Рваный, сломанный ритм,
босыми ногами по каменистому пляжу,
оступаясь, кровя пальцы,
тащить на плечах дерьма прожитых лет баржу,
бурлаком тащить вдоль отмели,
слушая плеск волн, улыбаясь,
увязывая весь мир в одной точке ушибленного мизинца,
гордясь вонючим грузом
и предлагая соблюдение несуществующих правил
за великодушное самопожертвование.
Гордиться душой своей,
в которой нет места человеку,
шагами отмеривая крохи своей жизни,
утверждая, что это позиция,
что отрицательный опыт - тоже опыт,
которого продавать на вес и по бартеру,
не желая смириться с самим собой
и собственной слепотой-глупостью.
И только лица рядом идущих -
вот зеркало,
в них отражаешься, сравниваешь, любуешься,
плачешь и молишь о ненависти,
в которой не бывает сомнения,
завидуешь, чего не знаешь,
завидуешь просто от обратного,
уж очень неказист собственный груз,
не замечая в самолюбованном унынии,
что несут этот груз все вместе.
Но кажется, что один ты,
один несешь, один умрешь,
так ничего и не заметив, не поняв, не полюбив,
лишь шум прибоя всегда рядом,
и для кого-то это сам бог,
а кому-то бэкграунд, чтоб не звенела в ушах тишина,
и речь другого, стороннего,
вот бог и отрада, остальное неправда,
потому что на все есть слово,
не хватает лишь смысла,
смысла, что рождается лицами рядом идущих.
И это не твой смысл,
и как не старайся,
не можешь наделить самого себя,
проговаривая, уговаривая, разбрасывая вокруг себя тысячи слов-семян.
Рваным ритмом бредешь вдоль отмели,
тащишь груз шагов-лет,
и ждешь, ждешь, когда скажет кто слово,
тебе твое заветное слово,
дергаешь лямки, оглядываешься, нервничаешь,
в мире, сжатом до ушибленного пальца,
не знаешь, как быть и что делать,
чтобы дождаться этого своего,
маленького, чужим рожденного смысла.