До конца больничного оставалось ещё несколько дней, но Витёк чувствовал себя совсем здоровым. Потому, когда филейские ребята позвали на футбол, вопрос: идти или оставаться дома? – для Витьки не стоял.
В те дни в городе только и разговоров было, что о футболе. Ещё бы; ведь в Киров приехала самая знаменитая команда СССР – ленинградское «Динамо»! Те самые герои-футболисты, сыгравшие легендарный матч 6 мая 1942 года в блокадном Ленинграде. Матч этот транслировали по радио на весь мир. И весь мир поверил: Ленинград жив несмотря ни на что – раз там даже в футбол играют. Шокированы были и немцы, услышавшие тот репортаж. Они считали, что в осаждённом городе и в живых-то никого не осталось. Ведь ещё в апреле 1942-го года немецкая пропаганда утверждала: «Ленинград – город мёртвых. Мы не берём его пока лишь потому, что опасаемся трупной эпидемии. Мы стёрли этот город с лица земли».
Радиотрансляция футбольного матча опровергла доводы вражеской пропаганды. Но если бы мир видел эту игру воочию! Поначалу медленные передвижения истощённых футболистов по полю мало напоминали спортивное состязание. Если игрок падал – встать самому сил уже не было. На помощь приходили немногочисленные зрители, которые, как могли, подбадривали футболистов. Но постепенно игра наладилась. В перерыве на траву не садились; знали: сил подняться – не будет. После матча игроки покидали поле в обнимку, чтобы не упасть. Матч в блокадном городе дался нелегко. Без преувеличения, это был подвиг. Весь мир узнал, что Ленинград жив и сдаваться не собирается!
Ленинградские спортсмены, как истинные патриоты, защищали свой осаждённый город, сражаясь в частях Красной армии на передовой, воюя на кораблях Балтийского флота и даже в партизанских отрядах.
И вот летом 1943-го года ленинградские футболисты, теперь уже откормленные и набравшие форму, отправились в тур по стране. Цель та же: подбодрить народ, показать самим себе и всему миру, что дела наши – в порядке, раз в СССР думают не только о войне. Толпы восторженных кировчан встречали героев. На груди у футболистов поблескивали медали «За оборону Ленинграда». Болельщики преподнесли гостям огромные букеты цветов. Секрет большого размера и веса букетов оказался прост: в каждом из них маскировался немудрёный подарок – бутылка водки.
На переполненном кировском стадионе «Динамо» состоялись уже два матча. В первом ленинградские гости сыграли с кировским «Трактором». Игра интересная, но, что называется, «в одни ворота» завершилась с разгромным счётом 12-0 в пользу гостей. Через несколько дней ленинградцы провели второй матч – со сборной Кирова. Игра оказалась более упорной. Кировчане постоянно атаковали, но забить никак не получалось. В итоге – опять крупное поражение: 11-1 в пользу ленинградцев. И вот он, третий, завершающий серию матч. Ажиотаж в Кирове царил грандиозный. Кое-как протиснувшись на стадион за час до начала встречи, филейские ребята сумели занять места.
– Шутки кончились! Уж сегодня-то наши игру покажут, – рассуждали сидящие рядом болельщики.
– Ещё бы, то разминка была, а сегодня наша основная команда «Динамо-Киров» реванш возьмёт! Состав-то усиленный выйдет, проигрывать нашим надоело, – вторили им другие.
И верно, на 25-й минуте нападающий кировчан Михайлов, к восторгу болельщиков, открыл счет. Однако ленинградцы быстро взяли себя в руки, и голы опять посыпались в ворота кировчан. В итоге: 8-1. Но болельщики всё равно остались довольны!
***
Когда поправившийся Витька заявился после больничного на завод и показал механику справку о переводе на лёгкий труд, тот только руками развёл: «Ну, где ж я тебе в кузнице лёгкую работу найду?! Давай, сам по цехам подыскивай да переводись». Ничего не поделаешь, пришлось Витьке снова искать работу. Стал опять расспрашивать своих знакомых, и вскоре нашёлся подходящий вариант – телефонная станция.*
Заводской телефонкой руководил Василий Климук – высокий широкоплечий хохол лет тридцати с доброй улыбкой и проницательным взглядом. Был он из эвакуированных. А в подчинении у него: женщины-телефонистки да ватага из семи филейских пацанов лет по 14–15. Речь свою Климук перемежал колоритными украинскими словечками.
