Очень правильно люди называют эмиграцию вторым рождением. Причем о своем первом рождении и о своих первых шажках человек естественно ничего не помнит. А глядя на старую черно-белую фотографию какого-то карапуза, держащегося за руки мамы, человек с некоей брезгливостью замечает - "Неужели это я?" Ну пусть не с брезгливостью, пусть с недоумением. Но во всяком случае никаких особых умилительных чувств человек к себе не испытывает и уж во всяком случае не пытается рассказать собеседнику о своем первом шаге, о своих переживаниях, страхах первому шагу предшествующим. Хотя бы потому, что человек ничего этого не помнит.
О первых шагах себя, эмигранта человек помнит очень хорошо. Причем чем больше он падал, чем больше шишек набивал, тем более интересными и умилительными становятся его воспоминания и рассказы. Я лично даже с неким сочувствием отношусь к эмигрантам, которым как когда-то казалось, повезло. Которые с ходу попали в какое-то приличное место, где впоследствии и просидели двадцать с лишним лет. Потому как вспомнить им обычно абсолютно нечего. Разве что по мелочи. Ну там компания через дорогу переехала, да кресло протертое от двадцати лет в нем сидения в конце концов поменяли. У меня же этих историй накопилось много. Выше крыши, что говорится. О каждой из них можно написать. А о многих из них какой-нибудь знакомый да скажет - "Так это ж обо мне. Со мной это случилось в таком-то вот году."
История же о которой я хочу рассказать в каком-то смысле уникальная, хотя я до сих пор не понял - смешная она или нет, поучительная или обыденная. Сами решайте.
В ту пору, примерно с полгодика после приезда я все еще постигал азы английского языка, а также азы науки трудоустройства в Америке. Вышел на столбовую дорогу, заглянул на американский свободный рынок. Попытался "продать" себя - в хорошем смысле этого слова, какой-нибудь акуле капитализма, желающей заплатить поменьше, а получить побольше. Технике самопородажи я уже был худо-бедно обучен. Покупаешь воскресную газету с объявлениями о работе. Подчеркиваешь все, что хотя бы отдаленно напоминает то что ты умеешь. В сопроводительном письме, написанном одинаково на все случаи жизни, вписываешь фамилию из объявления. Здесь желательно имена не перепутать. Сопроводительную бумажку с резюме в конверт. Марка, адрес компании, и вперед на почту в понедельник с утра. Авось твое письмо придет первым, авось его распечатают и даже прочитают. Тут собственно некогда задумываться над названием компании. Яблоко или слива. Микрософт или макрохард. Какая собственно разница. А уж расшифровывать или читать сокращенные слова - это уж совсем нонсенс. Так что на сокращение "DPI" я абсолютно точно внимания не обратил. Ди Пи Ай так Ди Пи Ай. Зачем думать, время терять. Все просто - конверт, письмо, марка, почтовый ящик. Почти что по Блоку - "Ночь, улица, фонарь, аптека."
Ну а дальше просто сидишь и ждешь. Как рыбак. Авось клюнет. Авось телефон зазвонит. Собственно сетовать не на что. Сам приехал. Такова жизнь. Таков свободный мир. Таковы акулы капитализма.
Тем не менее оказывается что все это, со скрипом да работает. Телефон позванивает, люди с тобой разговаривают, даже изредка назначают персональные встречи - так называемые интервью. А с тем самым Ди Пи Ай-ем мне вообще повезло. Позвонила секретарша, и сразу сообразив с кем имеет дело, громко, внятно, разжевывая каждое слово объяснила, что со мной хотят встретиться. Потом назначила время интервью и объяснила как найти компанию.
В назначенный день и час, даже хорошо заранее я прибыл на паркинг компании. С полчаса побродил по округе и за пятнадцать минут до начала интервью толкнул входную дверь. Этому меня обучили - мои, всё знающие знакомые эмигранты со стажем. Они поясняли, что прийти ровно за 15 минут до интервью это признак профессионализма. Впрочем, на мой "профессионализм" секретарша никакого внимания не обратила. Она в это время разговаривала по телефону, а мне лишь кивком головы пояснила, что она не слепая. Потом, закончив телефонный разговор, секретарша выяснила кто я такой и указала на десяток стульев расположенных тут же в приемной. Я уселся на один из свободных стульев и вздохнул с облегчением. Если не считать огрехи в переговорах с секретаршей, то первая часть моего похода-интервью окончилась успешно, почти что профессионально. Я рассматривал фойе-приемную этой самой настоящей американской компании, листал какие-то красочные журналы набросанные тут же на маленьком столике. Слегка удивлялся пустоте и тишине царящей вокруг.
Потом неожиданно, как бы сама собой открылась боковая дверь и в приемную въехал человек на инвалидной коляске. Перебросившись парой слов с секретаршей, он слегка развернул коляску и вращая руками колеса направился к выходу. Дверь опять же автоматически открылась и инвалид беспрепятственно выехал на улицу.
