Домой Алевтина не вернулась. На оставшееся до поездки время ее приютила Елена Матвеевна – первая учительница.
Когда Зинаида Андреевна узнала о сцене возле дома Алевтины, ее хватил удар. Женщину моментально парализовало, на телеге её отвезли в райцентр, оттуда в город, а оттуда на носилках в дизеле – в областной центр, где Зинаида Андреевна и провела 8 месяцев. Врачи лишь пожимали плечами и говорили: «Нервы».
В дальнюю дорогу Алевтину собирали всей школой: кто одежду свою отдал, кто обувью поделился, кто еды в дорогу приготовил – путь, чай, не близкий. И все вместе сбросились «по рублю». В результате сквозь непрекращающиеся, застилающие все вокруг слезы, Алевтина в своем кулачке разглядела 15 рублей – не деньги, деньжищи!
С родными ей так и не удалось попрощаться. Очень она хотела обнять и поцеловать Коленьку и Толика, но удалось приласкать только дворнягу Чайку, которая словно учуяв разлуку навсегда, тихонько скулила и заглядывала своими внимательными, добрыми глазами прямо в душу хозяйке, желая не высказать, а от сердца к сердцу передать доброе напутствие.
Алевтина в последний раз окинула взором двор, в котором прошло ее детство, стараясь запомнить каждую деталь. На углу сеней, на вбитом большом гвозде висела алюминиевая кружка, которой черпали воду из бочки, что собирала дождь с крыши. Кружку забыл какой-то солдат на дворе еще во время войны. На одной её боковой поверхности был выцарапан профиль моряка в бескозырке. Алевтина сняла кружку, прижала ее к груди и медленно пошла со двора. Не оборачиваясь, но явственно чувствуя как тяжелая упругая нить памяти потянулась от родного дома вслед за ней.
Сказать, что Ленинград поразил девочку, которая за свою жизнь однажды побывала в райцентре, к которому относилась их деревня - это значит умолчать о ее душевном порыве, восхищении и одновременно ужасе.
Из-за событий дома и возникших последствий, Алевтина приехала на несколько дней раньше. Ее никто не встретил… Пришлось проверять поговорку о том, куда может довести язык.
Толпа пассажиров хлынула по привычным маршрутам. С основной массой людей увязалась и девушка. Она не успела заметить или разглядеть что-либо вокруг, как подхваченная волной закатилась в какое-то здание, где люди по одному стали исчезать где-то внизу, едва ли не под землей. Алевтина, нагруженная сумками и с перевязанным полушубком за спиной, несмело двигалась вперед. Испуганно оглядываясь, она попыталась пройти вслед за женщиной между двумя железными тумбами и получила сильный удар металлической вертушкой по ногам. Напуганная и ошарашенная болью от удара, девушка просто присела, когда над ухом раздался пронзительный свист и сильная цепкая рука схватила ее за плечо.
- Куда прешь?!
Девочку выволокли обратно.
- Куда прешь, я спрашиваю? Без жетона хотела пролезть?
От страха у Алевтины сжало горло, и она лишь огромными глазами, часто моргая, смотрела на крупную женщину в синей униформе, на чьем лице мелькали радость и азарт, пришедшие на смену монотонности и скуке.
- Заяц? – спросила женщина, вдруг смягчив интонацию.
Аля еще шире раскрыла глаза: слова были вроде русские, но она их не понимала!
- Катя, Катя, ну что же ты! Я тебя потерял в такой толпе!
Кто-то взял ее за другое плечо, и Алевтина повернула голову скорее на прикосновение, чем на слова. Рядом стоял молодой человек и обворожительно улыбался крупной женщине.
- Это сестренка моя, Катя. Вот, потерялась в толпе. Ой, спасибо вам большое, что найти помогли, а то влетело бы мне от мамки. А мамка у нас знаете какая – уух! А Катька лето в деревне провела, не знает, что билеты уже на жетоны поменяли. Ой, спасибо вам.
Дородная тетя улыбнулась и, произнеся: «Ладно уж», - степенно поплыла в стеклянную будку.
