Киношные и не киношные байки

* * *

ПРО МАТЧ КОРОЛЯ С ЧЕМПИОНОМ МИРА КОРЧНЫМ

Пили в офисе у Сапарыча. Там царила творческая обстановка. Обсуждали старое и новое кино. Потом переходили на политику. Кто-нибудь бежал за бутылкой. Запасы имеют свойство рано заканчиваться. В самый разгар!
Когда, все вокруг приобретает яркие краски. Когда, кажется, что сейчас разговор идет о самом главном. Когда чувствуешь в себе, что можешь повернуть Земной Шарик в обратную сторону.
И когда уже, добираются до зачерствелой краюхи.
Каждая свежая бутылка встречается возгласами одобрения! Со стола сметается нехитрая закуска.
            В ту ночь за окном валил снег. Погода загоняла людей в дома. Нас было шестеро.
Неожиданно в распахнувшуюся дверь вкатился кругленький человек. На лице блуждала загадочная улыбка Моны Лизы.
- О, Эдик! – вскричали собутыльники.
- Как дела?
- Что нового?
- Давно тебя не было, старик!
- Да как-то все времени нет… - принялся слабо отбиваться кругленький человек.
- Наливайте Эдварду…
- Нет, нет, я не пью… вернее пью, но не могу… сегодня не могу…
- Что случилось?
- Ты заболел?
- Как это так?
- Да у меня… утром матч…
- Что за матч?
- Футбольный?
- Ты что стал играть в футбол?
- Да нет… шахматный матч…я ведь выиграл чемпионат города…
- Ну, поздравляем… как раз и обмоем это дело…
- Да я не могу ребята…
- Ты что старик!
- Не уважаешь нас?
- Да уважаю, но у меня матч… с Корчным…
- С кем, с кем?
- С Корчным…
- Это который бывший чемпион мира?
- Да!
- Ну… это очень серьезно.
- Да! Это серьезная причина старики…
- Ну, тогда… мы за твою победу выпьем…
- Давайте за Эдика…
- Спасибо ребята…
Все подняли рюмки и стали чокаться.
- Давайте за Эдварда…
- Давайте…
- Желаем удачи!
- Спасибо…
- Так может чуть-чуть…за победу…
- Давай Эд… мозги станут лучше работать…
- Конечно Эд… кровоснабжение улучшится…
- Да не могу я ребята…
- Ну ладно… на нет и суда нет…давайте
- За Эда!
- За победу!
Разговор полился вокруг шахмат. Стали вспоминать Ботвинника.
Все разом оказались знатоками шахмат. Перешли к Алехину. От него плавно к Карпову. Эд вставил про какого-то испанца. Я молчал и слушал. Я ничего не знал о шахматах. Я вообще в них ничего не смыслил. И играть в шахматы я не мог. Вернее мог, но, ни разу не ставил МАТ.
- Давайте за шахматы!
- Великая игра…
- За Каспарова!
- За Эдварда!
- За Короля…Эдварда!
- Лучше всего королева…
- Куда замахнулся…
- Я имею ввиду, что у королевы ходов больше…
- Да я вообще имел ввиду Короля Эдварда.
- А-а-а-а!
Все вновь подняли рюмки.
- Так может чуть-чуть?
- Всего для толчка… Эд?
- Да чего там… ты выиграешь!
- Да нет ребята, ну …мне-же играть!
- Да всего рюмочку!
- Ну, только если одну!
- Конечно одну, тебе-же играть!
- Налейте Эду.
Эдварду налили полную рюмку. Все оживленно стали чокаться с Королем Эдвардом. Желали ему удачи.
- Сделай его Эд!
- Чтобы знал наших!
Разговоры плавно сдвинулись в другую плоскость. Напрасно Король пытался вернуть его в русло шахмат. Его никто не слушал. Вновь разлили. Когда очередь дошла до рюмки Короля, он стал отмахиваться.
- Иначе удачи не будет Эдик – заявил кто-то.
- Конечно, раз начал, теперь надо…
- Без пары, не живут татары…
- Ну, давайте только эту… и все! – решительно заявил Король Эдвард. Он был серьезно настроен. Я не успел понять: толи на последнюю рюмку, толи на матч. Выпили громко чокаясь.
- С чего думаешь начинать Эд?
- С какого хода?
- Ну, я думаю начать с сицилианской защиты, а потом перейти в контрнаступление.
- Мощно!
- Ты его сделаешь!
- Наливай!
- Эдварду налей!
- Ну, ребята…
- Бог любит троицу!
- Не иди против бога Эдвард…
- Да причем тут бог, ребята…?
- Как это причем? Бог захочет, и ты выиграешь!
- Представляешь, какая слава?
- Самого Корчного выиграть!
- Все газеты с ума сойдут!
- Давай Эд за тебя!
- За Эдварда!
- Только я последнюю, ребята…
Слова Короля потонули в общем потоке. Все выпили и закурили. Сапарыч сидел молча. Он чем больше пил, тем больше замыкался. Он казался мудрым змеем. Внезапно он поднял глаза и произнес:
 - Важно сыграть!
Что это значило, я не понял. Однако кивнул головой. Публика решительно поддержала Сапарыча. Стали вновь разливать. В ход шла пятая  бутылка!
- Так что, еще раз за победу?
- За нее!
- Ребята мне же играть! – слабо отбивался Король.
- Мы за тебя пьем, а ты не будешь?
- Так не честно!
- Ну ладно, еще одну и все! – заявил Король.
- Конечно, тебе же играть!
Крякнули, выпили, закурили.
- Вот когда мы снимали «Абая»…
- Да на сьемках «Чокана» воды не было в степи…
- Ну, как твоя машина… бегает?
- В Индонезии опять переворот…
- Рокировку будешь применять Эдвард?
- Давайте за Эдварда выпьем!
- Конечно, у него же утром матч!
Король уже не сопротивлялся. Его несло по течению. Так несет одинокую щепку в стремительном, бурлящем потоке. Его уже тянул в себя засасывающий водоворот всепоглощающей пьянки. Он размахивал руками, пытаясь притянуть нить разговора к шахматам. Но ситуация была выпущена из-под контроля.
Теперь пили кто за что!
Кто за женщин. Кто за армию. Кто-то пил за кино. На часах было за полночь. Откупорили еще одну. Затем появилась половинка коньяка. Сапарыч, точно чародей, достал из шкафа недоконченное кем-то виски. Король вытер пот со лба. Уходить не хотелось. Я еще надеялся выведать что-то важное для себя. Какой-нибудь секрет кино. Когда допивали чье-то недопитое шампанское, Король сказал, что шампанское - напиток королей!
Никто особо не возражал. Всем было все равно. За окном стало сереть. Одинокий воробышек что-то выковыривал  из черного снега. Кто-то подал идею расходиться. Все вспомнили про матч и заторопились. Жали напоследок руку королю. Король напоминал моряка на палубе. Его штормило. Он заранее принимал поздравления. Всем щедро улыбался. Будто матч с Корчным был уже выигран.
          Весь следующий день я пролежал с больной головой. Позвонил знакомый режиссер. Он искал Короля. Сказал, что у него должен был быть матч с Корчным. Я ответил, что про матч знаю, но результат мне неизвестен. Прошло несколько дней. Я сгорал от любопытства. Наконец удалось созвониться с Королем.
- Ну, как Эдвард? Как прошел матч? – спросил я.
- Какой матч? – недоуменно удивился Король.
- Как какой? Шахматный матч с Корчным!
- А-а-а-а! Да я же проспал Маке матч! – ответил Король. Я положил трубку и подумал: только истинные короли могут проспать матч с бывшим чемпионом мира!


     КАК КОРОЛЬ ЭДВАРД ДУШИЛ ДИРЕКТОРА РЫНКА

После шумной презентации «Потеярянного рая» расходиться не хотелось и мы тесной компанией отправились поужинать. Путь наш лежал в уйгурское кафе, где в это время суток, можно было отведать жаренных мант, лыток, коровью требуху и шикарный лагман.
Тихая ночь покорно приняла нас в свои обьятья и оттого настроение было приподнятым.
- Смотрите, какая белая луна! – удивился Эдвард Кульбаев, он же Великий Драматург, он же Король Эдвард.
- Что это значит? – спросил я.
- Неприятности могут быть – многозначительно произнес драматург, ради красного словца. Мне, о такой примете, слышать не доводилось.
- У нас в Мордовии говорят, что белая луна к драке – чтобы не остаться в накладе заявил Миша Еделькин, бог компьютерной графики.
Миша, большой и высокий, с доверчивым лицом пятнадцатилетнего юноши. Эдвард, которого мы в шутку зовем Королем Эдвардом, похож на добряка Карлсона с крыши, меня все время норовит заглянуть ему за спину, нет ли там пропеллера. Если доведется, кому-то из вас спросить, отчего его назвали Эдвардом, старый убежденный холостяк, с гордостью пояснит вам:
- В честь Эдварда Грига.
Король Эдвард человек добрый и мягкий, но умный, а значит с собственным мнением по всякому вопросу. Он всегда одет в одну и ту же куртку, которую одновременно называет пиджаком и напоминает мне сонного, ленивого, забывчивого Оскара Шалго, венгерского разведчика, интереснейшего литературного персонажа. В молодости Король выпекал рассказы про дядюшку Ульмеса, и они пеклись, такими-же как сам, добрыми. В них не хватало интриг, крутых драк, потому что Король не любил их, считая выяснениями отношений неандертальцев. Любимыми занятиями Короля были рассуждения про кино, и здесь он находился на своем поле. Еще Король мог покритиковать власть, хапуг-акимов и прочие безобразия. Время, потраченное на хорошую пьянку, Король не считал напрасно утерянным, потому что в доброй пьянке оно течет незаметно и есть возможность всласть порассуждать.
Кроме Короля и Миши, нас сопровождали два профессиональных боксера, а еще напарник Миши, Андрюха, паренек с длинной, как у Марьюшки из сказки, косичкой.
В кафе было пусто. Мы заняли один из длинных столов, мгновенно заставленный вкусностями.  Когда в центре возникла покрытая инеем бутылка, на лице Короля расцвела улыбка. Позабыв про Белую Луну, Король предвкушал добротную пьянку. Даже осторожный Миша, выбросив из души сомнения, с энтузиазмом принялся разливать. Боксеры налегли на еду. Обглоданные кости со стуком падали на поверхность стола. Вначале пили за кино, потом за великих актеров, вспомнили про операторов и уж на шестой рюмке, вплотную подошли к художникам. Король взялся пространно размышлять о принципах монтажа, Миша талдычил о графике, боксеры-мухачи про чей-то нокаут, а мы с Андрюхой мусолили образ смазливой актриски.
Никто уже не слушал собеседника и в комнате стоял гул переплетающихся голосов.
- Да я вам из одного солдата создам целую армию – утверждал Миша.
- Ты пойми Миша, что в параллельном монтаже необходимо соблюдать принцип развивающихся событий...
- Эдвард, я могу сделать так, что они будут совершать каждый свое действие...
- В том-то и соль, что зритель одновременно видит события, происходящие в совершенно разных местах.
- Он колымен согыведы, кубинец калпактай кулады! – восхищались мухачи.
- Что он руками машет? – с опаской спросил Андрюха.
- Канат рассказывает про нокаут кубинца.
- А-а-а-а!
- Так у нее Андрюха, эти штуки вот-т такие!
- Таких не бывает – усомнился Андрей.
- Ты просто не видел. У вас в Мордовии солнца мало.
- Причем солнце и груди?
- Солнце необходимо.
- Когда идет параллельный монтаж Миша…
- Ты просто не хочешь признать возможности компьютерной графики…
После второй бутылки, незаметно приплыла третья, еще более покрытая инеем. И вот тут, в распахнувшиеся двери в сопровождении дюжих телохранителей, вошел дорого одетый молодой мужчина.
Он сел за соседний стол и брезгливо покосился на нашу шумную компанию. Мы продолжали пить. По мере того как она пустела, иней сходил с бутылки. Утерявший бдительность, я прозевал момент, когда мужчина очутился напротив меня. Я стал пространно рассказывать ему о презентации. Вид роскошных часов, обвивавших его хрупкую кисть, отвлекал меня. Мне никак не удавалось сосредоточиться. Однако мы мимолетно уяснили, что мужчина является директором известного рынка. И не заметили, как его покоробило, что должность не произвела на нас впечатления. Король продолжал говорить о параллельном монтаже. Миша перешел на возможности монтажной программы Тарго.  Боксеры, тонко чувствующие запах приближающейся драки, насторожились. На всякий случай они сжали кулаки.
- Ты когда-нибудь видел, чтобы были во-т та-кие? - наседал на чиновника Андрюха.
- Я директор рынка…
- Понятно, но во-т та-ких не бывает!
- Почему не бывает? – директор незаметно для себя втянулся в спор.
- Ну, во-т та-кие еще могут быть, а во-т та-ких не бывает! – уперся Андрей, точно герой-панфиловец под Москвой.
- Я директор рынка…
- И че, на рынке у вас есть во-т с та-кими?
- Ты как разговариваешь с директором рынка?
- Директор, ты ведешь себя, будто ты барин, а мы твои холопы – выплеснул я.
- Да у меня, таких как вы, больше тысячи человек работает.
- Ты что думаешь, надел дорогие часы и стал человеком?
- А что я не человек?
- Ты торгаш… продавай свою редиску и не морочь голову – Миша отбросив графику, тоже переключился на директора.
- Телохранители тебе не помогут – я подавлял нувориша тяжелым взглядом. Он чувствовал себя кроликом, застывшим перед удавом. Боксеры напряглись. Они тоскливым взором разглядывали мощь тяжеловесов.  Последние в свою очередь, оценивали скоростные качества мухачей. И те и другие проклинали судьбу!
- Я могу их отправить.
- Отправь, а то они зря пострадают…- сказал я.
- Езжайте! – приказал директор. Он пренебрегал нами. А может, решил геройски умереть.
Телохранители, не слишком возражая, поспешно ретировались. Боксеры-мухачи облегченно вздохнули. Они смахнули со лба холодный пот.
- Да ты обречен, всю жизнь носить рваные ботинки – с презрением изрек потерявший осторожность директор.
- Ты ворюга, наживающий деньги мелкими махинациями, а возомнил себя  крупным бизнесменом – парировал Андрюха.
- Давай выйдем – сказал я.
- С тобой не выйду – отказался нувориш.
И вот тут возник Король. Он стоял, навесив над столом край живота - точно сама Угроза!
- Ты отнял у меня два часа – произнес Король, не разжимая зубов.
- Ты кто такой? – директор осмотрел мятую куртку Короля, называемую пиджаком. Она не произвела на него впечатления.
- Я драматург – изрек Король Эдвард.
- А я директор рынка.
И вот тогда Король произнес слова, от которых я мгновенно протрезвел.
- Ты мне надоел – сказал он – Пойдем, я тебя сейчас убивать буду!
- Ты меня? – искренне удивился директор. Вид помятого Короля не внушал ему опасения.
- Я тебя!
- Пойдем! – директор смело поднялся, но его повело в сторону.
Король, тоже напоминал космического туриста, шагающего по поверхности Луны. Его жутко штормило. Директор казался рядом с ним маленьким и щуплым. На долю секунды его стало жалко. Но, вспомнив теорию Ницше, я отбросил в сторону ненужную жалость. Ведь жалость, удел слабых людей!
- Тебя сейчас будет убивать не кто попало, а Великий Драматург! – с гордостью произнес я, в ожидании благодарности от директора. Будто умереть от рук Великого Драматурга, менее страшно, чем от рук кого попало. Будто мы оказывали ему, великую честь, принять смерть от сценариста.
Они прошагали в обширный пустой зал.
- Маке, закройте, пожалуйста, дверь – бесстрашно попросил Король. Он как всегда был предельно вежлив, но сосредоточен.
- Пожалуйста, закройте – не желал оставаться в накладе и директор.
- Может у тебя есть последние пожелания? – спросил я на полном серьезе директора.
- Маке, если что, передайте Рустаму, что не дописанный сценарий лежит в рабочем столе – сказал Король.
- Передам – заверил я Короля и прикрыл дверь, оставив узкую щель.
Никогда еще, так, меня не подмывало подсматривать, и я не удержался. Я знал Короля как человека мирного, не злого и уж вовсе не воинственного.
Представшее взору, было столь неожиданно, что из груди рванулся клекот немого восхищения.
В глубине полутемного зала стояли напротив друг-друга Король и директор рынка. Король захватил руками концы яркого галстука и хладнокровно тянул их на себя. Петля намертво затягивалась на шее директора. Он все выше поднимался на цыпочки, судорожно хватая воздух. Он стоял на кончиках пальцев ног, раскинув руки, и напоминал застывшую в полете балерину.  На лице Короля не было ни единой тени жалости. В ту минуту, он был похож на Чикатило. Я понял, что директору пришло время прощаться с жизнью.
- Зря он не оставил завещания – подумал я.
- Ты отнял у меня два часа времени – прошипел Король сквозь зубы.
- Про-с-ти! – выдавил бедный директор.
Король подумал и немного расслабил петлю.
- Ты знаком с Шекспиром? – спросил Король.
- Нет – директор замотал головой. Глаза его стремительно мутнели.
- Шекспир великий драматург, тебе полезно почитать его.
- Я про-чту – пообещал директор.
Король отпустил концы галстука. Я облегченно вздохнул. Директор опустился подошвами на пол. Он схватился приводить себя в порядок. Король отряхнул мятую куртку с видом человека, замаравшего ее об дорогое пальто директора.
- Сколько время? – задал он вопрос.
Директор с готовностью взглянул на свои роскошные часы.
- Три часа ночи – выпалил он.
- Пора ехать по домам – воспитательным тоном произнес Король Эдвард и направился к выходу.
Он был похож на Макаренко, выполнившего нелегкую воспитательную миссию.
На улице все восхищенным взором глядели на Короля. Мухачи с уважением распахнули перед ним дверь авто.
Король посмотрел на ночное небо и произнес:
- Какая белая луна!
- Что это значит? – спьяну задал я старый вопрос, забыв, что уже спрашивал.
- Неприятности – многозначительно произнес Великий Драматург.
- У нас в Мордовии говорят, что Белая Луна к драке – заявил Миша, бог компьютерной графики.
- Поехали Маке! – повелел Король Эдвард. Шумная, пьяная компания уселась в салон. Никто не смеялся. Еще оценивали происшедшее. В салоне царило немое восхищение Королем. Машина, будто кто-то ее стегнул плетью, рванула с места и скрылась в тихой ночи.


РЖАЛИ СЛОВНО КОНИ

- Одна!
- Ха-ха-ха-ха!
- Две!
- Ха-ха-ха-ха!
- Три!
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!
- Четыре!
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!
- Пять!
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! - мы с Андрюхой катались по полу и ржали словно кони. В шесть часов утра так могут смеяться только люди с пошатнувшейся психикой. Я это осознавал. И все-же не мог остановиться. Я умолял Андрюху: - Прекрати! – но вновь хватался за живот.
- Шесть! Семь! Во-семь! – звучало в ушах отсчитывание сонного, не успевшего протрезветь, Короля.
При счете девять, я соскочил с пола, подобно боксеру, готовому драться. И замолчал. Потому что, не смотря на то, что был пьян, вспомнил, как Король выиграл у Сарсена сто ящиков пива. Он теперь систематически посещал пивную Сарсена и бесплатно выдувал пиво. При этом не забывал вести строгий учет.
- Девять бутылок коньяка! – такой счет предъявлял нам Король. В лучшем случае, это четыре тысячи тенгушек. Если отделаться коньяком «Казахстан». А если он потребует молдавский, счет увеличится в разы. Поэтому я прервал истерический смех и умоляющим взглядом заглянул в глаза Андрюхе. Нам удалось продержаться с минуту. Как вдруг нас снова разорвало.
Куранты на часах пробили шесть раз. Это значило, что наступило шесть часов утра.
-  Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! – и мы вновь повалились на пол.
- Я надеюсь, - ха-ха-ха-ха! - что тебе будет - ха-ха-ха-ха! – очень комфортно - ха-ха-ха-ха!  – ржал я. Рядом ржал Андрюха.
Мы пили всю ночь. Вначале собутыльников было пятеро. Борец Канат не пил. Соблюдая принцип младшего, он честно подливал. Миша в двадцатый раз спрашивал у Короля: - Все хорошо?
Мы с Андрюхой не зацикливались на его вопросах. Возможно потому, что были чрезмерно наивными. В ту ночь нас волновали проблемы мира. От казни Саддама Хусейна, до давшего трещину моста через Босфор. Спустя время, Рая незаметно испарилась. Мы разливали пятую, или шестую. Мужественно, словно это была наша последняя в жизни водка. Будто с утра нам предстояло восходить на плаху. Словно, то был не зеленый змей, а сладкий нектар. Уже отваливалась печень, а мы продолжали желать друг-другу здоровья.  Борец, не выдержав нашего распорядка, уснул на полу соседней комнаты. Рая свернулась калачиком на кушетке другой. А мы продолжали пить с упрямством отрешенных. И все было хорошо. Но неожиданно, точно в рапиде, поднялся Миша и взял Короля за руку. Он повел его мимо стола, не обращая на нас никакого внимания. Точно нас и не существовало! Расстояние от стола до двери они преодолевали столь долго, будто мы их снимали замедленной камерой. На миг, мне показалось, что эти двое, сошли с картины: «Иисус, шагающий по водам». Настолько они были целеустремленными. И вот тут, Миша произнес, нет, не произнес, а изрек: - Я надеюсь, что тебе будет очень комфортно!
- Надеюсь! – прошептал сонный Король.
Они скрылись за дверьми, будто вышли из кадра. До нас с Андрюхой закадровым текстом, донеслось: - Ой! Здесь кто-то есть!
Там на полу лежал Канат. Мы уже не могли сдерживаться. Причем, не сговаривались. Однако, никакая сила, не могла бы нас удержать от ржания. Мой воспаленный от чрезмерного питья мозг, живо выстроил мизансцену: В темную комнату входят двое. Они настроены на тайное занятие. Их сердца стучат в унисон. Горячие ладони подрагивают в нервном тике. Всезахватывающее чувство уже нельзя остановить. Отчет времени идет на доли секунд. Вот, вот, вот! Как вдруг они обнаруживают, что в комнате они не одни!
Нас с Андрюхой разнесло от смеха по разные стороны комнаты. Мы упали на пол и стали дрыгать ногами. От бессилия Андрюха принялся длинно икать.
- Убейте его! – кричали мы и тут-же жалели – бедный Канат, спит как младенец. Не подозревая, что над его жизнью нависла смертельная опасность!
Как люди богобоязненные, мы, было, подумали, что они смутятся. Но мы наивно заблуждались. Тайное чувство, похоже, целиком завладело ими. Они сунулись в другую комнату, и чуть было не наступили на Раю.
- Ой! – вскрикнули они хором.
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! – Андрюха в спазмах перекатился через меня. Он покатился дальше. Пока не ударился об стену.
- Как они шли Андрюша! – захлебываясь от смеха, не унимался я – Точно каппелевцы в психическую атаку. Взявшись за руки!
- Будто дети, идущие играть в песочницу! – восхищался Андрей.
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Высокий Миша, с лицом девственника и  Эдвард, похожий на добряка Карлсона – ржал я.
- С лицом старого развратника – добавлял перца Андрюха.
- Но инициатор-то Миша! – возражал я – помнишь, как весь вечер он заботился об Эдварде – Все хорошо? Все хорошо?
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Эд его провоцировал, а наш юноша не выдержал такого глубокого подвоха – умирал Андрюха.
- Когда Миша произнес, «я надеюсь, тебе будет очень комфортно», он, вероятно, забыл о нашем существовании! – не в силах больше смеяться, я бился головой об спинку дивана. Внутренности тянула невероятная боль. Словно их распороло осколком шальной мины. Их буквально разрывало. Казалось, что вот-вот они не выдержат и лопнут.
- Он был ослеплен чувством! – гоготал Андрей и пел «Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой…»
- «Словами нежными он будто окрылен» - подпевал я.
- «Горбун отверженный с проклятьем на челе, я никогда не буду, счастлив на земле… Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!» – Андрюху колотило в припадке.
«и после смерти мне не обрести покой, ха-ха-ха-ха! ха-ха-ха-ха! я душу дьяволу ха-ха-ха отдам-м-м,  за ночь-ь-ь с тобой! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!» -  я уже не смеялся, а рыдал.
- Одна! Две! – раздалось, словно набат. Так считает упавшему, арбитр на ринге. Он считает до девяти. После этого, лежащий должен подняться. Иначе он выкрикнет: - АУТ!
Мне слышалось: - Раз! Два! Три! Че-тыре! П-п-пять! Ш-ш-шесть! С-с-семь! В-в-во-семь!
При счете девять, меня подбросило вверх. Я заткнулся. Я вспомнил бедного Сарсена.

