Пройдешь по побережью и не узнаешь в бледном угловатом камне свернувшегося дракона. А поймешь это, только когда почувствуешь, как шевелится под каменной чешуей сильное тело, увидишь, как медленно расправляются кожистые серые крылья. И порыв ледяного ветра пощечиной хлестнет по лицу, срывая капюшон и путая волосы. Останется только схватиться за острые шипы длинного гребня, захлебнувшись собственным оборвавшимся криком. А дракон взлетит над холодным морем, пронесется над самой водой, разбивая длинным хвостом волны на брызги, срезая быстрыми крыльями белую пену седых бурунов.
А потом вдруг взметнется ввысь, к низкому небу, распахнутому настежь, и ты увидишь, как белый туман, змеями убегающий вдаль, сплелся с низкими облаками, и где-то там синеют вершины далеких горы. Дракон летит дальше за пелену проливного дождя туда, где из зеркала моря поднимается радуга, кольцом обвившая остров. Дракону ничего не стоит пролететь по дорожке заходящего солнца до зеленого луча, сквозь белые сумерки полярных ночей, над собственной тенью, сотворенной бледным светом Луны, до разлитого оранжевого зарева рассвета за сопками. Распугивая крикливые стаи чаек, белыми платками, реющих на ветру, догоняя парящих в вышине орлов. И вдруг снова он опускается к земле, где на берегу дремлют другие каменные драконы. Ты чувствуешь, как он застывает, становясь вновь огромным холодным валуном, как бы невзначай поменявшим очертание.
Я все сижу и смотрю на море, я давно уже научилась видеть его драконов. Завтра все кончится и вновь выдернут другие такие неведомые и дикие дела в совсем другой мир.
Корабль отчаливает, море рычит о борт эхом чужих песен, а я отчаянно пытаюсь запомнить все, все, что было до мельчайшей подробности. Вплоть до запаха соли, рыбы, водорослей, до вкуса кофе сваренного на солоноватой в прилив воде из ручья.
Капитан смеется, он то знает, что я вернусь. Мне бы тоже очень хотелось это знать.