Зоя Викентьевна предложила Варваре поработать секретаршей у них в редакции. Для начала они договорились, что Варвара проведет денек у Тетьзои на работе, присмотрится к людям, к обстановке.
Вечером, когда они втроем пили чай, Димка спросил девушку: как, мол, журналистская братия – понравилась?
Варвара, сложив губы трубочкой, шумно подула в дымящуюся чашку.
- Братия? О-очень понравилась. Мужчины такие все шустрые, крутятся в приемной, слова говорят непонятные – все про политиков, про русский народ, про разные части тела…
- Чего? – Димка вскинулся, готовясь повеселиться, только бросил искоса взгляд на мать. Зоя Викентьевна с интересом смотрела на Варвару. А та давай соловьем заливаться – провинциальным, конечно, это у нее такое хобби в Москве появилось.
- Ну, какие бывают части тела, Дима? Ты прям как маленький. Если Тетьзоя не рассердится, я могу перечислить: попа, ляжки, бюст… Ну и прочее. Только в их исполнении это немного по-другому звучит, но неважно, смысл один.
- Я не понял, они про твои части тела говорили?
- Что ты, Димочка. Тогда б мы с тобой эти баранки гораздо раньше ели. Нет, журналистская братия обсуждала части тела своих внештатных корреспондентов, потом какой-то поп-звезды, то ли Валерии, то ли Анжелики. А потом я отключилась. Да не пугайся ты так. Я отключилась от разговоров в приемной, потому что стали звонить читатели. Моей задачей было кратко записать жалобу. На третьей или пятой жалобе я еще раз поняла, что Тетьзоя героическая женщина, и что мне в редакции делать нечего.
- Объясни, Варюша, - Тетьзоя даже отложила маковую баранку, которую собиралась съесть.
- Объясню. Одна бабушка сообщила, что тридцать лет живет в пятиэтажке на верхнем этаже, а последние двадцать ползает по квартире с тазиками и кастрюльками, когда идет дождь или падает снег. То есть, крыша протекает двадцать лет. Но бабушка звонила в редакцию не по поводу ремонта. Она пожаловалась, что в диспетчерской, когда она туда позвонила после очередного дождя, дежурная удивилась, услышав ее фамилию. Знаешь, как удивилась? «Так ты, старая, еще не сдохла?» - спросила дежурная. И эта бабушка просила дорогую редакцию усмирить женщину в диспетчерской. Чтоб та, значит, у нее хоть извинения попросила. Позвонил еще дядька, инвалид войны, орденов и медалей полста штук, и не только советских. А ты знаешь, Димыч, сколько лет сегодня тем, кто воевал? Ну да, за восемьдесят. Рядом с его домом в машине взорвали какого-то бизнесмена, про это мы две недели назад по телику смотрели. У всех стекла полопались, у инвалида войны тоже. Всем вставили – мэр распорядился. А про этого дяденьку забыли. Ну, бывает. Он две недели на сквозняке живет, бедный, звонит в такую же диспетчерскую, а ему отвечают: мол, всех стеклами обеспечили, кто вы такой – не знаем, да и бесплатных стекол уже нет, все вышли. Вот так, Димыч. И очень мне захотелось поехать в эти самые диспетчерские и найти тех, кто отвечал бабушке с тазиками и деду на сквозняке. Найти и рожу набить…
Я у ребят поинтересовалась, часто ли по таким вопросам звонят. Они говорят: с утра до вечера. А дорогая редакция ничего сделать не может. Ну, напишет. Ну, в лучшем случае, хамку лишат премии. Но она, хамка, от этого человеком не станет. Так что на пятом звонке я уже смотрела на все и всех прощальным взглядом. Ведь надо или не принимать близко к сердцу эту пакость, или убегать. Я убежала. Привыкать-то долго… Варя не решалась посмотреть на Тетьзою. Получилось - она, Варвара, такая добренькая, отзывчивая, а Тетьзоя железобетонная, если работает в редакции много лет и дальше будет. Куда деваться-то …
Тетьзоя непонятно хмыкнула и вышла из кухни. Димку истории про хамок из диспетчерских не взволновали, он их вполуха слушал. Гораздо интересней казалось: неужели в самой редакции народ такой – сплошь дебилы и сексуально озабоченные люди? Мама об этом никогда не говорила. Он и спросил у Варвары – правда ли.
- Да нет, Димыч. Нормальные люди, как везде. Один только крутился, толстый такой, губастый. Он и молол чепуху. А разве ты никогда у Тетьзои на работе не был?
- Что мне там делать? Представляю, как из всех щелей вылезли бы коллеги: ах какой сыночек у Зои Викентьевны!
