Студенческая жизнь

Александра Мазманиди
 Из повести ВОСПОМИНАНИЯ О  ЖИЗНИ МОЕЙ.

Уходят вдаль павлодарских  улиц ленты
И с ними расстаёмся  мы, друзья,
Сегодня мы, пока ещё студенты,
А завтра педагог и ты, и я!

       (из нашего студенческого гимна)




          Галя прислала письмо,что у них в Павлодаре открывается педагогический институт. И климат там как мне и надо – суше не бывает.  После  семейных раздумий меня отправляют в Павлодар поступать в  педагогический  институт. Я  успешно сдаю  вступительные экзамены на историко-филологический факультет. И вот я студентка. Начинается новый период  жизни, студенческий. Позже историю почему-то убрали (видимо решили, что мы не справимся с тремя дисциплинами) и заканчивали мы  только филологический факультет.

          Жила я у родственников, так как Галя  поступила в медучилище на заочное отделение, а вечерами не кому было сидеть с  маленькой Лилей. Кроме  того, Галя работала, и ей было бы трудно совмещать работу, учёбу, семью. А мне было в радость помочь родным.

         В группу  РиЛ-11 пришли учиться взрослые дяди и тёти,  уже работавшие на производстве и в других разных сферах деятельности. Всего на курсе было три группы: две русских и одна  для казахских школ. Сразу после обучения в школе  поступали только я и Зоя Романова, остальные уже поработали кто год, кто два, а кто и больше. Училась даже одна семейная пара - Мокрышевы, им было ближе  к сорока, каждому отдельно. Тем не менее, Тамара Мокрышева училась  отлично и после окончания института её оставили преподавать в родных пенатах.
 
         Будете смеяться, но и здесь  в институте мы дружили втроём: Света Кривенцова, Алла Майдурова и я. Мы со Светой жили у сестёр, а Алла была местной девушкой и жила дома со своими родными мамой, папой и братьями. Света моя жила у старшей сестры Таисии  в городке железнодорожников, так как  Таин  муж работал на  ЖД. Сама же Таисия работала швеёй в ателье. Потом, на третьем курсе, кажется,  Светлана ушла жить в общежитие.
                Учёба в институте не оставила особо ярких, неизгладимых  впечатлений. Почему-то преподаватели считали меня  необыкновенно воспитанной, почти  тургеневской девушкой из предыдущих веков. Ещё, когда учились в школе, меня отождествляли с артисткой  Тамарой   Сёминой, сыгравшей Катюшу Маслову в кинофильме «Воскресение» по одноименному роману Л. Толстого. Говорили, что очень похожа. Чем-то я отличалась, наверное, от остальных  девчонок. Не знаю.

         Мне повезло в детской жизни – я до обучения в институте ни разу не слышала мата. Дома, в нашем дворе и в школе никто никогда не матерился. Я даже ни разу нигде не слышала ругательных, матных слов. Самым страшным ругательством я считала слово  «чёрт». А когда кто-то  из студенток  в институте  произнёс нецензурные слова, я спросила  у Светы, что это значит?  Светланка  терпеливо объясняла мне,  что к чему, и наверно, рассказала девчонкам обо мне непутёвой, потому что при мне студентки наши старались не употреблять таких слов.

        Чтобы не выглядеть совсем школьницей, по сравнению с остальными студентами, я  стала зачёсывать волосы вверх, собирала в пучок, складывала в несколько слоёв и закалывала шпильками,  заколками (их было с полкило). Тяжеловато для одной, даже молодой головы. Причёска моя называлась, кажется,  «бабеттой».

« От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год», - поётся в одной весёлой студенческой песне. Но это явно не обо мне.

          К  экзаменационным сессиям  мы готовились то у Светы, то у Аллы, то у  меня дома. И слушали музыку: « Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая, что всех красавиц она милей и краше. Я б сам хотел признаться ей, но слов я не нашёл» - пел  на пластинке казахский певец  Ермек  Серкибаев, то ли Алибек Днишев.
 