Алевтина так и не успела опомниться, а молодой человек уже оттащил ее к стене.
- Первый раз в Ленинграде?
Девушка кивнула.
- Как зовут?
- Аля…втина.
- Вот что, Алявтина, - парень улыбнулся, и девушка растерялась еще больше, - тебе куда надо?
И все. Выученное наизусть письмо и адрес на желтоватом измятом конверте моментально вылетели из головы. Она охнула, раскрыла рот и была уже готова заплакать, как вспомнила, что письмо у нее на груди.
Растерянная, напуганная Алевтина неловкими пальцами быстро расстегнула платье и достала письмо:
- Вот, - протянула она конверт.
Молодой человек замер в немом восторге, увидев то, что было недоступно мужскому взору: молодая острая грудь смело выглядывала из раскрытого ворота платья.
- Оооой, - закричала Алевтина и еще более неловкими пальцами стала стремительно застегивать выскальзывающие пуговки. Девушка даже заплакала от такого стыда, а красные уши, щеки и даже шея щипали и словно кололись изнутри.
Молодой человек, тоже изрядно смутившись, стал усердно рассматривать адрес на конверте, но очевидно, что он не видел букв, а старался обуздать свои смелые мысли.
- А, - в конце концов воскликнул он, - я знаю где это! Пошли! – и, схватив де-вушку за руку, куда-то потащил.
Дорога к сестре Зинаиды Андреевны прошла для Алевтины как во сне: она лишь крутила головой по сторонам и ничего не понимала. Её спутник показывал на какую-то копейку, которая на самом деле не была копейкой, а покупалась за наши копейки, и что-то пытался объяснить: куда и зачем ее нужно опускать. Потом была страшная лестница, которая все время двигалась. Со всеми своими котомками Алевтина раза с четвертого сумела запрыгнуть на нее и не упала только потому, что ее как котенка за шиворот схватил паренек за висевший за плечами полушубок. Потом шум, свет, поезд, который мчался как бешенный. И ехал он не по земле, а под землей, а из форточек все равно дуло! Потом та же страшная лестница, только уже вверх, автобус, трамвай, переулки…. Тогда Алевтина не знала этих слов: из транспорта она в жизни видела лишь телегу и грузо-такси. Поэтому, отвлекись она на секунду, чтобы полюбоваться Ленинградом, она бы потерялась безвозвратно. И головой вертела девушка, только чтобы не потерять из виду своего провожатого.
Алевтина стояла перед дверью и не решалась нажать на черную кнопку звонка. «Что сказать и что сделать?». Ведь ее не ждут так рано, да и ждут ведь не ее, а Зинаиду Андреевну. А тут приперлась одна с котомками да еще с такими новостями!
Аля несколько раз поднимала руку и опускала обратно. В который раз за день девочка была готова заплакать.
Вдруг открылась дверь, и прямо на нее вышел высокий большой мужчина в трико и майке, с мусорным ведром в руках. В полумраке коридора он налетел на девушку и тихонько выругался, затем злобно уставился на нечаянное препятствие.
Алевтина уже подхватила сумки и собиралась дать стрекача, как в дверях, выглянув на шум, показалась молодая женщина немного похожая на любимую учительницу.
- Ты, наверное, Алевтина? А где же Зиночка? Ну, что же ты стоишь в дверях? Проходи.
От этого участия, от того, что привезла дурные вести, от массы событий, впе-чатлений и людей, от Ленинграда, от всего случившегося за одно только утро, де-вочка, не сумев проронить ни слова, расплакалась. Галина Андреевна и ее муж - Николай Ефремович,- бросивший ведро с мусором на лестничной площадке, буквально внесли девушку в квартиру и пытались расспросить о причинах слез, успокоить, напоить водой и валерианкой, а та плакала пуще прежнего.
Такого спокойствия, как навалилось на нее в последние дни, Алевтина не испытывала никогда в жизни. Она отдыхала: и душой и телом. Галина Андреевна, мотивируя тем, что девочка – гость, не позволяла ей ничего делать. И Аля лишь ходила следом за ней и все предлагала помощь.