КАК КОРОЛЬ ЗАЩИЩАЛ СЦЕНАРНУЮ ЗАЯВКУ

- Переходим к обсуждению сценарной заявки Эдварда Кульбаева – произнесла заведущая сценарного отдела.
Король Эдвард напрягся. С похмелья жутко болела голова. Она буквально раскалывалась на части.
- Заявка состоит из трех частей – выпалила секретарь редколлегии и уселась на стул. Она огляделась по сторонам с видом человека, внесшего существенную поправку. Секретарь коснулась пальчиком спадающего локона и чему-то улыбнулась. Вне сомнения, она чувствовала себя важной птицей. Без нее, собравшиеся персоны могли не знать количество частей в заявке. Половина зарплаты уже отработано.
Во рту было так сухо, что Король, собрав силу воли, сглотнул вязкую слюну.
«Дали мы вчера» - тоскливо подумал он – вначале все шло хорошо, пока не присоединился компьютерный бог, Миша. Молодые, а как пьют!» - позавидовал Эдвард.
- Заявка Кульбаева, написана для Сарсена. Сарсен много лет работает на студии вторым режиссером.
- Позвольте ремарку – Король поднял вверх руку.
- Слушаем вас – завсцен удивленно вскинула брови.
- Мы обсуждаем заявку, причем факт, кем работает Сарсен?
- Как это причем? – завсцен задохнулась от возмущения.
- Предлагаю говорить по существу – выдохнул Король. В это время его голова снова дала о себе знать. Сбоку его толкнул локтем Сарсен.
- Не задирайся – умоляющим тоном прошептал он. Сарсена легко было понять. Он столько лет отдал студии и ни одной постановки.
Последний год он чувствовал в себе композиции Тарковского.
- Я не задираюсь – Король сжал распадающиеся части черепа, двумя руками. События вчерашнего дня стали расплывчато проступать. Так в проявителе, медленно выступает изображение на фотобумаге.
Пить они начали в мастерской Рустама.
«Но как-же все началось? Когда вошли мы с Сарсеном, там сидели Рустам, Маке и Гена. Потом Гена ушел, сославшись на дела. А-а-а! – вспомнил Король – Рустам сказал, что у него прошел день рождения, а Маке зацепился за эти слова. Он кого-то послал за вином. Пока человек нес, мы пили початую бутылку. Затем Маке позвал Байкала, затем он вызвонил Большого Даулета, дальше пришла Рая. Это мы уже довершали вторую бутылку. Еще все было хорошо! Появился декоратор Доттер. Маке обрадовался ему, словно увидел родственника – Король Эдвард усмехнулся поведению Маке и стал вслушиваться в речь говорившего.
Говорил безликий человек, с трезвым лицом и грустными глазами.
«Такой не скажет ничего доброго» - подумал Король – «потому что не пьет» - он вспомнил, что трезвенник когда-то давно снял короткометражку. Большего, из послужного списка трезвенника, Королю на ум не приходило.
Трезвенник рассасывал слова, точно получал от этого удовольствие. Можно было вообразить, что во рту у него тает щербет.
- По своей форме заявка не раскрывает всех событий, предшествующих сценарию…
«Господи! Что он несет? Как могут события предшествовать сценарию?» - подумал Король, и захотел-было возмутиться, однако вспомнил про Сарсена. Сарсен еще не осознавал надвигающуюся угрозу, идущую от трезвенника и продолжал гладить бороденку.
В голове Короля раздался шум, напоминающий прилив морской волны. Он подпер ее ладонями.
«Когда смеялись над Доттером, кажется, пили уже  четвертую. А чего смеялись? А-а-а! Вспоминали как на сьемках Голгофы, Доттер умудрился нализаться. Группа жила в ауле, где спиртное купить было негде. Но не для изобретательного Сереги. Вот тут вроде, появились Миша с Андреем» - сознание  Короля ненадолго прояснилось – «А чего они хохотали? Маке стал рассказывать, как я душил директора. Разве я мог допустить такое? Может они это придумали?»
В эту минуту поднялась завсцен. Лицо ее было наполнено решимости, точно перед последним боем.
Король был умным драматургом. И глядя на этот концерт, его так и подмывало сказать: - «Товарищи ученые! Доценты с кандидатами» – ему хотелось вскричать словами Высоцкого – «бросайте свои опыты, гидрид и ангидрид, езжайте на Тамбовщину…» - дальнейшие слова Король позабыл. Он и не заметил, что произнес их вслух.
- Что? – спросила удивленно завсценотделом.
- Небось, картошечку, все вы уважаете, когда с сальцем, ее намять… - пробормотал Эдвард.
Сарсен обеспокоено покосился на Короля.
- Так вот, я считаю, что заявка однобокая, у нее нет исторических корней….
- Так она на современную тему – возмутился Король.
- Неважно, исторические корни обязаны быть – отрезала строгая завсцен.
- Эдик! – Сарсен вновь толкнул в бок Короля. Он недоумевал над его политической близорукостью. Ведь надо молчать, в крайнем случае, сказать: - Виноваты, исправимся!
Но Король спросил: - Почему?
На его счастье этого никто уже не слышал. Потому что любовались поднявшимся с места, Замом Казахфильма - Альпиевым. Альпиев завоевал на студии репутацию человека неплохого. На студии, все люди делились на хороших и неплохих. Плохих - не было, киношники терпимы ко всем.
Король внимательно наблюдал, как поднимался Зам. Ему показалось, что последний нарочно со скрежетом двигает стул.
-Так бывает, когда хотят дать бой. Только вот кому? – задумался Эдвард.
- Сценарная заявка в самом деле плоская, но ее мо-о-ж-но было бы выгнуть и сделать обьемной… н-но для чего?
Бывает, что судья должен вынести приговор: - Повесить! Но ему не хочется запомниться безжалостным тираном. И тогда он рассуждает: - Можно бы веревку мылом намазать… н-но зачем?
 - Вот мое мнение - произнес Зам и опустился с чувством выполненного долга. Перед тем как сесть, он для чего-то взглянул на первого Зама, Жубандыкова.  Жубандыков по праву снискал о себе мнение, талантливого продюсера. Иначе бы ему не доверили «Кочевников». А раз так, то значит ему и слово. Король Эдвард чувствовал, что оно станет последним для его заявки. На мгновение ему стало тоскливо.
- Если бы вчера не пили, можно было поспорить с ними… а так, с больной головой воевать! – протащилась унылая мысль.
- Сценарная заявка мне не нравится, потому что в России уже таких фильмов наснимали сколько угодно.
- Причем здесь Россия, мы живем в Казахстане – хотел возразить Король, но стоило ему напрячься, как его тут-же затошнило.
- Но мы живем в Казахстане, причем здесь Россия? – спросил Сарсен. Он только теперь стал догадываться о сговоре Замов и завов.
- У нас культура одинаковая – отрезал первый Зам. Присутствовавшие стали с шумом подниматься и покидать заседание редколлегии.
«Присутствовавшие стали с шумом подниматься и покидать «сходняк» – я бы написал так» – протащилась скрипящей телегой запоздалая мысль, в усталом черепе Короля. И уже совсем запоздало – «А правда, что это  вчера Маке и Андрей хохотали, точно с сумасшедшие?»
                Вечером того дня я позвонил Эдварду и спросил как прошло заседание редколлегии.
- Зарезали – ответил Король.
- Кого зарезали?
- Заявку. Собственно Маке я не расстраиваюсь, у меня ее в Москве с удовольствием покупают. А там она стоит дороже.
Король, он и в Африке король! Потому что никогда не унывает.

КАК В ШЕСТЬ УТРА, Я ОТКРЫЛ СРАЗУ ДВУХ ГЕНИЕВ

Мы сидели на монтаже. Монтировали «Голгофу». Король всякий раз делал ценные замечания. С ним вообще было интересно монтировать. Он ходил следом за мной и канючил: - Ну, Маке, сами посудите, что это за кадр!
- Хороший кадр – отвечал я.
- Что в нем хорошего? Вы посмотрите, как там выставлен свет.
- Свет неважный, но кадр нужный.
- Для чего?
- Это цепь общей драматургии…
- Да какой драматургии…?
- Эдвард, оставь, пожалуйста, этот кадр в покое.
Король помнил всякий кадр из десяти часов материала. Он обладал скурпулезным аналитическим умом. Из его слов, он считался лучшим учеником на своем курсе. Он и действительно был умен. И талантлив. Но ленив. Так бывает. То, что не позволительно смертному, разрешено Королям. Он говорил: - Маке, давайте вставим кадр, где Единственный плачет.
И я с удовольствием соглашался. Работа наша спорилась, и мы не замечали времени. Так шел день за днем. Эпизоды клеились, как неожиданно приходили новые идеи. Тогда все начиналось заново. И становилось другое кино. Но в тот вечер мы застряли надолго. Оторваться не было сил. Впереди разворачивалась гражданская война. Я чувствовал, как начинаю закипать. Потому что очень переживал за героя. А его вело по горячим дорогам и кинуло в сабельную рубку. Герой зарубил беременную женщину. В пылу боя. Охваченный идеологией большевизма. Мол, революция все спишет. Глаза Короля ярко поблескивали. Так происходило с ним, когда он зажигался.
Сапарыч молча висел в инете. Казалось, что его и вовсе нет в монтажной. За перегородкой, незнакомый режиссер монтировал клип. Наконец в два часа ночи монтажер откинулся в кресле. Он потер воспаленные глаза и предложил выпить чая. Мы проследовали на кухню. На столе красовалась покрытая инеем водка. Король отвел взгляд. Но бутылка привораживала. Король тихо посоветовался:
- Маке, а может по чуть-чуть!
- Давай, ато с ума сойдем от такого темпа.
- Надо пригласить Сапарыча.
Вскоре за столом образовалась компания. Лиха беда начало! Бутылка опустела в мгновение ока. Открыли вторую. Выпили, закусили. В ход пошла третья. Разговоры набирали оборот. Становилось все интересней. Я предложил Королю сварить пельмени. Он полез в холодильник Сапарыча. В это время вошел Сапарыч. Король напоминал воришку пойманного за руку. Сапарыч нависал над ним, как гора. Вместе они напоминали Пата и Паташонка. Сапарыч сверху спросил: - Что ищешь?
Король сьежился и укорительно взглянул на меня.
- Мы с Маке решили отварить пельмени… Ты не возражаешь – спросил он. Язык уже заплетался.
- Хорошая идея – ответил Сапарыч – давно надо было.
Я победителем посмотрел на Короля. Пока они варились, подняли еще по одной. Потом выпили с пельменями. Потом без пельменей. Их уже не было. Потом я не заметил, как остался на кухне один. Я стал скучать. Сапарыч показывал Королю что-то в монтаже. До меня доносились их пьяные голоса. Вдруг вошел незнакомый режиссер. Он сел напротив меня и закурил. И стал говорить о принципах использования широкоугольной оптики. Я в ответ мычал нечленоразделительное. Его это обидело. Режиссер с трудом поднялся, и заявил, что он гений! Я искренне поздравил его. Он обиделся еще сильнее.
- Я гений! А ты так со мной разговаривал!
- Как? – спросил я.
- Неуважительно.
- Я же еще не знал, что ты гений – нашел я оправдание.
- А-а-а-а, тогда я тебя прощаю – он оказался великодушен. Когда он вышел, я облегченно вздохнул. Не хватало под утро скандала. В это время добрые люди спят. На кухню, качаясь из стороны в сторону, вошел Король Эдвард. Я обрадовался. На дне бутылки из-под вина оставалось немного бурой жидкости. Выпить одному, мне не позволяла совесть.
- Что вы там застряли? – ляпнул я, и тут-же пожалел. Король вскинул голову, и глаза его гневно сверкнули.
- Маке – произнес он – как вы со мной разговариваете?
- Как? – спросил я тупо.
- Неуважительно. Ведь вы, даже не подозреваете, с кем говорите.
- С тобой.
- А я кто в ваших глазах?
- Эдвард. Мы вместе монтируем.
- Вы разговариваете с гением! – заявил он.
- А-а-а-а! – промычал я - Но я же не знал.
- Так вот, теперь знайте…
- Хорошо – прошептал я и выплеснул остатки вина себе в бокал.
Гениям не к лицу допивать чьи-то остатки!
Когда я махом выпил, Король сожалеющим взором поглядел на пустой фужер. А я не жалел ни о чем. Ни, о пролетевшей ночи. Ни, о разбухшей печени. За окном завораживающе щелкали соловьи.
О чем можно жалеть, если за одну пьянку, я открыл сразу двух гениев?
 
СНЯТОЕ КИНО

С Королем Эдом мы пьем не часто. Но случается! Пить с Королем интересно. Вернее интересно наблюдать за его капризами. Человек он изнеженный, избалованный. А может быть, он просто гурман. Хотя, казалось бы, чего ему привередничать, при его-то холостяцком положении? Однако прежде чем выбрать блюдо, Король Эд засыпает официанта вопросами. Наконец успокаивается и останавливается, как правило, на самом примитивном. И это радует! Особенно если в кармане не густо. Но вот к выбору крепких напитков, он подходит со всей щепетильностью. Можно даже сказать принципиальностью.
- Коньяк? Да нет, коньяк наверно не надо, Маке! От него утром башка будет раскалываться! Может лучше водки?
- Водки? Ну, хорошо, давай водки – соглашаюсь я.
- Какая у вас есть водка? – спрашивает Король у официанта.
- «Ржаная».
- Не-е-ет! Ржаной не надо! Маке, мы пили Ржаную, утром так болела голова. А еще, какая есть?
- «Хлебная слеза».
- «Хлебная слеза»? Как вы считаете Маке?
- Нормальная водка.
- Да нет Маке, не стоит. Такая же дрянь, что и «Ржаная».
- Может быть вам Путинку принести?
Тут уже в «перестрелку» вступаю я: - Нет, что ты, Путинку ни в коем случае. А «Пугачевская» есть?
- А что это за водка, Маке? Я такую не пробовал – оживает Король.
- Хорошая, нормально пьется.
- Ну, если вы так считаете. Нет, я вполне доверяю, так сказать, вашему выбору, Маке.
И наконец, мы вплотную приближаемся к самому важному вопросу! Риторическому!
- А сколько возьмем, Маке?
- Завтра же надо работать над сценарием, так что предлагаю по чуть-чуть.
- Хорошо! Нет, я поддерживаю вас! Завтра надо закончить линию главного героя!
Официант нервно перетаптывается. Точно ипподромный конь в ожидании старта.
- Вы решили? – спрашивает он.
- Так сколько Маке?
- Предлагаю двести.
- Вы имеете ввиду двести граммов? – уточняет Король.
- Да.
- А может триста? Ато двести,  ни туда – ни сюда!
- Ну, давай триста – легко соглашаюсь я.
- Принесите нам триста граммов «Пугачевской».
Официант уходит. Мы облегченно вздыхаем. Консенсус достигнут!
Триста проваливаются в нас, словно в пустой, гулкий колодец. Мы вопросительно смотрим друг на друга. Помня об уговоре, что завтра нам заканчивать героя.
Наконец Король решается.
- Маке, а может, еще триста?
- Тогда давай уже бутылку, чего официанта гонять!
- Ну, хорошо, давайте бутылку – вздыхает Король, с видом человека, решившего взвалить на себя тяжкий, тяжкий крест!
Мы начинаем обсуждать сценарий. К моменту, когда бутылка начинает предательски пустеть, мы убеждены, что сценарий потрясающе талантлив.
Но вот, наконец, она порожняя! Достоинства сценария возрастают до шедевра!
- Маке, по этому поводу я предлагаю еще триста – торжественно произносит Король Эд.
От радости заказываем еще триста!
- Принесите еще триста – обьявляю я официанту.
После этих трехста, предметы на столе приобретают странные очертания: они раздваиваются и расплываются. Передо мной возникают два официанта, как две капли воды, похожих друг на друга.
- Вы что, двойняшки? – чуть было не спрашиваю я. Король Эд напоминает астронавта, плывущего в невесомости. Движения его словно в рапиде - плавны и величавы.
- Маке, - произносит он, растягивая слова – даже не сомневайтесь, сценарий супер!
Нас обоих переполняет чувство, будто отснятое кино, уже лежит у нас в кармане!

ТРИДЦАТЬ ОДНА ТЫСЯЧА ДОЛЛАРОВ

               Близилась юбилейная дата со дня вывода войск из Афганистана.
Я предложил Королю Эду совместно написать сценарий. Он долго не соглашался. Но я пообещал ему тридцать тысяч. Эта цифра подействовала магически. Чаша весов склонилась в пользу партнерства. Однако он принялся выяснять о происхождении размера цифры.
- Такова ставка в России. Причем я беру по самой высокой планке.
Король задумался. Я словно невзначай продолжал додавливать.
- Мы начнем в самое время. Подадим сценарий за год до юбилея. Год на сьемки.
- Маке, - все еще сомневался Король – почему все-же тридцать тысяч?
- Я же говорю, это росийская ставка. У нас, как ты знаешь, гораздо ниже.
- Ну, хорошо, только пусть будет не тридцать, а тридцать одна тысяча.
Теперь уже удивляюсь я!
- А почему именно тридцать одна?
- Понимаете Маке? Я посчитал свои расходы. Вообщем, мне нужна тридцать одна тысяча. И вообще, тридцать какая-то цифра, не туда - ни сюда! – привел Король свои аргументы.
Я пожал плечами. Нет, я не возражал! Распиливание несуществующего бюджета – дело, вообщем нехитрое! Он еще, даже не брезжил в далекой перспективе. Даже в туманной! Поэтому я легко согласился. Тут несложно казаться великодушным.
Но в душе, все таки, не мог успокоиться. Что за загадка кроется в тысяче? – гадал я.
Сценарий мы написали. Ругались, пили, спорили до хрипа, но написали.
И он успешно завис.
Прошел юбилей, со дня вывода советских войск.
Афган растворился в тумане, точно Альбион.
              Приближался другой юбилей, со дня Победы над Германией!
Я предложил Королю сделать совместно сценарий. Нарисовал тему. Тема понравилась. Но он снова уперся.
Я опять озвучил тридцать тысяч. Эта цифра вновь заработала. Чаша весов стала склоняться. Но Король и тут задумался над цифрой.
- Столько платят в России за хороший сценарий – убеждал я - Заявимся за год до юбилея. За год снимем!
- Маке, тогда не тридцать, а тридцать одну – с упорством обреченного заладил Король Эдвард.
- Не вижу проблем! Тридцать одну, так тридцать одну.
Подписали контракт. Согласно ему, я плачу тридцать одну тысячу. За соавторство.
Три месяца пролетели как день. Сценарий был покорен. Мы испытывали удовлетворение, точно взяли рейхстаг. Он Егоров, а я Кантария!
Но тут разразился мировой кризис. Сценарий завис.
Юбилейная дата прошла.
С трудом оправившись, я сказал:
- Надо написать локальную историю. Московскую.
И красочно описал историю вора-домушника, который каждое утро, везет дочурку на метро в Гнесинку, а оттуда едет на «работу», воровать!
Король загорелся.
- Маке, а сколько вы заплатите? – спросил он.
- Тридцать тысяч – с готовностью ответил я.
- А почему именно тридцать, Маке? Каждый раз вы называете одну и ту же цифру. Уже третий сценарий и все по одной ставке! Вы бы хоть для приличия добавили – возмутился Король Эдвард.
- Ну ладно, я согласен, давай за тридцать одну тысячу – предложил я компромисс.
- Ну, это другое дело! – обрадовался Король – ато заладили, тридцать, тридцать! Ни туда - ни сюда! Тридцать одна тысяча, это уже звучит! За эти деньги я готов работать!

ЗНАЧКИ

Мама Короля Эда получает пенсию десять тысяч тенге. Так мне сказал Король, когда мы обсуждали проблему достойной старости.
- А сколько она платит за квартиру? – спросил я.
- Десять тысяч, вместе с коммунальными расходами – уточнил Король.
- А на что она живет?
- Подрабатывает – невозмутимо ответил Эд.
- Где?
- Она значки продает.
- Что за значки?
- Обыкновенные значки.
- Где же она их берет?
- Маке, моя мама продает значки, которые я коллекционировал в детстве.
- И сколько же стоят эти значки, каков порядок цен?
- По разному. Есть по тысяче тенге, есть по две тысячи, а есть редкие - по пятнадцать тысяч!
- И сколько ты их сколлекционировал в детстве? – не унимался я, дотошно выпытывая.
- Было около сорока тысяч штук.
Я принялся в уме за умножение. Цифры выкатывались со многими нулями. Пришлось брать калькулятор.
Сорок тысяч значков помноженные на одну тысячу тенге выдавали сорок миллионов тенге. Я был сражен. Мой мозг отказывался верить.
Ведь если поделить эту цифру на десять тысяч, а именно таков был размер пенсии мамы Короля, то получалось - четыре тысячи пенсий!
Четыре тысячи пенсий я разделил на двенадцать месяцев в году и получил: - Мама не горюй!
Я получил триста тридцать три года. Это значило - что продавая значки Короля Эда, его мама была обеспечена на триста тридцать три года, при условии, что она в месяц, тратит также по десять тысяч тенге.
У меня на голове зашевелились волосы, а во рту пересохло.
Я понял, что свое детство я профукал понапрасну. Вместо того чтобы собирать значки, я запоем читал Дюма, Лондона, Майн Рида, Киплинга.

Какой тут к черту накопительный пенсионный фонд?
Чтобы обеспечить достойную старость, надо было в детстве и юношестве, собирать значки!
Но, кто же знал?