        И  мы пели  вместе с ним - это было что-то вроде  нашего  гимна перед экзаменами. Ещё мы любили петь очень модные в то время песни  «Ландыши»  и  « Вишнёвый сад» певицы Гелены Великановой:  « Когда зацвёл родной вишнёвый сад, бросая розовую тень, поцеловал меня  ты в первый раз, в весенний день», - пела  артистка, а мы подпевали ей в такт. Ещё мы самозабвенно любили  петь и слушать  многие старинные романсы… « Отвори, потихоньку калитку», «Отцвели уж давно хризантемы в саду». Какие романсы, когда сессия?

        В связи с тем, что институт молодой (его основали в 1962г), у нас были трудности с учебниками. И  преподавателями. Первый год у нас  вели почти все предметы школьные учителя города. Потом  преподаватели стали приезжать из Омска, Барнаула, Новосибирска, Томска.

       Ректором  нашего института был Анатолий Семёнович Катеринин, деканом - Кирш Георгий Иванович, куратором – Зоя Петровна, ещё та коммунистка, до мозга костей, так говорили. Романову Зойку  за перекрашенные волосы на комсомольском собрании «расчихвостила»  в пух и прах: будто она, Зойка, испортила облик советской комсомолки. Между прочим, свой облик, а не Зои Петровны. Она заставляла нас еженедельно проводить политинформации, на коих обязательно присутствовала и в заключении делала  свои выводы и оргвыводы.   В принципе, З.П.  была нормальной тёткой, но очень правильной, идейной, настоящей коммунисткой.

        Мы все лекции вынуждены были писать почти под диктовку, в библиотеках нужной литературы не найти.

        А в основном моя студенческая жизнь протекала размеренно и спокойно, особенно первые два года. Дом  – институт, институт – дом.  Домашние хлопоты, маленькая племянница, требующая внимания и заботы. Однажды её родители  -Кардашевские зимой Лилю везли в санках куда-то в гости (скорей всего к Петровым или Жбановым, а может быть, к Волковым, не помню, да это и не суть важно) и Лиля выпала на повороте из санок, а они не заметили сразу пропажи. Пришлось им возвращаться и подбирать выпавший на снег кулёк, а она даже не проснулась.

           А ещё был случай, который мне запомнился, как страшное потрясение: я с подружками готовилась к сессии, мы сидели за столом, а Лиля играла рядом, взяла мой маникюрный набор и сунула пилочку в розетку, хорошо, что ручка была костяная, она-то и оплавилась. А я чуть с ума не сошла от страха за ребёнка. Ух, даже сейчас как вспомню, сердце замирает. Хлопотное было дитя, довольно своенравное.

          Помню,  я училась на третьем курсе и  вечером забрала Лилю из садика, дома никого не было (Галя – на занятиях, Анатолий –  как всегда на тренировке, кстати, он до сих пор играет в теннис), а мне надо в институте выступать, читать реферат. Взяла её с собой, посадила и велела ждать, пока я буду на кафедре читать доклад. Вроде договорились с ней, пришли, что называется  к консенсусу. Через время смотрю, моя Лиля встала и вышла из аудитории, не интересно ей было слушать мой доклад. Я не знаю, что мне делать, прерваться не могу. Спасибо Зое Петровне, она вышла вслед за Лилей. Я посмотрела в окошко и обмерла: племянница моя уже стоит на ступеньках крыльца. Зоя Петровна походила с ней, погуляла и привела назад мою племянницу в аудиторию. Я облегченно вздохнула (ребёнок на месте) и благополучно закончила доклад.

         Однажды Галя  лежала с обострением ревматизма в больнице, а Лиля заболела скарлатиной, ночью  у неё была высокая температура (я спала с ней) и  она потеряла сознание, я разбудила Анатолия, и он побежал за врачом Станиславом, который жил  этажом ниже. Когда они вернулись, Лиля уже пришла в себя. Это был кризис, потом ей стало значительно легче. Так что опыт  ухаживания за детьми (даже больными) у меня был со студенческой скамьи.

        Город строился и рос, развивался очень быстро, просто стремительно. Разрастаются заводы - гиганты: тракторный  -   тридцать тысяч работающих, алюминиевый – двенадцать тысяч человек. Химический завод, завод «Октябрь», авторемонтный  завод, куча комбинатов железобетонных изделий, теплоэлектростанций и других предприятий и организаций. Новые высотные  дома, улицы, городки растут как летне-осенние  грибы. Приезжает много молодёжи со всех концов нашей необъятной родины. Работают, учатся, женятся. Многие остаются на постоянное жительство.