Она несколько дней не выходила из дома. И Галина Андреевна, каждый раз возвращаясь с работы, неизменно находила девочку в своей комнате с книгой в руках. Николай Ефремович занимал одну из руководящих должностей в горисполкоме Ленинграда и квартира, в которой жила его семья, позволяла принимать гостей со всем возможным комфортом. Алевтина нисколько не стесняла их быт, а поскольку единственная дочь Анна – уже студентка МГУ – гостила летом у бабушки в Краснодаре, то Аля условно заняла ее место.
Николай Ефремович подолгу задерживался на работе и возвращался домой поздно, поэтому вечера Аля проводила с сестрой Зинаиды Андреевны, которую вскоре стала ласково и искренне называть тетей Галей.
Тетя Галя выводила Алевтину вечерами на прогулку, словно собачонку, которая добровольно отдала в руки хозяев очень короткий поводок. Девочка боялась отойти от женщины на пару шагов, боялась потеряться, боялась заблудиться и больше никогда не попасть к этим гостеприимным людям. Людям, которые вот так легко и тепло приняли чужого ребенка в свою семью, найдя в своей душе, своем сердце, своем доме и мыслях место для еще одного человека. Галина Андреевна удивлялась такому поведению, но не расспрашивала очень настойчиво, так как многое знала о непростом детстве девочки из письма сестры, а о многом догадывалась.
Начиная свои прогулки возле дома, они постепенно увеличивали маршрут, любуясь невероятной, притягательной, величественной красотой Ленинграда.
Только к середине августа Алевтина немного освоилась и выходила из дома уже одна, но не дальше продуктового магазина. Дорога в школу и обратно – это первое, что она изучила основательно и все равно, часто просила Галину Андреевну прогуляться именно туда. Девочке нравилось это трехэтажное здание, потонувшее в тени берез и каштанов.
Последнюю неделю августа Алевтина не спала ночами и проводила в глубоком волнении дни. Девочка в течение 8 лет в своей маленькой деревне была «тундрой» - это слово так и привязалось к ней после первого дня в школе. При том дразнили ее не только сверстники, но и самые малыши. А здесь, в Ленинграде, она уж точно будет изгоем. Только если идя в первый класс, девочка верила в сказку и ждала чуда, то идя в девятый – ждала лишь отвержения и глумления над собой.
Как-то вечером после работы Галина Андреевна забрала Алю в поход по магазинам. Такого разнообразия предметов женского гардероба девочка и представить себе не могла, а уж об исподнем и говорить нечего. Алевтина никогда не видела лифчика в глаза и, оказавшись с ним один на один в примерочной, не знала, что делать. Она лишь вертела его в руках и вдруг увидела ценник в 6 рублей 90 копеек. 6 рублей 90 копеек! Это отдать половину тех денег, что для нее собрали односельчане за кусок тряпки, которым и срамоту непонятно как прикрыть!
Обескураженная Алевтина вышла из примерочной, а тетя Галя набросилась с расспросами:
- Ну как, подошло?
Алевтина лишь что-то промычала в ответ.
- Не жмет? А лямки не короткие? Их регулировать можно, - участливо продолжала Галина Андреевна.
- Все хорошо! – почти выкрикнула девушка.
И только сейчас женщина поняла, что помимо природной скромности у Алевтины просто нет элементарных знаний пользования подобными вещами.
На кассе у Али перехватило дыхание, когда она услышала сумму в 16 рублей. Это было больше тех денег, что она в своей жизни держала в руках.
Никогда ранее Алевтина не получала подарков и как вести себя – не знала. Потому и не сказала «спасибо», чем ненароком уколола свою меценатку. Галина Андреевна недовольно поджала губы, но не сделала замечания. А девочка, переживая за такие траты, незапланированные в семейном бюджете ее благодетельницы, шла, понурив голову. Дорогу домой девочка и женщина провели в молчании. Это была первая размолвка в семье благодетелей Алевтины, которую она, на свою беду, не заметила.