (удовлетворённо). Ну это уже другое дело, мама. Я тебя тоже люблю. А всё, что я делаю, это ведь и для твоего благополучия.
ОЛЬГА. По другому я представляла себе благополучие… Ну да ладно, что ж теперь… Значит, погладить, да?
ЛЮБАША. Да. (Смотрит на стену, за которой находится квартира Анны, с угрозой.) А она… путь только не подаст на развод! Я её отравлю!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (резко). А вот тут я тебе не помощница. Более того, если только посмеешь, я тебе больше не мать! Поняла?!
ЛЮБАША. Да ладно, мама. Я же пошутила…

В холле Любаши и Ольги Ивановны гаснет свет и зажигается в холле Дмитрия, Анны и Олега Павловича.
Олег Павлович сидит в кресле и читает книгу.

АННА (выходит из спальни). Всё, заснул.
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А дело своё сделал?..
АННА (вздыхает, с огорчением). Сделал…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Гигант секса! На два фронта пашет – и хоть бы что!..
АННА. Просто этим он пытается доказать мне, что любовницы на стороне у него нет. Дескать, разве бы я смог и тут и там… без отдыха…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А ты заметила, в каких сорочке и галстуке он приехал?
АННА. Да конечно! Она уже, кажется, из кожи лезет, чтоб я зафиксировала, наконец, весь этот стриптиз…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. И явно злится, что реакции никакой.
АННА. Да пусть злится. А я, знаете, Олег Павлович, я почему-то совершенно спокойна. Только на душе как-то пусто… и очень тоскливо… Не я буду решать эту дилемму. Пусть он сам… Я его люблю, несмотря ни на что, а он… В конце концов, правильно говорят, насильно мил не будешь…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да, любовь и насилие несовместимы. А вот терпение… без него в любви никак… И я рад, Анечка, что ты так мудра.
АННА. Так люблю потому что…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (после небольшой паузы). А ты знаешь, я ведь пригласил к нам его генерального директора. Хоть сейчас уже и поздний вечер, он охотно согласился, и вот-вот будет здесь.
АННА. А зачем вы его пригласили?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Во-первых, снять последние сомнения. А во-вторых, дать пищу для размышлений генеральному: они ведь с Дмитрием друзья, и Димка обязательно, и очень скоро, попадёт под пресс нелицеприятных вопросов друга.
АННА. Да зачем всё это, Олег Павлович? Разве этим делу поможешь?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Поможешь-поможешь! Ещё как поможешь! Этим я спровоцирую его на активные действия. Он поймёт, что дальше так продолжаться не может, и вынужден будет, в конце концов, сделать какой-то выбор: или остаться с тобой, или уже уйти к ней.
АННА (неуверенно). Ну… не знаю, Олег Павлович…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (решительно). Зато я знаю! Хоть через друга вставлю этому развращенцу хорошую дыню куда положено!.. Но ты во время нашего разговора лучше помалкивай, а то испортишь всё. Поняла?
АННА. Да понять-то поняла. Но зачем всё это?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Говорю же, этим я ускорю развязку. Там ведь молоденькая лошадка! Годы пройдут ещё, Анечка, пока нагуляется разбойник! Но ты же заметила, он явно боится, что всё раскроется?..
АННА. Ну да, заметила… Ну ладно… Давайте попробуем…

Раздаётся дверной звонок. Анна быстро бежит к двери, опасаясь, что звонок разбудит Дмитрия. Открывает дверь.

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (появляется в квартире, целует в щёчку Анну). Здравствуй, Анечка! (Проходит к Олегу Павловичу.) О-о! Олег Павлович! Очень приятно! Давно не общались, поэтому уж и голос ваш стал забывать. Не узнал, когда вы позвонили. Чем обязан?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да вот хочу у тебя кое о чём поспрашивать. И поговорить надо…
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. Спрашивайте, Олег Павлович. Рад буду ответить на любые ваши вопросы.
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А скажи-ка мне, дружочек, Димка часто устраивает проверки своих магазинов?
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (усмехается). Часто? Да я его уже год не видел! Он не то что в магазинах, в офисе-то не появляется! Хорошо, я его лучший друг, другой давно уже пустил бы всё на самотёк. А я управляю хозяйством как положено!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Говори, пожалуйста, потише.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. А что такое?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Димка спит.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (с удивлением). Спит? Так время же детское! (Смотрит на наручные часы.) Вот, двадцать два часа! Чего это он так рано притомился!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с иронией). Из командировки человек только что вернулся… Почивать изволит в полной истоме от трудов праведных… Магазинов-то аж тридцать штук! И все надо проверить!..
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (с удивлением). Какие магазины, Олег Павлович! Говорю же, ни в одном магазине, и даже в офисе, его не было уже год!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (смотрит на Анну). Ну что, Аня, сомнения ещё есть?..
АННА. Нет, конечно…
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. В чём сомнения, Олег Павлович?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. В том, что Димка регулярно ездит к любовнице…
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (задумавшись). Та-а-к… И насколько регулярно?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Сутки дома, двое-трое – там… У любовницы, естественно… И так уже год…
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (размышляя вслух, с удивлением). Вот почему год уже он не появляется у нас… Похоже… похоже… Да, Олег Павлович, вы, кажется, правы… Хотите, я с ним поговорю?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Так для этого я и пригласил тебя. Задай ему прямые вопросы. Скажи, что тебе точно известно о его загулах. И посоветуй взяться наконец за ум. Только не говори, что узнал обо всём этом от меня. Хорошо?
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. Да, я всё понял, Олег Павлович. Вы хотите припугнуть его. Но так, чтоб он не почуял, что вы в курсе…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да просто он до сих пор думает, что Аня и я ни о чём не догадываемся, что верим в его лапшу о командировках. Вот твоя задача дать ему понять, что об этом уже посторонние люди говорят. Понимаешь?
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР. Да-да, я всё понял! Вы молодец, Олег Павлович, чем просто разговаривать, лучше сообщить, что все уже знают о его загулах!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ты всё правильно понял. Ну давай, действуй! Только, повторяю, осторожно.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР (встаёт, жмёт руку Олегу Павловичу, целует в щёчку Анну). Хорошо, Олег Павлович. До свидания.

Генеральный директор выходит из квартиры. В холле квартиры Дмитрия, Анны и Олега Павловича гаснет свет и тут же зажигается в холле квартиры Любаши и Ольги Ивановны.
Ольга Ивановна, как всегда, сидит за столом и вяжет. Любаша сидит на диване. Дмитрий быстро и нервно ходит по холлу, раздражённо размахивает руками.

ДМИТРИЙ. Уже весь город буквально гудит! Любаша, ты кому-нибудь о наших отношениях рассказывала?
ЛЮБАША. Да нет, конечно! Это же только навредило бы и тебе и мне! Я что, дура? Ведь одно дело цивилизованный развод, и совсем другое – развод по причине твоей измены! Это в конечном итоге ударило бы и по моему авторитету! На меня пеняли бы как на разлучницу…
ДМИТРИЙ. Хорошо, что ты это понимаешь, Любаша. (Поворачивается к Ольге Ивановне, пристально и долго смотрит на неё.)
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ты что, электродрель, что ли? Меня-то чего сверлишь? Аль подозреваешь в чём?..
ДМИТРИЙ. Ну а кто ещё мог?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А что, больше некому?
ДМИТРИЙ. Конечно! Любаше просто не выгодно трезвонить об этом. А жена и отец даже не подозревают ничего!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А ты в этом уверен?
ДМИТРИЙ. Абсолютно! Они думают, что я езжу в командировки! У меня тридцать магазинов! Их же надо проверять! И они это понимают!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Дима, а ты заметил, какой у тебя был галстук, когда ты вернулся домой?
ДМИТРИЙ. Что значит – какой?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Цвет какой у галстука был?..
ЛЮБАША (перебивает, резко). Мама! Ну что ты делаешь! Чего ты вообще вмешиваешься! Какое твоё дело, что за галстук был у него!
ДМИТРИЙ. Минуточку! Я вспомнил! Сюда я приехал в чёрном, а домой – уже в красном!.. Та-а-к! (Смотрит поочерёдно на Любашу и на Ольгу Ивановну, угрожающе.) Кто подменил?!.. А?! Я спрашиваю, кто подменил?!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Сам должен был смотреть. Тебе голову подменят – не заметишь!..
ДМИТРИЙ (раздражённо). Ну, в принципе, какая разница, кто подменил?! Раз вы, Ольга Ивановна, знаете о подмене, то вы, значит, с Любашей заодно!
ЛЮБАША (обиженно). Что значит – заодно? Ты, Димочка, так говоришь, как будто мы с мамой бандиты-подельники! И строим против тебя какие-то страшные козни!
ДМИТРИЙ. А что, разве – нет?!.. Вы специально подменили мне галстук, причём неброский чёрный – на кричащий красный! Чтоб жена увидела это!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. А ещё – сорочку…
ЛЮБАША. Мама! Прекрати сейчас же!
ДМИТРИЙ. Что – сорочку?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Белую на голубую…
ЛЮБАША. Мама! Ты мне друг или враг?!..
ДМИТРИЙ (не обращает внимания на выкрики Любаши, Ольге Ивановне). Тоже подменили, что ли?!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну ты гляди, и полчаса не прошло, а он уже догадался… И зубную пасту меняли, и зубную щётку, и бритву… И не раз… Но он всё-таки, несмотря ни на что, допетрил… И быстро-то как…
ЛЮБАША (обессиленная садится на диван, закрывает лицо ладонями, стонет). Мама… ты всё испортила… ты всё разрушила…
ДМИТРИЙ (подходит к дивану, садится на него, охватывает голову руками, задумывается, медленно, с паузами, во время которых о чём-то думает). О боже!.. О боже… Значит, Аня всё давно видела и понимала… И терпела…
ЛЮБАША (поворачивается к Дмитрию, решительно). Димочка, ну я же люблю тебя! Разве ты в этом сомневаешься? А за любовь ведь надо бороться!
ДМИТРИЙ. Но не такими зверскими методами, Любаша… Любовь злом не завоюешь…
ЛЮБАША (вскрикивает). Ну какое зло! Какое зло! Я же люблю тебя! Разве любовь к тебе – это зло?!..
ДМИТРИЙ. Но ты нанесла травму Ане… А она этого не заслуживает… Я же говорил тебе, что любил её… Вот почему так труден мой выбор между ней и тобой… (Задумывается на несколько мгновений.) Неужели она стала всем рассказывать?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (Дмитрию). Не суетись, Димка. Аня вряд ли вынесла сор из избы. Мы же хотели только подтолкнуть её решиться на развод, а не орать на весь белый свет: помогите, мужа спёрли!..
ЛЮБАША (с надеждой). А правда, Дима, разве твоя Аня могла растрезвонить всем о твоей измене?..
ДМИТРИЙ (думает несколько секунд, выпрямляется, с удивлением). А ведь действительно не могла... Ну да! Конечно! Не тот она человек!.. Я знаю её тридцать пять лет!..
ЛЮБАША (с надеждой). Ну вот! Значит, это не она ввела в ступор общественность! Значит, кто-то другой! Из чего можно сделать вывод, что она никаких этих подмен просто не заметила! А ты переживаешь…
ДМИТРИЙ. Не-е-т, уверен, она всё уже давно поняла… (Размышляет несколько мгновений.) Просто не она подняла всю эту бучу… Вот и всё… (Смотрит на Любашу, с удивлением.) А ты ведь глупа, Любаша…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. И это наконец-то заметил…
ДМИТРИЙ. Да, кажется, заметил…
ЛЮБАША (с обидой, с тревогой). Я не глупа, Дима! Я начитана! И вообще… Искусством, например, интересуюсь…
ДМИТРИЙ (усмехается). Интересуешься?.. (Думает мгновение.) А почему ты всегда отказывалась сходить со мной в театр?..
ЛЮБАША. О-о-й, театр! Тоже мне, искусство! Бегают по сцене какие-то странные люди, всё время кричат и кривляются! Чего там хорошего!
ДМИТРИЙ (раздумывает, медленно, с паузами). Значит, театр тебе не интересен… Понятно… понятно… (Оживляется, язвительно.) А вот в стриптизбар, причём в мужской, ты затаскивала меня не раз…
ЛЮБАША (искренне). Так там же интересней чем в театре в сто раз!
ДМИТРИЙ (язвительно). Но ведь там тоже кривляются… Я бы даже сказал, извиваются как гадюки, всем телом…
ЛЮБАША. Так тело-то какое! Мужское! Молодое! Энергичное!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (бурчит, тихо). Ох, правда, дура… А говорит, я всё испортила…
ДМИТРИЙ (задумчиво, с паузами). Ну да, мужское… молодое…
ЛЮБАША (спохватывается, догадавшись, что у Дмитрия-то тело давно уже немолодое, растерянно, с испугом). Ой, Димочка, я не то хотела сказать! Ну… нравится же некоторым женщинам молодое мужское тело!.. А мне нравится только твоё, Димочка! Только твоё!..
ДМИТРИЙ (усмехается, язвительно). Шестидесятилетнее…
ЛЮБАША (пытаясь отвлечь от своего промаха, недовольно). Вот ты, Димочка, на меня обижаешься, а сам даже и не вспомнил, что сегодня-то ведь восьмое марта!..
ДМИТРИЙ (вскакивает, виновато). Ой, а правда! Извини, Любаша! (Поворачивается к Ольге Ивановне.) Извините, Ольга Ивановна! Ну какой же я!.. Виноват! Виноват… Ну я сейчас сбегаю в маркет, куплю вам подарки!
ЛЮБАША (тоном обиженного победителя). Да нет уж, Димочка, не надо… Тебе ведь уже пора уезжать. Три дня дома-то не был… Ты вот лучше возьми с собой наш подарок твоей Ане. (Достаёт из холодильника большой торт, протягивает его Дмитрию.) К тому же, купить ей ты уже всё равно ничего не успеешь, уже поздний вечер. Так что, хоть жене-то что-то подаришь. Не говори только, что это от нас. Пусть думает, что это ты такой галантный…
ДМИТРИЙ. Да, пожалуй… Уже поздно. И ехать пора… Ну спасибо, выручили: хоть не будет болеть голова о подарке жене…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (усмехается, язвительно). Год не болела, а тут вдруг… Приступ мигрени, может, просто?..
ДМИТРИЙ (с возмущением). Ольга Ивановна, ну вот почему вы такая зловредная, а? Я ведь искренне люблю вашу Любашу, а вы как будто враг нашей любви!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (хмыкает). Хм, враг… Мало кто знает, где его истинный враг… (Усмехается.) Кстати, как там сказал классик о любви? (Поднимает вверх указательный палец, декламирует, назидательно.) Странная эта штука – любовь, когда она ещё не видела его чековой книжки, а он её – в папильотках…
ДМИТРИЙ (смеётся). Так видела же! Целый деньгопад с мой книжки на свою видела! (Игриво.) А я её – не только в папильотках…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (хмыкает). Любовь у вас какая-то чеково-стрипризная…

В холле квартиры Любаши и Ольги Ивановны гаснет свет и тут же загорается в холле квартиры Дмитрия, Анны и Олега Павловича.
Олег Павлович сидит в кресле и читает книгу. Анна беспокойно прохаживается по комнате, периодически поглядывая на часы, висящие на стене.

ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну что ты так переживаешь, Анечка?
АННА. Больше трёх дней он не задерживался там никогда… Полночь уже, а он…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (усмехается). Уж полночь, а Германа всё нет…
АННА. Мне не до шуток, Олег Павлович. Вдруг случилось что? Или уже ушёл окончательно, а?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да нет, Анечка! Генеральный сказал мне, что пригласил его в офис и поговорил с ним, а после разговора Димка выскочил из кабинета генерального прямо-таки с квадратными глазами! Испуган был ну просто дико!
АННА. Ну и о чём это говорит?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А о том, что если испуган, значит, ему не наплевать на отношения с тобой.

Раздаётся звонок в дверь. Анна открывает дверь. Входит Дмитрий, целует в щёчку Анну, здоровается с отцом.

АННА. Что-то ты позже, чем обычно.
ДМИТРИЙ. Так сегодня же восьмое марта! Подарок вот выбирал… (Целует жену в щёчку.) Анечка, я поздравляю тебя с женским днём! (Протягивает жене торт, Анна принимает его.) Желаю тебе… (запинается) ну… чего обычно желают любимым жёнам…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (хмыкает). Любимым…
ДМИТРИЙ (со злостью). Пап, а в городской библиотеке осталась хоть одна книга, которую ты ещё не прочитал?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Одна как раз осталась…
ДМИТРИЙ (с раздражением). Так дуй скорее туда! И читай, читай, читай! А мне, пожалуйста, позволь уж как-нибудь самому разобраться, кто любимый, а кто нелюбимый!.. Ладно?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Не злись, сынок. Сам дрова ломаешь, а бочку катишь на меня…
АННА (ставит торт в холодильник, умиротворяющее). Ну зачем вы ссоритесь? И о чём? Кто любимый, а кто не любимый? Так я Димочку люблю. И он, кажется, любит меня…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Когда кажется, крестятся…
ДМИТРИЙ (смотрит в сторону Олега Павловича, резко). Да, люблю! А кто в этом сомневается, может идти в библиотеку!.. И крестится там!.. На свои любимые книжки!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (спокойно). А чего ты такой нервный стал, Дима?..
ДМИТРИЙ. А чего ты меня всё время подкалываешь, папа?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Так я ж всего-то подумал вслух, жена у тебя любимая, или как?..
ДМИТРИЙ (раздражённо). Ну вот, опять подколол! (Копирует слова отца, язвительно.) «Или как?..»
АННА (успокаивающе). Ну ты действительно нервничаешь, Димочка, и совершенно беспричинно…
ДМИТРИЙ (смотрит на Анну, с надеждой). Думаешь, беспричинно?..
АННА. Абсолютно!
ДМИТРИЙ (задумывается, обходит по кругу Анну, оглядывает её со всех сторон, останавливается перед ней, смотрит испытующе ей в глаза, осторожно, неуверенно, с паузами). Анечка, а скажи мне… только честно… абсолютно честно…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (перебивает). А что, бывает неабсолютная честность?..
ДМИТРИЙ (раздражённо-обиженно). Пап, ну сходи в библиотеку, а?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ладно, вот дочитаю, и схожу… (Читает книжку.)
ДМИТРИЙ (Анне, осторожно). Аня, скажи, а ты не думаешь, что я тебе изменяю?..
АННА (уверенно). Нет, конечно!
ДМИТРИЙ (с сомнением). Правда, не думаешь?
АННА. Ну говорю же, не думаю!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (ехидно, с растяжкой). Ой, как интере-е-сно!..
ДМИТРИЙ (с отчаянием). Ну ты же обещал, папа!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да просто жизнь бывает интересней любого детектива... Такой сюжет закрутит иногда, ни один писатель не додумается!..
ДМИТРИЙ (подходит к отцу, садится в соседнее кресло, несколько секунд внимательно и испытующе смотрит на него). А может, это твоих рук дело, а?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну говорю же, жизнь интересней! Вот уже сын отцу «дело» шьёт…
ДМИТРИЙ. А что ты занервничал, папа? Какое «дело»? На воре шапка горит, да?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (серьёзно). Так на тебе-то тоже горит, сынок… Выходит, мы оба с тобой воры?.. И что же такое, а главное, у кого, мы с тобой украли, а? Как ты думаешь?..
ДМИТРИЙ (опускает голову, задумывается на мгновение, обречённо, вяло). Так это ты, значит, выпустил дым из трубы?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (спокойно, с мягкой иронией). Когда печь топится, дым должен в трубу уходить, сынок. А если в дом – все угорят ведь… Так что, не растапливай печь, если не уверен, что это тебе нужно… (Анне.) Ладно, Анечка, иди спать. Пусть этот пень посидит тут, подумает, куда дым-то идёт… И я тоже пойду. Поздно уже…

Олег Павлович и Анна уходят, каждый в свою комнату, спать.
Дмитрий остаётся один.

ДМИТРИЙ (садится за стол, кладёт локти на стол, охватывает ладонями голову, задумчиво, делая паузы на короткие размышления, с горечью). Ох, что же я натворил… что же натворил… Ну конечно, она обо всём давно догадывается… И молчит… Терпит… Мудрая женщина… А я дурак… Конечно, с молодой приятно, чего там говорить… Но надо же и меру знать… Вон отец, гульнул чуток – и опять с мамой… Чуть погодя, ещё разок проветрил чресла, и снова – к маме… Тоже мудрый… Меру знал… А я дурак… Меры не знаю… (Оглядывается вокруг, смотрит на холодильник.) Сегодня ж восьмое марта… Надо бы как-то отметить… Вот плохо, я непьющий: напился бы сейчас с горя! До белых чёртиков… Да и в одиночку кто ж пьёт… алкаши только… (Спохватывается.) О! А торт! Аня не стала… А я наемся… назло всем… (Идёт к холодильнику, достаёт и ставит торт на стол, берёт нож, ложку, разрезает торт, начинает есть, морщится.) Фу, какая гадость! А детям нравится… сладкое… И чего в этой сладости хорошего?.. А жизнь вот горькая… Ой какая горькая!.. (Еще кладёт ложкой кусочек торта в рот, опять морщится.) Нет, определённо, дрянь какая-то… ну разве можно столько сладости?.. бедные дети… но с другой стороны, отвлекает от мыслей тяжких… может, поэтому люди на праздники торты покупают?.. (Зачерпывает ложкой ещё кусочек торта и кладёт в рот.) Ну ладно, ещё ложечку, и всё… сладким отвлекусь от горького… Хотя, какая разница? Говорят же: сладким будешь – расклюют, горьким будешь – расплюют… Один конец… (Сидит несколько секунд молча и неподвижно, вдруг выпрямляется, прикладывает ладонь ко лбу, с тревогой.) Ой, что-то мне нехорошо… лоб холодный… и пот холодный выступил… ой как плохо… (Встаёт, с трудом идёт к двери комнаты, в которую несколько минут назад вошла Анна.) Надо Ане сказать…

Дмитрий открывает дверь комнаты, с грохотом падает в комнату, из двери торчат только его ноги. Слышатся крики Анны «что случилось?», «что с тобой, Димочка?», через несколько секунд Анна в пижаме выбегает из комнаты, стучит в дверь комнаты Олега Павловича, который выходит тоже в пижаме, видит торчащие из двери ноги Дмитрия и быстро заходит в комнату Анны, через несколько мгновений они оба выходят в холл.

АННА (кричит, с отчаянием). Что с ним, Олег Павлович?!.. Скорую надо срочно!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с трудом и дрожью в голосе выдавливает из себя слова). Не надо скорую, Анечка… Моего сына и твоего мужа больше нет… Он умер…

В холле квартиры Дмитрия, Анны и Олега Павловича гаснет свет.

2 действие.

Помещение морга, размером на всю сцену. Окон нет. Есть одна дверь, которая находится в передней части левой стены морга. Дверь закрыта.
Вдоль левой и вдоль правой стен морга стоят простые деревянные лавочки, на которых могут уместиться по два-три человека. Наверное, это лавочки, на которые присаживаются в случае ухудшения самочувствия родственники умерших, пришедшие сюда для опознания покойников, что иногда в моргах происходит.
Вдоль всей сцены, в углублении, примерно за полтора метра до дальней стены, стоят боковыми сторонами в сторону зрительного зала три типовых стола, на которых обычно лежат в морге покойники. Столы расположены гуськом, с интервалом в метр-полтора, на них лежат три покойника. Дмитрий – в середине. Все покойники накрыты белыми простынями, но для удобства действия в простынях проделаны отверстия для голов покойников и их рук. Пока покойники лежат, их головы и руки из отверстий простыней не торчат, покойники полностью укрыты простынями.
Стразу за рядом столов для покойников, в глубине сцены – затемнение, так что дальнюю стену не видно.
В помещении сверху по центру, с потолка, свисает достаточно длинная и широкая белая табличка, для того чтобы даже с самых дальних рядов зрителям хорошо было видно, что на ней прописными чёрными буквами написано МОРГ.

Дверь морга с шумом открывается, в морг врывается разъярённая Любаша, за которой решительно и быстро следует мужчина средних лет, судя по попыткам которого остановить и выпроводить на улицу непрошенную гражданку, а также по надписи «Охрана» на его форменной куртке, можно понять, что это охранник морга. Вслед за Любашей и охранником в морг неуверенно входит и Ольга Ивановна.

ОХРАННИК (быстро идет вслед за Любашей, решительно). Гражданка! Гражданка! Остановитесь немедленно! Сюда не положено!
ЛЮБАША (резко останавливается, так что охранник морга от неожиданности натыкается на неё, грубо). Ну что тебе ещё не понятно! Здесь лежит мой муж! И я, как законная жена, хочу лично убедиться, что он, не дай бог, (крестится) умер!..
ОХРАННИК (с удивлением). Пока ещё живых тут не прописывали… (Решительно.) Так что, гражданка, будьте добры очистить помещение!
ЛЮБАША (решительно достаёт из сумочки поллитровую бутылку водки, суёт её растерявшемуся от её резких движений охраннику). На! Подавись!
ОХРАННИК (мгновение не может прийти в себя от неожиданно завершившейся погони, наконец, приходит в сознание, слегка растерянно). А-а… ну это другое дело… Только вы тут не долго, гражданка… Ладно?
ЛЮБАША (двигаясь к столам, грубо). Да вали ты! Иди водку жри! А то отниму!
ОХРАННИК (испуганно). Нет-нет, это я так… Извините… (Поспешно, с прижатой к груди бутылкой, поворачивается к выходу и начинает движение, но тут же, неожиданно для себя, натыкается на Ольгу Ивановну, испуганно). О! А вы тут на каких основаниях?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (показывает на бутылку водки). А мы вскладчину…
ОХРАННИК (с сомнением и изучающе смотрит сначала на бутылку, затем – на Ольгу Ивановну, недовольно и решительно). На такой тариф я не согласен!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (ухватывается за бутылку, некоторое время и Ольга Ивановна, и охранник держатся оба за бутылку, и каждый тянет её в свою сторону). Что ж, отдай тогда!..
ОХРАННИК (выхватывает бутылку, поспешно, недовольно). Ну ладно, сегодня льготный тариф!.. (Быстро удаляется из морга, прикрыв за собой дверь.)
ЛЮБАША (подходит к покойнику, лежащему на крайнем слева столе, приоткрывает простыню над его головой, отпрянув, с отвращением). Фу! Алкоголичка какая-то! Вся синяя… (Озирается, нерешительно.) Ну, наверное, справа… (Подходит к крайнему справа покойнику, отворачивает с головы простыню.) Молодой-то какой… Ну вылитый наркоман… Ну да, исколот весь… (Смотрит на средний стол.) Должно быть, здесь… (Отворачивает простыню, опускается на колени у головы покойника, издаёт воющие рыдания.) Ой Димочка, мой родимый! На кого ж ты меня оставил!.. Я же люблю тебя больше жизни!.. Как я теперь буду без тебя?!.. Я теперь тоже умру!..
ДМИТРИЙ (в середине причитаний Любаши приподнимается так, что оказывается в сидячем положении, в отверстии простыни для головы появляется, естественно, голова, а в отверстиях для рук – руки, смотрит на Любашу, недовольно). С голоду, что ли?.. Я ж тебя нафаршировал миллионами, как утку яблоками!..
ЛЮБАША (не видит и не слышит Дмитрия, причитает, стоя на коленях и воздевая руки к Дмитрию). Ой, родной мой! Я же никого так не любила, как тебя!
ДМИТРИЙ (смотрит на Любашу, чешет темечко). Ну да, конкурс чековых книжек выиграл я…
ЛЮБАША (не видит и не слышит Дмитрия, рыдает). Прости меня, стерву проклятую, Димочка! Я ведь хотела отравить эту ненавистную соперницу мою, а торт съел, оказывается, ты!.. Я же не знала, что так случится! Ты же не любишь сладкое!
ОЛЬГА ИВАНОВНА (остановившись левее Любаши, у ног Дмитрия, с сожалением). И меня прости, Дима, я не догадалась о её намерении…
ДМИТРИЙ (воздевает руки к небу, в ужасе вскрикивает). О боже, спаси и сохрани! Помоги мне, всемилостивейший!..