ПЬЯНЫЙ РАЗГОВОР

Сьемки проходили в одной из зон. Зэки были счастливы. Мы были разнообразием в их обрыдлой жизни. Мы казались им инопланетянами с квадратными головами. Мы виделись им сумасшедшими фанатами, снимавшими их безрадостный быт. Они мгновенно возгордились. Стали мнительными. Стали амбициозными. Значит, не зря они страдают. Не зря сидят. Коль про них снимают кино. Если вначале они охотно соглашались сниматься, то теперь стали требовать за это чай.
Но нам было присуще сострадание. Мы с готовностью провозили им чай и курево. Сьемки проходили в штрафном изоляторе. Здесь мне случайно довелось, услышать памятный разговор. Пока мы снимали в прогулочном дворике, ассистент оператора напился с зэком.
Они сидели на железных нарах и мирно беседовали.
Оба были пьяными в стельку.
Киношник выглядел сытым  и довольным.
А зэк изможденным и усталым.
До моего слуха донеслись отдельные реплики. Именно они и привлекли внимание.
- Теплого света маловато… в основном холодный…
- В восьмерке сидел, вообще света не было… кандей ледяной…
- Я то из студии не вылажу – посетовал ассистент.
- Да и я все время в трюме... меня как «киллера» держат.
- «Киллера» снимать не доводилось, все больше по мелочи – признался киношник – а так все время камера, камера...
- Про камеру талыкаешь. Я сам уже столько лет в камере – посетовал пьяный зэк - Я «киллер» со стажем…
- Ну, у меня стажа больше твоего.
Зэк с уважением поглядел на киношника.
- А я за тебя не слышал. Хотя, я в последнее время на этапах был…
- Пока ты по этапам ездил, я все время снимал…
- А ты чем снимаешь? – язык каторжника заплетался, точно во рту была горячая картошка.
- Арифлексом?
- А у меня семь шестьдесят два была «плетка»…
- Австрийская что-ли пленка?
- Да не, родная, русская …
- А я в основном тридцати пяти миллиметровой...
- А тридцати пяти миллиметровка с оптикой?
- У меня к ней целый комплект оптики был. Лучшей была широкоугольная…
- Чем она мазевая? – икнул арестант.
- Крупный план хорошо рисует …
- Да, с такой не промахнешься! – «киллер» цокнул языком от восхищения -  Так ты такие заказы выполнял, а здесь че? – этот вопрос не давал покоя арестанту.
- Здесь я случайно. Попросили снять в вашей зоне… А так, у меня другая бригада.
- Кого заказали то?
- Тут целая серия будет исполнена – киношник с придыханием, махнул содержимое кружки.
- Тихо! – зэк прижал палец к губам.
- Да не бойся ты, все шито-крыто -  киношник подумал, что «киллер» боится попасться за пьянку.
- «Положенца» что-ли?
- Я сам пока не знаю. Продюсер всегда в самый последний момент обьявляет…
- Ты не боишься об этом мне говорить?
- Если надо будет, мы и тебя тоже снимем!
- Ты че братан, я то не при делах…
- Что? Забоялся?
- Да век воли не видать! Зачем мне ваши секреты. Мне освободиться нужно. Дочка у меня растет.
Зэк-«киллер» захлопал глазами и заторопился. Видно было, что хмель вылетел у него из головы.
- Подожди, давай еще накатим – не отпускал киношник. Он стал закатывать рукава. Локоть его был вымазан кровью. Киношной кровью. У зэка глаза вылезли из орбит.
- Да нет братан. У тебя свои дела, у меня свои. Я короче ничего не слышал, делов не знаю. Мне освобождаться надо!
Он уже выходил из камеры, как наткнулся на меня. Зэк отпрянул в сторону.
- Ни фига себе! – вырвалось у него - по локоть в крови…!
Что он подумал в ту секунду? Для меня это осталось загадкой. Ассистент завидев меня тоже протрезвел. Он посмотрел на испачканные руки и небрежно пробормотал:
- Гримировать помогал …

КАК МАКС УРОНИЛ С КРЫШИ МИШУ

Всякий, кто соприкасался с кино, знает Макса Смагулова. Кто не знает Макса, тот не знает кино. Макс, великий кинодеятель. Он похож на Карла Маркса. Такая же белая нечесанная борода. Такой же фанат. Идеи Макса столь же безумны, как «Капитал» Маркса. Они не для простых смертных. Потому что мы состоим из комплексов. Нами преобладают страхи. А Макс по природе бесстрашен. Он азартный игрок. А, как известно, кто не играет, тот не выигрывает. Вот один из ярких примеров. Макс крупно проигрался. Он задолжал многим людям.
За ним велась круглосуточная слежка. Так, в свое время не следили  даже за Лениным. С него не спускали глаз. Две машины, меняя друг-друга ездили по пятам. У кого-нибудь не выдержали бы нервы. Но не у Макса. Потому что он не обращал внимания на мелочи. Он был выше тревожных будней.
В один из дней, Макс все-же призвал на помощь.
- Ты подьедь ко мне – сказал он.
- Что случилось?
- Приехали бандиты.
- Где они?
- Сидят в кабинете.
- Что они хотят?
- Денег.
- Ты им должен?
- Не им… я в карты проиграл… эти требуют…
- Сейчас приеду – я положил трубку.
В кабинете Макса сидели вальяжные молодые люди.
Челюсти всех пятерых были квадратными. Зрачки глубоко утоплены в глазницы. Жалости в них не прочитывалось. Я понял, что Максу будет плохо. Однако я ошибался. Завидев меня, он сразу атаковал.
- Скажи им, пусть не мешают работать!
Я перевел взгляд на пятикантропов.
- Он должен нам деньги.
- Макс ты признаешь долг? – спросил я.
- Конечно – заявил Макс.
- Видите, он не отрицает. Но ему надо работать. Не мешайте, покиньте кабинет.
Пятикантропы почесали затылок.
- Мы с тебя глаз не оторвем – пообещали они Максу.
Когда они ушли, Макс спросил: - Как дела?
- Да вот, деньги ищу на картину…
- Подожди – вымолвил он – деньги скоро будут.
Надо заметить, однажды Макс разом запустил двадцать картин. Такое по плечу только Титанам.
- Ну, я тогда начну снимать. У меня же девять серий.
- Начинай. Пока ты одну снимешь, я подгоню.
С этим я и начал. Я был наивен, как девственница. Которой пообещали потом жениться.
Которой пообещали счастья, до самого горизонта!
Я снял одну серию и доложил Максу.
- Замечательно. Давай еще одну, как раз деньги подойдут.
Я снял еще одну. Макс сказал:
- Замечательно. Можешь пока еще одну снять, деньги на подходе.
Я снял сразу две серии. Макс обиделся и произнес:
- Не торопись. А-то банк денег не даст. По одной снимай.
Деваться было некуда, я снял еще одну. Когда стал докладывать Максу, он долго расчесывал бороду. Она напоминала гриву безумного льва.
Его подготовка к вступлению, не сулила добра.
В кабинете стояла тишина, было слышно пролетевшую муху.
– Денег не будет! – глухо произнес он – Но ты не отчаивайся! Всего-то осталось, еще четыре снять!
Макс был великодушен. Я вежливо поблагодарил его. А себя десятикратно выругал.
«Надо же, поверить Максу!».
Но каждая клеточка во мне кричала:
- Нельзя жить без веры.
Позже я понял главное. Макс наделил меня верой! Без него, я бы никогда не снял, предыдущих пять серий.
В другой раз мы с Максом встретились в Москве. Он пришел в номер со старой потертой сумкой. В номере были - режиссер Мансуров и я. Оба находились в состоянии нокдауна. Это когда еще движешься, но вокруг уже прострация! Потому что выпито было - неприлично много. Но мы не могли остановиться. Нас несло, как ком с горы. Мы преодолели стадию потепления в животе. Затем перемахнули рубеж повеселения. Голос Мансурова становился похожим на голос Левитана. И в этот миг вошел Макс!
Мы здорово обрадовались. Пить вдвоем, уже было неинтересно. Налили Максу. Он выпил и стал говорить. Из ста произнесенных слов, с трудом, удалось разобрать десяток. Великие люди, не обращают внимания на мелочи. Им не важен собеседник. Он вообще его не интересует. Такие как Макс, в одном человеке, не видят аудиторию. Им необходим масштаб. Толпы внимающих!
Тогда они держат речь! Провозглашают!
Он сказал, что сегодняшняя поэзия – дерьмо! Что поэты продались жидам. Что они не оценивают великую Степь! Что оттуда явилась культура - Миру!
Макс распахнул сумку. Мы внимательно наблюдали. Из нее полетели предметы нижнего белья. Протертые до дыр носки. Футболки - не помнящие утюга. Скользкие обмылки и скомканные носовые платки. Мансуров сидел оторопевший. Он не был готов к такому натиску. К такой ярости!
Наконец со дна сумки, Макс достал скомканную салфетку. На ней были следы жирных пятен. Макс принялся разворачивать ее. Мы терпеливо ожидали. Мы застыли, точно каменные балбалы. Наши сердца замерли!
Я чувствовал, как замедляется бег крови. Хотелось чихнуть, но я не мог осмелиться. Салфетка вдоль и поперек была испещрена почерком, похожим на  иероглифы. Он принялся декламировать нам стихи.
Но прежде заявил, что ВЕЛИЧИЕ их - нет!
Седая борода на подбородке тряслась в унисон рифмам. Копна волос на голове разметалась. Казалось что, вот-вот они встанут дыбом!
Руки Макса летали точно молнии. До меня дошли слова: табуны и батыры.
Еще я уловил слово: ветер. Я весь превратился в сплошной слух. Я ловил малейшие оттенки его тембра. Благодаря усилиям распознал слова: доспехи и копья. Мансуров долил себе водки. Руки его подрагивали. Посторонний мог подумать, что он сражен мощью стихов. Однако с похмелья, он еще не выбрал норму. Серые глаза Макса увлажнились. Я искренне растрогался. Он закончил читать и сел. Салфетку он снова смял и закинул в сумку. Я налил ему полный стакан. Макс выпил и прохрипел: - Вот так надо писать!
Мансуров не возражал. А я пожал Максу руку.
Я вспомнил чей-то рассказ: Макс мог погрузиться в поэзию посреди улицы. Тогда все машины обьезжали его. На сигналы он не обращал внимания. Он соприкасался с Великим!
Так, однажды он уронил с крыши Мишу.
Миша - это младший брат Макса. Миша любимчик студии. На голове у него шишка. Говорили, что это из-за полигона. Что он дитя ядерного Семея. Я же считал, что в ней у Миши дополнительный ум. Но бухгалтер Гуля раскрыла тайну: - Когда Миша был крошкой, Макс декламировал стихи, стоя на краю крыши. В это время на руках у него был Миша. В момент кульминации Макс взмахнул руками.  Миша же, согласно закону земного притяжения,  полетел вниз.

Макс очень любил брата. Но позабыл про него. Такова температура Поэзии!
Он и сам мог шагнуть с крыши. Но судьба уберегла их обоих. Для казахского кино!

КАК МИША ПОДРУЖИЛСЯ С КОРОЛЕМ

Мой друг Миша давно стал лысеть. Приговаривал, что это из-за избытка ума. В этом ему не отказать. Но он всегда при встречах, глядел с сочувствием. На меня!
- Лысеешь? – вздыхал Миша.
- Да! – отвечал я. Не уточняя факта, что сам он был гораздо более…
Мы стояли с ним на Дворцовой площади. Ветер с Невы разметал волосы. Миша бросил на меня синий взгляд.
-  Лысеешь!
Я не успел ответить, нас сняли. Прошло тринадцать лет. На днях я обнаружил то фото. У меня развевался самый настоящий чуб. Редкие пряди Миши посдувало ветром. Спустя этих самых тринадцать лет, Миша прилетел в Казахстан. Мы встретились в аэропорту. Крепко обнялись. Он забыл поздороваться. Бросил на меня синий взгляд.
- Лысеешь! – сказал Миша. Я взглянул на него. У него ото лба до затылка, пролегала автострада сверкающей лысины.
Я сказал: - Да!
Мишина жизнь, это «Хождение по мукам». Он перепробовал себя во всех сферах и аферах. Миша отливал из гипса страшные маски. Он собирал пробки от бутылок. Оказывается, они содержат цветмет. Он продал японцам идею обливания спичек с двух сторон. Дети восходящего солнца ухватились. У них дефецит древесины.
Утилировал кору от деревьев. Порекомендовал мне устроиться на  мясокомбинат. В убойный цех. Вырывать печени убиенных животин. Оказывается в желчных пузырях, растут желчные камни. Точно жемчужины в раковинах. Я проигнорировал совет. Пошел своей дорогой. В то время я писал повесть «Нести свой крест». Миша предложил мне продавать сигареты с травкой. С самой настоящей. Не марихуаной. Травкой, которая якобы лечит от курева. Я проигнорировал его. Пошел своей дорогой! В то время я писал роман «Потерянный рай». Миша занялся скупкой значков. Однажды он позвонил мне.
- ГДР распалась, а значки, выпущенные в ту пору, теперь стоят денег – сказал он – собирай значки.
- Я спросил: - какие?
- Эмалированные! Поставь киоск на базаре.
Чтобы не обидеть его, я сказал: - Ладно!
Но сам проигнорировал совет. Пошел своей дорогой! Я готовился к сьемкам сериала «Каждый взойдет на Голгофу».
- Ты никогда меня не слушаешь - посетовал Миша. Он от значков перешел к наградам. Стал мотаться между Стокгольмом и Мюнхеном. Между Хельсинками и Брюсселем. Собрал ордена всех стран Европы.
- У вас продают ордена? – спросил он меня по телефону.
- Продают! – ответил я.
- Так начинай скупать!
- Хорошо – ответил я. Как я мог объяснить, что их продают в правительстве. В который раз я проигнорировал друга. Я опять пошел своей дорогой! В то время я снимал игровую картину.
Но вот мы с Королем Эдом, приехали в Белокаменную. Поселились в тесной комнатке отеля. Она напоминала келью. В ней стояли две кроватки. Оставался узкий проход. Когда один расхаживал, другой был вынужден лежать. Король не был знаком с Мишей. Он его в глаза не видел. Как истинный монарх, он рано улегся спать. В четыре часа ночи позвонил охранник. Сказал что ко мне гость. Я разрешил подняться. В дверь постучали. Я щелкнул ключом.
К неописуемой радости в проеме стоял Миша. Мы обнялись. Он забыл поздороваться. Посмотрел на меня синим взглядом. И посочувствовал:
- Лысеешь!
Я сказал: - Да!
- А это кто спит? – Миша покосился на спящего Короля.
Я сказал: - Тише! Это Король!
- Какой король?
- Король Эдвард! Драматург!
- А-а-а! – Миша тут-же утратил интерес к спящему. У него есть две плохие привычки. Он всегда их возит с собой. Первая – громко говорить! Вторая – жутко храпеть! Он начал с первой. Достал из сумки награды. Стал раскладывать. Выложил ими всю мою кровать. Стол стал похож на мозаику. Тумбочка тоже. Места больше не было. В проходе стояли наши с Мишей ноги. Он стал раскладывать их на спящем Короле. Король стал похож на Брежнева. От звона орденов он проснулся. Миша протянул ему руку.
- Миша – произнес он.
- Эдвард – сонно вытянул Король.
- Король Эдвард – поправил я.
- А что это – недовольно спросил Король, намекая убрать.
- На тебе ордена второй степени – ляпнул Миша.
Королю не понравилось. В четыре часа ночи, второй степени!
- А где первой? – спросил он. Сон смахнуло как рукой. Его раздирало любопытство.
- Первой степени, на кровати Марата – Миша всегда поражал меня простотой. Чтобы загладить вину перед Королем, я предложил выпить. Меня поддержали. Мы выпили весь бар. Король великодушно простил Мишу. За то, что усыпал его дождем наград. И за вторую степень. Посовещавшись, легли спать. Мишу уложили в проходе. Он тут-же приступил ко второй привычке!
Илья Муромец - по сравнению с ним ребенок. Кто-то стал тарабанить нам в стены. Я задремал, когда на стекло упал луч солнца. Проснувшиеся Миша и Король, говорили про значки. Оказывается у Короля их десятки тысяч. Я этого не знал. Рейтинг Короля стал рушиться в моих глазах. Не королевское это дело! Но потом выяснилось, что собирал он их в детстве. Они стремительно быстро нашли общий язык. К тому моменту я с Мишей дружил уже семнадцать лет. Всю жизнь я игнорировал его.
Наступил его звездный час! Теперь он игнорировал меня. Мы вышли на улицу. С неба сыпалась белая крупа. Мы с Королем были без шапок. Я едва успевал смахивать с головы снежную массу. Король тоже. Миша единственный был в картузе. Вдруг я не поверил своим глазам. Тому, что увидел! Без тени раздумий Миша сдернул с себя картуз, и протянул Королю.
- Одень, а то простудишь голову – сказал он. Про меня он  даже не вспомнил.
В тот единственный раз я не пошел своей дорогой.

Я пошел вслед за ним!

ЗАВТРАКИ

На фестивале детективных фильмов я жил в отеле «Космос». На завтрак там был шведский стол.
В гости ко мне приехал Миша из Питера. Я заявил его как сопродюсера. Миша поселился в моем номере.
- Сколько у тебя денег – спросил Миша прямо.
- Не густо – ответил я.
- Тогда на завтрак надо наедаться так, чтобы потом целый день не есть.
- Я вообще не привык завтракать – ответил я.
- Придется научиться, я тоже без денег – Миша был неумолим.
- У меня другое предложение – высказался я.
- Какое?
- Давай составим список наших казахстанских земляков в Москве и будем их обзванивать.
- И что?
- Разобьем график. Они станут приезжать. А так как, они меня давно не видели, наверняка станут приглашать на ужин.
- А обед? – спросил Миша.
- А обед нам, станет заменять завтрак.
- Хорошо – согласился он.
Составили график, стали обзванивать.
Все пошло по плану.
По утрам мы шли на завтрак, Миша брал два подноса. Себе. Он нагружал их так, что с трудом доносил до стола. Было ощущение, что он набирал на десять человек.
Я брал пару сосисок, хлеб, масло, чай.
За столом, переполненный заботой обо мне, Миша предлагал:
- Будешь гуляш?
- Нет.
- Тогда сьешь котлеты.
- Я не могу.
- Ну, хочешь вот эти сардельки?
- Да нет Миша, я уже наелся.
- С чего ты наелся? На вот фрикадельки с гречкой. Или спагетти с сыром.
- Ты ешь сам, Миша.
- Тогда ты выпей эти два томатных сока, а я три яблочных и оладьи доем.

Я ГАЛКЕ НЕ ИЗМЕНЯЮ

Фестиваль детективных фильмов закончился. Шла торжественная церемония награждения.
Мы с Мишей сидели за столиком. Было душно. Решили пройтись в бар. В баре было просторней. Всего несколько пар и две скучающие женщины бальзаковского возраста. Мы уселись на высоких стульях. Заказали водки. Дамы с интересом принялись разглядывать нас. Особенно Мишу. Миша казался им интересней. Он был лыс и похож на Иванова- министра иностранных дел России.
Точно был его младшим братом. На Мише была солидная тройка, яркий галстук подпирал выбритый подбородок.
Вообщем, пили водку, говорили о пустяках. Вдруг ни с того, ни с сего Миша заявил мне, что он Галке не изменяет. (Галка – его жена.)
- Молодец Миша! – похвалил я его.
Одна из дам попросила прикурить. Миша галантно преподнес ей огонек.
- Ах, какой галантный кавалер! – восхитилась дама.
Я понимал, что огонек был прелюдией. Стал наблюдать. Синеокая затеяла разговор. Миша на удивление с интересом поддержал. Я делал вид что скучаю. Молчал как рыба.
- А что ваш товарищ молчит? – спросила другая – он всегда такой серьезный?
- Волнуется, наш фильм прошел в финал.
В этот момент обьявили мою картину. Победила!
Надо было идти за призом, но не хотелось. Я послал Мишу. Миша вернулся с дипломом, статуэткой, с цветами и в роскошной ковбойской шляпе.
Синеокая пригласила Мишу на танец. Она преобразилась! В ее глазах засияли лихорадочные огоньки охотницы, почуявшей добычу. Стала похожей на богиню – Диану. Она подумала, что это Миша режиссер. Дважды коснулась Мишу высокой, острой грудью. Заглянула ему в глаза. Улыбнулась зовущей вдаль улыбкой. Подняла волосы, демонстрируя высокую белую шейку. Точно случайно распахнула разрез, оголяя длинное бедро.
И вдруг! Миша отказал ей!
- Я не могу!
Это прозвучало подобно грому, разразившемуся в тихом, уютном баре.
- Почему? Вы не танцуете? – удивленно спросила синеокая. Видно было, что она уязвлена. Была задета за самое живое!
Миша, надо отдать ему должное за самообладание, произнес сакраментальную фразу:
- Я не изменяю своей жене!
Взгляд синеокой мгновенно потух, замутнел. Она повела мраморным плечом, хмыкнула и обе подруги в ногу, точно почетный караул, шагнули от стойки бара.
- Почему ты отказал ей? – спросил я Мишу.
- У нас же нет денег – ответил он и я переломился в животе от хохота.
А я то – было! По простоте душевной! Поверил,  что он Галке..!

А ОЧАРОВАНУ, ВЫ МОГЕТЕ?

Было далеко за полночь. В ресторане отеля из посетителей были: Я, Миша, заблудившаяся в ночном отеле землячка-журналистка и несколько зевающих проституток.
На голове Миши красовалась роскошная ковбойская шляпа. Приз за картину! Он не снимал ее с вечера. Может и вправду почувствовал себя им.  По проходу мимо нас шел тоже в шляпе, с гитарой. То был ночной музыкант. Есть такая проффесия!
- А очаровану – вы могете? – спросил Миша.
Гитарист в черной шляпе благосклонно склонил голову. Он окинул, точно выкупал меня в своем взгляде и учтиво спросил:
- Вы не вор в законе?
Я потупил взор и скромно промолчал.
Был бы я вор в законе, облеченный, к примеру, в сан министра индустрии, или хотя бы образования, сидел бы я здесь! В кармане – блоха на аркане! Но видимо, моя унылая поза в три часа ночи, соответствовала его представлениям о ворах в законе.
Гитарист тронул струны.
«Очарована, околдована!»
Я лихорадочно пересчитал в пьяном мозгу, оставшийся бюджет. То, что у Миши в карманах гулял ветер, я знал точно. Но он вошел в раж. Стал пробовать подпевать. Землячка-журналистка активно поддержала. У обоих с нотой – ЛЯ – были застарелые проблемы. Капельки пота, выступившие на лбу, тут-же застывали.
Мысли неслись галопом, обгоняя друг-друга. Голос певца набирал обороты. Он уже звенел на весь холл, привлекая внимание оставшихся не у дел проституток.
Но, надежда умирает последней!
Они косились в нашу сторону, как на проплывающий мимо пароход.
Себя они чувствовали брошенными в пустынном океане. Что-же может сделать брошенный - пароходу? Правильно! Насылать ему вслед, самые лютые проклятья!
Могли ли они знать, что в кармане у меня - последние сто долларов?