       В связи с этим открываются один за другим высшие и средние специальные учебные заведения.

       В 1963году  открылся индустриальный институт. Между нашими институтами были дружеские отношения, (у некоторых они плавно переходили в семейные, супружеские) проводились совместные мероприятия: вечера, конкурсы, соревнования, танцы. Или студенты индустриального института приглашали студенток  пединститута к себе на различные мероприятия и наоборот.

        На нашем курсе, в нашей группе  мальчиков было мало, но как говорила Светлана, один какой-нибудь  крутился возле нас всегда.

        Мы очень уважали и даже любили Сталину Андреевну, доцента, преподавателя современного русского языка. Сталичка  отлично знала  и любила свой предмет. Умела его интересно понятно преподать разновозрастным студенткам и студентам. Жила она в общежитии (с нашими сокурсниками как, впрочем, и все приехавшие из других мест преподаватели даже с семьями),  а Сталина  была одинока.

        Она читала теоретический курс  современного русского языка, а практический – вёл тоже доцент Гейгер Роберт Матвеевич. У доски на его курсе почему-то всегда работали одни и те же студентки: Незнамова Тамара, Баширова Гульнара и я. Перед началом занятий  сокурсники шутили: троица, идите сразу вместе к доске, чтоб время не терять даром, всё рано без вас не обойдётся,Роберт любит красивых.

       Помнится Неверова Эльвира Николаевна – преподаватель зарубежной литературы. Тихая, спокойная, выдержанная. Как у неё хватало терпения выслушивать детский лепет взрослых студентов (иногда почти её ровесников) я удивлялась.

     Незаметно летит время, прошло два года, и моя младшая сестра Люба приехала поступать в индустриальный институт. Она сразу  решительно заявила, что жить будет в общежитии. Что приехала она учиться, быть настоящей студенткой, а не нянькой и т.д. и т.п. Сказано – сделано. Сдала вступительные экзамены, устроилась в общежитие и там прожила четыре с половиной года, своей студенческой жизнью. Затем полгода была в Москве на преддипломной практике, потом - защищала диплом, но об этом позже.

     Первая учебная практика у меня была в павлодарской средней школе № 7, в  пятом классе, потом в седьмом. Проба себя в роли учителя, так сказать дебют. Вроде  бы получается неплохо, стараемся. К новому году  делаю постановку отрывка из  пьесы «Горе от ума» А. Грибоедова со своими учениками. Чтобы было эффектней и интересней, иду в драматический театр, прошу напрокат  театральные костюмы, объяснив ситуацию. Костюмы, правда, старые, в театре мне дали, пришлось их дома приводить в порядок, (зашивать, подшивать, некоторые стирать). Получился довольно хороший спектакль, молодцы детки, не подвели. К моему удивлению.
 Уже после окончания практики я  ещё не раз встречалась с детьми «своего» класса.
 
        Кстати, студентам нашего института  драматический театр имени А. Чехова  давал абонементы на все  новые спектакли, так мы стали завсегдатаями театра, иногда были совместные с актёрами обсуждения спектаклей, диспуты. Мы  приглашали артистов (Олег Афанасьев, Дориан Дралюк) на встречи со школьниками, нашими подопечными.

       Педагогический институт, наш курс проходит практику в областном радиокомитете, нас пробуют в качестве внештатных корреспондентов, дают задания написать очерки, зарисовки и др. Уж не помню, что я там такого написала, но выступать пришлось со своей зарисовкой на радио. Ходили мы на экскурсию и на телевидение, и там нам предложили сотрудничество тоже, мне в частности предлагали стать диктором  местного областного ТВ. Но, я не пошла, побоялась.