Рядом со столом Дмитрия, с противоположной, обращённой к дальней затемнённой стене, стороны стола, из темноты, тут же выступает на свет седовласый мужчина в белом балахоне до пят и со светящимся нимбом над головой. В руках у него крест. Это Бог.

БОГ. Ты звал меня, сын мой?..
ДМИТРИЙ (оборачивается назад, оторопело смотрит на Бога, растерянно, с паузами). Не понял… Ты… кто?..
БОГ (проходит между столами на сторону основного действия, Дмитрий в шоке сопровождает его перемещение поворотом головы). Ну так, Бог же... Ты ведь звал меня… Спасти и сохранить просил…
ДМИТРИЙ (встаёт со стола, обходит вокруг Бога, осматривает его с интересом, растерянно, с паузами). Погоди-погоди, какой Бог?.. Бога же никто и никогда не видел! Хотя все говорят, что он есть... (С удивлением.) И ты хочешь сказать, что я первый человек на земле, который увидел Бога?..
БОГ. Ну почему же, первый. Уже многие видели…
ДМИТРИЙ. Не-е-т, минуточку! Я человек грамотный! Книжки читаю! В театр, опять же, хожу!.. (Оборачивается на Любашу, язвительно.) В отличие от некоторых… Но ни разу никто и нигде не заикнулся даже, что видел бога живьем!..
БОГ (обиженно). Что значит – живьём?..
ДМИТРИЙ (виновато). Ох, прости, если обидел!

В течение всего разговора Бога с Дмитрием Любаша продолжает что-то несвязно бормотать и вскрикивать, то воздевая руки к небу, то заламывая их на груди, и глядеть на то место, где только что лежал Дмитрий, совершенно не замечая Бога и двигающегося как живого Дмитрия.
Ольга Ивановна стоит в небольшом отдалении от Любаши, тоже смотрит на то место, где  только что лежал Дмитрий, думая, что видит его тело, и периодически подносит платочек к глазам. Стоящего рядом с Богом и разговаривающего с ним Дмитрия она тоже не видит. Тело покойника, остающееся на столе и видимое Любашей и её матерью, можно считать виртуальным, а можно обозначить чем-нибудь продолговатым, по длине и ширине реального тела, и полностью накрыть его простынёй.

БОГ. Да ладно, ничего. Я не обижаюсь. Все поначалу тоже удивляются… и не верят… Ты же новичок…
ДМИТРИЙ (с удивлением, неуверенно). Нет, ну я всё-таки не понял: ты Бог… или не Бог?..
БОГ (с некоторым неудовольствием). Ну конечно, Бог! Ты всё-таки туповат, Дмитрий. Мог бы уже и догадаться, почему ты меня сейчас видишь… В «Что? Где? Когда?» таких не берут…
ДМИТРИЙ (соглашается). Ну это само собой… Ольга Ивановна тоже намекала… (С удивлением.) Но почему же я тебя сейчас вижу, а раньше не видел? Не врублюсь что-то…
БОГ. Тупой всё-таки… Вот почему ты целый год не мог понять, что (показывает на Любашу) вот этой дамочке от тебя нужны только деньги, и ничего более…
ДМИТРИЙ (с удивлением). У-у, ты и это знаешь?.. Похоже, что Бог… Ну а почему же тогда…
БОГ (перебивает). Поскольку случай клинический, объясняю: ты меня видишь сейчас потому, что ты – это не ты…
ДМИТРИЙ (ощупывает своё тело, осматривает его внимательно, перебивает, растерянно). Да вот же он я! Как это я – не я?..
БОГ. Да-а… Таких мне ещё не попадалось…
ДМИТРИЙ (возмущённо). Нет, ты мне всё же объясни, как это…
БОГ (перебивает). Просто твоё тело лежит вон там, на столе. Ты ведь умер. А в таком виде ты теперь, потому что…
ДМИТРИЙ (перебивает, ошарашено, со страхом). Так я у-умер?!..

На столе, слева от стола Дмитрия, ещё до его последних слов, приподнимается и садится, свесив ноги со стола, женщина. Её слегка синеватого цвета голова появляется в проёме простыни для головы, а руки, соответственно – в проёмах для рук. Это Людмила.

ЛЮДМИЛА (услышав громкое удивление Дмитрия тем, что он умер, возмущённо). О Боже мой, да тресни ты его крестом по башке! Может, поумнеет!..
БОГ (недовольно). А тебе слова не давали, Людмила! Лежи пока, отдыхай…
ЛЮДМИЛА (виновато). Прости, меня, Боже. Но впереди же один сплошной отдых! Дай хоть последние-то сорок дней почирикать…
БОГ. Ну ладно. Только не вмешивайся пока… (Дмитрию.) В общем, ты, Дмитрий…
ДМИТРИЙ (вращая со страхом головой то в сторону Бога, то в сторону Людмилы, наконец осеняется догадкой, перебивает, оживлённо). А-а! Понял! Сорок дней!.. Ну да! Я – это действительно не я! Душа ведь живёт ещё сорок дней, после того как!.. Значит, выходит, я душа вот этого (показывает на стол, на котором он только что лежал) идиота?!..

На столе, крайнем справа, за секунды до последних слов Дмитрия приподнимается с также появившимися в проёмах простыни головой и с синими точками от множества уколов на внутренних изгибах локтей руками совсем молодой мужчина, свешивает со стола ноги. Это Виктор.

ВИКТОР (перебивает, недовольно). Дошло наконец-то… Хоть и идиот, действительно… (К Людмиле и Дмитрию.) Ребята, я как-никак отошёл в лучший мир от наркотиков, будь они неладны… Сил нету никаких даже в душе… Вы не могли бы как-нибудь потише?.. (Укладывается на стол.) А я ещё хоть чуть-чуть… Тридцать девять дней-то хватит поболтать ещё, а?..
ЛЮДМИЛА. Да тебе-то хватит… Спи уже…
ДМИТРИЙ (Людмиле, с интересом). А как его зовут?
ЛЮДМИЛА. Да Витька!.. Совсем молодой. Чуть больше двадцати… Передозировка…
ДМИТРИЙ. А-а, понятно… А ты-то как сюда?..
ЛЮДМИЛА. Муж бросил с двумя детьми в нищете и нужде… Дёрнул к богатенькой, гад… Запила с горя… А женский алкоголизм не излечим. Слыхал?..
ДМИТРИЙ. Да-а, слыхал! Женщине лучше не начинать…
БОГ. Ну ладно, Дмитрий, я вижу, ты наконец-то разобрался, кто ты теперь… И даже знакомства завёл тут…
ДМИТРИЙ (поворачивается к Богу, поспешно). Да-да-да, всё ясно! Я душа вот этого типа… (Смотрит в сторону стола, где только что лежал, видит, как Любаша горячо рассказывает телу Дмитрия о своей страстной любви к нему, а Ольга Ивановна молча подносит периодически к глазам платочек, с интересом.) А они меня сейчас не видят?
БОГ. Нет, конечно. Не видят и не слышат… Ты же – душа. А твоё умершее тело лежит перед ними на столе… Его они и видят…
ДМИТРИЙ (смотрит опять на Любашу, со злостью). У-у, любительница мужского стриптиза… Вон как кривляется… А говорит, не любит театр…
БОГ (нетерпеливо). Ну всё, я ухожу. Дел-то невпроворот. Все зовут: Боже спаси! Боже, помоги!.. Но вас-то вон сколько! А я один…
ДМИТРИЙ. Нет-нет-нет, ты всё-таки чуток погоди!.. Поспрашивать маленько хочу. Первый раз ведь видимся. Когда ещё?.. Можно?.. Пару вопросиков...
БОГ. Ну давай. Только поскорей. Некогда мне…
ДМИТРИЙ. А как же так получается, уважаемый Боже, все обращаются к тебе с просьбами, все надеются на твою помощь, а ты, оказывается, являешься только душам умерших!.. Это ж, выходит, чтоб тебя увидеть и пообщаться, надо окочуриться?..
БОГ. Да, я общаюсь только с душами умерших…
ДМИТРИЙ. А живые как же?.. Помощь-то нужна в первую очередь им! А когда уже умер, что ж тут сделаешь… Всё! Кранты!.. Даже реанимация не поможет, не то что бог…
БОГ (обиженно). Ты меня ставишь ниже реанимации?..
ДМИТРИЙ (виновато). Ой, прости, пожалуйста! Я не это имел ввиду! Я хотел сказать, что живые люди очень ждут от тебя помощи. А ты…
БОГ (вздыхает). Ох, Дмитрий… Да разве вам, людям, окажешь хоть какую помощь, даже если и захочешь?..
ДМИТРИЙ. Конечно, окажешь! Мы же в ней очень даже нуждаемся!
БОГ. Да, но вы же все помешаны на независимости! Любое вмешательство в ваши дела мгновенно отвергается вами напрочь!
ДМИТРИЙ. Ну да, мы не любим, когда нам указывают, как жить…
БОГ. Вот-вот! Даже странно как-то… вы же все одинаковые, говорите только на разных языках. Но при этом границы кругом… Отгородились друг от друга, стреляете друг в дружку из ружей и пушек и кричите «Мы за независимость!»… А от кого независимость-то? А?.. Разве у ветра, у реки, у моря есть границы?.. Независимость у них есть, я спрашиваю?..
ДМИТРИЙ. Ну нет, конечно… Заборы для них не поставишь…
БОГ. А вы, люди, друг для друга ставите! На каждом шагу ставите! И у каждого своя правда! Дети даже перестали слушаться родителей! И при всём при этом вдруг – мольбы о помощи ко мне…
ДМИТРИЙ. Ну так если просят, значит, припекло…
БОГ. Вы лучше сначала перестаньте скандалить друг с другом, убивать друг друга… А то ведь, получается, я должен помогать одним убивать других?.. Так, что ли?..
ДМИТРИЙ. Ну… выходит, так…
БОГ. Значит, ты меня понял, Димка…
ДМИТРИЙ. Нет, ну а если мы перестанем воевать, будем уважать и любить друг друга, тогда хоть можно будет обратиться к тебе с какой-никакой просьбишкой?..
БОГ. Ну хорошо, я вмешаюсь, помогу. А что дальше?
ДМИТРИЙ. Да, а что?..
БОГ. Ну если помогу, значит, я буду за вас что-то решать, не так ли?
ДМИТРИЙ (неуверенно). Ну… так… (Задумывается на секунду.) А-а, понял… Если за тебя кто-то что-то решил – это решил уже не ты… Значит, ты зависишь от чужого решения… Так?..
БОГ. Ну вот, а говорят, что ты тупой…
ДМИТРИЙ. Так ты же и говорил!..
БОГ. Это я сгоряча. Не обращай внимания… (Поворачивается в сторону затемнения за столом Дмитрия, собираясь уйти, на ходу) В общем, Димка, искать помощи вам надо друг у друга, а не у Бога… А мне только помолитесь изредка о том, чтоб любовь человеческая к себе подобным не угасла никогда… Вот и всё…
ДМИТРИЙ (вслед уходящему, но ещё не дошедшему до зоны затемнения Богу, усмехается). Ну да, как у нас говорят, на бога надейся, а сам не плошай!..
БОГ (тоже усмехается). У вас иногда правильно говорят… (Медленно уходя в темноту за столами.) Не дёргай меня понапрасну, Димка… Разберись лучше со своим женским батальоном… Прав ведь Олег Павлович, наломал ты тут дров…
ДМИТРИЙ (смотрит вслед ушедшему Богу, с удивлением). О, и это знает! Ну, значит, точно Бог… (Неспешно обходит вокруг своего стола так, что оказывается с его стороны, обращённой к затемнённой части морга, несколько секунд с удивлением всматривается в затемнённое пространство, в которое ушёл только что Бог, затем становится лицом к стоящей перед столом Любаше и начинает с интересом и изучающее наблюдать за её эмоциональным монологом о любви к нему, а так же за всем происходящим в морге.)

