Глава четвертая
ЕВРАЗИЙСТВО И ПРОВАЛ
Евразийство началось с прогремевшей в 1920-м году книги «Европа и человечество», выпущенной в Болгарии князем Николаем Сергеевичем Трубецким (1890-1938) из рода Гедиминовичей, одним из крупнейших русских лингвистов.
Он спасся от Москвы и стал доцентом Софийского университета, где, всего лишь 30-летний, выдвинул концепцию России как моста, в том числе идеологического, между Европой и Азией.
Книга стала центральным объектом семинара, в котором участвовало несколько эмигрантов-лингвистов, выпустивших по его итогам сборник статей «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев. Книга 1».
Сегодня-то нам понятно, что если сравнивать Россию с чем-нибудь, так это не с мостом, а с бульдозером, подминающим всё, что ей не по нраву. Но в те далекие годы философ-эмигрант Николай Бердяев определял евразийство как «...прежде всего направление ээмоциональное, а не интеллектуальное», оно — ответ «творческих национальных и религиозных инстинктов» на тогдашние события.
Когда Трубецкой оказался в Вене, там стали функционировать руководящие органы — Совет Трех, Совет Пяти, Совет Семи... Довольно регулярно издавались соответствующей направленности сборники и книги, журнал «Евразийские хроники», газету «Евразия».
Газету, впрочем, весьма быстро прибрали к рукам люди из Москвы, так что в 1929 году Трубецкой в знак протеста вышел из евразийского руководства.
В просоветской направленности особенно активен был Сергей Эфрон, который еще в 1926 году был вполне откровенен насчет задачи «евразийцев»:
«Не пресловутая наша пропаганда евразийства, а пропаганда евразийцами советского дела.»
После гитлеровского аншлюсса Австрии Трубецкого схватило гестапо, продержало у себя три дня — спас от концлагеря княжеский титул... Вернувшись домой, Николай Сергеевич увидел, что во время обыска исчезли его научные рукописи, и несколько дней спустя скончался от инфаркта миокарда...
Так вот, «Евразия» как философия...
Ее честные адепты отвергали западноевропейские идеи и «европоцентризм», как чуждые России, которая не Европа и не Азия, а особый континент (сейчас, в наши дни, эти мысли реанимируются, — как легко понять, с тем же успехом...)
«Евразийцами» были известные русские профессора-эмигранты, занимавшие «...лучшие кафедры в Берлине, Лондоне, Праге и других европейских городах...»
Роль государства в России представлялясь евразийцам совсем иной, нежели в Европе. В основу социума на этой гигантской территории они свыдвигали православие, способное-де мирно и продуктивно сосуществовать рядом с другими религиями и «цементировать» их.
А главное — управлять Россией, этой невообразимой территорией с множеством разнообразных народов и народностей, должна «идеократия», то есть «правящий слой», члены которого, по Трубецкому, объединены некоторым «общим мировоззрением».
Но, конечно, объединены не марксизмом-ленинизмом и не национал-социализмом Гитлера, это князь-эмигрант выражал открыто и неоднократно.
За что его не любили и большевики, и наци.
Трубецкой же любил лингвистику, а не политику, и однажды признался, что евразийство, мешая научной работе, его «погубило как ученого» .
Весьма быстро к «евразийцам» проявили интерес деятели, коим, как говорится, «ведать надлежит».
В числе откликнувшихся на заманчивые посулы и финансовые обещания оказался бывший белогвардеец, командир пулеметного взвода Сергей Эфрон, муж Марины Цветаевой.
Для начала ему поручили возглавить в Пражском университете «Демократический союз русских студентов» и от имени его выпускать журнал «Своими путями».
Пути эти вели только в СССР, уши которого высовывались с его страниц, как и со страниц журнала «Вёрсты», где опять-таки Эфрон оказался соредактором.
Финансовое положение его семьи резко улучшилось. А как известно, «коготок увяз — всей птичке пропасть»...
В наши дни подвели итог: этот «редактор» затащил в сеть советской зарубежной разведки 24 эмигранта. Крыша журналиста действовала безотказно.
О его вербовках можно рассказывать много, но достаточно вспомнить Ренату Штейнер, следившую за сыном Троцкого Львом Седовым, отравленным «чекистами» во французской больнице.
Провал случился, как обычно, из-за легкомыслия.
Начальником эмигрантского «Российского общевойскового союза» РОВС был генерал Е.К. Миллер. Он занял этот пост после исчезновения генерала Кутепова, схваченного в 1930-м году в Париже советскими агентами («...зайдемте, — в этой квартире нас ждут немцы, страстно желающие с вами познакомиться!..») и переправленного на советском судне в СССР, где и был расстрелян. Рассказывали, что когда французский министр иностранных дел пригрозил, что военно-морские силы Франции задержат и обыщут пароход, советский посол широко улыбнулся: «Но вы же там его не найдете!».