      Помню, однажды в Павлодар прилетал актёр и певец Владимир Высоцкий в драмтеатр. В заштатный городок, обыкновенный артист, без анонса и фурора. Он, кажется, учился и дружил с нашим артистом Олегом Афанасьевым, который в последствие уехал работать  в один из театров  Москвы. Выступать в концертных  залах наши политические « верха» Высоцкому не разрешили, а мне удалось попасть на  кулуарную закрытую встречу с ним на телестудии (через  Юрия  Петрова - он работал инженером на телестудии).
           С зятем Анатолием.  Обычно мы слушали его песни, записанные «на костях», на рентгеновских снимках.  Высоцкий был  такой как все, небольшого роста, неприметный, одет во что-то серое (я даже не запомнила во что), скромный  и тихий. В начале встречи, надо сказать честно, особого впечатления на меня Высоцкий не произвёл. Пел много хрипловатым, как  будто, простуженным голосом, хорошо владел ободранной  гитарой. Через две, три песни, казалось, что он заполнил собой всё пространство вокруг. Теперь он казался  огромным, гигантом искромётным  как теперь говорят – энергетика перла из него. Мне показалось, он много пил.  И курил тоже.

          Там почти все и мужчины, и женщины пили и курили, в  довольно маленьком зальчике, я чуть не задохнулась от неимоверных запахов. Песни  сочинял Высоцкий  всякие – залихватские, юмористические и серьёзные, военной тематики; пел он долго, разошлись далеко за полночь. Высоцкий и его песни покорили всех абсолютно, они  будоражили, заставляли думать о жизни, о себе, обо всём. А в новостях сухо прозвучало: был проездом Владимир Высоцкий и фрагмент  какой-то песни.  Спасибо, что разрешили хоть это.

         Летняя.  Первая в жизни. Студенческая практика. Проходили мы её в пригородных  пионерских лагерях пионервожатыми и воспитателями. Мы с подружкой Светланой попали в один пионерский лагерь  под названием « Звёздочка» воспитателями, вместе сушили по утрам матрасы некоторых своих  незадачливых пионеров, удрученные совсем не приятной обязанностью. У каждого отряда был свой маленький домик, но не было ни речки, ни озерка, а жара была несусветная. И  зелёной растительности было там крайне мало, нигде не было тенёчка, чтобы спрятаться от жары. Зачем там построили детские пионерские лагеря – непонятно? Тяжеловато прошёл этот знойный сезон, хотя детей мы развлекали, как только могли и они у нас поправились, что было весомым доказательством хорошего отдыха детей в те  времена.

       В институте  у нас был организован  студенческий хор, куда ходили  все  студентки в обязательном порядке, пели мы в основном классику: «Девицы, красавицы, душеньки, подруженьки. Разгуляйтесь девицы, разыграйтесь милые» -  из оперы «Евгений Онегин» П.И. Чайковского. Из «Князя Игоря» Римского-Корсакова пели с упоением  хор половецких девушек. А ещё помню, пели вальс « На сопках  Манжурьи»   «…  средь горных ракит в серебряном платье берёзка стоит, склонились деревья, кусты и цветы пред гордым величьем её красоты». Какие красивые слова!

        Пели на  два голоса. Мы со  Светланкой всегда становились рядом, а концертмейстер её прогоняла (во второй голос) от меня подальше и каждый раз эта процедура повторялась. Света всё равно, упорно становилась рядом со мной.
        Руководила нашим хором хормейстер из музыкального  училища. Мы даже где-то (уже не помню) выступали со своим репертуаром, кроме  своего института.

        У  нас в институте был спецкурс – нас учили на медицинских сестёр запаса. Преподаватели-врачи были все молодые, неженатые. Иногда издевались, подшучивали над нами на занятиях и зачётах.

       Внутренние болезни девчонки, что были моложе всех, сдавали по три, четыре раза, в частности я сдавала три раза. Отвечаю нормально на билет, затем мне задают дополнительный вопрос: «Расскажите про мужские  гениталии, что знаете». Или - про женские, на выбор. И так каждый раз.

Я молчу, если бы это был вопрос билета, то я обязана была бы отвечать. А так.  Придёте ещё раз. В  общем, довели меня в третий раз до слёз. Я вышла и разревелась у окна.  Идет ректор, Анатолий Семёнович (он у нас историю преподавал) и говорит: « Что случилось, Согина,  с вами?» Да вот опять не сдала (говорят девочки), засыпалась на дополнительном вопросе.  «На каком?» - спрашивает спокойно Катеринин. Я молчу.  «Пойдёмте», - говорит он мне и, взяв за руку, ведёт  опять в аудиторию.  Видимо, понял, что есть какой-то подвох во всей этой истории. Вошли, мы с ним,  я взяла опять билет, всё ответила и без дополнительных вопросов получила зачёт и вылетела довольная, кажется,  забыв поблагодарить  спасителя моего. Анатолий Семёнович проявил по отношению ко мне респект-уважение и чисто отцовское  внимание.