Дверь морга открывается, в морг заходят Анна и Олег Павлович. За ними семенит уже неуверенной походкой подвыпившего человека охранник. В руках охранника наполовину недопитая поллитровка.

ОХРАННИК (несвязно). Граждане, да что же это такое! Нельзя ведь сюда!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (охраннику). Да мы просто хотим посмотреть, может, он всё-таки жив… Бывает же, положили человека в морг, а он, оказывается, не умер, а просто в коме…
ОХРАННИК (видя, что Анна уже дошла до стола Дмитрия, вцепляется в рукав Олега Павловича, не отпускает, настойчиво). Всё равно нельзя! Говорю же: тут нету живых!.. Одни покойнички…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (возмущённо). Да ты пойми, это же мой сын! (Показывает на Анну, подошедшую уже к столу, где недавно лежал Дмитрий.) А вот это его законная жена!
ОХРАННИК (показывает на Любашу, с удивлением). О! А эта тогда какая! Контрафактная?.. Она ведь тоже утверждала, что законная!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну ты же её пустил? А нас тогда почему?..
ОХРАННИК (качаясь и не отпуская рукав Олега Павловича, поднимает на уровень глаз недопитую бутылку, смотрит секунду на неё с удивлением, прикладывает горлышко к губам, делает глоток, показывает бутылку Олегу Павловичу и кивает в её сторону, убедительным тоном). Так она ж…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с пониманием). А-а! Ну так бы сразу и сказал! Сейчас, погоди… (Высвобождается из захвата охранника, подходит к неподвижно молча и скорбно стоящей у покойника между Любашей и скромно отодвинувшейся ещё дальше влево Ольгой Ивановной Анне, что-то шепчет ей на ухо, Анна достаёт из сумочки бутылку водки, Олег Павлович берёт её и возвращается к качающемуся под газом охраннику, протягивает ему водку, усмехается.) А я ещё удивлялся: зачем, дескать, бутылку-то берёшь… Мудрая, всё-таки, женщина…
ОХРАННИК (берёт бутылку, смотрит сначала на подошедшего к столу и ставшего между Анной и опять скромно отодвинувшейся в сторону Ольгой Ивановной Олега Павловича, затем – на новую бутылку, затем – на ещё наполовину недопитую, взвешивает их обе поочерёдными взмахами рук, озирается по сторонам, смотрит опять на недопитую бутылку). Нет, тут ещё половина… (Смотрит на новую бутылку.) А это тогда куда?.. (С тревогой.) А ну-ка, шеф нагрянет?.. Хоть и друг он мне, а водка – врозь… (Смотрит по сторонам, оживляется догадкой.) А-а, я тут спрячу! Не будет же он обыскивать покойников!.. (Обходит стол Людмилы и ставит бутылку за ним на пол, в затемнённой зоне, удовлетворённо.) Ну вот… Постой тут, родимая… Я ещё доберусь до тебя… (Шатающейся походкой уходит из помещения морга, плотно прикрывает за собой дверь.)
ЛЮДМИЛА (сидит на столе, свесив с него ноги, сопровождает взглядом все действия охранника, смотрит, как он скрывается за дверью, язвительно). Хм, нашёл, куда спрятать! Мне подарил, можно сказать…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (смотрит на Любашу, Анне, тихо, с интересом). А это кто там, по правую руку от тебя? Что она тут делает?..
АННА. Не знаю, Олег Павлович. Но догадываюсь…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (догадавшись, тихо). А-а, понял!.. Это она!..
АННА (в сторону Олега Павловича, тихо). Конечно, она… Кто же ещё?.. Родственниц таких, вы же знаете, у него нет…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну бог с ней. Меня сейчас волнует одно: может, он всё-таки жив?.. А?..
АННА (вздыхает). Ох, Олег Павлович, вашими бы устами…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с надеждой). А что?.. А вдруг?..
АННА. Врачи ведь смотрели, прежде чем…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (настойчиво). Нет, ну я читал, был случай, один мужик очнулся, после того как сутки пролежал в морге!..
ЛЮДМИЛА (продолжает сидеть на своём столе, смотрит на Олега Павлович и на Анну, усмехается). И ничего себе не отморозил?..
ДМИТРИЙ (внимательно слушает разговор отца с женой, не поворачивая головы в сторону Людмилы, беззлобно, но решительно). Люська, ещё раз тявкнешь, в лоб получишь…
ЛЮДМИЛА. Ты, наверно, драчуном был, да?..
ДМИТРИЙ. Почему был? И щас могу треснуть за милую душу…
ЛЮДМИЛА (задумчиво). Вот-вот, за милую душу… Я ведь Людмила! Значит, живой была людям милая… (С грустью.) А теперь, выходит, только душа милая…
ДМИТРИЙ (напряжённо всматриваясь в разговаривающих Олега Павловича и Анну, беззлобно, просительно). Люсь, помолчи, а? Это ведь мой отец… и моя жена… А то, не ровён час, перейду от слов к делу…
ЛЮДМИЛА (ворчит, недовольно). Ну ладно, ладно… Раскомандовался тут… Прям как хозяин… Тут, между прочим, место общего пользования…
ВИКТОР (приподнимает голову, усмехается). Баня, что ли?.. (Ловит на себе недобрый взгляд Дмитрия, примирительно.) Ну всё, всё!.. Молчу… (Опускает голову.) Лучше всё-таки лежать… Ломка у меня, что ли?..
ЛЮДМИЛА. Ломка бывает у тела…
ВИКТОР (лёжа, засыпая и зевая, лениво). А у души что?..
ЛЮДМИЛА (тоже зевает). Послевкусие… (С удивлением.) Вот правду говорят, зевание заразительно… (Ложится.) Тоже сосну маленько…
АННА (Олегу Павловичу). Да я бы всё отдала, чтоб он очнулся! (Со всплеском последней надежды.) Надо немедленно продать все его магазины и нанять лучших врачей мира! Может, правда, он в такой глубокой коме, что здешние врачи, просто этого не заметили?..
ЛЮДМИЛА (приподнимает голову, с завистью). Вот это любовь!.. Последнее отдать готова!..
ДМИТРИЙ. Да, Люсь, это и есть любовь…
ЛЮБАША (Анне, с возмущением). Кто тебе разрешит продавать!.. Может, он на меня написал завещание!.. (Подумав несколько секунд.) Боже мой, неужели я всё потеряла?.. не успела... Но как он мог, а? Как мог! Ушёл, и не написал…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (Любаше, с удивлением). Обещал, что ли?
ЛЮБАША (с раздражением). Да нет, но я уверена, что уговорила бы! Ведь тридцать магазинов! Вы понимаете?! Тридцать!.. И всё ушло прямо из моих рук в одну секунду!.. Это ж такие деньги! Такие деньги!.. Да что вы понимаете?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну да, куда мне... Вот что сын умер, понимаю… А магазины… Да гори они все синим пламенем… Всё бы отдал за сына…
ЛЮДМИЛА (приподнимает голову, с завистью). Счастливый ты, Димка… Как тебя любят!..
ДМИТРИЙ. Ага, счастливый, если не считать, что сдох…
АННА (смотрит на стоящую справа от неё на коленях Любашу, отворачивается, несколько секунд молчит, спокойно). Как тебя зовут?
ЛЮБАША (раздражённо). Какая разница, как?
АННА. И всё же.
ЛЮБАША. Ну Любаша…
АННА. А меня Анна.
ЛЮБАША (раздражённо). Да знаю!..
АННА (усмехается, спокойно). Ты его любовница?..
ЛЮБАША (недовольно). Что значит – любовница? Я жена!
АННА (спокойно). Да жена-то как раз я…
ЛЮБАША (усмехается, иронично). По паспорту?..
АННА (спокойно). И по паспорту тоже…
ЛЮБАША (грубо, язвительно). А что ж он тогда был три дня у меня и только день – у тебя?!.. Спал-то он не с паспортом!.. К молодому телу тянуло мужика!..
АННА (спокойно). Телом любовь меряешь?..
ЛЮБАША (нервно). А хоть бы и телом! Завидуешь? Старуха!..
АННА (спокойно, задумчиво). Но тело увядает быстро, а любовь живёт всю жизнь…
ЛЮБАША (язвительно). А почему же тогда он выбрал меня, если тело тут ни при чём!..
АННА (спокойно, усмехается). Ты уверена, что он выбрал тебя?..
ЛЮБАША (вскакивает на ноги, яростно). Ты хочешь вывести меня своим наигранным спокойствием из себя?! Не удастся! Я победительница! А ты проиграла! Понятно?! Проиграла!..
ДМИТРИЙ. Ну это ещё не известно, кто проиграл…
АННА (спокойно). А что же ты так нервничаешь?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (скорбным тоном). Девушки, вам не стыдно?.. У тела моего сына вы пытаетесь выяснить, кто из вас победил?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (с горечью). Любке не стыдно… Такая уж у меня дочь…
ЛЮБАША (смотрит на мать, яростно). А ты-то чего сюда припёрлась! Кто тебя звал?! Чего ты лезешь, куда тебя не просят!
АННА (кладёт руку на плечо Олега Павловича, виновато). Извините, Олег Павлович, не сдержалась…

Со своего стола нехотя встаёт Людмила и подходит к Дмитрию, то же самое проделывает и Виктор.

ЛЮДМИЛА (пытается успокоить и отвлечь Дмитрия). Дим, а Дим… Ну чего ты уставился на них, как давеча на Всевышнего! Первый раз видишь, что ли?..
ДМИТРИЙ (с горечью). Тяжело… Ох как тяжело… Я ведь сам во всём виноват…
ВИКТОР. Слушай, Дмитрий, давай-ка сядем вон в сторонке, поговорим по душам…
ЛЮДМИЛА (смеётся). Тем более что мы как раз души! Кому ж по душам-то говорить, как не нам!..
ДМИТРИЙ (огорчённо). Да чего там говорить… И так всё ясно…
ЛЮДМИЛА. Нет, не всё. Надо покалякать маленько за жисть…
ДМИТРИЙ. За какую жизнь? (Показывает на столы, на которых виртуально лежат их тела.) Вон, одни трупы…
ЛЮДМИЛА. Ну мы ж ещё вчера были живыми!.. Вот за жисть, (всхлипывает) безвременно ушедшую… и поговорим… а?..
ДМИТРИЙ. Ну ладно, давайте посидим, передохнём маленько. Только будем молчать и слушать. Поймите, ребята, мне это нужно…
ЛЮДМИЛА. Ну что ж, помолчим. Покойникам это не трудно…

Все трое проходят в центр сцены, садятся кружком, сложив ноги в позе лотоса. Наблюдают за происходящим вокруг.

ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (щупает ладонью лоб Дмитрия, с огорчением). Лоб холодный… Как ледышка… Надежды нет, к сожалению… (Кладёт руку себе на грудь.) Ох, что-то дурно мне стало…
АННА (встревожено). Может, скорую вызвать?
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (усмехается, с иронией). В морг?.. Скорую – покойнику? Нас не поймут… Нет, Анечка, это я так… очень расстроился… сейчас пройдёт…
АННА. Вам надо присесть, Олег Павлович. Как бы хуже не стало. (Озирается вокруг, видит у левой стены лавочку.) Вот лавочка. Давайте, провожу.
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (идёт к лавочке). Нет-нет, Анечка, я сам… Присяду… Приду в себя… (Подходит к лавочке и садится на неё. Анна остаётся у тела мужа.)

С этого момента освещается только та часть сцены, где происходит действие, а также – Дмитрий, Людмила и Виктор, которые сидят в центре сцены, наблюдают за всем происходящим и периодически комментируют всё, что видят.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (идёт к лавочке, на которую только что сел Олег Павлович, хочет присесть рядом). Можно?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да, конечно. Пожалуйста… (Смотрит на Ольгу Ивановну.) Вас как зовут?
ОЛЬГА ИВАНОВНА (садится рядом с Олегом Павловичем). Ольга Ивановна.
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А меня Олег Павлович.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Вы меня извините, Олег Павлович…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. За что?
ОЛЬГА ИВАНОВНА (с огорчением, сбивчиво). За дочь… Это я виновата, что она стала такой… Чего-то не доглядела… Ведь была вроде нормальной… А год назад, как дьявол в неё вселился! Только деньги одни на уме!.. Даже на отравление пошла ради них… Но я не знала о её намерении, Олег Павлович! Разве б я допустила?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да, я понимаю… Конечно, вы не виноваты… (Смотрит внимательно на Ольгу Ивановну, с интересом.) Мне кажется, я вас где-то видел. И голос, как будто, знаком. Мы с вами нигде не встречались?
ОЛЬГА ИВАНОВНА (задумчиво). Кто знает… кто знает…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да… Разве все встречи упомнишь?.. Мир велик…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Да, велик… Но и перекрёстков много…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. И на одном из них вы вполне могли спросить меня, который час…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Вполне могла… Вас ведь часто об этом спрашивали, да?.. И в основном – девушки?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Почему – в основном? (С гордостью.) Только девушки!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. И как же заканчивалось для них это невинное любопытство?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (усмехается). Плачевно…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Потому что вы исчезали уже после первой ночи?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (усмехается). Не всегда после первой… Бывало и после пятой… десятой… Да, гулял. Признаю, гулял. И ещё как гулял!..