Войдя во вкус, советские «органы» решили похитить и Миллера, чтобы, так сказать, никому неповадно было.
Генерал Скоблин, его заместитель, подбросил своему начальнику «дохлую кошку»: мол, немецкая разведка предлагает сотрудничество против, естественно, СССР. Встреча состоится на его, Скоблина, даче. (там он жил с женой, известной певицей Надеждой Плевицкой, агентом НКВД, завербовавшей и самого Скоблина, — «Фермеры» была их кодовая кличка).
Свидание планировалось на 22 сентября 1937 года.
«Благословил» операцию сам Сергей Шпигельглас по кличке «Дуглас», начальник Иностранного отдела НКВД, не заседавший в Москве, а окопавшийся в Париже на Монмартре под крышей владельца рыбной лавки, торгующей омарами.
На следующий день генерал Миллер в своем кабинете не появился.
А его заместитель генерал Кусовский, открыл сейф начальника и увидел там записку:
«У меня сегодня в 12 часов 30 минут встреча с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе, он должен отвезти меня на своей машине на встречу с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом, а также Вернером, чиновником парижского посольства. Оба они разговаривает на русском. Встреча организована по инициативе Скоблина. Возможно, что это – ловушка, поэтому на всякий случай оставляю эту записку. 22сентября 1937 года. Генерал-лейтенант Миллер.»
Немедленно на виллу Скоблина под Парижем помчались люди РОВС и привезли его, не подозревавшего о своем провале, в Париж. Там наивный до предела Кусовский не надел на него наручники, а показал записку и стал допытываться: что сие значит?
Не растерявшийся Скоблин выбежал из комнаты и... исчез! А на самом деле, спрятался в двух шагах от Кусовского: в квартире владельца дома, таксиста-агента НКВД Степуржинского (комнаты РОВС занимали у него второй этаж...— вот так-то!..).
Потом Скоблина якобы для борьбы с франкистами переправили в Испанию и расстреляли в подвале отеля “Метрополь» в Валенсии (инсценировав гибель при авианалете франкистов) как главного виновника провала,— это называлось у них «зачисткой»: следы и свидетели не должны оставаться...
Шпигельгласа же вызвали в Москву и уничтожили в 1941 году как агента иностранных разведок...
Плевицкую французы арестовали, дали 20 лет каторжных работ, и она умерла в 1944 году.
Французская полиция знала, что убитый 4 сентября 1937 года в Швейцарии человек с документами Игнасия Рейсса имел контакты с парижским Сергея Эфрона «Союзом возвращения на родину».
(Рейсс, на самом деле Натан Порецкий, подписал себе смертный приговор, отказавшись вернуться в Москву и угрожая в письме Сталину разоблачениями).
Эфрона вызвали на допрос в жандармерию, и, вернувшись в свою только что нанятую квартиру в парижском районе Ванв, он мчится на такси (шофер — тот же самый!..) в Руан, для отвода глаз в компании Марины и сына Георгия (Мура).
Там, распрощавшись с ними, Сергей отправился в Гавр на советский пароход... Бедняк не подозревал, что и он, и его дочь, и Марина, — все в сети «зачистки»...
Марина и Мур вернулись на поезде в Париж. На следующее утро к ним явилась полиция с ордером на обыск и допрос.
Марина, помалкивая о поездке в Руан, рассказала парижской газете «Последние новости», что Сергей отправился в Испанию. «Его советские симпатии мне известны, как и другим, кто встречался с моим мужем. Его близкое участие во всем, что касается испанских дел, мне также известно. Чем занимается он, какой еще деятельностью конкретно, не знаю...».
Ничего компрометирующего не было найдено. Так что в июне 1939 года Марина с Муром получили советскую визу и легально вернулись через тот же Гавр в Ленинград, отправив туда из парижской квартиры свои вещи.
Ей было еще не известно цинично-блатное: «За вход — рупь, за выход — два»...
Ариадна Цветаева, прибыв в СССР и разыскивая следы своего отца, обратилась в «органы»:
«Я разыскала тут в Москве нашу старую знакомую, которая много лет знала моего отца по совместной работе во Франции. Это Елизавета Алексеевна Хенкина... В свое время она сама принимала участие в нашей работе за рубежом... С.А.Хенкина знала Шпигельгласа, хорошо помнит, как и кем выполнялось задание, данное Шпигельгласом группе, которую возглавлял мой отец, как и по чьей вине случился провал...»
Иными словами, Сергей Эфрон был сотрудником «врага народа» Шпигельгласа, расстрелянного в числе прочих чекистов в Москве (в Париже крышей был магазин рыбопродуктов близ Монмартра).
И Ариадна Эфрон, его дочь, действовала заодно с ним.
(продолжение следует)