НАДЕЖДА - МОЙ КОМПАС ЗЕМНОЙ

Часы на рецепшн пробили четыре часа утра. Все деньги были отданы за Мишины песни. Расчет произведен. Расчет – дело святое! Карманы были пустее карманов нищего. В огромном холле на мягких диванах не было ни души.
- Что будем делать? – спросил я Мишу.
Миша посмотрел на меня сытым взором и произнес:
- Пойдем на диваны!
- На диваны? – спросил я – Ну, хорошо!
Мы прошествовали в холл и развалились на кожаных диванчиках.
У обоих была отключена входящая связь. Исходящая - естественно тоже. Из-за отсутствия денег на счету. Мы ждали Мишиного знакомого. Он должен был привезти деньги. Ждать было нудно. Как только мы переселились в холл, проститутки напряглись. Стали совещаться. Я понял, что они решаются атаковать. Мы были их последним шансом!
- Давай разыграем любовников, тогда они отстанут – предложил я Мише.
- Ты что, спятил?
Две ночные жрицы, вихляющей походкой направились к нам.
Времени на раздумье не оставалось. Я обвил Мишу руками и стал жадно целовать его. Миша попытался вырваться. Однако я продолжал цепко держать.
Это был страстный поцелуй исстрадавшегося мужчины!
Краем глаза я увидел, как жрицы резко поменяли курс. На их лицах проступило отвращение! В этот самый момент, возник Мишин знакомый, которого мы ждали как манны небесной. Он был в замешательстве. Выглядел человеком, ставшим нечаянным свидетелем, чужого интима.
Миша рванулся раненным тюленем. Он грубо разорвал мои обьятья!
- Вот дурак! Ну, и дурак! Ты представляешь, у нас кончились деньги, а тут эти «бабочки» хотели приклеиться, ну вот он и разыграл их.. – понес Миша ахинею.
Мишин знакомый, молча, протянул две сотни долларов и поспешил удалиться.
- Ты представляешь, что ты наделал? – шумел Миша – Что он подумает?
- Надежда - мой компас земной, – пел я – А удача - награда за смелость!

СУМКА ОРДЕНОВ

Мы сидели в номере отеля «Космос». Выпить было нечего, денег тоже не было. Зато настроение зашкаливало. Когда я вижу Мишу, всегда хочется озорничать. В этот самый миг, Миша извлек из сумки бутылку с мутноватой жидкостью. Это был самогон.
- Выпьем?
- Где ты его взял?
- С собой привез.
- Ты гений! Будто знал, что мы попадем в такую ситуацию – ликовал я.
- Можно подумать, что это в первый раз! – парировал Миша.
- Наливай – потер я руки.
Миша разлил. Мы проглотили. Самогон оказался отменным. Словно огненный шар прокатился по затосковавшим внутренностям.
- Сам готовил – похвастался Миша.
- Круто! Но вот дилемма, где взять деньги?
- Это для тебя дилемма, у меня такой дилеммы нет – пророчески произнес Миша и вытащил из шкафа свою обьемную сумку.
Он перевернул ее и вытряхнул содержимое на кровать.
Я зажмурился от блеска, резанувшего по глазам.
Чего там только не было!
Это были ордена и медали всех стран мира!
Я стал перебирать их. Самые красивые навешал на грудь. На обе стороны пиджака. Он тянул к полу от тяжести. Леонид Ильич, при всей его любви к наградам, не имел их столько!
Тут были строгие кресты, кресты покрытые эмалью, роскошные многоконечные звезды, замысловатые ордена с внушительными гербами стран, звезды с подвязками, звезды без подвязок.
Я чувствовал себя генералисимусом! Суворовым, Кутузовым, Ушаковым, Наполеоном, Чан-Кай-Ши! 
- Едем на рынок – обьявил Миша.
- Зачем?
- Продавать ордена.
Через час езды в подземке, мы были на месте.
Еще через час, Миша избавился от пяти наград. В его кармане интригующе зашуршали купюры. Пачка утолщалась на глазах.
Вернулись в гостиницу. Пошли во вчерашний ресторан. Ноги, казалось, не чувствовали кафеля. Осанка выпрямилась, сутулость исчезла. Мы заказали хорошей водки.
Набив брюхо едой, благородно отрыгивая, поднялись в номер.
На дне бутылки оставалось еще немного мутной жидкости.
- Будешь? – спросил Миша.
Я взглянул на нее и ядовито поморщился!
- Да ну, пить такую гадость!
Миша задохнулся от ярости.
- Три часа назад, ты пил ее за счастье!
- Так-то три часа назад! Ты же видишь, как стремительно меняется жизнь! А к хорошему, Миша, привыкаешь быстро! – нагло процитировал я.

ПРО ГОВОРЯЩЕГО ВОРОНА, ГАЛОШУ САПАРЫЧА
И БЕДНОГО ТРАВМОТОЛОГА

Это были сьемки «Потерянного рая». Группа балдела в крохотном горном ауле Курметы. Более шикарного ландшафта я не встречал. Он сгуртовался на дне ущелья. Со всех сторон его окружали величественные горы. Киношники расхаживали сытые. Любовались природой.
Актриса Захарова вышла на улицу. Она проснулась раньше всех. Долгий перелет не сказался на ней. Ей хотелось посмотреть на горы. Утренние горы другие, чем полуденные. И тем более, чем вечерние. Это она прочитала у Лермонтова. В Москве гор не увидишь. Разве что в Третьяковке. Во дворе дома было пусто. Улицы тоже гляделись безжизненными. Она приехала сюда, когда уже смеркалось.
Кроме режиссера никого не знала. И того вчера увидала впервые. Он ей не понравился. Прискакал на взмыленном коне. Сполз с клячи, с видом человека, вышедшего из «Бентли». Оглядел ее точно купленную лошадь. Хорошо не стал заглядывать в рот. Чтобы осмотреть зубы. Сегодня она ему покажет. Не зубы, а школу игры. Актерской игры. Так размышляла актриса посреди двора. Пустого двора. В металлической клетке сидел черный ворон. Актриса не удостоила его вниманием. Подумаешь невидаль! Она вспомнила Москву. Молодого японца, с которым играла в последней картине. В памяти всплыли его объятья. Она сладко потянулась. Как вдруг кто-то позади, произнес:
- Аброй хороший!
Актриса Захарова обернулась. Никого не было. В дальнем углу двора понуро стоял ишак.
- Ишак не мог сказать – подумала она. Актриса решила, что ей померещилось. Вернулась к сладким воспоминаниям. Почувствовала тепло его ладоней. На своих томных грудях. Из-за спины мужской голос произнес:
- Аброй хороший!
У актрисы Захаровой по коже пробежал мороз. Она вновь посмотрела на ишака. На этот раз пристально. Стала раздумывать о Востоке. А он, как известно - дело тонкое. Она вспомнила сказку о Насреддине. В ней был говорящий ишак. Напрягла память сильней. Вспомнила, что говорил не ишак. Говорили с ишаком. Насреддин всегда говорил с ишаком. Мысли ее возвратились к режиссеру. У него был пронзительный взгляд. Точно он раздевал ее. Она вспомнила свое вчерашнее состояние. Почувствовала себя обнаженной. От стыда машинально прикрылась. Руками. Как это обычно делают женщины. Прикрыла низ живота.
Позади тот-же мужской голос произнес:
- Аброй хороший!
Актриса Захарова со всех ног рванула со двора. Она бежала и думала:
- Что это со мной происходит? Ишак не мог говорить. Она в тот миг глядела прямо на него. Так кто? Говорили же ей в Москве. Перед отьездом. Гляди Ленка – Восток дело тонкое!
Актриса Захарова не учла, что ворон был говорящий. Он должен был произнести в кадре: - Аброй хороший!
Вся группа учила его этой фразе. Вот он и болтал. С раннего утра.

* * *
На сьемках «Этапа»  Сапарычу сломало ногу. Точнее большой палец правой ноги. Сгнивший ствол вековой ели раздавил его. Он катился прямо на камеру. На раздумье оставались секунды. Сапарыч вспомнил подвиг Матросова. Он подставил под ствол ногу. Палец оказался расплющен. Истинный оператор спас технику. Но теперь волочил за собой гипс. Сапарыч два метра ростом. Обувь у него пятидесятого размера. Одна нога пребывала в кроссовке. Другая, в галоше шестидесятого. Натянутой поверх гипса. Его походка вызывала истерический смех. Та, что в кроссовке делала саженый шаг. Как у Петра Первого. Нога в галоше волочилась, напоминая снегоступ.  На котором ходят по снегу.
В группе было несколько женщин. Мужчины вились около них. Доносились слухи, что многие разбились по парам. Кому не досталось, обзавелись аульными. Мы с Сапарычем стойко держались. Уже третий месяц. В один из дней я зашел к нему в монтажную. Сапарыч сидел, обняв колени. Взгляд его был мутным. Он был всецело прикован к поломойке. Женщине - которая мыла полы. Она была местной. Крупной и сильной. Я видел, как она переносила бревна. В то время как мужик ее спал. С похмелья. Женщина всегда улыбалась. Точно была добродушной. На самом деле была тронутой. Не временем, умом. Совсем слегка. На дощатых полах это не отражалось. Сапарыч глядел не отрываясь. На меня не обратил внимания. Женщина возила тряпкой. Крупное тело изгибалось. Она казалась крупной рыбой, выброшенной волной на берег. Сапарыч мог оказаться котом. Я интуитивно почувствовал, как он выпустил когти. Засаленный халат женщины приподнялся. Я увидел толстые белые бедра. Взгляд мой скользнул выше. Таз оказался округлым. Он напоминал большой школьный глобус. Такой был у нас в классе, когда я учился в пятом. Я тогда уже сравнивал его с тазом. Не медным. Тазом женщины. Видно я с детства был озабоченным. Нагляделся на Венеру Милосскую. Талия поломойки оставляла желать лучшего. Она не соответствовала мировым стандартам. Девяносто – шестьдесят – девяносто ей не светило. Я подумал:
- Если бы у нее талия была шестьдесят, она не смогла бы таскать бревна!
С такой талией здесь делать нечего. В горном ауле необходима сила. Тут женщин любят за нее, а не за талию. Мы с Сапарычем были извращенцами. В этом смысле. Потому что мы городские. Груди поломойки нечаянно вытряхнулись. Они оказались совсем переспелыми. Она не смутилась. Запихала обратно. Одним движением руки. Сапарыч нервно дернулся. Я тоже  желал, чтобы они повисели. Поколыхались. В такт ее движениям. Жалко ей что - ли? Поломойка обернулась и улыбнулась. Я чуть было не взвыл. Сапарыч прошептал:
- А она ничего!
Я также ответил шепотом:
- Была – бы еще талия шестьдесят!
 Сапарыч вверг меня в ужас! Он произнес:
- С такой талией тяжело таскать бревна.
Я вытаращил на него глаза. Как он мог прочитать мои мысли? Потом вспомнил:
- Режиссер и оператор - единомышленники!
Вскоре после Сапарыча я сломал руку. Поехал к травматологу. Он сказал, что месяц назад накладывал гипс. Я спросил кому? Травматолог ответил:
- Одному оператору.
- Как его зовут? – я насторожился.
- Он сейчас снимает фильм «Потерянный рай». Знаете его?
Я промолчал. Подумает - что на картине одни членовредители.
Травматолог попросился сыграть. В массовке. Для него это было важно. Я дал согласие. Наутро была сьемка. Массовки оказалось семьдесят человек. Костюмер переодела травматолога. В костюм заключенного. Он слился с серой толпой. Солнце стремительно уходило. Массовка была неуправляемой. Сапарыч сказал:
- Сейчас не снимем, солнце уйдет.
Я стал нервничать. Попросил массовку не улыбаться. В кадре они должны были быть суровыми. Но они продолжали расплываться. Им было смешно. Может они были жизнерадостными. Но у нас уходило солнце. А солнцу не прикажешь. Я стал вопить. Изо рта вот-вот могла политься пена. Не сдержавшись, я сильно хлопнул. По груди массовочника. Он вытаращил бельма и изумился:
- Это же я - травматолог! – произнес он.
Я запретил ему смеяться. Во имя кадра он усмирил гнев. Подавил в себе бунт разума. Лишь бы остаться в истории. Через эту глупую сьемку. На монтаже король Эдвард вырезал кадр. Он был безжалостней любого травмотолога. Просто брал и отрезал. Безо всякого скальпеля. Нажатием клавиши. И все! Человека словно и не бывало. Да что там человека! Король есть Король! Он мог вырезать сотню людей. Что для Короля сотня человеков? Как в этот раз. Он вырезал всю массовку. Всех семьдесят безвинных душ. Выбросил их в корзину, на свалку истории. За улыбки на лицах. В том числе и бедного травматолога. А он так жаждал остаться в истории.
Прошло пять месяцев. Картина оказалась законченной. Я чудом, вновь оказался в травматологии. И встретился со старым знакомым. Он обрадовался мне точно родственнику. Будто чтобы доставить ему радость, я должен был все время что-нибудь ломать. Он спросил меня, закончена ли картина. Я сказал: - Да!
- Ну, как я вышел? – спросил он.
- Потрясающе! – сказал я. Что еще мог я ему ответить? Тем более, предстояло вправлять вывихнутый сустав. Не мог же я сказать, что Король выбросил его в корзину. После всех жертв, принесенных им во имя кадра. Тем более, что он держал мою руку!

СКАЛОЛАЗ

Случай этот как смешон, так и трагичен.  Есть такая достопримечательность, как Чарынский каньон. Он простирается в двухста километрах от Алматы, если ехать в направлении китайской границы. Излюбленное место туристов и кинематографистов.
Надо заметить, панорама каньона, если на него взглянуть сверху и впрямь впечатляющая. Представьте себе, что когда то, в какую-то эпоху, Царь Небесный  разверз землю. Чтобы показать безумцам-людям им же созданным, что такое преисподняя! В итоге образовалось рваное ущелье, по дну которого текла река Чарын. Рассердившаяся яростная сила Царя на что-то,  землянам неведомое, рванула так, что ее гладкая поверхность разлетелась, точно тесная рубаха на могучем теле великана.
Но надо-же такому случиться, чтобы на этом обширном плато с высоченными красными глиняными скалами, с высотою башен достигающих местами трехста метров, которым как говорят люди маститые и ученые, около двенадцати миллионов лет, кинохудожники затеяли выстроить декорации для фильма.
Все было мирно и гладко. Просто художник-постановщик выбрал это потрясающее воображение место, чтобы построить там аул афганцев, потому - что фильм был про душманов и в ущелье должны были влетать боевые вертолеты русских, а их из стингера сбивать эти самые «духи».
Одним словом все шло по плану, и никто не мог предвидеть, что среди сорока человек: строителей, декораторов, реквизиторов, найдется один, кто вызовет переполох на целых добрых полчаса. Почему на полчаса? Потому что киношники народ битый и к любой ситуации быстро привыкают или смиряются как подлинные рабы Господа Бога! Но о том, как полчаса длился переполох, вы узнаете несколько позже.
Итак, строительство шло полным ходом и можно сказать, было в самом разгаре. Эти самые сорок человек жили отчасти в вагончике, когда другая их часть предпочла обживать уже выстроенные афганские сакли. Чтобы у читателя сложилась более полная, как говорят военные рекогносцировка, отмечу, что ближайший поселок от этого душманского аула находился в сорока километрах. Именно поэтому водку завозили сразу ящиками, чтобы потом не посылать за каждой бутылкой в магазин, побивая рекорд грека-марафонца.
Уже посреди аула тянулись к небу минареты мечети, вокруг которой хаотично, словно гнезда вольных диких птиц раскидались мазанки и вообще, аул гляделся вполне живописно.
Работая целый день на знойном солнце, люди обгорели, кожа их стала бронзовой, губы обветрились, а черты лиц огранились, что можно было их одевать в костюмы «духов» и вводить в кадр. После работы как все нормальные люди, строители, декораторы и реквизиторы пили теплую, противную водку.
Пили все, а вот один не пил. Он вообще был странный какой-то. По утрам застыв на месте, словно каменное изваяние, неотрывно глядел на высоченную скалу прямо напротив мечети. Что он при этом думал, никто как потом выяснилось не знал, да и мало это кого волновало - не до него. Но и после ужина он, когда киношники совершив обильное возлияние валялись на топчанах, снова занимал свой пост и задрав голову, не сводил взора с вершины глинянной скалы.
Рано утром, лишь только красное,  невыспавшееся солнце брызнуло свои лучи на вершину скалы, наш герой крадучись выскользнул из сакли и упруго ступая, направился к ее подножью. Он был гол по пояс, а на голове его был накручен «духовский» тюрбан, позаимствованный из игрового реквизита.
Со спины он был похож на гибкого обитателя древних гор, а шаг его был настолько уверенным и твердым, что если бы оператор мог запечатлеть этот кадр, его можно было бы ставить в монтаж фильма.
Был еще ранний час и тридцать девять строителей, декораторов, реквизиторов еще крепко спали, как наш герой, подойдя вплотную к скале, вдруг подпрыгнул, зацепился рукой за выступ и стал лезть вверх, с упрямством обреченного.
Метр за метром, от щели к расщелине, от выступа к выступу, он поднимался все выше и выше и смотрелся на плоской груди скалы, точно крупный четвероногий паук.
Из сакли вышел длинный, худой декоратор, пописал на одинокий куст, смачно харкнул, проследил взглядом дальность полета, равнодушно посмотрел на скалу и увидев на ней гиганского паука, перекрестился с перепоя левой рукой и юркнул в прохладу сакли.
А герой все лез и лез!
На узкой площадке выдутой вековыми ветрами, он устало уселся, свесив ноги вниз и с орлиной высоты, стал наблюдать за тем, как у столовой засуетились повара. Несомненно, он чувствовал при этом величайшее чувство превосходства над теми, кто подобно муравьями ползал внизу, не-чета ему, дерзнувшему замахнуться на высоту свободных птиц.
С земли донеслись запахи готовящейся на завтрак каши. Он вспомнил, что не поел перед восхождением, чтобы не утерять легкость в теле и осторожно выглянув из-под нависавшего над головой карниза, посмотрел вверх, оценивая еще не покоренное расстояние.
Проснулись и запели первые птахи, видно и у них прошедший день был нелегким, они также как и киношники только теперь приходили в себя.
Высоко в небе раскинув вольные крылья, парил черный стервятник.
Глядя на него, герой отбросил всякие сомнения, спешно поднялся на ноги, выискивая глазами выемку в стене, и заторопился продолжить свой победоносный путь.
Герою временами,  по-человечески становилось страшно и тогда, у него немели руки и ноги, а тело наливалось смертельной тяжестью. Но на-то он и герой, чтобы преодолевать страхи, препятствия и двигаться вверх, к заветной цели.
Его самой жадной мечтой было, с вершины прокричать вниз этим алкашам, что они ползающие по земле мураши, а он тот, - кто стоит, на самом верху!
Всякому пути есть начало и есть конец и когда-то герой все же должен добраться до вершины! 
Так вот!
С сжатыми до хруста зубами, с прокушенной от страха губой, со струйкой крови на подбородке и на исцарапанных руках, наш герой сделав неимоверное усилие перебросил ногу через очередной и теперь уже последний на пути к мечте выступ, оказался на самом верху!
Виват! Виват! Виват!
Некоторое время он с переполнявшим его чувством превосходства свысока смотрел вниз, где все эти строители, декораторы, реквизиторы расползлись как тараканы по аулу. Он в полной мере наслаждался! Мокрые от пота штаны на нем, полыхали под ветром точно парусины на вантах, а конец «духовского» тюрбана развевался будто маленький флажок.
Герой был великолепен!
Наконец, насладившись в полной мере, он оглянулся и к своему ужасу обнаружил, что скала позади него, не есть часть суши – позади него зияла пропасть! Край ее от него, был всего-то, в каких-нибудь десяти шагах.
Герой обомлел!
Жуть происшедшего поразила его еще не остывший мозг и мысли заметались в нем, словно крохотные, отвратительные змейки, в поисках норки, куда бы им юркнуть. Осторожно, едва переставляя одеревеневшие ноги, он подошел к краю и глянул в бездну. У него перехватило дух, и будто от хмеля закружилась голова. Он стоял на заветной вершине, на крохотном пятачке земли. А ведь он думал, что скала, на которую он лез, является частью матушки-земли!
Кричать! Звать на помощь? Но он-же герой!
И потом, начнутся вопросы, как он туда попал и для чего он это сделал?
Уж лучше смерть!
Строители, декораторы, реквизиторы двигались по ежедневно намеченному кругу, от сакли к сакле, к мечети и от мечети. Никто с перепоя не замечал его отсутствия. Да и не такая уж он был - важная птица - на этой декоративной стройке, чтобы все кинулись его искать.. Был бы он душой компании, пил водку из горла не закусывая, тогда бы его тут же хватились.. а так!
Прошел день!
Герой хотел есть, но больше всего пить. Ночью его терзал невыносимый холод. Где-то вдали выли шакалы, до его слуха доносились тревожные шорохи.
Утро наступило безрадостное. Нужно было найти выход в создавшемся положении, а он был убийственным. Но делать нечего! Надо звать на помощь! Вниз ему самому ни за что не спуститься!
Герой стал громко кричать, размахивая руками!
- Э-э-эй! Э-э-эй! Э-э-эй!
Кто-то шедший с бревном на плече замедлил шаг и прислушался, затем задрав голову, уставился на  вершину скалы и долго, долго, не отрывая взора, смотрел, совсем как наш герой в еще недавнем прошлом. Он что-то крикнул проходящему мимо парню. Тот остановился, и тоже задрав голову долго, долго глядел вверх. Вскоре этот второй стал размахивать руками, созывая людей,  приглашая их к просмотру бесплатного концерта. Толпа сбежалась мгновенно. Теперь все строители, декораторы, реквизиторы стояли с задранными кверху головами.
- Э-эй! Ты кто? - донеслось до слуха героя. Он понял, что его не узнают.
- Я же ваш строитель, Талгат!
- А че ты туда залез, мудак? Слезай!
Герой не ответил. Что он мог ответить этим глупым людям-мурашам? Что он мечтал сравняться с орлами?
- Я не могу! Это оказывается скала, спуститься вниз невозможно!
- И что ты предлагаешь?
- Помогите мне!
- Как?
Один из самыз язвительных крикнул:
- Щас, выпущу крылья и подлечу к тебе!
Толпа закорячилась в хохоте. Она была безжалостна к горю героя. 
Прошло полчаса!
Всем наскучило это зрелище, да и стоять с кверху задранными головами было непривычно, они стали потихоньку расходиться.
Герой остался наедине со своей бедой!
К обеду приехал главный художник. Он тоже долго смотрел ввысь, наконец, крикнул так:
- Талгат, я звонил на аэродром, просил вертолет, но они зарядили три тысячи долларов, я отказался. А в МЧС сказали, что смогут прилететь только завтра, так что ты держись!
Он еще некоторое время потоптался на месте, а затем выкрикнул речь такую, что изощреннее монолог мог придумать только законченный садист:
- Если бы у тебя была веревка Талгат, ты бы мог по ней спуститься! Так что потерпи!
Еще сутки прошли для героя в тревожном ожидании. Понемногу он свыкся со своим положением и целый день с удивлением рассматривал плывущие рядом причудливые  перистые, кучерявые облака, напоминавшие маленьких ягнят. Временами, когда облако окутывало скалу белесой  завесой, с земли он казался парящим в поднебесье Икаром.
Вечером строители, декораторы, реквизиторы вновь запили, и им было не до героя. Подумаешь эка невидаль, киношники и не такое видали!