        Так благодаря ректору перестали несправедливо  обращаться  со всеми девчонками преподаватели  «внутренних органов». А может быть, им самим надоела эта « шутка»?
А на государственных экзаменах  было всё отлично, без шуточек , подковырок  и я получила « корочки» с отличием, вот.

       Сразу после экзаменов нас вызвали всех  в военкомат, поставили на учёт и выдали воинские билеты, мы стали  настоящими медицинскими сёстрами гражданской обороны.  В запас я вышла  сержантом.

      И стала называться я медицинской сестрой средних медицинских специалистов частей и учреждений гражданской обороны. Не знаю, кого как, а меня несколько раз вызывали по тревоге ранним утром (часиков в пять) с необходимым набором вещей и продуктов в определенные  больницы, по мобильному предписанию, даже когда у меня был маленький ребёнок, Неля. У нас проверяли только четкость прибытия  к месту дислокации и содержимое  вещмешка. И  потом благополучно отпускали домой.  Я до сих пор храню военный билет, на память.

        А С Гулькой Башировой на  «внутренних болезнях» произошёл такой  курьёзный случай. Готовятся все по билетам (заходили по четыре человека), и слышится шепот:  «Света, а  верхние конечности это руки или ноги?» Мы потом долго смеялись над ней  по поводу верхних конечностей, но она не обижалась.

       Нас учили медицине  всерьёз:  были практические занятия в различных больницах города, побывали мы и в морге, ух, как вспомнишь, так вздрогнешь. Пренеприятные ощущения.
 
        В больницах мы проходили практику  дежурили, делали внутримышечные уколы и раздавали лекарства: таблетки, микстуры и др. Уколы я делала за Светлану,  каюсь, она, бедная никак не могла делать уколы, боялась очень. Больные были разновозрастные,  особенно жалко было делать уколы дряхлым больным и  маленьким деткам.

       Мы были  на практике в областной больнице в  терапии,  хирургии - в операционных залах на  различных операциях, проводимых при нашем непосредственном присутствии.  Не все девочки выдерживали такие потрясения. Когда изучали детские болезни, была практика в детской  областной и городской больницах. Как жалко больных  бледненьких изможденных детей, это испытание не для слабонервных людей.

     Мы даже учили мертвый латинский язык, частично изучали фармакологию,  обучали нас писать рецепты и направления больным на анализы.
Создалось впечатление, что  нас готовили быть настоящими медицинскими сёстрами? Вот и у нас тоже, потому что ну уж очень нас муштровали.

     Я думаю, пришла пора разрядиться немножко. Со мной произошёл такой случай однажды. Шла я к девчонкам в общежитие и у входа буквально налетела на Роберта Матвеевича. Он был подшофе,  и предложил мне сходить посидеть в ресторан. Я возмутилась, фыркнула и убежала. Я всегда считала, что в рестораны ходят только девочки «лёгкого» поведения, себя я к таким  ну никак не могла причислить. Я почему-то представляла себе таких девочек как переходящий вымпел или  красное знамя. Ни вымпелом, ни знаменем я быть не хотела.  Ни за что.
 Забежала в комнату к Свете, упала на кровать и давай рыдать.

      Оскорбилась я очень. Ведь не давала повода так плохо обо мне думать, чтобы пригласить  МЕНЯ и КУДА? Девчонки сразу всполошились: « Что произошло»? Я стала рассказывать с  огромным возмущением. А Тамара Незнамова спокойно так говорит: «Вот, дурочка ты, Сашка, я бы не задумываясь, с радостью побежала бы».
     Я рот раскрыла от удивления. Надо заметить, что Роберт Матвеевич потом извинился, чем обрадовал меня  несказанно – значит, я была  все-таки права, что возмущалась.

     Нас, как и всех студентов в ту пору посылали на сельскохозяйственные работы, в основном это была уборка зерна и арбузов. После третьего курса, отдохнув летом дома, я возвращалась на поезде в Павлодар с  землячкой Татьяной Гончаровой, (она училась в индустриальном институте). Там же в поезде у меня внезапно начался приступ аппендицита, кое-как я доехала до своей станции,  боль отступила, но о  моём личном вкладе  в помощь сельскому хозяйству страны не могло быть и речи. Был большой риск.