– Так шо тебе змусило уйти из кузнечного цеха? – поинтересовался Климук. – Платят-то там, мабуть, побильше, чем у нас?
– Травма у меня получилась, – ответил Витёк, и, показав справку, поведал о случившемся.
– Тоби краще отдохнуть с полгодика. Может, писля и лёгкий труд не знадобився.
– Семья у меня большая, а я самый старший из мужчин, отец на фронте погиб. Мама только работает, да я. Семь ртов кормить надо, – заявил 13-летний паренёк.
– Понятно, – покивал начальник. – А образование-то есть яке-небудь?
– Конечно! Четыре класса закончил, – похвастался мальчуган. – И в пятом учиться начинал, да война помешала.
– Так, хлопче; похоже, у тебя с твоим образованием понятия об электрическом токе, а тим паче о телефонной связи зовсим нема, – Климук тяжело вздохнул, покачал головой, – вы ж там у себя в деревне до сих пор с керосинками сидите. Лампочку Ильича-то, мабуть, в перший раз тильки тут, на заводи, и побачив?
– Ваша правда, – потупился Витька. – С электричеством дела не имел, но я смышлёный, научусь. Что там такого сложного?
– Добре, визьму тебе, коли кажешь, кмитлывый, – согласился начальник. – Но и нашу работу особливо легкою не назвеш. А наперёд знай: куди не треба – не лизь! Электрик, он ведь, можно сказати, як сапёр, всего два раза в жизни ошибиться может. Первую ошибку ты уже зробыв, когда профессию выбрал. А вторую краще не делать, с электричеством шутки погани!
На первое время запретил начальник Витьке лазить по столбам, пока тот после травмы не окрепнет. И назначил ему наставником бригадира связистов-монтёров – самого старшего из них, шестнадцатилетнего Сеню Криницына, чтобы тот всё показал-рассказал, да поднатаскал новичка.
Сеня начал процесс обучения с короткой экскурсии. Витьке было всё в диковинку. Хлопая ресницами и навострив уши ходил он за наставником, а тот рассказывал, что связь между заводскими абонентами осуществляется через коммутатор на целых 100 номеров! Этот аппарат представлял собой большой шкаф, чем-то напоминавший пианино, за которым сидели две телефонистки. Они целыми днями вручную соединяли желающих говорить. Одна телефонистка – женщина пожилая, строгая. Зато другая – молодая и, как заметилось Витьке, очень даже красивая. Она взглянула на Витьку, и, ласково улыбнувшись, чудным голоском сказала, как пропела: «О, какого хлопца к нам приняли, теперь у нас работа пойдёт!».
Звали её Варей, и было ей восемнадцать лет. Жених её воевал, да и сама она просилась на фронт, имея за плечами курсы снайперов. Первая красавица на заводе. С того самого дня как встретит Витьку, всегда шутила: «Подрастай, паренёк скорей, будешь лучшим женихом. А глаза-то какие? Голубые-голубые, всех девок с ума сведут! Только очень уж ты маленький, вырастай побыстрей. Эх, не обещалась бы моему Егорушке ждать, вот из-за этих синих глаз с тобой любовь бы закрутила!». Шутки эти и смущали, и радовали Витьку. И не знал он, что на них ответить.
За стеной телефонной станции в небольшом помещении размещалась аккумуляторная. Оттуда шло питание системы телефонной связи постоянным током. В аккумуляторной собирались в начале каждого рабочего дня ребята-монтёры на разнорядку. Проводил её всегда сам начальник телефонки Василий Климук. Широко улыбаясь, с шутками-прибаутками давал он задания монтёрам. Называл ребят не по именам-фамилиям, а по придуманным им прозвищам. Говорил так: «На подсобном ветер сплёл провода, на столб полезет Маугли, он, шо твоя обезьянка, по столбам лазить любит. Ты, Тетерев, отправляйсяка в компрессорную, там слышимость погана. В 22-м цеху короткое замыкание, на короткое у нас завсегда ходит Длинный. Ну, а бригадир отважный Робин и его старший помичник Кмитлывый – в заводоуправление, обрыв провода устранять». «Кмитлывый» по-украински значит «смышлёный». Витька заработал это прозвище после первого разговора с Климуком, когда сам о себе так сказал.