А наутро, как только солнце выбралось из-за дальней горы, в небе нарастая, возник рокот, похожий на стрекотанье гигантской стрекозы – это бешено вращая винтами к вершине похожей на гнилой, изъеденный зуб дряхлой кобылы, летел вертолет МИ-8.

ЗА ВОДКОЙ

На сьемках фильма «Омпа», курьезы как всегда бывает на сьемках, следовали один за другим. То пилоты с похмелья забывали заправить свой АН-2 и в воздухе, неожиданно у них кончался бензин. Приходилось планировать. То оператор забывал заправить камеру пленкой и после получасового полета, в момент, когда наступало время снимать, оказывалось что летали напрасно.
Но самыми отчаянными приключениями, запомнившимися  участникам тех сьемок, были полеты на кукурузнике за водкой.
На дворе стояла первая половина 90- х годов и с горючим была напряженка. Я имею ввиду спиртное. Тем более, в сельской местности. А снимали где-то в богом забытой дыре, где была расположена сьемочная группа, и надо было такому случиться, что кончилась водка. И это с полной ответственностью можно было назвать социальной катастрофой!
И так же ребром, как в романе Чернышевского встал вопрос: - Что делать?
Ждать когда из города приедет машина?
Но кто-то резонно заметил, что эти растяпы - про главное могут и забыть. Все жаждующие и страждающие тут же загрустили. Затосковали. Потому что дожить до следующей машины, им не представлялось возможным.
Итак, с десяток человек напряженно размышляли над тем: - Что делать?
Вдруг, в палатку вошел летчик с кукурузника страдающий заиканьем и увидев опечаленных киношников, спросил что случилось?
- Ч-ч-что с-с-случилось?
- Как что? Трагедия! – сообщил один шустрый осветитель.
- К-к-кто-то з-з-заболел?
- Хуже! Заболел, это что?
- У-у-умер?
- Пока нет, но это скоро произойдет. Массово!
- Ч-что, ин-ин-инфекция к-к-какая-нибудь, ч-ч-что ли?
- Какой ты, в натуре.. – в сердцах выкрикнул осветитель – Да у нас водка кончилась! И смотри, сколько человек страдают теперь!
Летчик снял шлемафон и почесал затылок. Он внимательно осмотрел присутствующих и затем медленно, растягивая слова, точно эспандер, произнес:
- Н-н-ну-у-у .., э-э-эту п-п-проблему м-можно ле-легко решить!
- Как? – теперь все взоры устремились на летуна. За секунду он оказался самым главным. В эпицентре общего внимания!
- Да говори же, не тяни кота за одно место! – воскликнул осветитель.
- Д-д-да с-с-слетаем на-на самолете. Т-тут п-п-поселок ки-ки-километров д-двадцать отсюда.
- Во, гениальная мысль! – восторжествовал неугомонный осветитель.
- А мы тут гадаем, Что делать? Полетели!
- Кто полетит от нас?
- Пусть летит Фара – предложили оживленные киношники.
- А че я? – попытался засопротивляться увесистый Фара.
Тут надо остановиться, чтобы описать личность актера Фары. Фарой, его прозвали, потому что он сыграл в фильме, под названием «Фара». Толстый, весом под сто восемьдесят килограмм, с глянцево выбритой головой, он был поразительно добрый. Возможно, поэтому и согласился слетать.
Быстренько скинулись. Еще пять минут спорили сколько брать. Но на шестой минуте, гонец, с летчиком обгоняя друг-друга, уже бежали к самолету. Дружно погрузились, в салоне еще раз пересчитали деньги и облегченно вздохнули.
Заика-летчик мастерски поднял дюралевую птицу в воздух и не успел, Фара  глазом моргнуть, как самолет уже пошел на посадку.
Это был крохотный аульчик со скособоченным магазинчиком на самом краю.
В это время,  на единственную чистую от кустарников полосу хлынул поток блеющих овец.  Это аульная отара возвращалась с пастбища, поднимая к небу клубы пыли. Все вокруг наполнилось многоголосым блеяньем, свистом, криками чабана, но главное, неведомо откуда взявшимся нарастающим жутким рокотом, от которого задрожала земля, а перепуганные овцы галопом поскакали врассыпную.
Собравшиеся встречать свой скот, решили, что наступает Акыр-заман (конец света) и в ужасе стали молиться. И тут на глазах изумленных жителей из рассеивающейся завесы вынырнул кукурузник. Бешено вращая лопастями, он прокатился мимо застывшей, словно каменые изваяния людей и лихо подкатил к магазину, от винтов которого саманные стены заходили ходуном и из него выскочила ошарашенная продавщица.
Распахнулась овальная дверь и в проеме собственной персоной возник кинематографичный Фара. Медленно, точно в стоп-кадре он спустился по дюралевым ступенькам, подошел к дрожащей, ничего не сображающей женщине и галантно протянув ей мятые купюры, произнес: 
- Мадам, нам ящик водки! – и добавил – пожалуйста!

КАК МЫ С ЮРОЙ ЕЗДИЛИ К ФЕРМЕРУ

Я искал деньги на картину. Позвонил другу в Омск. Мой друг большой и сильный. С богатым чувством юмора. В молодости он был лидером криминальной группировки. Позже одумался. Стал честным бизнесменом. Но репутация осталась. От нее трудно отделаться. Она тянется за человеком словно шлейф. Я попросил его пообщаться с новыми русскими. На предмет инвестиций в кино. Прошло время. Однажды он позвонил мне.
- Приезжай, есть один крупный фермер. Хочет познакомиться. Там и поговорим.
Воображение мгновенно нарисовало грандиозные планы. Я воодушевился. Я пересек Казахстан с юга на север. В буквальном смысле. На автомашине. Добрался в столицу адмирала Колчака. Так я олицетворял Омск. Как край богатых людей. С размашистой сибирской душой. Мой друг поведал мне историю мецената.
- У него одних комбайнов штук пятьдесят. Коров не сосчитать. Коней! Полей!...
Мы направили руль к долготе фермера. Дорога должна была привести к нужной широте. Путь был не близок. По обе стороны  асфальта текли перелески. Я наслаждался видами. Мое одухотворение передалось Юре. Он заметил, что ромашки желтого цвета. Он увидел, что небо голубое. Что листья берез, зеленые. В городе он этого не замечал. Там он вынужден крутиться. В поисках денег. Тут не до высоких материй. Потому что без них, кранты. Даже кино не снимешь. Не говоря о другом.
Но вот, наконец, мы прибыли. Нас встретил молодой мужчина. На вид, не испорченный. Что-то светлое проблескивало в его глазах. Это вселяло надежду. Он предложил нам обьехать поля. Мы согласились. Подумали, что он хочет показать хозяйство. А затем говорить о кино. Но мы оказались наивны. В машине он поведал о своих планах. Они были захватывающими. Объемными. Точно он хотел объять всю Сибирь. Мы согласно кивали. Иногда что-то вставляли. Возможно, не совсем умное. Зато поддерживали разговор. Фермер назвал цену одного комбайна. Их оказалось и впрямь пятьдесят. Я посчитал без калькулятора. Цифра впечатляла. Кроме комбайнов он владел парком тракторов. Количество автомобилей равнялось штатному автобату. Из-за перелеска показалось огромное стадо.
- Я привез их из Голландии – фермера распирала гордость.
Мы с Юрой тихо радовались. За успехи фермера. Ведь он мог стать нашим инвестором. Или меценатом.
Дурак богатеет думкой! Второй вариант был предпочтительней. Коровы при виде нас, радостно замычали. Я погладил тучный бок буренки. Хотелось, чтобы будущему меценату было приятно.
- Это одно из десяти стад – сказал фермер. Юра внимательно поглядел на меня. Я молча кивнул головой. Взгляд друга означал:
- Видал, куда я тебя привез!
Поехали дальше. Взгляду предстало стадо телят. Неразумные, они тыкались мордами в машину. Чуть поодаль, нам встретился табун. Упитанные кони били землю копытами. Фермер казался мне Царем Салтаном. Так сказочный владыка открывал богатства перед Гвидоном. За пять часов езды мы осмотрели все. От комбайнов, до выкупленных деревень. Жители при виде его машины, выстраивались вдоль дороги. Они ломали шапки. Мелькнула мысль, что колесо времени провернулось. Что Юра привез меня в эпоху крепостного права. Мне показалось что фермер - помещик Троекуров. Юра претендовал на роль Дубровского. Я пожалел, что не хватает Маши.
Фермер сказал, что это лишь часть хозяйства. Он повез нас на базу. Путешествие закончилось. К нашей с Юрой радости. Нам грезился накрытый стол. Горы дымящегося мяса. Жутко хотелось есть. И мы ничего не смыслили в комбайнах. Со скотиной я еще был знаком. Аульное детство иногда пригождалось. Как в этот раз. Для поддержания градуса общения.
- Ну, все! – произнес фермер – проблем выше крыши!
Он улыбнулся и сказал: - Рад был познакомиться!
Всем видом он показывал, что нам пора ехать. Я беспомощно взглянул на Юру. Тот тоже пребывал в растерянности.
- Я хотел поговорить про кино – вымолвил я.
- Про кино?
- Ну да…
- Хорошо, давайте пройдем в дом – предложил «Троекуров».
Утраченная надежда на еду, вновь обрела очертания. В просторном доме помещик усадил нас на диван.
- Пить хотите? – спросил он.
Я чуть было не вскричал: - Пора бы перекусить!
Но с достоинством промолчал. Юра согласился на воду. Я принялся повествовать о сценарии. Глаза мои хищно засверкали. Я стал размашисто жестикулировать. Упускать шанс было нельзя. Он дается раз в жизни! От моего рассказа зависело финансирование. Я должен был вовлечь его в кинопроект. «Троекуров» внимательно слушал. Мне казалось, что я на пути к успеху. Оставалось немного поднажать. Юра в такт повествованию кивал головой. При этом, не забывал поглядывать на булькающую кастрюлю. Я уже дошел до момента - битвы за власть. Мой герой устраняет врагов и взбирается на Олимп. Я с пафосом выпалил:
- Наш герой становится лидером некой группировки!
- Например «амурской» - язвительно добавил помещик - Как Юра!
Мне хотелось расхохотаться. Но я сделал вид, что не заметил язвы. Юра тоже промолчал. Во имя кино! Усилием воли я вернул фермера к герою. Ведь он не предвидит, как за спиной собираются тучи. Ближайший друг собирается его взорвать. Это состояние Саспенса! Когда ведает зритель, но не ведает герой. Фермер напрягся. Он оказался поглощен сценарием. По его лицу прокатилась тень негодования. Я чувствовал, что нахожусь на верном пути. Успел подумать: - Черт с ней, с едой! Лишь бы дал денег!
Наконец я приблизился к концу. Развязка неумолимо замаячила перед глазами. Сценарная и приговор фермера. Наступил конец. Я замолчал. Сил больше не было. Я чувствовал себя опустошенным. Все силы отдались вовлечению «Троекурова». Возникла минута молчания. Словно мы отдавали дань. Я, не моргая, глядел на фермера. В ту минуту, я был похож на удава Ка. Из «Маугли»! Юра тоже затаил дыхание. «Троекуров» приоткрыл рот и вымолвил:
- Ребята! Я занимаюсь сельским хозяйством. Я ничего не смыслю в кино.
Я уловил, куда он гнет. Но нельзя было отдавать инициативу.
-  Тебе не надо смыслить – уверенно произнес я - Достаточно вложить деньги. Когда я продам фильм, ты получишь дивиденты.
«Троекуров» молчал как рыба. Точно был членом мафии. Точно он соблюдал закон «Омерта». Но вот, губы его разжались. Отчет времени шел на секунды. На лице помещика появилась злая улыбка.
- Вот до чего дошли современные «бандиты»! – вылетело из его уст - Это же надо! Привлекают режиссеров! И все только с одной целью, выгрести деньги у предпринимателей!
Когда он это сказал, я чуть было не задохнулся от смеха. Я понял, что мы потерпели крах. Как шведы под Полтавой! Как Мамай на Куликовом поле! Он разбил нас единственной фразой. Надо было сдаваться! Другого пути не было. И быстрей ретироваться. Не солоно хлебавши! Мы с Юрой с достоинством попрощались.
             Наша машина летела по нитке шоссе. Мы оба молчали. Было состояние рассекреченных агентов.
- Ну, гад! – произнес Юра – Даже не покормил…
Я не отвечал. Казалось, что нас обоих, выкупали в дерьме.
- А для чего он возил нас по полям? – возмутился Юра, и сам же ответил.
- Я думал, покажет свой скот, потом покормит.
Юра помолчал, но не выдержал и снова взорвался.
- Ну, гад! Пошлю к нему «бойцов». Пусть перестреляют все его стада и табуны! Взорвут все его комбайны!
Перед моими глазами заполыхали взрывы. Американские комбайны «Жангир» взлетали в воздух. Они напоминали немецкие танки. Юра обьявлял партизанскую войну. Он был похож на легендарного Ковпака! В ушах загремели безжалостные выстрелы. Тучные пятнистые коровы окровавленные падали на землю. Проделав далекий путь из Голландии. Чтобы умереть в Сибири!
Помещик «Троекуров» будет повержен! Мой друг в гневе выгонит его на паперть! С рукой, протянутой за милостыней! Поруганная наша честь, будет восстановлена!
Но что это давало кино? Было грустно, но я трясся в смехе.
- Как он сказал Юра? Как сказал! – еле вымолвил я сквозь хохот.
- Привлекают режиссеров, лишь бы выгрести у нас деньги! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!
Юра не выдержал и тоже заржал.
- Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!
Но смеялись недолго. На пустой желудок тяжело смеяться. Уходили последние силы. Остаток дороги каждый думал о своем.

ОТЕЛЬ ДЛЯ ГОЛУБЫХ

В моем друге Юре, сто двадцать килограммов доброты, а на лице огненно-рыжая борода. Мы выехали с ним из точки А в точку Б, между которыми лежали полторы тысячи километров.
В точку Б добрались глубокой ночью. Нас встретил другой Юра,  в котором тоже было сто двадцать килограммов доброты. Только он без бороды. И вот, сто двадцать килограммов доброты без бороды, повез нас в отель.
В нем оказалось - Нет мест!
Поехали в другой – Нет мест!
В третий – Нет мест!
И тогда, сто двадцать килограммов доброты без бороды, робко предложил нам:
- Мы стоим в тридцати метрах от отеля, но он для голубых. Они тут снимают номера. Может, поспите до утра, а утром переедете в другой отель.
Мы валились с ног от усталости, и я ответил так:
- Хоть для розовых! Лишь бы были кровати..
Заметьте, что я сказал – кровати! А это подразумевало - спать порознь!
Итак, я поднялся узнать о наличии мест.
За стойкой сидела ярко раскрашенная, расфуфыренная дородная женщина с сальной физиономией. В коридоре, на мягком пуфике, отчетливо голубел худощавый молодой человек. Завидев меня, он явно оживился. В его зовущих зрачках я заметил вспыхнувшие огоньки.
Я спросил у дамы, есть ли у них места?
- Вы один? – спросила она. И сделав вид, будто смущается, добавила ядовитый вопрос - или с мужчиной?
Я ответил, что с мужчиной. Не мог же я право, назвать сто двадцать килограммов доброты с  огненно-рыжей бородой - женщиной!
Дама понимающе, снисходительно посмотрела на меня и промолвила:
– Приглашайте своего мужчину.
Я крикнул в раскрытое окно ста двадцати килограммам доброты с  огненно-рыжей бородой, чтобы он поднимался.
Голубеющий юноша напружинился от интереса. Ему не терпелось оценить мой вкус.
Когда вошел сто двадцать килограммов доброты с  огненно-рыжей бородой, дама и юный голубой, принялись разглядывать его с ног до головы. Особенно пристально смотрели на бороду.
По лицу дамы скользнула легкая тень усмешки. Она явно поразилась моему выбору. Было видно, что сто двадцать килограммов доброты с  огненно-рыжей бородой ей не понравились. Она фыркнула, что можно было расценить как – извращенец!
Юный голубой с презрением отвернулся к стене. 
Мы прошествовали в номер.
Сто двадцать килограммов доброты с огненно-рыжей бородой принялся раздеваться, с тем, чтобы отправиться в душ.
Я ехидно попросил его мыться тщательней.
Он назвал меня дураком.
Я сказал, что те двое в коридоре, тоже так считают.
Кровать в номере оказалась одна на двоих. Все толкало к греху.
Сто двадцать килограммов доброты с огненно-рыжей бородой положил посреди нее столовый нож и произнес:
- Это граница!
Я сострил:
- Я контрабандист!
Он второй раз обозвал меня дураком.
В ответ, я привел убийственный, безжалостный аргумент:
- Кому ты что-то докажешь потом, проведя ночь со мной в одной кровати?
Сто двадцать килограммов доброты с огненно-рыжей бородой задумался, затем собрал в охапку одеяло и улегся на пол.
И тогда, я окончательно добил его:
- Теперь нет разницы, где спать - хоть на полу, хоть на потолке, все равно ты в отеле для голубых!
Так я хохотал еще добрых полчаса и наконец, уснул.
Утром, когда мы вышли из номера, дама плодово-ягодно спросила:
-  Как вы отдохнули?
Я буркнул:
- Хорошо! – быстро удаляясь.
Она бросила вслед:
- Приезжайте еще!

ПОГОВОРИЛИ
(случай из жизни)

Встретились два человека среднего возраста, крепко обнялись. У обоих в тот миг было огромное желание заработать деньги. Оба горели, как дрова на ветру!
- Как дела – спросил первый у второго.
- Альхамдулла – ответил второй и в свою очередь спросил: - У самого как дела? Все хорошо?
- Да, все нормально! А я как раз хотел тебя увидеть. Есть одна тема.
- Говори – оживился второй, в глазах его промелькнула надежда.
- Из Китая сейчас выгодно завозить яблоки.
- Т-а-а-к! - протянул второй, застыв в ожидании.
- Понимаешь, в Китае цена на них очень дешевая, навар отличный.
- А сбыт где планируется? – задал вопрос второй, хотя его больше мучило главное – есть ли у первого деньги, чтобы вложить их в это мероприятие. Собственно ему было все равно, что завозить из Китая: иголки, нитки, зубочистки,  дамские тампоны или изделия для любви. Лишь бы на чем-нибудь заработать! В последнее время он дошел до ручки, уже и жить было не на что. Хотя внешне, он все еще вполне мог сойти за человека денежного. Об этом говорила за него его одежда, купленная когда-то, во времена, когда его бумажник распухал от купюр. Да и она уже, при пристальном осмотре предательски обнаруживала свои изьяны: рукава пообтерты, с пуговиц давно облез глянец. Но он не подавал виду и держался уверенно, оттого что твердо знал железное правило: - Никогда нельзя показывать, что у тебя нет денег!
Итак, его разрывал на части вопрос, для чего он понадобился первому и есть ли у него деньги?
Этот же вопрос,  терзал в это время и затеявшего сей разговор- первого! Но он продолжал тянуть, боясь что второй может отказаться и тогда он останется на бобах.
- Сбывать надо здесь, в Алматы, на рынке Алтын-орда. Говорят, что они влет уходят. Утром фура заезжает на базар, к вечеру оптовики уже приносят бабки. Там, короче с одной фуры остается, почти столько же, сколько вложил. Так как? – спросил, приглушая голос первый.
- Что ты имеешь в виду? – второй сделал мину, будто не понял вопрос, хотя и на самом деле он никак не мог уловить витавшую в воздухе атмосферу безденежья.
- Ну, я имею в виду, может, попробуем, бабок срубим, ты как?
Второй все еще держался, хотя и из последних сил. Пытка неизвестности, как известно самая жестокая пытка.
- Ну, я не против, вообщем-то – тихо произнес он.
- Сколько ты можешь вложить? – спросил первый.
- А ты сколько?
- Ну, у меня брат сейчас небольшая натяжка с деньгами. Я подумал, может, ты вложишь, а я помогу все устроить.
Сердце второго ухнуло и полетело в пустоту. В один миг стало зябко и неуютно, по коже пробежал легкий морозец, а ступни закололо, точно иголками.
- Да нет, я не смогу брат, не обижайся, дело в том, что я вложил крупную сумму в одно очень прибыльное дело и сейчас сам в режиме ожидания.
«Везет же человеку!»  –  позавидовал ему первый – «И одет, и обут, и тачка у него крутая! А тут ситуация, хоть в омут головой! Вот жмот, ну что ему стоит дать мне денег на сделку, я бы ее так классно провернул. Ну и что, что у него есть бабки, лишние то не помешают!»
- Эх-х-х! – незаметно вздохнул он, а вслух произнес:
- Жаль брат, что такая сделка провалится. Но ничего не попишешь!
Второй ответил первому:
- Не переживай брат, я правда не могу. Может быть, в следующий раз как-нибудь, хорошо?
- Ладно!
- Ну, тогда давай, я поехал!
Они обнялись и разошлись.
Второй сел в машину и включил зажигание джипа. На панели загорелась лампочка топлива. Это значило, что бензин заканчивался, надо было заправляться, а денег не было.
«Проклятый кабан, жрет, словно крокодил, бензина на него не напасешься!» – с тоской подумал он и газанул со злости. Джип рванулся с пробуксовкой с места.
Первый грустно смотрел ему вслед. Надежды, что второй вложит деньги - рухнули!
«Нет, это же надо быть таким идиотом, просить у меня деньги! Да если бы они у меня были, я бы давно завез из Китая хоть нитки, хоть иголки, хоть зубочистки,  хоть дамские тампоны, хоть изделия для любви, лишь бы заработать!» - в ярости бормотал второй.