      Пошла я «сдаваться» в хирургию, во время операции я развлекала пожилого, как тогда мне казалось, хирурга лет сорока-пятидесяти  по фамилии Хайкин, анестезиолога и операционную сестру,  перерассказывая им  содержание оперы П.И. Чайковского  «Иоланта» (операция проходила под местным наркозом и меня просили не молчать). Я почувствовала, как сделали разрез, и потекла теплая кровь, сказала хирургу, что ощущаю, а он сердито в ответ: «Я не режу, я – оперирую». После того, как меня «зашили», я  легко встала с операционного стола с помощью медсестры, у меня выпала шпилька из волос и я, дурочка, присела, чтобы её поднять. Все ахнули (могли разойтись швы), а я невозмутимо пошла в палату, благо она была рядом с операционным залом. Наркоз стал «отходить» и было уже не очень весело, а, пожалуй, даже совсем наоборот.

      К девчонкам однокурсницам я ездила-таки на бахчу (они собирали арбузы), но  значительно позже, просто в гости.
 
      Казахстанские арбузы, выращенные на песчаной почве, мечта! Крупные  арбузы и мелкие с тонкой корочкой, сочные и сахарные, его начинаешь резать, а он трещит, лопается. Мелкие арбузы хороши в засолке. Я их солила в двухведёрных кастрюлях, потом, когда была  уже солидной дамой. Вкуснотища необыкновенная!

     Надо немного вспомнить о наших студентках – сокурсницах со слов Светы Кривенцовой  -Волковой.
 
      Света Собко – девушка, хорошо знающая, чего хочет, а хотела она  в мужья крупного  начальника, да чтобы  с большими деньгами. И добилась своей цели, нашла. У неё двое деток и она вполне счастлива.

      Клара Маковецкая из Белоруссии с мягким акцентом, бывший комсомольский работник, (пожалуй, она была старше всех нас) после окончания института вернулась в обком комсомола.

      Света  Прохорчук  (жила напротив института) до института и после его окончания работала в санэпидстанции.
 
      Семёнова  Валя приехала из Темиртау, после окончания института работала в школе, впоследствии стала школьным директором  общеобразовательной школы. Хотя в институте особо не проявляла себя ни в учёбе, ни в общественной жизни.
 Лариса Аманбаева – казахская красавица, для неё было главным - хорошо одеться и сходить в ресторан. Об учёбе она не заморачивалась.

      Гульнара Баширова, девушка с  огромным количеством конопушек, (хотя рыжей  она не была)  настоящая брюнетка приходила к девчонкам в общежитие есть сало (она мусульманка), а мама видно знала за ней этот грех и дома обнюхивала Гульку, чтобы уличить её. В последствие она стала завучем школы.

      Коваленко Женя в течение трех лет верно ждала  своего парня из армии,  он вернулся, потом они поженились, но почему-то  быстро разошлись.

      Киреева Сашка была такой деятельной, активисткой – секретарь комитета комсомола нашего курса, а в результате, окончив институт, серьёзно увлеклась, «ушла» в религию.

      Наша сокурсница Валя Катранжи – красивая такая гречанка, бывший маляр, очень трудно  ей давалась учёба, о её судьбе ничего мне неизвестно.
 Учились в институте две сестрички Вера и Надя Балан – яркие активистки, Надя была секретарём комитета комсомола института.

      Торопова Вера  - наша серьёзная смуглянка, вечная староста нашей группы.
 Галя Венедиктова очень болела полиомиелитом, на последнем курсе её совсем скрутило, она, бедняжка, почти не могла писать, о дальнейшей  её судьбе ничего не знаю.

      Ещё были Долгушина Нина, Подгорная Катя – тихие, скромные девочки из рабочих, о них тоже ничего неизвестно.
      Лида Кадочникова вышла замуж за Аллиного  родного брата, родила двоих детей. И разошлась.

       Алла Майдурова-Алексеева осталась в Павлодаре, работала в школе, и по сей день живёт с дочерью Людмилой.