Освещение над Олегом Павловичем и Ольгой Ивановной гаснет, остаётся только, как и в течение практически всего второго действия, над Дмитрием, Людмилой и Виктором.

ВИКТОР. Половой рецидивист.
ЛЮДМИЛА. Но честный. Вишь, как кается… Мой сбежал к молодой, как ливнем смыло!.. Без следа и весточки!.. А мне за сорок… И двое детей… (Всхлипывает.) А этот, вишь, сознаётся в преступлениях…
ДМИТРИЙ. Это он сейчас только раскололся. А мать всю жизнь думала, в командировки муженёк ездит в поте лица… В него я пошёл, ребята, в него…

Освещение зажигается и над Олегом Павловичем с Ольгой Ивановной.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (задумчиво, медленно, с паузами). Да, гуляли… А однажды у вас, ещё довольно молодого, сорока девяти летнего командировочного… на перекрёстке… на одном из многих ваших перекрёстков… спросила, который час, двадцати девяти летняя женщина… одинокая женщина… А утром, проснувшись, она увидела на столе листочек бумаги, вырванный из тетрадки… И на этом листочке было написано «О плюс О равняется любовь», и ниже ещё одно слово – «прости»… Ну, как вы, конечно, уже догадались, «О плюс О» – это Олег плюс Ольга… (Ольга Ивановна раскрывает свою сумочку, вынимает из неё листок, протягивает его Олегу Павловичу.) Вот, ношу его в сумочке все эти годы…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (оторопело берёт у Ольги Ивановны листок, внимательно изучает его, ошарашено смотрит на Ольгу Ивановну, растерянно, смущённо, неуверенно). Оля, это… ты?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Это я, Олежек… это я… (Показывает на Любашу.) А это любовь… Наша с тобой любовь… Ты же написал «О плюс О равняется любовь»? Ну вот я и назвала её Любовью… Извини, что воспитать не смогла… С твоей помощью, наверно, получилось бы лучше… А так, вот, как есть… Ты ведь был занят… надо было другим девушкам отвечать на вопрос, который час… Так что, я тебя и не ждала… Сама воспитала… Правда, плохо…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (растерянно, виновато). Боже мой, какая же я скотина!.. Оленька, прости меня бога ради! Я ведь хотел вернуться к тебе! Клянусь, ты запала мне в душу! Я даже развестись хотел! Но когда стал вспоминать, где мы с тобой встретились… веришь-нет, даже город не вспомнил…
ДМИТРИЙ. Брешет папаша… брешет, блудный пёс… Ни к кому и никогда он не собирался возвращаться… Он мать любил. Я знаю это точно. А то, что город даже не мог вспомнить, это похоже на правду…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (усмехается). Ну конечно, столько народу спрашивает, который час… Поди, всех упомни…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с отчаянием виноватого). Ну да, ну да, я гуляка! Я же не спорю! Но я вас всех искренне любил! Ей-богу, всех, до одной!
ОЛЬГА ИВАНОВНА. О боже мой, серийный повеса… Может, и лучше, что я одна растила дочь. С тобой вышло бы совсем плохо…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (оправдывается). Но сейчас я не такой! Поверь, Оленька, совсем не такой!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА (смеётся). Конечно, песок весь высыпался… Теперь у тебя не спросят даже, который сейчас год…

Свет над Олегом Павловичем и Ольгой Ивановной гаснет и зажигается над Анной и Любашей, стоящими по-прежнему у тела Дмитрия. А также горит постоянно над сидящими на полу в центре сцены и внимательно наблюдающими за всем происходящим вокруг Дмитрием, Людмилой и Виктором.

АННА (размышляет вслух, периодически делает паузы, напряжённо о чём-то думая, тихо). Что же делать… что же делать… Неужели он умер… Может, врачи  всё же ошиблись?.. Надо же что-то предпринять…
ЛЮБАША. Судя по всему, поздно… Он всё-таки умер… Я, кажется, всё потеряла…
АННА (поворачивается к Любаше, смотрит на неё изучающе, после небольшой паузы, задумчиво, усмехается). Чтобы терять, надо иметь…
ЛЮБАША (раздражённо). А я имела!
АННА. Что?
ЛЮБАША. Любовь твоего мужа!..
АННА. Сомневаюсь…
ЛЮБАША (смотрит на Анну с удивлением, злобно, язвительно). Мне вот интересно, что ж ты за женщина такая! Ты ж, наверняка, видела, что муж твой каждый раз приезжал домой то не с теми зубной щёткой и пастой, с которыми уезжал, то не с той бритвой, даже другой модели, то не в той сорочке, то не в том галстуке!.. (Задумывается на секунду, ехидно.) Жаль, мы с мамой не додумались обуть его в красные туфли, чтоб ты уже никак не смогла сделать вид, что не замечаешь подмен! Ведь замечала же всё, да?.. Признайся!
АННА (спокойно). Конечно, замечала…
ЛЮБАША (с удивлением). Ну а что ж ты вела себя совершенно не естественно?! Нормальная женщина ведь должна была уже при первом таком случае закатить своему благоверному дикий скандал! Потребовать немедленных объяснений!
АННА (спокойно). Зачем?
ЛЮБАША (оторопело). Ну как – зачем?! Он же тебе изменяет! Как же можно такое терпеть!
АННА (спокойно). А почему нельзя?..
ЛЮБАША (почти в шоковом удивлении). Ну ты, мать, даёшь! Он же спит с другой женщиной! Причём в три раз чаще, чем с тобой!

Освещение над Анной и Любашей гаснет, остаётся только над Дмитрием, Людмилой и Виктором.

ДМИТРИЙ (с возмущением). Не в три, а в два с половиной! Зачем брехать-то?
ЛЮДМИЛА (смеётся). А как это – в два с половиной? С антрактами в самом интересном месте?..
ДМИТРИЙ. Да нет, просто я у Любаши бывал то три дня, то два. В среднем получается – два с половиной… (неуверенно смотрит на смеющихся Людмилу и Виктора, добавляет, с паузой.) …в месяц…
ВИКТОР (смеётся). Ну бухгалтер! А ты не пробовал из секса извлечь квадратный корень?..
ДМИТРИЙ (со злостью). Я тебе щас зуб извлеку! Шепелявить будешь!
ВИКТОР. А у души зубов нету! Поэтому она добрая. Кусаться нечем…

Освещение зажигается над Анной и Любашей.

АННА (отмахивается, вздыхает). Ой, что-то я устала… (Осматривается, видит лавочку, стоящую у правой стены, идёт к ней.) Не могу уже… Надо присесть… (Подходит к лавочке, садится на неё.)
ЛЮБАША (идёт вслед за Анной, настойчиво, раздражённо). Нет, ты погоди! Почему уходишь от ответа? (Садится рядом с Анной, с удивлением и непониманием.) Вот почему ты терпела его измены, а? Ты можешь это как-то разумно объяснить? Я вот не понимаю!..
АННА (спокойно). Но ты же терпела, что он спал и со мной тоже, хоть и в три раза реже… Тебе-то он тоже, выходит, изменял?.. Так ведь?
ЛЮБАША (задумывается на несколько секунд, неуверенно). Ну… вообще-то, да…
АННА. А с меня тогда какой спрос?..
ЛЮБАША (примирительно, с огорчением). Ой не знаю, не знаю… Не могу понять этих мужчин… Ну вот как, скажи, они делают выбор между женщинами, а?.. Я молодая! Красивая! Сексуальная! А ты?.. Пятьдесят пять лет… А фигура?.. (Проводит руками по своим талии и бёдрам.) Разве можно сравнить?.. И тем не менее, я чувствую, к телу он тянется моему, а к душе – твоей… Ну чем твоя душа лучше моей, а?.. Ну вот скажи мне откровенно, чем?..
АННА (задумчиво, с паузами). Ему видней… Мужской интеллект способен проникать туда, куда не способен женский… Поэтому мужчины умеют видеть в нас то, о чём мы сами и не догадываемся… Во мне что-то его привлекает…
ЛЮБАША (с раздражением). В тебе что-то, а во мне – молодое красивое тело! Это тебе не абстрактное что-то!..
АННА (устало). Опять тело… Что ты всё – тело, тело, тело…
ЛЮБАША. Но ведь факт же, именно оно влечёт мужика! Разве не так?
ДМИТРИЙ. О, ещё как влечёт!..
ЛЮДМИЛА. Моего увлекло с концами…
АННА (думает несколько мгновений). Ну да, влечёт… Не зря же между этим влечением и разумом мужчины идёт постоянная битва. И он ничего не может с этим поделать… Да, нередко побеждает разум. Но чего это стоит мужчине, кто бы знал! Природу ведь не обманешь…
ЛЮБАША (торжествующе). Ну вот, видишь, и природа за меня! Я права! Да здравствует тотальный секс! Ура, товарищи!..
АННА. Да, получается, тотальный.
ЛЮБАША. Ну а чего ж ты в пузырь лезешь? Что хочешь доказать? Спасаешь реноме отставной старухи?..
АННА. Да нет, хочу сказать только, что природа, делая из мужчины бойца и продолжателя рода, невольно сделала из него полового хищника…
ЛЮБАША. Ну вот, сама говоришь, мужик самой природой приучен к интенсивному сексу! Значит, любовь – это секс, и ничего более!.. Как казал поэт? Любовь – не вздохи на скамейке!.. Правильно! Какие вздохи! Сексом надо заниматься! На скамейке пусть дураки вздыхают! А мы уж как-нибудь… без вздохов…
ЛЮДМИЛА (Дмитрию, показывает на Любашу). Неутомимая в постели, да?..
ДМИТРИЙ. О-о, лошадь Пржевальского!..
АННА. Вот когда поймёшь, какое место занимает секс в любви, и ревновать не будешь, и душу твою увидят и полюбят…
ЛЮБАША. Ну и какое?..
АННА. Это основание, фундамент любви.
ЛЮБАША. Ну так и опять я права! Секс – фундамент любви! Значит, на нём всё держится!
АННА. Да, фундамент, но не вершина…
ЛЮБАША. А что же тогда – вершина?
АННА. Терпение. Забота. Самопожертвование…
ЛЮБАША. Это как это?..
АННА. Когда ради любимого ты готова пойти на любые жертвы…
ЛЮБАША. Ещё чего! Какое в этом удовольствие? Буду я ещё жертвовать собой ради него! Вот разбужу сейчас, напишет завещание, и пусть сваливает после этого к далёким пращурам!.. Больно нужен, старикашка…
ДМИТРИЙ. Вот стерва! А я был влюблён до потери памяти…
АННА. А ты с его капиталом ринешься в объятия молодого жеребца… Это ведь твоё единственное удовольствие…
ЛЮБАША. Конечно! Какие сомнения! Потому что молодой так прижмёт, что не сразу и сообразишь, где там фундамент, а где вершина! Всё будет фундаментом, и всё – вершиной!..
АННА. Ну да, ну да, тотальный секс…
ЛЮБАША. Вот именно! Секс везде! И на вершине – в первую очередь! Ещё бы секс не был вершиной любви! Дурак только полный может до такого додуматься!
АННА (задумывается на несколько мгновений). Можно я прочитаю тебе стих, который написал, получается, такой дурак?..
ЛЮБАША. О чём?
АННА. Ну вот как раз обо всём этом…
ЛЮБАША (усмехается). Нравоучение в рифму, да?
АННА. Ну почему же? Просто мнение… Только высказанное душой…
ЛЮБАША (неуверенно). Ну-у, ладно, давай… Кто-то сказал же: хочешь узнать истину – спроси душу…
ЛЮДМИЛА (торжествующе). Вот! Видите, что такое душа! Не зря Господь позволил душе на целых сорок дней жить больше, чем телу!
ВИКТОР. Хорошо, что ты хоть душу не успела пропить…
ЛЮДМИЛА. Ой, чья бы корова мычала!..
ДМИТРИЙ. Заткнитесь оба!
АННА (думает несколько секунд, декламирует стихи.)
Неотличима от страстей,
Любовь страдает от подлога.
Как нелегко бывает ей
Не показаться недотрогой,
И в положенье не попасть,
Себе когда её одежды
Животная примерит страсть, –
И торжествующий невежда
Её же будет обвинять
В не популярности морали,
Любовь всегда что отличать
Умел кто без неё едва ли…
Час похоти теперь настал!
Любви прекрасную вершину
Обычный секс без боя взял,
Не находя никак причину
Её так просто оставлять!
Зачем теперь без толку охать?
Вам так хотелось погулять? –
Любовью впредь вам будет похоть…
Одно мне интересно знать:
Любви позволили вершину
Зачем вы ей легко занять?
Лишь в основанье передвинув
Любви природный сей рефлекс,
Вы правы были бы отчасти:
Вершина похоти есть секс,
Но не любовь… Хотя и страсти
Не стоит силу отрицать:
Она союза основанье
Любовного! Но возвышать
Её как можно отрицаньем
Самой любви, вершина есть
Которая, – в том нет сомненья,
Что похоти туда не взлезть! –
Простого самоотреченья!..
(Решительно.) Только, пожалуйста, без комментариев: они будут повторением уже сказанного… И вообще, я больше не хочу с тобой разговаривать… Да и говорила-то только для того, чтобы понять, до какой степени глуп мой муж, связавшись с тобой…
ДМИТРИЙ (неуверенно, сбивчиво). Ну не до такой уж… чтоб прямо… я не знаю… (Людмиле, с обидой.) Неужели я на голову ненормальный, Люсь? А? Ну скажи!..
ЛЮДМИЛА (уверенно). Ненормальный, Митька, ненормальный. Как вегетарианец в племени людоедов…
ДМИТРИЙ (отмахивается от Людмилы, со злостью). Ну вот о чём ни спроси – всё испоганит, ехидна!..
ЛЮДМИЛА. Неча пенять на зеркало, коль рожа крива…
ЛЮБАША (после короткого размышления и колебаний, неуверенно). Ну что ж, можешь не говорить… Скажи только: а кто автор стиха?
АННА. Я…
ЛЮБАША (с удивлением). Ты-ы?..
АННА. А что?.. У меня было время подумать… Когда очередные три дня он обнимал тебя, а я – холодную подушку…
ДМИТРИЙ (с возмущением). Опять три! Ну было же когда и два!..
ВИКТОР. Дим, тебе надо было отчёты составлять…
ЛЮДМИЛА (ехидно). О проделанной работе…
ДМИТРИЙ (с возмущением). Да пошли вы все!..
ЛЮБАША (с паузами, во время которых задумывается о чём-то). Да-а, это разумом не напишешь… только душой… умеющей любить и терпеть… (Примирительно, извиняющимся тоном.) В твоих глазах я, конечно, бессовестная… Конечно… Думаешь, я без души… А ты пробовала жить в доме, где полно тараканов, крысы бегают по коридору, а удобства – во дворе?.. И общая кухня на кучу семей… Не пробовала?..
АННА. К счастью, не довелось…
ЛЮБАША. А я с мамой жила там с рождения и до двадцати девяти лет! И никакого просвета! Никакой надежды на нормальное жильё!.. Мы с мамой обе бухгалтеры. Зарплаты хватало лишь на еду и скромную одежду… А потом мама ушла на пенсию, потому что заболела и не могла больше работать. Жить стало совсем тяжело… И однажды, в мой день рождения, когда мне исполнилось двадцать девять, она сказала мне, что именно в этом возрасте её жизнь круто изменилась к лучшему. Но каким именно образом, как я её ни пытала, так и не призналась… И в этот же день я подумала, если я не предприму что-то экстраординарное, так и помру в этом крысином сарае!..
АННА. Ну понятно… Решила искать богатенького…
ЛЮБАША. А какой у меня был другой вариант? Ну вот скажи, какой?..
АННА. Ну… Училась бы… Окончила бы институт…
ЛЮБАША. А зарабатывал бы кто? Жить двоим на мамину пенсию?..
АННА. Ой не знаю… Неужели не было выхода?..
ЛЮБАША. Не было! И быть не могло!..
АННА. Ужас… Что ж это за жизнь такая?..
ЛЮБАША. А вот такая! Если смотреть на неё не через розовые очки!.. Ты думаешь, я одна ринулась в объятия к спонсору? И эти юные девицы, отдающиеся старичкам с тугими кошельками, так уж и мечтают об этом?.. И по ночам им не снится молодое упругое мужское тело?.. Вот почему они со временем начинают буквально грезить сексом!.. Я ведь почему ходила на мужской стриптиз? Да чтоб хоть там представить себе, что этот молодой сильный красавец мой! И что я с ним счастлива!..
АННА. Ну завела бы себе такого…
ЛЮБАША. Боялась, что Димка узнает, и я потеряю всё… (Размышляет о чём-то мгновение, всхлипывает.) А ты думаешь, я ничего не понимаю, где там, в любви, фундамент, а где вершина... Думаешь, я помешана на сексе... (Плачет.) Да я, может, была бы самой верной и самой любящей женой!.. Да только где он, этот молодой принц, который зарабатывал бы хоть чуть больше чем я?..
ЛЮДМИЛА. Мой тоже копейки приносил… Поэтому и слинял к богатой…
АННА. А что, ухажёров не было совсем?
ЛЮБАША. Ну почему же. Были. Только сплошь не Рокфеллеры… Это потому что я, хоть и симпатичная, но неброская. И очень стеснительная.
АННА (усмехается). Я этого не заметила.
ЛЮБАША. А я от отчаяния стала хамить. Ага! Так бывает, поверь, когда человек так настрадается от своей скромности, что вдруг, неожиданно для самого себя, в какой-то момент превращается в развязного циника… Вот и ты увидела мой цинизм, но не увидела душу…
АННА. Ну ещё бы я у любовницы своего мужа стала разыскивать душу… Какая тут может быть душа?.. (Задумывается на несколько секунд, неспешно, с паузами.) Но эта твоя неожиданная откровенность… Я увидела тебя совсем другой… И поняла… Есть всё же душа… Есть… Заблудшая и израненная… и не меньше, пожалуй, моей израненная…
ЛЮБАША (тоже думает несколько секунд). А ты знаешь, я рада, что мы с тобой, начав с враждебной перебранки, всё-таки сумели раскрыть друг перед другом свою боль… Я рада…
АННА. И я… Не ожидала этого, честно говоря…