Но хоть и прозвали Витьку Кмитлывым, а физическая природа электрического тока, свойства проводников и изоляционных материалов, а тем паче передача голоса по проводам – всё это долго ещё оставалось для деревенского паренька тайной, покрытой мраком.
***
У проходной 32-го завода всегда торчали 2-3 торговца табаком. На шеях у них болтались сумки с товаром, который они продавали желающим, насыпая коробком в бумажку или в кисет. Пробовал торговать бабушкиным самосадом и Витёк, да прибыли особой что-то не получилось. Видать, не горазд он оказался к торговому делу; забросил.
Вообще-то, талоны на табак полагались всем работающим, по возрасту не ограничивали. Витька, как все, отоваривал их и покуривал вполне открыто. Лишь при маме и бабушке дымить как-то стеснялся. Но однажды у мальчишки сильно распухла щека. От пронзительной зубной боли Витька не знал куда деться. Лекарств в доме не водилось. Тут-то мама и вспомнила, что когда у бати случалась такая беда, он обычно втягивал табачный дым и подолгу держал его за щекой у зуба, чтобы полегчало. Витьке предложили попробовать. И вот он, сидя на подоконнике, стал курить, стараясь выгонять дым из избы на улицу. У проходивших мимо соседских ребят чуть челюсти не отпали:
– Вить, а чо, тебе мама уже прямо дома курить разрешила?!
– Само собой; всё как положено, – не моргнув глазом, отвечал довольнющий мальчуган.
…Завершалось лето сорок третьего года новыми победами Красной армии. Главная из них – разгром немцев на Курской дуге. Наши войска продолжали отвоёвывать захваченные противником города и сёла. Освободили Орёл и Белгород, а затем и Харьков. Победы не давались стране даром, оплачивались жизнями тысяч и тысяч её сынов и дочерей. После Курской дуги Германия больше так и не смогла собрать силы для крупного наступления. А Красная Армия, напротив, с каждым днём становилась всё сильнее. Достигалось это в первую очередь благодаря невероятному самопожертвованию тружеников тыла. Такой мобилизации всех сил и средств, всех мыслимых и немыслимых резервов не знала ни одна страна мира. В той же Германии ещё и не думали привлекать к тяжёлым работам женщин, а у нас с самого начала войны и женщины, и дети вкалывали по 12 часов в день без выходных и отпусков. Потому и смогли обеспечить армию всем необходимым и переломить ход войны…
Свободного времени почти не было, а чуть появлялось – надо вновь заготавливать дрова и сено. Витькиной семье, как потерявшим отца на фронте, выдали разрешение косить для коровы на неудобицах траву, оставшуюся после основного сенокоса. Витька с мамой находили такие участки в заболоченных местах у железной дороги за Боровым озером. Косили, метали сено в маленькие стожочки. Иногда помогал им в этом деле и их подселенец Мишка Зорин. Нелегко голодными уйти за много километров и махать там косой да вилами. Пить хотелось, а ручья рядом нет. Тогда придумали класть на болотину платок и пить через него. На одно надеялись: что смётанное в стожки сено до осени никто не утащит.
Чем дольше Витёк общался с Мишкой Зориным – тем больше вопросов, на которые ответить сложно, у него появлялось. Ведь Мишка – далеко не дурак, поумнее остальных подселенцев. Да и жизнью он битый, отец в лагерях. Вроде, должен понимать, что к чему. Тогда почему он частенько позволяет себе всякие антисоветские высказывания? И всё это ему – как с гуся вода! Может, он – провокатор? Может, сам своего отца и сдал в НКВД? Да нет, бред. Хотя он же говорил: мол, сейчас время такое – даже дети на своих родителей доносят. Уж не про себя ли сказал? И не он ли спёр то письмо, из-за которого батю упекли в штрафбат, где он и погиб?
ПРИМЕЧАНИЕ:
*Телефонная станция находилась на втором этаже нынешнего корпуса № 2 (напротив современной заводской столовой), а на третьем этаже того же здания во время войны размещалась дирекция завода № 32.
ЧИТАЙТЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕЙ ГЛАВЕ...