НЕЗВАННЫЙ ГОСТЬ-ХУЖЕ ТАТАРИНА

«Вай, вай убили негра, ни за что ни про что!» - поется в песенке. Я же хочу рассказать Вам случай, как убили коня. Ни за что, ни про что! Пусть простят участников того кровавого события - Все, кто станет читать! За давностью лет и осознанием вины. И уголовный розыск, и общество защиты животных! В то время о существовании такового они не знали.
Как на духу – это случай из жизни!
И даже умысла не было. Они мирно спали. Он и его друг Яша. В однокомнатной квартире на пятом этаже.
В те дни оба остро нуждались в деньгах. Нечего было есть и они питались в долг у знакомой официантки. Она кормила их, из Великого русского милосердия.
Рано утром, еще не светало, в дверь постучали. Он слышал, как Яша открыл и  с кем-то шептался. Этот шепот окончательно прогнал сон, на голодный, ноющий желудок.
Оказалось, знакомый по кличке Шныра, угнал лошадь и приехал на ней по сонному городу к подьезду. Мгновенно вырисовалась перспектива решить все денежные проблемы. Колебания лишь мгновение терзали их сердца. В следующую минуту они решились!
            Они спустились вниз и увидели привязанную к лавке лошадь. Уже светало. Было принято решение, поднять ее в квартиру!
Яша стал тянуть за повод. «Шныра» подгонял ее сбоку. Ничего не ведающее глупое животное шагнуло в подьезд. Было время, когда все спят мертвым сном. Первые два этажа лошадь покорно поднималась. Цокала копытами по бетонным ступенькам. А они молили Бога, чтобы никто не вышел на лестничную площадку.
Вдруг на  повороте третьего этажа она заартачилась. Встала как вкопанная. Видно заподозрила неладное. Нужно было что-то предпринимать!
Он ударил ее по ляжке ладонью. Лошадь прыгнула вперед. Раздался жуткий хруст и громкий стон. Оказывается, Шныра остался между ней и стеной. А так как, бока у лошади выпуклые, она сломала ему несколько ребер. С тех пор ему дали кличку Придавленный.
Так или иначе, они завели ее в квартиру. Она стояла посреди комнаты с гордо поднятой головой. А они не знали, что с ней делать. Придавленный принял решение спутать ей ноги. Она ринулась на балкон и едва не выпрыгнула через перила. Насилу удержали и наконец, с грохотом повалили на пол.

***

Вскоре Придавленный содрал шкуру. Куски мяса покидал в наполненную водой ванну. Стены, пол и потолок были залиты кровью. Куски мяса лежали в кроваво-пенной воде, выпирая суставами.
Придавленный и Яша ушли к грузинам продавать мясо.
В этот момент прозвенел дверной звонок. Он открыл дверь. На пороге стоял Володя. Что его принесло - ни свет, ни заря?
«Незванный гость - хуже татарина!»
- Проходи – пригласил он его. Тот вошел и принюхался. В квартире пахло кровью.
- А чем это у вас пахнет? - спросил не званный гость.
- Поклянись, что никому не расскажешь – потребовал он.
- Клянусь! Могила! – для достоверности пришелец приложил руку к сердцу.
- Яшка зарезал двоих – произнес он, позевывая и почесываясь. К тому времени Володя вошел в комнату. Он остолбенел при виде стен, пола и потолка. Пришелец потерял речь. Он беззвучно шевелил белыми губами.
- Присаживайся – предложил он, продолжая игру.
- А куда вы их дели?
- Один в ванной лежит, а второго Яша унес закапывать.
Он распахнул перед не званным гостем дверь в ванную.
Из широкой груди Володи вырвался вопль. Он продолжался до самого первого этажа. И еще долго не растворялся в предутренней тиши. Все произошло молниеносно. Он не успел сказать ему - что пошутил.

* * *

Это было в субботу утром. В воскресенье тренировок не было. В понедельник они с Яшей, пришли в зал. На них глядели настороженно и враждебно. Они не могли понять, в чем дело. Международник Панаидов с замирающим шепотом спросил:
- Это правда?
- Уже весь город гудит.
- О чем гудит?
- Что вы двоих человек зарезали!

Говорят-же – «Незваный гость - хуже татарина!»

СЛЕДЫ ТАБАКОМ ПОСЫПАЛ?

Жили они бедно.
Спали на полу, на старых газетах. В душные летние ночи истекали потом. А по утрам долго, словно сумасшедшие, хохотали. На спинах у обоих отпечатывались статьи из газетных полос.
- Буровики Нового Уренгоя рапортовали о досрочном завершении .. –  читал безграмотный Яшка.
- А у тебя вообще стрем – кричал он, корчась в смехе – Рекорд по надою молока установила корова по кличке Милка.
Наконец им обрыдла горькая доля. Они решили изменить собственную жизнь.
- Знаешь.. – произнес Яша, приподнимаясь с пола – я сегодня случайно зашел в детский садик..
- И что?
- В кабинете директора лежит большой ковер, в серванте хрусталь, мягкий диван и кресла.. – Яшка истекал слюной.
- Ты предлагаешь обокрасть?
- Зачем? Просто перенесем домой.. – предложил он простодушно.
- А ты умеешь бесшумно снимать стекла? – спросил он расчетливо.
- Конэчно! – заверил Яшка.
Они поднялись, обули кеды и пошли.
Шли без остановки, пока не остановились у окна кабинета директрисы.
- Снимай стекло – прошептал он.
- Сэйчас!
Яшка поднял с земли кирпич и ударил. В тишине ночи грохотнуло так, что эхо передало звук на всю округу. И тут же, где-то на соседней улице раздался вой милицейской сирены. Яшка растворился словно волшебник. На стене дома замелькали проблесковые блики милицейской мигалки.
Он нырнул внутрь, в разбитое окно и лежал, прислушиваясь к вою. Вой отдалился и затих вовсе.
Он поднялся и стал звать друга. Но тот словно провалился сквозь землю.
Делать было нечего, и он стал упаковывать хрусталь.
Затем свернул ковер. С трудом, надрывая спину, выставил наружу диван и два кресла.
Вслед за ними на улице оказались стол и шесть стульев. Картина со стены, что висела в изголовье директрисы, тоже оказалась по ту сторону окна.
Он вылез наружу, еще раз покричал и поняв, что попытки тщетны, подлез под диван.
Поднял и понес.
Через два квартала. По ночному городу.
Пару раз попадались прохожие. Он не обращал на них внимания. После дивана отнес кресла, потом стол, за ними стулья, в завершение навьючился подобно мулу: ковер, узел с хрусталем, картина. Сделал семь ходок! Последнюю ходку, прошел мимо сонных людей на автобусной остановке.
Мало ли кто переезжает на рассвете?
Тщательно вымыл в квартире полы. Расстелил ковер. Диван придвинул к дальней стене. По бокам расположил два мягких кресла. Посреди установил стол со стульями. Картину повесил на видное место. В нем ожили врожденные качества дизайнера.
Квартира преобразилась. Он не верил своим глазам.
- Жаль, что быстро рассвело – пожалел он, плюхаясь на диван – холодильник не успел вытащить! Но где-же Яшка? – забеспокоился он за друга.
В этот самый момент вошел его пропавший подельник. Деловито осмотрев сверкавшую квартиру он обеспокоенно спросил:
- А следы ты табаком посыпал?

ВНЕБРАЧНЫЙ СЫН ПРЕМЬЕРА

В Киргизии переворот. Президент Акаев бежал, оставив в спешке дворец. Народ кыргызов бурлил, как казан на огне.
В результате возник тэндем. Бакиев стал президентом, а Кулов занял кресло премьера.
Вот тут и случилась эта история.
                Билек по кличке Белый, был телохранителем премьера. И этот самый Белый, был поразительно похож на Кулова в молодости.
Одним из друзей Билека был Толстый, безобидный малый.
Все считали его безобидным. А тут вдруг, угораздило их подшутить над ним.
Произошло это при банальных обстоятельствах.
Как-то стояли у машин в ожидании Белого. Тот в последние дни стал позволять себе, опаздывать.
Один из друзей в шутку, но серьезным голосом произнес:
- Вот смотрите! Стоило Белому стать сыном премьера, и он тут же, поменялся на глазах!
Остальные вопросительно посмотрели на друга, произнесшего эту тираду. Они поняли, что стрела розыгрыша направлена на Толстого. Все приняли соответствующий вид.
Толстый же, неожиданно засуетился. Лицо его набухло, мысли в голове заметались с фантастической скоростью.
- Это правда? – спросил он.
- Ты что ничего не знаешь? – в свою очередь искренне удивились все.
- Нет, не знаю. Это правда? – настойчиво продолжал допытываться Толстый.
- Ну, ни фига себе, Толстый! Все знают, а ты не знаешь! Белый-то, оказался,  внебрачным сыном Кулова.
- Как?
- Да вот так! Ты посмотри внимательно на Белого, он же копия Кулов. Премьер сделал анализ ДНК Белому, и все сошлось - он его сын!
Толстый задумался. Глаза его засияли загадочным светом, на губах промелькнула улыбка Рихарда Зорге.
- Вот я дурак! Как я раньше не заметил этого! Вот это да! – он стал потирать руки от нетерпения.
В это время из подьезда вышел Белый. Толстый оставив друзей, рванулся к нему навстречу.
- Здорово братан!
- А, Толстый, привет!
- Поздравляю братан! Ты не представляешь как я рад за тебя! – выпалил он скороговоркой.
- С чем ты меня поздравляешь? Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросил Белый.
На долю секунды Толстый замялся, но тут-же, решившись, выпалил:
- Ну, что ты оказался внебрачным сыном Кулова.
Белый моментально все понял. И решил поддержать игру.
- А-а-а! – протянул он, на ходу соображая, как дальше дурачить толстяка.
- Говорят, вы сделали анализ ДНК? – не унимался Толстый.
- Да, сделали. Все совпало!
- И что Кулов говорит? – осторожно, на затаенном дыхании спросил Толстый.
- Отец? Он счастлив! Ну представь себе, сына нашел!
- Да-а-а! Вот теперь мы с тобой прорвемся! – Толстый стал чесать зудящиеся руки.
- Ты о чем? – спросил Белый.
- Ну как, братан? Премьер твой отец! Давай подкинем ему денежную тему.
- А-а-а, ну да, конечно.. посоветуемся с пацанами – Белый виртуозно красиво разыгрывал шоу. Ему становилось все интересней.
И вот тут Толстый, проявил себя во всей красе!
Он схватил Белого под локоть и увлек в сторону. Подальше от стоящих кучкой друзей.
- Слушай Белый – лихорадочно зашептал он на ухо – причем тут пацаны? Их много, а нам надо вдвоем поработать. На всех не хватит. Ты доверься мне!
- А как же они, ведь мы же друзья.. – искренне засомневался Белый.
- В таких делах друзей не бывает. Вдвоем будем двигаться! Поднимемся, станем крутыми!
-  Хорошо, я подумаю – пообещал Белый, высвобождаясь из цепких рук толстяка.
- Дай слово, что только вдвоем будем работать!
- Ладно, вдвоем так вдвоем.. – равнодушно произнес внебрачный сын премьера.
- Братан, я, если понадобится, за тебя жизнь отдам  – клятвенно заверил шепотом Толстый.
Они уже вплотную подошли к стоявшим плотно друзьям.
- Толстый, ты не обижайся, но жизнь за меня ты не отдашь! – вдруг произнес Белый.
Толстый одернул Белого за рукав, предупреждая о тайне, которой они связаны. Но, на всякий случай обеспокоенно спросил:
- Почему, братан?
- Да потому-что,  никакой я не сын Кулова! Пацаны тебя разыграли, а ты и уши развесил! - и тут же, обьявил друзьям:
- Пацаны, Толстый только что заверил, что отдаст за меня свою жизнь!
- Да это мы ему навешали, что ты внебрачный сын премьера. Ладно, погнали, итак зависли здесь - заторопились друзья, рассаживаясь по машинам.
Обескураженный Толстый растерянно перетаптывался с ноги на ногу. Он не знал, как ему теперь быть.
- Толстяк, ты че, уснул что ли, садись скорей - крикнул из машины  Белый – ишь, размечтался!
Толстый засуетился и полез в салон.
Машины рванули с места. Друзья отправились играть в бильярд.

КАСКУ СНИМИ

В пекарню, к грузинам, нагрянули рэкетиры.
Горцы дали им дружный отпор.
Вспыхнула драка.
Раздались крики.
Визги испуганных пекарей.
Разнеслись первые стоны раненных.
Жарочный цех наполнился бранью на грузинском.
Матами рэкетиров, на русском.
Звоном разбитых стекол.
Один из бандитов был в мотоциклетной каске.
Его бил громадный Гела.
Усевшись на поверженного захватчика, он тузил врага огромными кулачищами по голове.
Вернее по каске!
К тому времени, драка стала затухать.
Не ожидавшие такой ярости, рэкетиры уползли восвояси.
Грузины зализывали раны.
И лишь Гела продолжал лупцевать.
- Зачэм по каске бьешь? – возмутился Гоча – скажи ему, пусть снымет!
Гела похлопал лежавшего под ним врага.
Тот осторожно высунул голову.
- Каску сными! – вежливо попросил Гела.

 НЕ НАЛИВАЙ

Живет в Балхаше парень по имени Руслан. Чеченец по национальности. Но пить не умеет.
Первые несколько рюмок он держит достойно. Но грузинское застолье долгое. Тосты льются один за другим. И за каждый, надо пить!
А как не выпьешь, когда тост поднят за матерей? Потом за отцов! Потом за братьев! Затем за сестер! Дальше следуют тосты за друзей, за Грузию, за Чечню! За гордый Кавказ! И так далее!  Но к тому времени Руслан уже покорно спит за столом. Его грузят в машину и увозят домой.
Так продолжается каждое застолье.
За очередным застольем, собутыльники вспоминают предыдущее.
- Вчера долго сидели? – спрашивает Руслан.
- Да, до двух часов ночи – отвечает Гоча.
- А я во сколько?
- Что во сколько?
- Во сколько я уснул?
- Ты уснул, еще десяти не было. Потом начальник милиции приехал. За ним, грузины заехали на огонек. Потом Гиви приехал, еще шашлыки жарили…
Руслан заметно грустнел.
Так происходило каждую посиделку.
Но однажды, когда за столом собралось много народа и Гоча, разливая, дошел до Руслана, тот неожиданно заупрямился.
- Мне не наливай!
- Что с тобой? – спросил Гоча.
Руслан не ответил.
Все выпили за произнесенный тост. Гоча вновь принялся наполнять бокалы.
- Мне не наливай – снова убрал свою рюмку Руслан.
- Ты что не пьешь сегодня? – опять удивился Гоча.
И снова Руслан промолчал.
На этот раз выпили за дружбу. Гоча в который раз стал обходить стол, разливая.
- Я не буду! – шепотом сказал Руслан.
- Заболел что ли? – удивился сраженный Гоча.
- Да нет, просто хочу хоть раз увидеть, как заканчивается пьянка – признался смущенный Руслан.

ШАОЛИНЬ

С культуристом Васей, мы много лет тренировались в одном спортзале. Он тягал штангу и избивал боксерский мешок.
Был чудовищно здоров. Об интеллекте судите сами.
Пришел Вася из армии и поступил в милицию. На тренировку стал приходить в форме. В длинной, серой шинели и яловых сапогах. При этом противно скрипел новой портупеей. Это меня раздражало. В один из дней, когда он заявился, я подошел к нему и сказал следующее:
- Вася, ты в курсе? Из числа сотрудников, набирают добровольцев в Шаолиньский монастырь.
- А как это? – громко спросил он. Надо заметить, что говорит Вася очень громко.
- Делают набор на два года. Живешь при монастыре, там тебя кормят, поят и тренируют. Через два года, ты возвращаешься машиной для убийств – проговорил я и перевел дух.
Вася некоторое время соображал. Мозги его скрипели, точно несмазанные колеса арбы.
- А как туда попасть – громко спросил он.
- Завтра-же иди к начальнику милиции с заявлением, а не то опоздаешь.
- А че писать?
- Бери бумагу, я продиктую – выразил я готовность помочь.
Вася взял бумагу, ручку и замер в ожидании.
- Начальнику милиции, полковнику такому-то, от сержанта постовой службы такого-то - заявление. Прошу вас отправить меня в Шаолиньский монастырь для повышения квалификации, сроком на два года. Подпись. Все!
- Написал? – спросил я.
- На два года? – переспросил Вася.
- На два – мотнул я головой – ты главное, с самого утра зайди к нему, понял?
- Понял!
Следующей тренировки я ждал словно чуда.
Наконец в зале возник гордый Вася. Он проскрипел ко мне и важно подал руку.
- Ну? Был у начальника?
- Был.
- Заявление отдал?
- Отдал.
- Что он сказал?
- В этом году уже набрали, включил первым в список на следующий год.
- А-а-а! – протянул я с понимающим видом – жаль что опоздал. Ну, ничего, тренируйся хорошо, на следующий год поедешь – утешил я его.

ЖЕНА

Мы с Васей выехали на машине из Караганды. Путь наш лежал в Кокшетау. Пятьсот километров пути. Всю дорогу молчали. Каждый думал свою думу. Наконец, к вечеру вьехали в пригород. Справа и слева потянулись пятиэтажки.
Первым человеком, попавшейся нам при вьезде, оказалась симпатичная молодая девушка.
Она переходила дорогу.
Длительное молчание утомило меня. Я направил машину прямо к милашке. Притормозив напротив нее, я принялся остервенело кричать:
- Где ты шляешься? Я целый день тебя ищу! Ну-ка бегом домой! После еще поговорим!
Девушка попалась с юмором. Она пригасила улыбку, и покорно склонив голову, проговорила:
- Бегу, бегу!
Я поехал дальше. Мы уже проехали полгорода, как Вася неожиданно спросил:
- Это что, твоя жена?
- Да.
- А в Караганде же, у тебя другая.
- Так-то в Караганде – ответил я.
- А-а-а – протянул он и снова надолго замолчал. Я услышал, как заскрипели его мозги: он что-то собирал в уме, выстраивал, складывал, анализировал.
И вдруг, подобно Ньютону, сообразившему отчего яблоко падает на землю, громко закричал:
- Мы же всю дорогу ехали в машине?
- Ну и что? – спросил я.
- А как ты целый день мог искать ее?
- Мысленно – ответил я Васе – мысле-н-но!
- А-а-а –Вася опять задумался.
Интуиция подсказывала мне, что он вновь размышляет.
 
ПОЦЕЛУЙ

Как-то Вася спросил меня на тренировке:
- Ты что, ее знаешь?
Я ответил:
- Да.
И тут-же, задал ему вопрос:
- А почему ты спрашиваешь?
Вася замялся, чем еще больше раззадорил.
- Она тебе нравится?
- Да – ответил он, краснея.
- Так ведь и она в тебя влюблена! – произнес я.
- Откуда ты знаешь? – Вася напряг бицепсы.
- Да, когда я с ней разговаривал, она как раз об этом и говорила.
- А ты что сказал ей?
- Я сказал, что мы вместе тренируемся. Что ты супермен!
- А она что?
- Просила познакомить. Пригласила в гости.
- Че правда что-ли?
- Да.
- Когда пойдем?
- Как когда? Сразу, после тренировки. Возьми цветы, шампанское, конфеты.
После тренировки Вася уже ждал меня с пакетом. Цветы он тоже сунул в пакет. Вниз головками.
Мы направились к ней. Благо она жила неподалеку.
Поднявшись на этаж, я позвонил в дверь.
Она приятно удивилась. При этом покосилась на Васю. Однако пакет приняла.
- Проходите, присаживайтесь! Я на кухню, быстренько соберу на стол – проворковала она.
Выждав немного времени, я проследовал за ней.
Обмолвился парочкой пустяков и вернулся к Васе.
- Вася, она просит, чтобы ты поцеловал ее – прошептал я ему на ухо.
- А как? Она же на кухне.
- Ясно, что отсюда ты не дотянешься. Иди туда. Подойди и поцелуй.
- А если она не захочет?
- Вася! Она сама попросила. Пусть говорит, Вася меня поцелует.
- Ну, ладно! Пойду. – произнес Вася, после недолгих раздумий.
Он расправил плечи, напряг широчайшие мышцы и скрылся за дверьми.
Из кухни донесся звук оглушительной, звонкой пощечины.
- Ах-ты гадюка! – голос ее был возмущен до предела.
Ошарашенный Вася проскочил прихожую и вылетел в подьезд.
На его бойцовской щеке, я успел разглядеть багровую пятерню.
- Ты представляешь, какой хам! Зашел на кухню и полез ко мне целоваться.
- Что это с ним? – недоуменно пожал я плечами – может, перетренировался?
На улице я спросил Васю:
- Что произошло?
- Да она дура! Я ее поцеловал, а она ка-а-к треснет!
- А ты в губы поцеловал?
- Да.
- Дурак, надо было в щечку!
- Ты же не сказал!
- Не мог сам додуматься? В первый раз целуешь и сразу в губы! Конечно, она возмутится.
- Откуда я знаю! Сама же просила! Вот дура! – возмущался Вася и тут- же добавил – Ай! Ладно, пошли! Ну, ее! – и Вася громко расхохотался – Как даст, по щеке!

НУРЖАН И НУРЛАН

У старика Биляла два сына: Нуржан и Нурлан.
И еще старый, «убитый» «Москвич-412».
На дворе стояли лютые морозы, бушевали бураны.
Всю зиму Нуржан и Нурлан возились с рухлядью.
С фанатичным блеском в глазах.
В ледяном гараже!
Они раскидали его на части.
Кузов Москвича висел под потолком.
Как они умудрились туда его прикрепить - уму непостижимо!
Некуда было поставить ногу, чтобы не наступить на железку.
Лица их, до самых бровей были вымазаны салидолом.
Я выкуривал сигаретку, терпеливо наблюдая за ними.
- Весной выедем Мара! – мечтательно произносил Нуржан.
- Сделаем из него конфетку – вторил Нурлан.
Зима тянулась долго и муторно. 
Снег скрипел под ногами, точно зубы параноика.
Бураны  завывали, будто стая голодных волков.
Я продолжал захаживать к братьям-Кулибиным.
- Весной выедем Мара! - мечтательно произносил Нуржан.
- Сделаем из него конфетку – вторил Нурлан.
Я курил сигарету, сплевывал на бетонный пол.
Но вот она и пришла! Зазвенела! Просели вчерашние сугробы, сделались черными. Побежали неуверенные, набиравшие силу ручьи.
Кругом стало высыхать.
Я продолжал захаживать к Кулибиным.
В «Москвиче» смутно стали проступать контуры машины.
Нуржан и Нурлан «курочили» ее, еще одержимей!
- Скоро уже выедем Мара! – обещал Нуржан.
- Будет конфетка – уверял Нурлан.
Улицы высохли.
Я ждал их выезда, словно старта космической ракеты.
Отчет времени пошел на дни.
И вот он наступил!
- После обеда выезжаем! – гордо сообщил Нуржан.
Нурлан молча, презрительно отшвырнул «бычок».
После обеда я прикипел к окну.
Со скрипом растворились ворота гаража.
На улицу вышли старик со старухой.
Они благословили детей.
Старик прочел суру из Корана.
Нуржан сел за руль и запустил двигатель.
Он долго чихал, кашлял и вдруг завелся.
Москвич трясся, будто припадочный и гремел на всю улицу.
Они забыли одеть глушитель.
- А, ладно, и так пойдет!
Братья взревели, словно медведи.
Нуржан толкнул вперед рычаг передачи.
Нурлан взмахнул как Гагарин и крикнул: «Поехали!».
«Москвич» козликом скакнул с места.
Вскоре они скрылись за поворотом.
Я долго ждал их возращения, но они не возвращались.
Старики притомились, и ушли в дом.
Часа через два я заметил в окно, бредущих пешком братьев.
Я видел, как на улицу выскочили старики.
Братья размахивали руками и что-то обьясняли им.
Меня раздирало любопытство. Я тоже вышел.
- Представляешь Мара, несемся километров под сорок, вдруг какой-то грохот и нас обгоняет чей-то задний мост на колесах. Оказывается это наш задний мост!!! Оторвался!
Смеяться над чужим горем, тяжкий грех! Но я хохотал так, что оба брата, тоже стали ржать словно кони.
- А что теперь с «Москвичом»?
- Ничего, притащим и начнем делать. Осенью выедем Мара – пообещал Нуржан обреченно.
- Сделаем как конфетку – мрачно произнес Нурлан.