       Света  Кривенцова-Волкова  жила и работала с семьёй в Павлодаре, а сейчас   с мужем живёт в Калининграде оба на заслуженном отдыхе, там же живёт сын Игорь и внук Василёк (названный в честь деда), а дочь, Грета, осталась с  семьёй жить в Павлодаре. Они с Васей богатые - у них много внуков и внучек, уже есть даже правнуки: три правнучки и правнук. Как хорошо иметь столько продолжателей рода!

      На третьем курсе девушки наши стали выскакивать замуж одна за другой. Некоторые, правда и пришли учиться, будучи замужем. Как Цыпурина Лиля, бедняжка, она окончила институт и в это же лето разбилась на мотоцикле с мужем. Остался  сыночек без мамы. Мы в то время ещё все были в городе и ходили на похороны.

      Мои подруженьки тоже выходят замуж, сначала Света Кривенцова стала Волковой, а потом Алла Майдурова стала Алексеевой. У Аллы случилась любовь как удар кирпичом по голове, она вышла замуж за какого-то командировочного парня, который работал  в Павлодаре вахтовым методом. Так они вахтами и жили, пока она не осталась с дочкой Людмилой вдвоём, видно закончилась  работа у  Вадима-мужа.

      А Светланка моя вышла замуж за Васю Волкова, студента индустриального института, скромного, тихого, основательного парня, он уже заканчивал  ВУЗ. Я была  свидетельницей у них на регистрации брака.  «Все подружки по парам, в тишине разбрелися, только я в этот вечер засиделась одна…», у меня всё складывается прямо как в этой песне.
 
      Мы сдали государственные экзамены и получили распределение кто, куда, в основном, по городам и  районам павлодарской области. Да ещё по месту бывшего  жительства. Вот и закончилась студенческая пора. Теперь начиналась по -настоящему взрослая жизнь. С её трудностями  и радостями. У кого  как она сложится? Что день грядущий мне готовит? И всем остальным.

     Свету направили в Щербактинский район, село Жана Аул. Я даже была у неё в гостях (ездила на поезде), и директор школы приглашал меня работать в их школу, расписывая перспективу дальнейшей моей жизни в селе. Не помогло, не поехала я туда.

        Алла уехала к мужу Вадику, правда, «недолго музыка играла» - разбежались они.
 
        Я же  была направлена в распоряжение городского отдела народного образования - горОНО,  это теперь загадочно и непонятно  звучит – «департамент», а в каждом департаменте сидят – министры,  вместо заведующих.

        Громкие названия - ничего не скажешь, а работают? Думаете лучше? Вот то-то же. У нас в стране любят менять названия ведомств, как будто, с изменением названия  кардинально  улучшится их работа. Это не так, к сожалению. Даже если им добавляют зарплату. Так произошло в здравоохранении, просвещении, милиции-полиции.

        Дисциплина и ответственность за порученное дело – вот  чего у нас нет. Не любят наши люди  этого, не исполняют честно свои обязанности. От этого и страдаем. Наше советское образование считалось одним из лучших в мире, теперь такого надёргали из иностранных методик новые горе - светила, что ничего хорошего, кажется, ни осталось. Разрушить гораздо проще, чем создать что-либо.
 
         Иностранные слова  заполоняют  наш лексикон  с реактивной скоростью. Всё больше и больше. Обыкновенный продавец стал называться менеджером по продажам, чем не устраивает слово – продавец? Магазины стали называться -  шопами, маркетами  или супермаркетами, гипермаркетами. Недавно прочитала объявление в бегущей строке на ТВ: «Требуется мастер по уборке», раньше написали бы просто -  нужна  уборщица. И всё. Это же надо так не любить свой родной язык, чтобы так коверкать  его? Риелтор, провайдер, супервайзер -  это кто? Зачем? Или вот : "В России блэкаут - выпало много снега" - бред какой-то.

      Нет, я не против иностранных слов, но по делу и без дела заменять свои, русские слова, по меньшей мере, нецелесообразно. Ну, да ладно, забрюзжала старушка, это вовсе не моё дело. Изменить я ничего не могу, нет таких полномочий у бедной домохозяйки. Хотя за державу обидно.

      Так вот, направили меня в распоряжение городского отдела народного образования, а оттуда меня отправили в школу № 25 на работу.Началась взрослая жизнь....

  продолжение следует