Свет гаснет над Анной с Любашей. Освещёнными остаются только сидящие на полу Дмитрий, Людмила и Виктор.

ДМИТРИЙ (вскакивает на ноги, кричит, в отчаянии). О боже праведный, спаси-помоги! Я больше так не могу! Не могу больше!.. Я сейчас умру!..
ЛЮДМИЛА. Так уже ж отбросил копыта! Второй раз, что ли? На бис?..
ВИКТОР. Грубая ты всё-таки, Люська!
ЛЮДМИЛА (обиженно). Не обученная я придворному этикету! Тоже из барака! А там – какой этикет?.. И чужая душа для меня  тоже – потёмки…
ВИКТОР. А я вот понимаю мужика. Разобрался, наконец-то, в лабиринтах заблудшей души…

Из затемнённой стороны стола Дмитрия выходит Бог. Он по-прежнему в белом балахоне до пят, со светящимся нимбом над головой и с крестом в руках. Бог проходит в промежуток между столами и подходит к сидящим на полу в центре сцены Людмиле и Виктору и к вскочившему в отчаянии на ноги Дмитрию. Дмитрий сразу же видит Бога и заворожено следит за его приближением.

БОГ. Ох и беспокойный же ты, Димка!.. Нет от тебя передыху никакого… Ну что тебе ещё приспичило?..
ДМИТРИЙ (становится перед Богом на колени, складывает ладошки домиком перед своим лицом, умоляюще). Боже мой праведный! Умоляю тебя! Оживи меня, ради бога!
БОГ. Ради меня?..
ДМИТРИЙ. Ох, прости меня, ради… (запинается) …ну… фигура речи такая…
БОГ. Не поминай моё имя всуе, сынок…
ДМИТРИЙ. Всё, не буду! Клянусь бо… (Осекается.)
БОГ. Ну ладно… Знаю, вы, люди, и по поводу и без повода меня вспоминаете… Так, значит, опять живым хочешь стать?
ДМИТРИЙ (горячо, страстно). Да-да-да! Хочу назад! Я всё понял! Всё-всё-всё! Я больше…
ВИКТОР (перебивает). Он больше не будет…
ДМИТРИЙ (смотрит на Виктора, Богу, со злостью). Скажи мне, Боже, а душу убить можно?..
БОГ. Ещё как! Душу-то как раз нередко убивают раньше тела… А что?..
ДМИТРИЙ (показывает на Виктора). Да вот хочу прихлопнуть эту назойливую муху… Достал уже!..
БОГ (укоризненно). Ребята, ну как же так! Вы же души!..
ЛЮДМИЛА. А у них душевный конфликт…
БОГ (недовольно). Ладно, Дмитрий, я вижу, ты решил со мной пошутить…
ДМИТРИЙ (испуганно). Нет-нет-нет! Извини! Прости! Я больше…
ВИКТОР (перебивает). Он больше не будет…
ДМИТРИЙ (с возмущением). Ну вот как тут не думать об убийстве!..
БОГ (недовольно). Ну всё, я пошёл… Мне не до шуток…
ДМИТРИЙ (просительно). Не уходи, прошу тебя, не уходи!.. Пойми меня, Боже, я действительно хочу вернуться! Я хочу всё исправить! Ведь я разрушил всё, что только можно было разрушить! Вот правильно ты говоришь, что душу убивают раньше тела! Я целый год методично и бессовестно убивал душу (показывает на жену) этой прекрасной женщины, у которой, я не знаю, как хватило сил, выжить от таких издевательств!..
ЛЮДМИЛА (с грустью). А я вот не выжила… Убила меня…
ВИКТОР (перебивает). Бутылка…
ЛЮДМИЛА (смотрит злобно на Виктора, с возмущением). Какая бутылка! Жизнь убила!.. (Спохватывается, смотрит внимательно в сторону своего стола.) Ох, я ж забыла!.. (Через секунду успокаивает сама себя.) Ну ладно… пускай постоит пока… кто там выпьет?..
БОГ (Дмитрию). Значит, хочешь перестать мучить жену?
ДМИТРИЙ. Да! Больше ни шагу налево!..
БОГ. А как же твой тестостерон?.. Это ж, как говорит твой отец, бешеный ёжик в мужских трусах!..
ДМИТРИЙ (выставляет вперёд ладони). Да я задушу этого ёжика вот этими руками!
ВИКТОР (ехидно). Так в трусах же не только ёжик!.. А вдруг не того задушишь?..
ЛЮДМИЛА (довольная). Зато к любовнице уже не сунется!..
ВИКТОР. К жене – тоже…
ДМИТРИЙ (Виктору и Людмиле, недовольно, испуганно). Да вы что, это ж моё единственное достоинство! Не-е-т, я только – ёжика…
ВИКТОР. Обколешься…
ЛЮДМИЛА (показывает на внутренние изгибы локтей Виктора, усеянные синими точками от множества уколов, смеётся). Это ты обкололся, придурок! А человек хочет вернуться к любимой жене…
ДМИТРИЙ (подхватывает). Да, к любимой! К любимой!.. (Богу, умоляюще.) Оживи меня, Господи, ради… (запинается) …ну… ради всего святого!.. Ты же всё можешь! Ведь наверняка уже оживлял кого-то, а? Оживлял?..
БОГ (засмущавшись, сбивчиво). Ну… приходилось… в исключительных случаях… редко, в общем…
ЛЮДМИЛА (Богу, с интересом, сбивчиво). А вот когда то в морге кто оживёт, то ещё где… это всё твоих рук дело, да?..
БОГ (с удивлением). А чьих же ещё?.. Дьявола, что ли?.. Тот, попадись ему только, сразу – в ад, на сковородку! Губит без разбору человеческие души, гад!.. А я, нет, я смотрю, что за человек, достоин ли…
ЛЮДМИЛА (просительно). Но Димка-то достоин! Хороший парень… Оживи хлопца, а?..
БОГ (смотрит на Дмитрия, с сомнением). А ты не будешь больше бегать… (показывает на Любашу) …к этой?..
ДМИТРИЙ. Ну говорю же – ни шагу налево!.. Всё, завязал!.. (Смущённо.) Тем более что она оказалась моей единокровной сестрой по отцу!..
ЛЮДМИЛА. Это ж сколько же твой батюшка баб-то осеменил, а?..
ДМИТРИЙ. Много…
БОГ (усмехается). Да, ты прав, много ещё твоих единокровных братьев и сестёр бегает по свету…
ЛЮДМИЛА. А интересно, сколько?..
БОГ. Всё! Без имён и адресов! И так лишнее сказал… (Дмитрию.) Ну а тебя, так уж и быть, я верну к жизни. И не потому, что ты такой уж хороший, как тут тебя выгораживают. Наоборот, слишком много гадостей ты сделал (показывает на Анну) этой действительно прекрасной женщине… Её мне жалко… Поэтому больше для неё, чем для тебя я сотворю, о чём ты просишь… Может, хоть на старости лет сделаешь её счастливой…
ДМИТРИЙ (радостно). Сделаю! Сделаю, Боже мой праведный! Обязательно сделаю!
БОГ (с сомнением). Верится с трудом… Ну да ладно уж, возвращайся к законной жене… И смотри мне, если не исполнишь обещание, опять отправлю сюда в один момент!..
ВИКТОР. Без права на условно-досрочное освобождение…
БОГ. Ну… тут не тюрьма… Но шансов больше не будет…
ДМИТРИЙ (Богу). Скажи, а я буду помнить всё, что со мной тут произошло?..
БОГ. Будешь.
ДМИТРИЙ (с удивлением). Прямо-таки во всех деталях?..
БОГ. Во всех.
ДМИТРИЙ. А рассказать ну хоть кому смогу?..
БОГ. Нет.
ДМИТРИЙ. А почему?
БОГ. Ну это уже мои секреты…
ДМИТРИЙ. Обидно! Всё знаю, а сказать не могу!..
ВИКТОР. Как собака…
ЛЮДМИЛА. Вот почему все, вернувшиеся отсюда, тулят чушь о каких-то длинных белых коридорах… Не могут сказать правду, да?..
БОГ. Не могут…
ДМИТРИЙ (смотрит на Людмилу и Виктора, Богу, просительно). А может, и их тоже, а?.. Ребята хорошие… Я их, в общем-то, люблю. Просто язвят всё время, и всё невпопад… Забодали маленько… А так ничего, достойные кандидатуры…
БОГ (недовольно). Кандидатуры?!.. Ты, я вижу, Дмитрий, оборзел совсем. Ты сам-то не достоин!.. Просто жену твою, повторяю, жалко… А им (показывает на Людмилу и Виктора) какой смысл вновь давать жизнь? Людмила тут же напьётся до белой горячки, и короткая её радость закончится опять в морге… А у Виктора такая была передозировка, что хоть десять раз оживёт, столько же раз тут же мне душу отдаст…
ЛЮДМИЛА. Так вот почему говорят: богу душу отдал!
БОГ. Люся, правду Димка сказал, невпопад встряёшь… (Дмитрию.) Так ты понял, наконец, что к чему?..
ДМИТРИЙ. Всё, я молчу!
БОГ. Ну вот так-то лучше… Ладно, иди к своему столу и ложись на него.
ДМИТРИЙ. А зачем?
БОГ. Ну как – зачем? Я же буду приводить тебя, так сказать, в чувство…
ДМИТРИЙ. Так приводи прямо тут! Пусть все увидят меня сразу живым и здоровым!
БОГ. Чтоб самим утроить здесь количество покойников?..
ДМИТРИЙ. Что, неужели попадают?..
ВИКТОР. Штабелями…
БОГ. Ну… где-то так… Видят тебя лежащим на столе, и вдруг…
ВИКТОР. Инфаркт миокарда…
БОГ. И это может быть… (Дмитрию.) Ну ладно, иди, ложись, некогда мне столько времени на тебя тратить… И имей в виду, когда почувствуешь, что сердце забилось, будь очень осторожен, сначала только чуть-чуть пошевелись… ну совсем чуточку…
ЛЮДМИЛА. Ну да, потягушечки сначала…
БОГ (недовольно). Какие потягушечки! Надо осторожно!.. (Дмитрию.) Ну а потом вздохни… Тихо так… Ну чтоб они видели, что ты постепенно приходишь в себя… Тогда и они живы будут, и ты. Всё понял?
ДМИТРИЙ. Да-да, я понял! Понял! (Бежит к своему столу, над которым тут же зажигается освещение, ложится на него, накрывается простынёй с головой и руками, воодушевлённо и радостно). Всё, я готов!
ВИКТОР. Как пионер…
ЛЮДМИЛА. Молчи, умник. Испортишь мероприятие…
ДМИТРИЙ (из-под простыни, виновато). Люся, Витя, простите меня, ежели что ляпнул вам не то… Я ж вас всё равно люблю…
ЛЮДМИЛА. Мы тебя тоже любим, Димочка! Держись там, в этой… (запинается, думает, как лучше сказать) ну… в жизни!.. Там бывает неуютно…
ВИКТОР. Как в морге…
ЛЮДМИЛА (Виктору, всхлипывает, с горечью). Нас вот с тобой не пускают…
ВИКТОР. Пить надо меньше…
ЛЮДМИЛА (Виктору, со злостью). Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?..
ДМИТРИЙ (из-под простыни, с печалью, с запинками). Мне даже жалко немного… Не с кем будет вот так вот… запросто и беззлобно… поругаться… Я буду помнить вас, ребята…
ЛЮДМИЛА (машет лежащему на столе Дмитрию рукой, как это обычно делают провожающие на вокзале). Прощай, Димочка… Мы с тобой…
ВИКТОР (перебивает). Душой…
ЛЮДМИЛА. Ну а чем же ещё! Тела-то наши (показывает на столы, на которых лежат их тела) вон где! Что мы без тел? Ничто!..
БОГ (терпеливо пережидая прощание сдружившихся душ Дмитрия, Людмилы и Виктора). Ты не права, Люся. Это тело без души – ничто. А душа без тела будет жить ещё долго, в душах живых…
ЛЮДМИЛА. А как долго?
БОГ. Это зависит от того, сколько добра она сделала, пока живо было тело… Некоторые души так и вовсе бессмертны…
ЛЮДМИЛА. Это столько добра натворили, да?..
БОГ (усмехается). Коряво… но по смыслу так…
ВИКТОР (ехидно). Но ты, Люська, протянешь недолго…
БОГ (Виктору). Бутылка, Витя, не всегда приговор на забвение. Как, впрочем, и наркотики… Вот Высоцкий… Когда его забудут? Никогда…
ВИКТОР (с огорчением). А я, выходит, всё профукал…
БОГ. Выходит… (Людмиле и Виктору.) Ну всё, хватит прощаться. Пора… Прошу всех молчать и не вмешиваться…