- Ну да, конечно. Ты же стеснительный. Я как-то забыла, - Варвара поскучнела.
Тетьзоя не идет, значит, обиделась. Скажет: беги-ка ты, девушка, в трансагентство за билетом на Волгу. Надоела! Видно, это будет самое правильное.
В кухне стало тихо, и Варвара с Димой услышали, что в ближней комнате Тетьзоя разговаривает по телефону. Через минуту она вошла, глянула на скукоженную Варвару.
- Беги-ка ты, девушка, на пятый этаж. Прямо сейчас, можно в домашних тапочках. Вот записан номер квартиры, где живет некто Александр Александрович. Он тебе объяснит, в чем заключается работа, и если сразу тошно не станет – пойдешь завтра с ним деньги зарабатывать. Тебе нужны деньги?
Варвара растерялась.
- Вообще-то, конечно… Но, Тетьзой, может, мне домой пора? Я ж так и знала, что не получится тут.
- Во-первых, мы с тобой еще ничего не сделали для того, чтобы получилось. А во-вторых, любую ситуацию надо прожить до конца. Иди к Александру Александровичу, иди. А там посмотрим.
Когда за Варварой закрылась входная дверь, Дима сказал:
- Мам, зачем ты ее к нему послала? Ведь ей не просто деньги нужны. Варьке устраиваться нужно. Чтоб работа с перспективой… Ну, ты понимаешь?
- Понимаю, сын. Не волнуйся. Ей будет полезно пообщаться с дядей Сашей.
Димка закрылся в своей комнате и слышал, как минут через тридцать вернулась Варвара. Она о чем-то коротко переговорила с матерью и, наверное, завалилась с книжкой на диван. Наступила тишина. А что делает мама? После гибели тети Лизы с ней что-то произошло, этого не мог не заметить даже Димка, по уши погруженный в собственные проблемы. Приходит с работы и сидит на кухне, пока не наступит пора ложиться спать. Варвара готовит, Варвара посуду моет, а мать – сидит. И все думает о чем-то, и ни слова не скажет в ответ, если спросишь: ты что, мам?
Димка захлопнул учебник и пошел на кухню. Так и есть. Сидит в уголке и курит! Вот это да! Лет пять назад с огромным трудом, даже со слезами, Зое Викентьевне удалось бросить курить. Тогда, глядя на страдания матери, Димка дал слово, что никогда не возьмет в руки сигарету. И пока слово сдерживает. Брать-то приходилось – тогда с рыжим старлеем на пригорке покурили, - но тяги к табаку Дима не чувствовал. Пускал иногда дым колечками – за компанию. Правда, мать и от этого предостерегала: мол, все начинается с малого… А сама?
- Ты что это, мам? Зачем? Забыла, как трудно бросала?
Зоя Викентьевна долго-долго смотрела на Димку. Он услышал за спиной шлепанье Варвариных тапочек. Шлепанье стихло, теперь Варвара тревожно дышала ему в спину.
- Вот что, ребята. Сядьте. Вы взрослые и разумные, наверное, я могу поделиться с вами. Мне тетя Катя сказала одну вещь, которая никак не идет из головы. Незадолго до смерти тети Лизы в подъезде ее дома в Москве был убит старик – инвалид. В тот день Лиза как на грех приезжала в город к Тине. Она вернулась в деревню сама не своя. Ее подкосила не только сама эта страшная история. Она сказала тете Кате, что, наверное, видела убийцу. Столкнулась с ним на лестнице…
Зоя Викентьевна замолчала, опустив глаза на тлеющую в пальцах сигарету. Дима нерешительно протянул:
- Мам, ну даже если и так… Он же не знал тетю Лизу, он не мог найти ее за городом. А она могла со страху ошибиться, запросто.
- Дело в том, Дима, что она узнала его.
Повисло молчание. Диме снова, как тогда, в Кирюшкино, стало страшно от близости чужой тайны. Даже на мгновение захотелось, чтоб мама ничего больше не говорила, никого не называла. Ведь милиция установила, что произошло убийство, они ищут… Может, и найдут.
- Тете Лизе показалось, что мимо нее по лестнице пробежал сын соседки, у которой ты, Дима, творог брал…
- А чего же его не потрясли? Это же прямая обязанность милиции.
- А им никто ничего не сказал.
- Как это? Тетя Катя не сказала?
- Нет. Об этом знаю только я. Тетя Катя очень хорошо относится к соседке, Маргарите Ивановне. И сын у нее, говорит, очень приятный молодой человек. Работает учителем английского языка в школе. Она уверена, что тетя Лиза ошиблась. А представь, как можно поломать жизнь человека необоснованным подозрением…
- Ну тогда что ты мучаешься?