В БЕГАХ

Георгий Лутошкин — (IX) дан по каратэ,  обладал колоссальным авторитетом. Было лето «лихого» 1993 - го.
В городе постреливали.
Рэкет расцвел чертополохом.
Георгий находился в «бегах».
Азамат приехал к другу.
Рабочий день закончился.
В пустом Дворце Спорта уборщица мыла пол.
Мне нужен Георгий Лутошкин — сказал Азамат.
- А вы кто?
- Его друг из Алматы.
- Он в «бегах» - сердито бросила убощица.
- Я не знал!  — смутился  обескураженный Аза, направляясь к выходу.
- Вы правда его друг?
- Ну конечно!
- Тогда, он в Боровом отдыхает — произнесла она.
- Ничего себе «бега». Даже уборщица знает! - удивился Азамат.
На пути в Боровое автомобиль Азамата остановили ГАИшник.
На стенде « РОЗЫСК!» - висел портрет Георгия.
Азамат невольно улыбнулся.
- Знаете его? - спросил гаишник.
- Мой друг! Хотел увидеться, но он в «бегах» - ответил Азамат.
- Здесь он, в Боровом отдыхает — рассмеялся страж дорожного движения.
- Ну и «бега»! Даже гаишник знает! - поразился Азамат. 
Он разместился в гостинице.
Никто не знал о его приезде.
На озере к нему подошел лодочник:
- Георгий Степанович Лутошкин просит вас к телефону.
- Ну и «бега» - вконец изумился он - Даже лодочник знает!
Оказывается Георгию позвонила уборщица.
Затем ГАИшник.
С гостиницы тоже сообщили.
Ну и в конце лодочник!

ЧАЕПИТИЕ

Азамат пил чай у Георгия.
Разливала чай его возлюбленная - Иринка.
Представляешь Аза — произнес Георгий — в городе обьявилась банда. Грабят богатых. Говорят, что главарь — девчонка!
- Во, дает! - поразился Азамат.
Через месяц резонансную банду взяли.
Главарем оказалась … Иринка!

Истинно, никто знает — где найдешь, где потеряешь!

ЧЕМПИОНАТ.

Иринка пребывала в тюрьме.
Велось следствие.
Светило 15 лет.
Георгий 60 минут живописал.
Ее одиссею.
Я цокал языком.
Сочувственно вздыхал.
У нас исковерканный менталитет.
Вывихнутые мозги.
Мораль поросшая шерстью.
Как у волков.
Мы сопереживаем  не пострадавшим.
Пойманным.
Посаженным.
Обезвреженным.
Пытаемся скрасить  тюремный быт.
Передать сухари.
И еще чай.
Курево.
Глюкозу.
Георгий закончил рассказ.
Стал собирать сумку.
Спортивную.
- Ты куда?
- В тюрьму.
- Зачем?
- На тренировку.
- Не понял.
- Иринку готовить.
- Куда готовить?
- К чемпионату мира.
Попытался сообразить. Оказалось сложно.
- Ты же сказал 15 лет.
- Ну, да!
- Так, какой же чемпионат?
- Будем бороться.
- За освобождение?
- Да нет. За золотую медаль!
Я промолчал.
Слов не было. 
Шло время.
Почти год.
Следствие зашло в тупик.
Был суд.
Иру оправдали.
Выпустили из зала.
Суда.
Она улетела на чемпионат.
Мира.
Выиграла.
Привезла золотую медаль!
Такое может быть только в нашей стране!
Кондовой!

ТОПОРЫ.

Георгий метал топоры.
Такой был номер.
Трюковой.
Смертельный.
Расчет на слабонервных.
Сапарова привязывали к стене.
Дощатой.
Георгий бежал.
На бегу бросал.
С маха.
Четыре томагавка.
Номер был отработан.
Тщательно.
И вот.
Выступление.
Показательное.
Сапаров у стены.
Прикован.
Ведущий обьявил.
Народ затаил дыхание.
Георгий разбежался.
Швырнул один.
Другой.
Третий.
И вдруг споткнулся.
В самом замахе.
Сапаров закрыл глаза.
Попрощался с жизнью.
Увидел лицо.
Девичье.
Юное.
Красивое.
Полное ужаса.
И влюбленности.
Георгий бросил.
В падении.
Топор описал дугу.
Воткнулся.
Прямо над головой.
Сапарова.
Он глубоко выдохнул.
Лицо девы озарилось.
Любовью.
Что было дальше - не знаю.
Возможно, хэпи — энд!

КТО НЕ ВЫПЬЕТ - ТОТ КИРКОРОВ.

Год девяносто первый. 
В смысле тысяча девятьсот.
Сидели за столом.
В далеком Петербурге.
В Северной Пальмире.
На чужбине.
Занесло нас.
С Георгием.
Пили водку.
По маленькой.
Для приличия.
Для поддержки имиджа.
Было тягостно.
В воздухе висела угроза.
Пахло конфликтом.
Люди были серьезные.
Законники.
Речь шла о деньгах.
Американских.
Зеленых.
Слов не находилось.
Аргументы были исчерпаны.
Маячили крепкие парни.
Ковбои.
С большими пушками.
Мои мозги крутились, словно электросчетчик.
Ничего дельного.
Георгий разлил.
Не в рюмки.
В стаканы.
Водяры.
Сорокаградусной.
Я обомлел.
Грузины следили с интересом.
Это было за рамками.
Не по правилам.
Вопреки им.
Кто не выпьет, тот Киркоров! - произнес Георгий.
Тишина стала мертвецкой.
Я ждал грозу.
Огневую.
Вдруг они рассмеялись.
Законники.
Ну ты даешь! - сказали они. И выпили. Никто не хотел быть Киркоровым! Закурили.
- Ты джигит! - прозвучало признанье.
- Я десантник! - ответил Георгий и взялся за бутылку.
- Ти что! Ти что! Ми же не пием! Савсем! - ужаснулись они.
- Я себе! - успокоил Георгий и налил полный стакан. Выпил. Занюхал кулаком.
- Расход! - скомандовали законники —  Вернут вам долг!
- А могло - бы сложиться по другому! За — у- ва- жа- ли!

ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ОБЕД

Я и Король Эдвард приехали в Астану.
По приглашению.
Писать сценарий.
Стояла зима.
Сугробы были синего цвета.
Жили в загородном доме.
На полном пансионе.
То есть на бесплатном обеспечении.
Еда от пуза, выпивки вагон!
После сытного завтрака гуляли по безлюдным улочкам.
В душе царила  безмятежность.
Возвращаясь домой Король благодушно спрашивал:
- Устроим промежуточный обед? - имея ввиду полдник.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ КОРОЛЯ

Беседуем с Королем Эдвардом.
О том,  о сем.
Король трезв.
По ящику показывают внучку Уборевича.
Героя Гражданской войны.
Расстрелянного Сталиным.
Внучка рассказывает о Гулаге.
Годах заключения.
Доходит до 1953 года.
Года смерти Сталина.
Произносит с ненавистью:
Когда Сталин сдох...
Да... , отец народов Сталин накосил дров! - произношу я.
Король глядит мне в лицо и ни с того, ни с сего высказывается:
- Маке, если бы вы были Сталиным, вы бы в разы больше накосили!
Я обалдеваю!

ДОВОД

Гуляем с Королем по зимнему дачному городку.
Мороз пробирает до костей.
Отбиваемся от яростных шавок.
- Будьте осторожны — предостерегает нас сторож.
— Здесь ходят кони, жеребец людей кусает.
- Ничего себе! - думаем мы.
Идем дальше.
Навстречу идут крытые инеем кони.
Злые как динозавры.
От голода.
- Обойдем? - осторожничает Король.
- Пусть они нас боятся! - возмущаюсь я — Мы же люди!
- Но они кони! - приводит довод Король.

ЖИТЬ НЕЧЕМ

В зимнем дачном городке сторож.
Старику семьдесят.
Разговорились.
Он стал жалиться на жизнь.
- Жить нечем! - говорит  — и в глазах тоска.
- Да! - отвечаю ему сочувственно.
Через день встречаемся.
- Жить нечем — заладил старик.
- Да! - вторю ему я.
Еще через день свиделись вновь.
- Жить нечем! - скулит старче.
- Да! - киваю я ему.
- Вот приходится кролей держать.
- Сколько? - спрашиваю.
- Что сколько?
- Кролей?
- А-а-а! Двести штук!
- А почем один? - задаю вопрос.
- Да три тысячи... - бормочет старче.
Быстро считаю в уме.
Получаю сумму — 600 000 тенге. 
4 000 000 долларов по курсу обменника.
- Они же множатся... Я их режу и сдаю. И у меня их всегда двести штук - бросает старый через плечо.
- Вот тебе и старче! - размышляю я — Жить нечем! Жалеть то надо меня, а я его жалею по простоте души. У меня то и гроша нет на черный день! А у него постоянный  капитал в размере 4 000 000 у.е.
Вот тебе и жить нечем!

ВОТ ТЕБЕ И СТОРОЖ

Мимо дачного городка пролегает трасса.
На президентский гольф-клуб.
- Когда он едет в голь — клуб — говорит старик — сторож — Вот здесь в кустах стоят охранники с автоматами.
- А — а — а ! - тяну я.
- А вон там и вот тут «Газели» стоят. В них спецназы сидят .
- Да вы что! - поражаюсь я.
- Да! А на тех крышах снайперы лежат...
Я задираю голову и изучаю местность.
Делаю, так сказать рекогносцировку!
- Спецназы в карты играют! - продолжает старче — Я подхожу, они мне предлагают сыграть!
- А если вы в пакете кушать передадите, возьмут? - спрашиваю я.
- Конечно возьмут, если угощу!
- А — а — а! -  тяну я вспоминая плакат военных лет: Болтун — находка для шпионов! Все рассказал! Как на допросе! Ну и старче!

ВСЕЗНАЙКА

Зима.
На крышах белый снег.
Кое где в небо курится сизоватый дымок.
Совершаю ежедневный моцион.
Встречаю старика-сторожа.
Начинаю беседу в форме вопросов:
- А вон в том крутом доме, кто живет?
- Зам. министра по экологии.
- Как его зовут?
- Бахыт Алпысович.
- Там сейчас с воротами  возился русский парень.
- Это Коля. Телохранитель его. Он спецназовец.
- Да ну?
- Я сам видел «корочку».
- А вон тот, двухэтажный, с синей крышей?
- Это полковник КНБ.
- О — о — о!
- У его жена русская. На джипе ездит. Не здоровается. Важная такая.
- А этот, из деревянного бруса?
- Так это министр геологии построил...
- Ничего себе!
- А как ты хотел!
Навстречу по дороге катится красивая машина. За рулем некто, в черных очках, бандитской внешности.
- Кто это?
- Это начальник охраны Президента.
- Да вы что! - удивляюсь я.
- Как вы все знаете?
- А как же! Месяц назад он на «Ланд Крузере» ездил, теперь вот на «Мицубиси».
- Во, дает! - восхищаюсь я.
- Да, он такой, Сенбай!
- Ну все про всех знаете!
- Да.. а этот...вон видишь елки во дворе?
- Вижу.
- У него хотели их купить по семь тысяч долларов за штуку, а он не продал.
- Правильно сделал, красоту такую.
- У его друг, Куаныш, начальник Зеленстроя. Сколько хошь может дать!
- Ну и ну! - не перестаю удивляться.
— Да вам цены нет!
- Без меня тут даже муха не пролетит — загордился сторож.

КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА

Живем с Королем у Азамата в загородном доме.
На полу в спальне стоит мозаичный портрет Королевы Англии.
Неудачная работа.
С лица будто содрали кожу.
Короля размещают в этой спальне.
Называю ее почивальней Короля и Королевы.
Говорю Королю:
- Уже десять дней спишь с Королевой в одной комнате.
- Каждую ночь содрогаюсь от ужаса — признается Король.

АЛИК
 
Звонит мне из забытого Богом райцентра друг детства Алик:
- Слышал, в Москве застрелили вора в законе Деда Хасана?
- Ну, слышал … - говорю.
- Что теперь будет? - спрашивает он меня.
- Теперь — отвечаю я — у твоих коров молока пропадет!
- Почему — спрашивает он недоуменно.
- Ну как же  -  продолжаю я — От переживаний за Деда Хасана!
Что значит сила пиара!  Лучше бы навоз убрал из под скотины...

КОНЕЦ СВЕТА

Человечество ожидало Конец Света.
21 декабря.
2012 года.
С магазинных полок сметались крупы и свечи.
Власть имущие обустраивали бомбоубежища.
За день до предполагаемого Армагедона звонит мне Алик.
Друг детства.
Одноклассник.
Житель райцентра.
- Как дела? - спрашивает он.
- Все хорошо! - заявляю я.
- Ты же в Алматы живешь, крутишься там... — говорит он.
- И что?
- Правда,  завтра Конец Света будет? - спрашивает он.
- Не знаю,  не звонили  — отвечаю ему.
- Откуда должны позвонить? - не понимает Алик.
- Из канцелярии Всевышнего!
- А-а-а …!

НОВОСТИ

И еще раз Алик.
Звоню ему я.
В этот раз.
- Как дела? Что нового в ваших Тайнчах?
Отвечает он.
Дескать все нормально.
Картохи неурожай.
Докупать надо.
Печка жрет угля, по десять ведер.
Зиме конца не видно.
Бичи распоясались.
Едят сапожный крем.
- Едят или пьют?
- И так и так.
- Как это?
- Один день на хлеб намазывают, другой,  в воде разводят.
- Ну и дела! А скотину держищь?
- Кормлю. Три бычка. Теленочка.
- И все?
- Еще коровка.
- А гусей не держишь?
- Гусей.., уток тоже..
- И все?
- Еще бичей держу..
- Я  про скотину спрашиваю.
- Бичей же тоже я кормлю...
- Сапожным кремом — усмехаюсь я.
- А  еще есть новости?
- Свежих покойников нет.
- А при чем покойники?
- Они у нас главные новости!

ВСПОМНИЛИ

Сижу на сьемочной площадке.
Рядом красивая актриса.
Молодая.
Хорохорюсь.
Держусь жеребцом. 
Произвожу впечатление.
Приезжает ко мне Алик.
В гости.
Не вовремя.
Развиваю тему юности.
Боевой.
С видом, словно это было вчера.
Не думая что его понесет.
Не в ту степь!
- Видишь кого нибудь?
- Кого?
- Из одноклассников?
- Вижу.
- Кого?
- Куличкина. Забичевал.
- А — а — а.
- Лиру Кольку вижу. На пенсии.
Жму ему на ногу.
- Басю ты помнишь!
- Какого?
- С нами шнырял.
- И что?
- Который потом ментом стал.
- Что дальше?
- Вышел на пенсию и крякнул.
- Болел что ли?
- От водяры сгорел.
Снова давлю на ногу.
- Эх, юность, юность! - выкрикиваю задорно — а ведь мы были красавцы! Брюки клеш носили!
- Людку Суворову встретил — не успокаивается Алик.
- Да ты что! Ну как она?
- Ста-рень-кая совсем! Она ведь наших годочков! - ляпает Алик.
Все!
Кино снимать не будем!
Готов провалиться сквозь землю.
От стыда.
Перед молоденькой.
Надо же, выставил!
Святая простота!
Не зря говорят, лучше с умным потерять, чем ...

ОХОТА

Мой товарищ Азамат вывез на охоту вельможного сановника.
Ехали на медведя. 
По сведениям в  ущелье бродила медведица с малышом.
Джип набили винтовками различной мощности.
От снайперской — системы Драгунова, до современного «Тигра».
Дорога закончилась.
Пересели на лошадей.
Тропа ввинчивалась все выше в горы.
В распадке начинало туманить и смеркаться.
Они разглядели крупную медведицу  с приплодом.
На расстоянии пятиста метров.
Еще немного и они скроются в кустарнике.
Надо было стрелять.
Азамат предоставил выстрел сановнику.
Тот долго целился.
Спросил:
- Может в медвежонка выстрелить?
- Не надо, стреляй в мать! - ответил Аза, прикуривая сигарету.
Наконец чиновник спустил курок.
Животное рухнуло как подкошенное.
Осиротевший малыш забегал, засуетился вокруг мамаши.
Побежали к ним.
Когда добрались, увидели егеря исторгающего трехэтажные маты.
Выяснилось, что за медведя, сановник принял коня егеря.
А за медвежонка его самого.
Бедный егерь!
 
КОЛЯ

Приехали мы в Ялту.
Море бирюзового цвета.
Массандровский пляж роится длинноногими дивами.
Коля извертелся, ворочая безвинными зрачками.
Слева дива в голубом купальнике, справа в розовом.
Слева блондинка, справа брюнетка.
И так до самого горизонта.
Бедный, весь изошелся.
А вечером сидим в беседке.
Чудно.
Сереет.
Все притихло в ожидании ночи.
Спрашиваю:
- Коля, скажи честно, сколько женщин переспало с тобой?
Он глубоко задумался.
Стал прикидывать в уме.
Отвечает:
- Не меньше двести.
Решаю его завести.
- Да не может быть. Перечисли.
- Всех?
- Ну хотя бы первую сотню.
- Ладно — соглашается он и начинает.
Вначале бойко.
Городок наш маленький.
Многих знаю.
Однако продолжаю заводить.
- Лена? Да не может быть! - деланно возмущаюсь я.
Начинает доказывать.
- Муж ее уехал, я к ней. После нее была Наташка, потом Ирка..
- Какая Ирка?
- Беленькая такая, продавцом в нашем магазине работала.
- Ничего себе! Она тоже была с тобой?
- Да! После нее, я с Зинкой Малютиной спал.
- Вот уж точно не поверю Коля, она же недотрога.
- Хе-хе-хе.. Это она так себя ведет. А на самом деле в постели тигрица.
- Ну ты даешь!
- После Зинки Дашка была, ты ее тоже видел.
- Неужели эта модница была с тобой?
- Еще как! Целый месяц. В постели-и-и! М-м-м! Тело белое, словно булочка!
- А потом кто?
Коля не успел назвать, как в беседку влетела разьяренная жена Коли. Оказывается сидела за стенкой беседки и терпеливо все слушала.
Да не выдержала!
О,симпатичное Колино лицо.
Что ему довелось вынести! 

ФАНАТИК

Спрашиваю Колю:
- Коля, ты парильщик?
- Я фанатик пара!
- Будет выбор:  обнаженная женщина или классная парилка, что  выберешь?
- Конечно женщину.

ФОБИЯ

Когда — то Коля работал в зоне.
Вольнонаемным.
Инженером.
Носил зэкам запрещенные предметы.
Уже много лет не работает.
Стоит из — за угла вывернуться сотруднику полиции, готов  добровольно сдаться.
Сделать чистосердечное признание.
Попросить, чтобы оформили явку с повинной.

ФИЛЬТР

В советское время был тотальный дефицит.
Коля по «блату» приобрел масляный фильтр.
Для «Жигулей».
Самой машины не было в помине.
А я приобрел.
Прошу его:
- Для чего тебе фильтр, отдай мне.
Не соглашается.
- Я скоро сам куплю машину.
Это «скоро», затянулось у него на двадцать лет.

ФАБРИКА

Сидим за столом.
Король пьет виски.
Говорю ему:
- Поражаюсь твоим пристрастиям. Позавчера ты пил водку. Вчера коньяк. Сегодня виски. Каждый день разное.
Он мне отвечает:
- Вы разве не знаете? На самом деле,  я, фабрика по переработке спиртных напитков!

МОЛОДОЖЕН

Говорю восьмидесятилетнему Киму:
- Трудно жить одному. Женились бы. Еду бы вам готовила. Стирала.
Он отвечает:
- Брал одну молодую...
Спрашиваю:
- Сколько ей лет?
Смущается.
- Ну, молодая...
- Так сколько?
- Ну,семьдесят.

СТРАТЕГИЯ

Едем с Королем в вагоне.
Возвращаемся в Алматы.
В Астане разделили гонорар за сценарий.
Деньги упрятали в дорожных сумках.
Уговор - купе покидать по очереди.
Чтобы не обворовали.
Поездных воров еще никто не отменял.
На станции Король собрался покинуть купе.
- Маке — произнес он — Я отлучусь. А вы.. - Король сделал паузу — оставайтесь на месте, согласно выработанной стратегии!

МОНА ЛИЗА

В предвкушении хорошей выпивки на лице Короля проступает улыбка Моны Лизы.

ОЖИЛ

Лежу с инфарктом в кардиологии.
Совершать намаз в традиционной форме врач запретил.
И вот читаю его в постели – мысленно.
Предутренняя молитва.
В палате полумрак, за окном брезжит рассвет.
Кисти рук сложены на животе.
Медсестра входит делать укол.
Окликает меня.
Реагировать не положено.
Я молчу.
Она вновь зовет меня -тишина.
Обращает внимание на  руки.
Зрачки ее  расширяются.
Она решает, что я отправился в Мир иной.
Медленно пятится к двери. И в этот момент, я громко произношу: Аллах Акбар!
Сестра словно подкошенная опускается на пол!

ТАРЕЛКИ

Пили в студии мэтра кино Сапарыча.
В ход шла третья бутылка.
- Все кино гавно, «Голливуд» не догонишь – произнес Сапарыч.
- Что надо делать? – икнул Король Эдвард.
- Картину века. Надо облететь землю – ответил мэтр.
- На чем? – удивился я. Я еще мог удивляться.
- На летающих тарелках – невозмутимо ответил Сапарыч.
- Эдвард, разлей! - попросил я - Надо срочно выпить.
Король мгновенно отреагировал.
Чокнулись, проглотили, поморщились.
- Американская фирма изобрела, двухместные. Летят над землей 3 метра.
- А скорость? – уточнил скрупулезный Король.
- Че тебе скорость? 120 развивает – небрежно бросил мэтр.
Стали спорить над маршрутом.
Сапарыч предлагал обогнуть шарик по экватору.
Король же наоборот, с севера на юг.
После четвертой меня назначили генеральным продюсером.
Ответственным, за поиск спонсоров.
У меня мгновенно созрел план.
После пятой, не переставая икать, Король дал согласие писать сценарий.
К утру, в шестой оставалось на донышке.
Координатором назначили мэтра Сапарыча.
Пить уже не хотелось.
Организм отторгал спиртное.
Пошатываясь, стали расходиться.
С ощущением собственной гениальности!