Через секунду раздаётся негромкий спокойный постепенно поднимающийся по высоте нарастающий по силе и похожий на вой волка гул, который в течение нескольких мгновений затихает. Освещение во всём морге во время гула исчезает на период, пока Бог уходит, а Людмила и Виктор ложатся на свои столы и накрываются простынями с головой и руками. Затем, одновременно с прекращением гула, появляется освещение, но оно уже начинает менять цвета, несколько секунд быстро мелькают вперемежку красные, жёлтые, зелёные световые блики, затем вся эта световая какофония заканчивается, и лавочка, на которой сидят Олег Павлович и Ольга Ивановна, освещается обычным привычным для всех светом.

ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Так, значит, её зовут Люба…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Нет, Любаша.
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с удивлением). А какая разница? Любаша это Люба, и наоборот.
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Просто, когда ей было ещё лет десять, один туповатый одноклассник ляпнул ей неумную шутку: Люба слезла с дуба… Прибежала домой, кричит: мама, никогда больше не зови меня Любой! А как, спрашиваю. Я слышала, отвечает, одну старшеклассницу все называют Любашей. Хочу тоже быть Любашей!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ну, Любаша, конечно, гораздо лучше. Красиво, нежно…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Она и сама была нежной. Пока я не сказала на её двадцати девяти летии, что моя жизнь в этом возрасте круто изменилась к лучшему…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. И что?
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну дала ей, дура, толчок к размышлениям о собственной судьбе. Задумалась девка, и сбесилась… Ну как же, у мамы в двадцать девять жизнь стала лучше, а я – среди тараканов и крыс, в бараке…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. А у тебя-то почему жизнь вдруг пошла в гору в те годы?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Так тебя же полюбила, балда! И забеременела Любашей!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с удивлением). И это стало для тебя счастьем на всю жизнь?..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Конечно!
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (задумывается на несколько секунд). Ну ладно, Оленька, пошли, попрощаемся с Димой, и – по домам: завтра похороны… (Встаёт с лавочки, идёт к телу Дмитрия, останавливается около него.)
ОЛЬГА ИВАНОВНА (вздыхает). Да, пошли… (Тоже подходит к телу Дмитрия.)

Свет зажигается также над Анной и Любашей, и вообще, во всём помещении морга.

АННА (видит, как Олег Павлович и Ольга Ивановна подошли к телу Дмитрия, Любаше). Ну что, пора прощаться с Димочкой… Завтра похороны… (Направляется и подходит к телу Дмитрия.)
ЛЮБАША. Да, пора… (Идёт за Анной и становится рядом с ней.)

Все молча и со скорбью смотрят на тело Дмитрия. Каждый думает о своём.
Вдруг под простынёй медленно и едва заметно, так, как это бывает, когда по животу беременной женщины неспешно перемещается выпуклый след от ручки или ножки переворачивающегося в её утробе ребёночка, перекатилась лёгкая волна движения.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (крестится, испуганно). Ой! Свят-свят-свят!.. Или мне показалось!.. Или… Простыня шевелится!..
АННА (с дрожью в голосе). Я тоже подумала, показалось… Но если двоим…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Троим…
ЛЮБАША. Да, четверым не могло показаться… (Осторожно, с надеждой.) Значит?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с перехваченным дыханием). Неужели?..

Раздаётся хорошо слышный вздох и негромкий стон Дмитрия. Все оцепенели.

ЛЮДМИЛА (высовывает из-под простыни и приподнимает голову, с возмущением). Ну он их щас в гроб загонит!
ВИКТОР (тоже выглядывает из-под простыни). Не надейся, вдвоём будем куковать…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (радостно). Он дышит! Он живой!..
ЛЮБАША. И даже стонет!..

Все быстро окружают стол со всех сторон, осторожно прикасаются к телу Дмитрия, не веря, но очень надеясь в возможное счастье.
Дмитрий начинает очень медленно стягивать с головы простыню.

ЛЮДМИЛА (опёршись локтем о стол). Ну хоть это сделал не быстро…
ВИКТОР (тоже опирается локтем о стол). По инструкции…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (видя, как Дмитрий медленно освобождает от простыни голову и поворачивает её в разные стороны, разглядывая окружающих, обнимает его тело, ложась на него грудью, громко, радостно). Боже мой, Димочка! Сыночек! Ты живой! Ты всё-таки живой! (Плачет.) Я верил в это! Я надеялся! Я знал! Ты не мог умереть! Мы же все тебя так любим!..
ДМИТРИЙ (приподнимается и оказывается в сидячем положении, озирается вокруг, делая вид, что не понимает, что происходит). Где я?.. Что со мной?..
ЛЮДМИЛА (садится на стол, свесив ноги). Ну артист!..
ВИКТОР (тоже садится на стол, свесив ноги). А мы бочку катили…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Сынок, ты с нами! А где – разве это важно?.. Главное, что ты живой!.. (Кричит, радостно, торжествующе). Он живой! Он живой! Ур-р-а, он живой!

Все начинают, взявшись за руки, радостно смеяться, хороводом прыгать вокруг стола, на котором с деланным удивлением сидит Дмитрий, и громко кричать «Ура! Он живой! Он живой! Да здравствует жизнь!» Дмитрий неспешно встаёт со стола. Стоит неподвижно столбом. Все его обнимают, целуют. Всеобщее ликование и радость нарастают. Дмитрий при этом сохраняет спокойствие и даже равнодушие человека, якобы не понимающего ещё, что же с ним тут происходит.

ЛЮДМИЛА (показывает пальцем на Дмитрия). Какая отрешённость!.. Станиславский сказал бы: верю!..
ВИКТОР. Ну даже если я поверил… Талант пропадает…
ЛЮДМИЛА. Ну почему же – пропадает? От Аннушки косить будет талантливо…
ВИКТОР. Так Бог же…
ЛЮДМИЛА. Ты думаешь, он заметит? У него ж дел по горло! Поди, уследи за всеми…
ВИКТОР. Значит, казановы неистребимы?..
ЛЮДМИЛА (вздыхает). Неистребимы, гады…

Дверь морга открывается, и в морг шатающейся походкой заходит охранник. Все это видят, и торжества, быстро спадая вниз по ликованию и громкости выкриков, оканчиваются через считанные секунды всеобщим оцепенением растерянности.

ОХРАННИК (подходя по пьяной синусоиде к столу, вокруг которого только что все плясали и веселились, заплетающимся языком, с удивлением). А что это здесь происходит, а?..
ЛЮБАША (с восторгом, шутливо). Так покойник ожил! (Показывает на стоящего по-прежнему в позе отрешённости у стола Дмитрия.) Вот он!
ОХРАННИК (не сразу реагирует, медленно переваривая информацию и разглядывая Дмитрия, заплетающимся языком, с удивлением). Да?.. У нас ещё не оживали… Хм… Ну так это ж тогда событие, можно сказать, мирового значения… Не каждый день покойники оживают… Это надо немедленно отметить!.. (Качаясь, озирается по сторонам.) У меня тут где-то была заначка…
ЛЮДМИЛА (с огорчением). Всё, хана бутылке…
ВИКТОР. Банкет отменяется…
ЛЮДМИЛА (озаряется догадкой). Ну нет уж! Если у них будет, то и у нас!.. Я придумала!..
ОХРАННИК (находит оставленную им за столом Людмилы бутылку, несёт её к компании всё ещё испуганных посетителей морга). Вот она, родимая! Шас раздавим по случаю!

Настроение охранника сразу же сбрасывает общее напряжение. Все собираются в центре сцены. По-прежнему отрешённого Дмитрия к центру сцены ведёт за руку Анна.

ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (охраннику, показывая на бутылку, иронично). Один раздавишь?..
ОХРАННИК (качаясь, заплетающимся языком, обиженно). В одиночку пьют только алкоголики… А я разве алкоголик?.. Ну посмотрите на меня!.. Я похож на алкаша?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Совсем не похож…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Ну разве что чуточку… (Испугавшись реакции охранника, повернувшегося к ней с выражением неудовольствия на лице, поспешно.) Но это не заметно!.. (Ко всем.) Правда же, не видно?..
ЛЮБАША. Только под микроскопом…
ОХРАННИК (раскупоривает бутылку, довольный). Я же говорил… Ну ладно, давайте помянем…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (испуганно). Типун тебе на язык! Он же живой!
ОХРАННИК (покачиваясь, оборачивается к Дмитрию, смотрит на него изучающе, с удивлением). О, действительно живой… Ну тогда – за здравие…
ЛЮБАША. А как пить-то будем? Стаканов же нет.
ОХРАННИК (смотрит на бутылку, с удивлением). Ну да… Я ж не один… А я щас принесу… Тут шеф купил набор по случаю… его юбилей отмечали… (Ставит бутылку на пол, уходит.)
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (Дмитрию). Сынок, ну ты как? Пришёл уже в себя?..
АННА (Олегу Павловичу). Олег Павлович, не тревожьте человека, он ещё наполовину там… Как вы думаете, это всё так просто?..
ЛЮБАША. Ну да, сутки провалялся в такой холодрыге, да ещё и среди покойников!.. Тут поспешишь – опять сляжешь…
ДМИТРИЙ (неуверенно, сбивчиво). Нет, я вообще-то ничего… Вот ноги только не держат… Как чужие… слабые… И вообще… сил нету…
АННА. Я сейчас, Димочка, постой минутку! (Бежит к лавочке, стоящей у правой стены, берёт её и возвращается с ней назад.) Вот, садись! (Усаживает на лавочку Дмитрия.) Конечно, сутки лежал… Вот мышцы и ослабли…
ЛЮДМИЛА. Ещё бы, трупом, как-никак, был… ослабнешь тут… (Виктору.) Вить, а мы думали, он инструкции исполняет… Не дай бог, опять отрубится…
ВИКТОР (жалобно). Дима, возвращайся… Мы уже соскучились…
ЛЮДМИЛА (со злостью). Вот я теперь понимаю, почему Димка хотел тебя прибить!
ВИКТОР (виновато). Нет, ну я правда соскучился…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (садится рядом с Дмитрием, с тревогой). Сынок, давай я попрошу у охранника носилки, и мы тебя…
ДМИТРИЙ (перебивает). Пап, ну ты что?.. Людей смешить?.. (Видит, что в морг возвращается охранник, несущий в руках какую-то коробку.) Я вот сейчас хряпну стопорик водочки, и стабилизируюсь…
АННА (с удивлением). Так ты же не пьёшь!
ДМИТРИЙ. А вот теперь хочу!.. Ты бы знала, Анечка, где я был!..
АННА (неуверенно). Ну так, знаю… В коме…
ДМИТРИЙ. В коме, Анечка, нету Люськи… (Приветственно взмахивает рукой в сторону стола Людмилы.) Привет, Люсь…
ЛЮДМИЛА (всхлипывает). Привет, Димочка…
ДМИТРИЙ. Нету Витьки… Пацан бестолковый… но хороший…

Олег Павлович и Анна переглядываются.

ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (Анне, тихо, успокаивающе). Ничего, Анечка, мы его вылечим…
ДМИТРИЙ (слышит слова отца). Не надо меня лечить. Я уже…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (испуганно). Что – уже?
ДМИТРИЙ. Вылечился…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да кто ж тебя там, в коме, мог вылечить?
ДМИТРИЙ. Души человеческие, папа… Я наконец-то понял, что такое человеческая душа…
ЛЮДМИЛА. Для этого, оказывается, дуба надо врезать…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с сомнением). Понял, что такое душа?..
ДМИТРИЙ. Да, понял. И теперь знаю, нет ничего прекрасней человеческой души, даже у падших…
ОЛЬГА ИВАНОВНА. У падших душа злая, Дима…
ДМИТРИЙ. Нет, Ольга Ивановна, душа у них добрая. Разум только злой, когда не справляется с окружающей его жестокостью…
ОХРАННИК (подошедший уже с минуту назад с коробкой под мышкой и силящийся понять , о чём тут идёт разговор, заплетающимся языком, нетерпеливо). Граждане, у меня тоже душа добрая… Давайте выпьем, а?.. За добрую душу!..
ОЛЬГА ИВАНОВНА. Да куда уж тебе?.. Не просыхаешь ведь…
ОХРАННИК (кладёт коробку на пол, качаясь, ощупывает своё тело). Нет, сухие места ещё есть… Сил только нету… (Озирается вокруг.) Присесть бы…
ЛЮДМИЛА. Должен был уже лечь… после бутылки-то…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (Любаше). Пошли, принесём лавочку. (Идут за лавочкой у левой стены морга, приносят её, ставят так, что с уже находящейся здесь лавочкой они располагаются ёлочкой, охраннику.) Садись, алконавт! Мы тоже присядем. (Садятся с Любашей рядом с опустившимся в бессилии на лавочку охранником, охраннику). Ну что, принёс стаканы?
ОХРАННИК (показывает Ольге Ивановне на коробку, лежащую на полу). Вот…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (распаковывает коробку). О, тут восемь стаканов. Даже больше чем надо.
ОХРАННИК. Было двенадцать. Четыре разбили… Шеф о пол грохнул четыре раза… Ну… юбилей…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. С таким шефом можно не опасаться, что застукают…
ОХРАННИК. О-о, шеф у меня – сила! Бутылку может!.. Один!..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Ты тоже можешь… Тренированные ребята… (Встаёт с лавочки, берёт с пола бутылку). Я разолью. Так, два стакана лишние, отставлю сюда. (Ставит стаканы в сторонку на пол, равномерно разливает водку по шести оставшимся стаканам, чтоб всем было поровну.) Надо отметить возвращение сына… и маленько стресс снять… А то уже, честно говоря, голова кругом идёт…
ДМИТРИЙ (отцу, показывает на два лишних стакана, которые Олег Павлович отставил в сторону). Пап, в эти тоже налей…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (с удивлением). Зачем? Нас же шестеро. Эти лишние…
ДМИТРИЙ. Налей-налей… (Видит удивление отца, настойчиво, просительно). Ну я прошу, налей…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Не понимаю, зачем…
ДМИТРИЙ (неуверенно). Ну… на кладбище ведь у могилки ставят стопочку с водкой, да?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Так то ж на кладбище!.. А тут…
ЛЮДМИЛА (задумчиво, с грустью). Да-а, морг ещё не кладбище…
ВИКТОР. Предбанник…
ДМИТРИЙ (показывает в сторону столов Людмилы и Виктора, настойчиво). Это для них…

Олег Павлович нехотя наливает немного водки и в лишние два стакана.

ЛЮДМИЛА (встаёт со стола, подходит к лавочкам, с восхищением). Во друг! Настоящий друг! (Виктору.) Учись, Витька!
ВИКТОР (тоже встаёт со стола, подходит тоже к лавочкам). В морге?..
ЛЮДМИЛА (назидательно). Учатся везде… Как выясняется, в морге – тоже… (С восхищением.) Я ведь хотела тихой сапой слямзить, а он, гляди-ка, угощает!.. (Сбивчиво, неуверенно.) Джен-тель-мен!..
ВИКТОР. Джентльмен, грамотейка! Это тебе надо учиться…
ДМИТРИЙ (отливает из своего стакана водку равномерно по двум лишним стаканам). Я пью первый раз в жизни… Оставлю десять капель, а то (показывает на стол, на котором только что лежал) опять слягу…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (с удивлением). Лучше б нам добавил… (Показывает на столы для покойников.) Им-то зачем столько?.. Это ж виртуально, в знак уважения, что ли…
ДМИТРИЙ (хмыкает). Хм, виртуально, говорите?.. Если б вы знали, Ольга Ивановна, как это всё реально! Как реально!.. Не побывал бы тут, никогда б не поверил…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (Анне, тихо). Ничего, в Кащенко это лечат…
ДМИТРИЙ (отцу). У меня слух хороший, папа… А в Кащенко лечить надо тех, кто ещё не знает, что такое смерть, и тратит жизнь на глупости… (Поднимает свой стакан, смотрит на всех присутствующих, вставших с лавочек и тоже поднявших свои стаканы, обращается ко всем) Ну, за новую жизнь! За жизнь, в которой правит всем её величество любовь!..

Все чокаются. Людмила и Виктор тоже берут с пола оставленные для них Дмитрием стаканы, чокаются сначала между собой, и тут же, переполненные благодарностью к Дмитрию, начинают чокаться со всеми присутствующими в морге.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (испуганно). Слушайте, ну ладно, я чокнулась со всеми вами, но кто чокнулся со мной вот… (смотрит налево, где никого рядом с ней нет) …слева?..
АННА (растерянно). А со мной – справа… А ведь тут тоже никого нет…
ЛЮБАША. И со мной… уже после всех…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (осторожно, озираясь по сторонам). Я, конечно, не верю в полтергейст и в НЛО, но тут что-то не то… Я ведь перестал уже со всеми чокаться… (Опять оглядывает всё вокруг.) И вдруг со мной чокнулись ещё дважды… (Щупает ладонью свой лоб, Дмитрию.) Ой, сынок, мне, наверно, тоже надо в Кащенко…

Охранник, на которого наконец-то подействовала последняя рюмка, выпитая им сразу после всеобщего чокания, садится на лавочку, опускает голову на грудь и тут же начинает громко храпеть. Через несколько секунд храп прекращается, он просто спит с опущенной на грудь головой, лишь изредка тихо и коротко скуля.

ДМИТРИЙ (осматривается вокруг). Люсь, Вить, ну вы перешли уже все границы!.. Вы ж угробите всех моих родственников!.. (Взмахивает снизу рукой, как делают, чтобы отогнать кур или гусей.) А ну, кыш отсюда!..

Все быстро суетливо и озираясь по сторонам опрокидывают в рот стаканы с водкой, и начинают тихо постанывать, охать и щупать свои лбы ладонями.

ЛЮДМИЛА (виновато). Прости, Димочка, это мы так были тебе благодарны, что забыли, где мы и кто мы… (Виктору, показывая на столы для покойников.) Пошли, Витька, по месту постоянной прописки…

Людмила и Виктор подходят к своим столам и в полном огорчении садятся на них, свесив ноги вниз и держа в руках недопитые стаканы с водкой.

ОЛЬГА ИВАНОВНА (болезненным тоном). Слушайте, пошли отсюда поскорее, а? А то Димка встал, а мы все ляжем…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ. Да, действительно, пошли… Это, наверно, место дьявола… Он тут явно правит…
ДМИТРИЙ. Нет, папа, это, как раз, место Бога… Я б не пришёл в себя, если б тут хозяйничал дьявол… (Всем.) Ну пошли, что ли? И в самом деле, пора домой…

Все начинают медленно двигаться в сторону выхода.

ЛЮБАША (пристраивается к Дмитрию и Анне, на ходу). Ты вот только что испугался за своих родственников… А за меня?..
ДМИТРИЙ. Так ты ж тоже моя родственница…
ЛЮБАША. Ты хочешь сказать – любовница?..
ДМИТРИЙ. Это всё в прошлом… Ты мне именно родственница…
ЛЮБАША (останавливается, с удивлением). Ничего не понимаю. Какая родственница?..

Все тоже останавливаются, с интересом слушают разговор Дмитрия и Любаши.

ДМИТРИЙ. Ты моя единокровная сестра… У нас с тобой один отец. (Показывает на Олега Павловича.) Вот он…
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (Дмитрию, ошарашено, с паузами). Погоди!.. А откуда?!.. Я ж ещё тебе…
ОЛЬГА ИВАНОВНА (озираясь по сторонам, перебивает, испуганно). Олежек, немедленно уходим отсюда! Это заколдованное место! Скорее, а то все тут и останемся!.. (Берёт за руку Олега Павловича и решительно ведёт его к выходу.)
ЛЮБАША (с удивлением). Оле-е-жек?! (Олегу Павловичу, решительно.) Олег Павлович, объясните мне, наконец, что тут происходит! И кто вы мне?..
ОЛЕГ ПАВЛОВИЧ (берёт под локоть Любашу, увлекает её за собой и Ольгой Ивановной, уже перед самым выходом из морга на секунду приостанавливается, виновато). Я тебе не Олег Павлович… Я тебе отец… Пошли-пошли, по дороге всё объясню… (Олег Павлович, Ольга Ивановна и Любаша выходят из морга и закрывают за собой дверь.)

В морге остаются только Дмитрий, Анна и по-прежнему сидящий с опущенной головой на грудь и тихо спящий охранник.

ДМИТРИЙ (Анне, сбивчиво, с паузами, виновато). Прости меня, Анечка… Я действительно тебе изменял… Но я больше… (Делает паузу, смеётся.)
ВИКТОР. Он больше не будет…
АННА (с удивлением). Почему смеёшься?
ДМИТРИЙ (продолжает смеяться). Да просто в этом месте Витька всегда вставлял: он больше не будет…
АННА. Какой Витька?
ДМИТРИЙ. Да неважно… Вернее, для меня важно, но ты не поймёшь…
АННА. Димочка, ты стал каким-то другим…
ДМИТРИЙ. Другим, Анечка! Другим! Я теперь тебя так люблю, как Ромео не любил Джульетту!
АННА (смеётся). Да, но чем у них всё кончилось… Нет повести печальнее на свете…
ДМИТРИЙ. А у нас, Анечка, будет радостная повесть! Повесть о любви! Повесть о нежности! Повесть о верности!..
АННА. Вот о последнем, пожалуйста, поподробней…
ДМИТРИЙ. О верности, что ли?..
АННА. Ну да. Ведь пока седина в бороде, бес, как известно, в ребре… Не так ли?
ДМИТРИЙ. Анечка, ну неужели ты думаешь, что я теперь буду тебе изменять? Да есть ли кто вообще на этом свете, кто может мне не поверить?!..

Охранник, тихо спящий с опущенной на грудь головой, вдруг резко, громко и коротко всхрапывает.

АННА (смеётся). Охранник не верит…

Занавес.