- Мне тетя Лиза снилась. Мы, конечно, не должны верить снам и тем более их толковать – это очень тонкая сфера, не для наших отупевших душ…
Варвара от нетерпения задышала громче, бесцеремонно оттолкнула Димку и шлепнулась на стул, во все глаза глядя на Зою Викентьевну.
- Сон какой, расскажите? – потребовала она.
- Тетя Лиза сказала: верь мне.
- А как все было-то? – от ужаса и любопытства у Варвары руки покрылись крупными мурашками. Димка оглянулся назад, в темный коридор.
- Ай, Варвара, ты слишком экспрессивно реагируешь. Прямо как суеверная старушка. – Зоя Викентьевна уже пожалела, что поделилась с ребятами своими сомнениями. Молоды они и глупы, чем помогут?
- Но ведь один-то сон ваш сбылся! Точь в точь сбылся! Ну как было-то?
- Никак. Никакого интерьера и антуража. Просто появилась и сказала.
- Мам, ты что-то не то говоришь. Как деревенский сосед смог оказаться в городском доме тети Лизы?
- Так ведь он в Москве живет. И работает. Еще репетиторствует. Внук убитого – его ученик.
- Подожди, - пересохшими губами сказал Дима. – Значит, учитель внука убитого старика не один раз был в этом доме, но тетя Лиза знает его по деревне, куда он приезжает к матери. Так? А как его зовут, знаешь?
- Конечно. Антон Петрович Горячев.
Димка вытаращил глаза и побледнел. Так побледнел, что испуганная Варвара вскочила и подставила ему стул.
- Наш Горячев? У него прозвище Иностранец. Потому что язык знает классно… И вообще… Он такой красивый, все старшеклассницы от него балдеют. И одевается… Нет, мам, этого не может быть!
Димка затряс головой, глотнул воды из стакана, подсунутого Варварой. А потом схватил сигарету из пачки. У него мелко тряслись руки, когда он щелкал зажигалкой. «Как тогда у девушки Тины»,- мельком подумал он и крепко сжал руку. Это не помогло, тогда Димка бросил сигарету и пошел в ванную. Он долго поливал голову холодной водой, медленно обтерся и вернулся на кухню.
Варвара уже заварила и разлила чай. Шел первый час ночи.
Дима посмотрел на мать. Она сидела все в той же позе – его крепкая броня от всех житейских невзгод, всегда такая сильная, мудрая, надежная. Теперь она была растерянной и слабой женщиной, которая не знала, что думать, что делать дальше…
- Знаешь, мам, я думаю, надо рассказать Игорю, оперу из райцентра, про наши сомнения. Мне кажется, он толковый и добросовестный парень, разберется.
- Дима! – почти со стоном произнесла Зоя Викентьевна. – Ну как ты не понимаешь, что прежде чем рассказать мне про подозрение Лизы, Катерина взяла с меня честное слово! Можно только пытаться убедить ее, уговаривать, что такое нельзя скрывать…
Варвара молча глотала чай. А тут не выдержала.
- Тетьзой! Димыч! Все как-то очень нелепо. Тетя Лиза могла ошибиться. Я думаю, даже скорее всего – ошиблась. Ну ведь не дурак же преступник: как он мог идти в дом, где он бывал не один раз и не один раз мог засветиться перед всеми соседями! Ну он же не камикадзе! А теперь представь, что вашему любимому невинному Иностранцу предъявляют такое страшное обвинение! Даже если оправдают – кому он как учитель и репетитор будет нужен? Кто ему доверится? В конце концов, если уж тетя Лиза сразу, когда убили инвалида, не сказала ментам, что видела такого-то человека в такое - то время на лестнице дома, значит, она совсем не была уверена, что это он, ваш Иностранец!
- Логично. Все логично, - Зоя Викентьевна тихонько похлопала ладонью по столу. – А теперь все, пожалуйста, по койкам.
Она вымученно улыбнулась.
Когда Варвара вернулась после душа в комнату, где они спали вместе с Тетьзоей, она увидела: тетка стоит перед иконами с негасимой лампадкой и читает молитвослов. Зоя Викентьевна обернулась на вошедшую девушку, мельком улыбнулась, и Варвара осмелилась попросить:
- Тетьзой, а вы могли бы вслух читать? Мне недавно вспомнилось, как бабушка тихонько молитвы бормотала, а я засыпала. Так спокойно-спокойно становилось…
Зоя Викентьевна негромко начала:
- «Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи Человеколюбче. Благотворящим благосотвори. Братиям и сродникам нашим даруй яже ко спасению прошения и жизнь вечную…»