ГИПС

1986 год.
Историческое время всесоюзной кооперации.
Миша Опескин решил делать гипсовые маски.
- Мне нужен рынок сбыта - сказал он - и гипс.
Я повез его в Караганду и познакомил с Яшаром.
Яшар только вышел из зоны.
Сидел срок за кражи.
- Ты будешь замом по сбыту – сказал Миша.
- А ты? – спросил Яшар ревностно.
- Замом по коммерции.
Я внимательно слушал.
- А кто гэнэралный дыректор? – не успокаивался Яшар.
Я напрягся.
Думал, назовут мое имя.
- Генеральным будет Коля, у него лицо интеллигентное – аргументировал Михаил.
- Что нам нужьна? – спросил Яшар.
- Главное гипс, Яша – ответил Опескин.
- Гипис? Гипис я тебе, сколько хочешь прывезу – пообещал Яшар, довольный простотой технологии.
Шли дни!
Лачуга Яшара напоминала мельницу.
Единственный рабочий 19 - летний сирота Юра на кухне отливал маски.
Там – же их красил пульверизатором.
В комнате устроили сушилку.
Весь пол был завален звероподобными масками.
На улице трещали 30 градусные морозы.
Юра торговал поделками.
Миша, Яшар и Коля в галстуках прохаживались рядом.
Они были – начальство!
Вечером пришли на ужин в «забегаловку».
- У кого дэньги? – спросил Яшар.
Все молчали.
- Дэньги у кого, спрашываю? – в голосе Яшара звучали гневные нотки.
- Денег нет – произнес Миша.
Воздух вокруг стола казалось заискрился.
- Как нэт? Ты же змею продал! –закричал Яшар на сироту.
- Я вернул долг за вчерашний ужин – умоляющим голосом оправдывался Юра.
- Тагда завтра отдадым за сэгодня! – обрадовался Яшар - Нычего, главное в нашем дэле гипис! – заключил он мудро.

ЗУБ ШУРИКА

У Шурика разболелся зуб.
Тариэл заметался, засуетился, забегал.
Через 30 минут привез зубного врача.
- Пасматры его зуб! Заплачу, сколько хочишь! – умолял он.
Когда врач уехал, я спросил:
- Ты что так забеспокоился?
- Как что? Ти знаешь, какой это зуб?
- Что в нем особенного? – затупил я.
- Э – э – э- э!
И вот что он мне рассказал: лютовали «лихие девяностые».
Шурик в Киеве обсуждал сложную схему.
Разговор шел о спирте.
Железнодорожной цистерне.
Шестьдесят тонн.
- Что дальше Шурик? – допытывалась «братва».
- В Беслане разольем по бутылкам – отвечал он.
- А что потом? – не унимались «братки».
- В Москве будет реализация.
- Отличная схема Шурик. А кто заплатит за спирт?
- Я зуб даю! – заверил Шурик «братву»
«Братва» задумалась.
- Так значит зуб, Шурик?
- Зуб!
- Ладно, Шурик! Тебе верим! – они ударили по рукам.
- Во! Понял теперь какой это зуб? 120 штук «баксов» стоит! – Тариэл задрал палец кверху.

ЛАМПОЧКИ

В начале «лихих девяностых» Шурик продал два вагона лампочек.
«Живых» денег в те годы не было.
Работали бартером.
Натуральным обменом.
Как в каменном веке.
Шурик привез сахар.
Ему за расчет предложили лампочки.
Два вагона.
Шурик согласился на обмен.
Пацаны-малолетки за ночь разбили все уличные фонари.
По его указанию.
Утром Шурик продал лампочки городской администрации.
Ему предложили медь за расчет.
Он отправил ее в Прибалтику.
Там она и сгинула!

НЕДОСТАЧА

В магазине Шурика стоял рулон линолеума, два ящика гвоздей, ящик краски, несколько гвоздодеров. Посетители туда не заходили. Нечего было покупать.
А в ревизию вскрылась недостача в 200 000 рублей! Сумма была сумасшедшая по тем временам!

КАМНИ С ТЕРЕКА

Помогите встать на ноги! - произнес Шурик в отчаянье.
За столом сидели уважаемые люди.
Деловые.
По братски относящиеся к Шурику.
Как к большому неудачливому ребенку.
Бесхитростному.
Рубахе-парню.
Горемыке.
Хочется помочь, да не знаешь чем! Что же делать? Один прокашлялся и сказал:
- Шурик, может тебе камни дать? Продай. Тебе там останется.
Шурик насторожился.
- Что за камни?
- Алмазы Шурик. Необработанные. В Бельгии возьмут. По качеству хуже якутских, но денег стоят.
- Камни так камни! Лишь бы подняться! Я его маму в гробу видел — выругался Шурик.
- Завтра тебе привезут — закончил говоривший и поднял тост .
- Давайте випьем за нашего брата, Шурыка — предложил он — каким ми его все знаим. Чистого, парядочного!
Публика за столом зашумела.
Подняли бокалы.
Утром Шурику привезли сверток.
В нем лежали мутные камни.
Разной величины.
И веса.
Шурик взвесил содержимое на ладони.
Собрался в путь.
Через три дня был в Бельгии.
Разыскал потребителей.
Евреев.
Предложил  товар.
Назвал цену.
В категоричной форме.
Те всплеснули руками.
Затем замахали.
Запротестовали.
- Откуда ты взял эти цифры?
- Это же кощунство!
- Оскорбление нашего разума!
- Нашего профессионализма!
- Выбрось их в реку.
- Это же камни с Терека!
- Как с Терека? - возмутился Шурик.
- Совершенно точно, с Терека!
- Мой коллега прав.
- Это камни с Терека.
- Тот кто их дал, поиздевался над тобой!
Внутри Шурика заклокотало бешенство.
Над ним подшутили! - мелькнула мысль.
«Ну я вам устрою!» - ярость овладела им.
Жажда мести затмила разум.
Он сгреб камни и хлопнул дверью.
Проезжая по мосту размахнулся и швырнул сверток в воду.
Во Владикавказе его спросили:
- Как сьездил Шурик? Взяли камни?
- Я их выбросил — зло ответил Шурик.
- Куда выбросил? - не поняли его.
- В воду!
- Зачем в воду? - оторопели деловые люди.
- Вы где их взяли? - спросил он с претензией.
- С «Терека». Это камни с «Терека» Шурик — заявили они — а что они тебе сказали?
- Когда я им назвал цену они посмеялись и сказали что это камни с Терека.
За столом повисла тишина.
Наконец некто из деловых ужаснулся.
- Шурик, ты выбросил в воду алмазы!
- Как алмазы? — теперь оторопь взяла Шурика.
- Шурик, это были алмазы с завода по огранке, который называется «Терек».
В тишине слышен был писк комара.
Давший камни забормотал точно заклинание:
- Какие камни! Какие это били камни? За ту цену! Там же тебе оставалось пять косарей?
- Пять косарей? - поразился Шурик.
- Пять косарей Шурик! -  стонал деловой, обняв голову руками,.
- Я его маму в гробу видел! Шени деди! Откуда я знал! - заскрежетал зубами Шурик — я подумал что вы их в Тереке собрали, чтобы пошутить!
-   Вах — вах — вах! - Держались за сердце уважаемые люди — ты нас убил Шурик!

СВАТОВСТВО

У Амирана есть брат Джемал.
Крепкий как пятикантроп.
Но неженатый.
Несмотря на то, что стукнуло сорок пять.
Оба жители села.
Малограмотные.
Интеллект под вопросом.
Не эстеты.
Не гурманы.
Оба беззубые.
Решил Амиран посватать Джемала.
Невеста под стать Джемалу.
Уже тридцать пять.
Замужем не была.
Родичи сказали - девственница.
Одели на жениха пиджак Шурика.
Брюки Амирана.
Причесали и повели.
Родичи невесты накрыли стол.
Заговорили пословицами.
Она пускает стрелы в жениха.
Джемал смущается.
Рдеет. 
Выпили.
Посыпались тосты.
Один за другим.
Все по обычаю.
Рог с вином дошел к Амирану.
Покачиваясь поднялся.
Джемал напрягся.
Амиран заговорил:
- Ви не смотрите что он лисый. Что на нем пиджак Шурыка — произнес он.
Джемал согнулся к столу.
- Не глядите что на нем мои бруки — продолжил брат.
Джемал взглядом искал помощи.
- Не обращайте внимания что он беззубий — не унимался Амиран.
Бедная невеста стала красней помидора.
Джемал стал синеть от стыда.
- Ми ему купим пиджак, купим бруки, зуби тоже воткнем, зато мой брат ха-ро ший чиловек! -  закончил он и победно глянул на Джемала.
Жених медленно встал из-за стола и снял с себя пиджак.
Затем на глазах ошеломленных родичей скинул брюки.
Налил себе полный бокал вина и залпом выпил.
И сказал:
- Теперь женись сам! - и ушел!

АЛЕКСАНДР ГЕОРГИЕВИЧ

Шурик сидел в зоне. Тянул срок. В стране царил бардак. Рухнул СССР. В лагерях создали коммерческие центры. Шурика поставили директором. Он сошелся с Роповкой. Начальником зоны. Уговорил того поехать в Стамбул. Отдохнуть. Развеяться. За Шурика счет. Вылетели вдвоем. Роповка и Шурик. Сняли отель. Выпили водки. Поклялись в вечной дружбе. Шурик купили Роповке куртку. Подарок. Выпили водки. Поклялись в вечной дружбе. Купил ему турецкий костюм. Выпили водки. Поклялись в вечной дружбе. Купил подарки жене Роповки. Выпили водки. Поклялись в вечной дружбе. Тут звонок. Роповка берет трубку. Лицо его вытягивается. Синеет. Затем багровеет. Шурик чует неладное.
- Доложите что он в побеге! - Роповка кладет трубку и говорит:
- В зону приехал заместитель министра и ищет тебя. Я приказал доложить что ты в побеге.
Лицо Шурика вытягивается. Глаза лезут на лоб.
- Какой побег Антонович? Мы же сидим, водку пьем!
- Из-за тебя погоны терять? — чеканит Роповка.
— В общем так, немедленно вылетаем. Делаешь явку с повинной! Может не добавят.
- Чего не добавят? - спрашивает ошарашенный Шурик.
- Срок!
- Мы же за дружбу пили Антонович!
- Дружба дружбой, а за побег ответишь.
Вылетели. К вечеру были в зоне. В кабинете начальника выхаживал заместитель министра. Взбешенный. Возмущенный.
- Где осужденный Кавтарадзе? - кричал он.
Вошедший Роповка бормотал:
- Он в побеге!
- Найди мне его!
И тут заводят Шурика. Под конвоем. Замминистра сидит спиной к двери.
Осужденный Кавтарадзе — явка с невинной — запутался Шурик.
Замминистра поворачивается и кричит на весь кабинет:
- Шурик, брат, я приехал тебя увидеть, а мне говорят ты в побеге — он идет к Шурику с распростертыми обьятьями. Обнялись. Поцеловались.
- А ты мне лепишь про побег — укоризненно произносит генерал.
Ошеломленный Роповка сипит. Слов нет. Вдруг соображает, что они друзья. Лицо его вытягивается. Синеет. Затем багровеет. Решает искупить вину. Подвигает стул. Униженно просит:
- Садитесь Александр Георгиевич!
Шурик стоит. Не поймет о ком речь.
- Александр Георгиевич, присаживайтесь.
Шурик оглядывается. Не поймет кто Александр Георгиевич.
- Шурик, Александр Георгиевич это же ты - говорит ему друг — замминистра.
И тут Шурик вспомнил. Что это он сам.

БАТАРЕЯ

Лютая зима.
Трещали крещенские морозы.
Жили у Яшара.
Человек двенадцать.
В однокомнатной квартире.
Кто-то играл в карты под интерес.
Кто-то мастерил косяк. 
Миша Опескин выпекал стишки.
Как на сковороде.
Раз и готово.
- Ты про Пугачеву напиши — сказал Яшар.
Она была для него мерилом поэтического дара. Недосягаемой величиной. Космической матроной.
- Пожалуйста — ответил невозмутимый Миша.
Лоб его напрягся.
Морщинки сбежались в кучу.
Лицо враз поумнело.
Проступил отпечаток гения.
Через десять минут было готово.
Еще не успели скурить косяк !
«Буру» доиграть!
- Слушайте! - голос Миши зазвенел.
Анашисты напряглись.
Картежники отложили стиры.
Остальные сдвинулись к Яшару.
Вместо того чтоб к поэту.
Дом Облонских!
Миша стал декламировать.
Слушали все.
Яшар скептически.
Не верил в дар.
По Станиславскому.
Когда прозвучали слова:
- Разожжешь и всех согрея.. Дашь тепло сгорев сама!
Яшар протестующе выкрикнул:
- Что, что — о — о ?
Остальные сидели зачарованные.
- Разожжешь и всех согрея.. Дашь тепло сгорев сама! - а что? Не нравится? - обиделся Миша.
- Да что она, отопление что ли? - возмутился Яшар.
- При чем здесь отопление? - заморгал Михаил.
- А как она даст тепло? Она же не батарея. Это батарея тепло дает! - аргументы Яшара выглядели железобетонными.
Миша сбился.
Утратил волю к победе.
Сник.
Замолчал.
Наконец пробормотал:
- Я же не поэт... Т-ы сказал написать... я написал...
- Я тебе за Пугачеву сказал.. - не унимался горец — А ты?...она же не батарея! Она звизда! Я правильно гаварю, в натуре? - обратился он к наркошам. Те скоропалительно замотали гривами.
Шулера цвыркнули сквозь зубы:
- Базара нет. Как она может всех согреть? Нас же не она не греет!
- Не греет! - заладили остальные.
- У меня бура! - воскликнул один из «катал».
Игроки зашумели.
- Гони «пяточку», ухи развесил — возмутились анашисты.
Все забыли про певицу.
Только двое еще волновались.
Яшар и Миша.
Один считал оскорбленным себя, другой Пугачеву.


СОЖАЛЕНИЕ

Китай.
Синьзяно-Уйгурский автономный округ.
Урумчи.
После 24.
Ночь.
Покидаем отель.
Сдали номер.
Внизу шум.
Много полиции.
Галдят на птичьем языке.
Подбегает наш водитель.
Китайский казах.
Что — то лопочет.
Спрашиваю:
- Почему полиция?
- Порезали парня — отвечает китайский казах.
- И все? - я то думал военный переворот.
- Нет. Еще избили девушку.
- Кто избил? - хладнокровно продолжаю допрос.
- Уйгуры — китайского казаха знобит.
- За что? - допытываюсь я.
- Не знаю. Парень с девушкой вышли из машины.
- Что было дальше? - восстанавливаю картину происшедшего.
- Уйгуры подбежали и стали бить парня — китайский казах терпеливо рассказывает.
- А девушка причем? - не унимался я.
- Она стала заступаться.
- И ее порезали?
- Да.
- А парень?
- Он все время прятал лицо.
- А сколько было уйгуров?
- Пятеро.
- Ну а что он мог сделать один? - обреченно говорю я, словно это били меня.
- Как что? - искренне удивляется китайский казах.
- Да хоть бы глаз вырвал уйгуру!


ФУРШЕТ БУДЕТ?

Знакомый поэт проводил вечер собственной поэзии.
Год на дворе стоял 2010.
Двадцать лет назад вместе с развалом державы «Советский Союз», рухнула и духовность.
Итак, поэт читал два часа.
Читал выразительно.
Менял тембр голоса, уровень громкости, выраженье лица.
Несколько раз утирал пот со лба.
Лица людей расплывались белесыми пятнами.
Ему казалось, что он овладел аудиторией.
Что они внимают, каждому его слову.
Наконец он закончил читать.
Перевел дыхание и сказал в зал:
- Может у кого — нибудь есть вопросы относительно моего творчества?
Люди  молчали.
С места соскочила помятая личность.
- У меня вопрос! - выкрикнул он.
- Спрашивайте — милостиво разрешил поэт.
- А фуршет будет? - спросила помятая личность.

УБИЛИ

Король Эдвард пребывал в Москве у друзей.
Застолье достигло пика.
Король блаженно улыбался.
В ящике возник новый сериал.
Началась первая серия.
После титров на экране образовалась погоня.
Кто — то кого — то догонял.
Убегающий отстреливался.
Его догоняли братки.
Внезапно из-за угла появился еще один браток.
Изумленный Король вскричал:
- Это же Леша Шемес! Наш казахстанский актер! Вместе работаем! Отличный актер! - стал комментировать он.
Тут убегающий выстрелил.
Шемес кувыркнулся и рухнул замертво.
- И все что-ли? Убили его? - разочарованно воскликнули собутыльники Короля.
- Выходит так. Я сам не понял. Это что, вся его роль? - сконфуженно бормотал Король.

СТАТУС

Прилетел в Бакы.
Встречал Эмиль.
Горский еврей.
Эмиль делал успешную карьеру.
Лез по служебной лестнице.
Повез в ресторан.
Познакомил с другом — комитетчиком.
Пили водку.
Они.
У меня — табу.
Эмиля понесло.
Вспомнил себя в Казахстане — 90 — х.
Как с кем-то поссорился.
Рассказал, что он вынул гранату.
В свидетели призвал меня.
Было неловко уличать.
Я промолчал.
Вдруг Эмиль сказал, что я крупный авторитет.
Смотрящий за городом.
Комитетчик напрягся.
Я был нем, как рыба.
После второй бутылки Эмиль поднял статус выше.
Что я смотрящий за Казахстаном.
Комитетчик привстал.
Через час, после третьей - что я контролирую Москву.
У чекиста подпрыгнули очки.
Я казался застывшей статуей.
Когда заплетающимся голосом Эмиль провозгласил, что я контролирую СНГ, комитетчик не выдержал.
Соскочил жать мне руку.
Я понял, что нужно немедленно убираться!

БЕДНЫЕ ПЕНСИОНЕРЫ

Встретились с Королем Эдвардом.
Присели в крохотной кофейне.
Беседовали.
Я рассказал о предсказании казахской экстрасенсы.
Она заявила о своем видении.
Что 20017 году Казахстан ожидает голод.
Людям надо запасаться продуктами.
Мешками, как в советское время.
Усилил предсказанием Ванги.
Что в 2015 вокруг Ирана разразится ядерная война.
Больше половины человечества погибнет.
Золото и серебро потеряет цену.
Люди станут драться за продукты.
- Вам хорошо — произнес Король — у вас подвал есть. Можно мешки складывать.
- Да ладно! - ответил я — Много не сложишь. Нужна определенная температура. Крупа испортится.
- Да! - согласился Король — А что может быть с Казахстаном? Он на возвышенности. Потоп ему не угрожает.
- В Библии написано: разверзлись хляби небесные и утопило все вокруг. Произойдет кара небесная, Эдвард!
- Да! - вновь согласился Король напряженно ища выход.
Вдоль кофейной мирно прогуливались согбенные пенсионеры.
Король вдруг горько вздохнул и сочувственно произнес:
- Гуляют бедные и даже не подозревают о надвигающемся голоде...

ЗНАТОК

- Еду в Москву — сказал я Королю Эварду.
— Планирую несколько встреч с продюсерами.
- Там ужасные пробки, Маке — произнес он.
— В день можно планировать только одну встречу.
- Буду передвигаться на метро — ответил я.
- В метро надо уметь разбираться, там же куча переходных станций, с одной линии на другую.
- Костя будет сопровождать, он карманник, в метро «работает»,  он лучший знаток Московского метро — сделал я предположение.
Король тут же опроверг меня:
- Ошибаетесь. Лучшим знатоком метро был Лазарь  Моисеевич Каганович!

СМУГЛЯНКА

Сидели с Королем на кухне.
Пили чай.
Я напевал:
- Партизанский, молдованский, собираем мы отряд...
Маке, что вы поете? - неожиданно возмутился Король Эдвард.
- Партизанский, молдованский, собираем мы отряд... а что не так — недоуменно спросил я.
- Да никогда во время войны не существовало молдованских партизанских отрядов.
Я обомлел.
И задумался.
А ведь правда.
Нигде я не читал о молдованских партизанах.
А столько лет напеваю эту песенку...
-  Там и лесов то нет. Где бы они прятались? Одни степи! - добил меня Король.

СОПЕРНИЦЫ

Отдыхал я профилактории Балхашмеди.
Столовались со мной две старушки.
Называли меня молодым человеком.
Милые такие.
Худая, крашенная.
Другая толстенькая, с проседью.
В спортивных костюмах.
Ухоженные.
К ужину спускались не торопясь.
Беседуя.
Забывая о моем присутствии.
Напрочь.
Как то раз сели за стол возмущенные.
- Ты видела, как она посмотрела на меня? - нервно реагировала с проседью.
- Будто ты ей соли насыпала! - подлила масла крашенная.
- Я думала она испепелит меня! - ввернула с проседью.
Я увидел за соседним столом приятную милашку-старушку.
По проходу  шел старик с густыми брежневскими бровями.
- Вон он идет! - воскликнула толстенькая с проседью.
- Он же должен был занять нам места! - посетовала худая, крашенная.
Старик присел рядом с милашкой-старушкой.
Это увидели мои злобные соседки.
- Смотри, он сел с ней, рядом! - возмутилась седенькая.
Обе взглянули в зал, где кряжистый старик сел с той, которая злобно дышала вслед моим знакомым старушкам.
Мои соседки разочарованы.
- Гляди - ка, как мило они беседуют! Гляди, гляди, он положил свою руку на ее ладонь... Ничего себе, дает! - возмутилась крашенная.
- Только в обед он делал нам комплименты.
- Он делал их мне! - поправила ее седенькая.
- Ошибаешься, он все время глядел на меня! - перебила крашенная.
- Да ты смотри, смотри, он ведь договаривается с ней на ночь!
- Ну, ничего себе!
- Все, вечер безнадежно пропал! - от досады у крашенной из руки выпала вилка.
Я старался остаться невидимкой, чтобы не прерывать их диалог.

ЕРМЕК

Мой знакомый Ермек, житель райцентра, вставляя в диалог какую — нибудь реплику, развивал целый рассказ.
Например: стоим мы с Ермеком и курим. Я говорю:
- Надо бросать курево!
- Зачем? - возражает Ермек.
— Мы тоже однажды курим, один мужик проходит мимо, а дед курганский восхищается: Гляди — ка, 18 лет отсидел, а выглядит моложе нас. Другой дед ему в ответ произносит: Он же там не пил, потому что там нету водки, был на диете, потому что там питание такое, обезжиренное все, работал в тайге на свежем воздухе, вот он и сохранился. Тот мужик, который 18 лет отсидел — дальше рассказывает Ермек - три раза был женат, у него 8 детей от трех жен, все ребята здоровые, как и он сам, все в совхозе работают, у одного из них ЗИЛ 130 — ый, «калымит» по вечерам, недавно дом построил. В совхозе все их боятся, как напьются, выходят на улицу и давай бить всех кто под руку попадется. Жены выскакивают за ними и носятся, загоняют их по домам.
Я чувствую, что уже забываю, с чего начался наш разговор. Затем вспоминаю: о куреве!
- Какое отношение к нашему разговору имеет тот мужик, который 18 лет отсидел, и при чем дед курганский?
- А -а-а! Как какое? Самое прямое! Дед курганский говорил насчет курева так: После 40 лет не бросай курить, после 50 лет не бросай пить, после 60 не отьезжай от дома дальше 30 километров.
- Почему именно 30 километров?
- Откуда я знаю? Так дед курганский говорил... - заканчивает Ермек.
- А мужик тот при чем?
- Мужик не причем. Я о нем вспомнил, чтобы про деда курганского рассказать, что он насчет курева говорил.
- А-а-а! - доходит до меня.