"Вот это да!" - мысленно восхитился я - "Вот она настоящая забота о человеке. Какое там к черту может быть сравнение с несчастными инвалидами из Советского Союза, прикованными к своим кроватям и квартиркам, если они таковые вообще имеют."
"Какие там еще работы" - продолжал думать я - "А затолкать инвалида в общественный транспорт под хамские вопли пассажиров. Одни лозунги кругом, намалеванные на красных транспарантах."
В очередной раз страна капитала демонстрировала свое гуманное лицо, чему я, все еще зеленый эмигрант продолжал радоваться и удивляться.
Я все также сидел, все также листал журналы, все также продолжал мысленно восхищаться доброй Америкой. Потом я вновь услышал звук автоматически открывающейся боковой двери, откуда вновь появился инвалид в коляске. Инвалидная коляска была явно посерьезней той, что я увидел с минуту назад. Я заерзал на своем стуле, пытаясь осмыслить происходящее. Теория вероятности тут явно не работала, или по крайней мере давала серьезный сбой.
Я посмотрел на стену за секретаршей. Там на стене здоровенными золоченными буквами было выведено слово "DPI", а слегка пониже его расшифровка "Disabled Programming Incorporated". Что такое "Programming" - я знал. Что такое "Incorporated" я не знал, но был просвещен знающими людьми, что на это слово обращать внимание не стоит. Что такое "Disabled" я забыл. У меня было такое чувство, что слово это я где-то встречал, причем совсем недавно, но не мог вспомнить где. Впрочем, о его значении я уже начал догадываться. Тем не менее я быстренько открыл свой все еще советский портфель-дипломат и извлек оттуда моего верного друга - потрепанный, зеленый англо-русский словарь 20-ти тысячник. Я спешно перелистывал страницы словаря, выискивая слово "Disabled", все еще в глубине души, надеясь, найти какой-нибудь синоним, альтернативу этому слову. Наконец-то я добрался то буквы "D", нашел слово "Disabled" и с грустью осознал, что альтернатив тут нет. Слово четко значило то, что оно значит. И тут же я вспомнил, что слово это я созерцал практически ежедневно. Конечно же. Пассажирский автобус. Передние места рядом с водителем. Места для инвалидов, безо всяких скидок на беременных женщин и многодетных матерей.
И словно в подтверждение моим мыслям, боковая дверь вновь автоматически открылась и оттуда на электрической инвалидной коляске вылетел инвалид-лихач. Ювелирно управляя своей коляской с помощью ручки джойстика он пронесся в миллиметре возле моей ноги и направил свою коляску в сторону туалета.
Я был не то что раздосадован, но слегка разочарован, поскольку все же ожидал очутиться на своей первой работе в обычной нормальной американской компании. Впрочем, что от меня хотят и как все потом сложится я не знал и особых планов не строил.
"Что будет, то будет" - решил я, спрятал свой зеленый словарь в портфель и принялся терпеливо ждать. Еще минут через десять боковая дверь вновь открылась и оттуда появился невысокий седой старичок лет семидесяти. Доброго человека чисто по внешнему виду можно распознать сразу. Даже одного из тысячи. Этот старичок как раз был таким. Весь его внешний вид, его лицо и даже осанка словно светились добротой. Он сразу же направился ко мне и даже не просто протянул руку для рукопожатия, а обхватил мою ладонь двумя руками и долго тряс ее извиняясь за то что заставил меня так долго ждать.
"А почему вы не налили кофе?" - Поинтересовался старичок, при этом укоризненно взглянув на секретаршу.
"А я предлагала." - соврала секретарша.
"Конечно, конечно" - согласился старичок - "просто наш уважаемый соискатель еще не знает какой у нас замечательный кофе."
Он провел меня в какой-то закуток, где я плеснул себе в бумажный стаканчик черную жидкость.
"Это настоящий кофе, это не Мак Доналд" - старичок продолжал нахваливать кофе.
Что бы не обижать старичка, а вполне возможно моего будущего начальника, я отпил глоток и согласился, что кофе действительно гораздо лучше, чем в Мак Доналде, хотя по правде говоря Мак Доналдский кофе я до того дня не пробовал. Радостный, довольный старичок потом повел меня какими-то коридорами, пока мы в конце концов не добрались до его стеклянного кабинета.
"Аквариум и это очень здорово" - я отметил про себя еще одно преимущество американского образа жизни - "Это тебе не советский кабинет начальника за тяжелой дверью. Все на виду, все демократично. Пусть все видят как начальство работает."
Убедившись, что я удобно устроился в кресле, старичок сел сам и начал интервью. Для начала он еще раз просмотрел мое резюме. Американского опыта там был ноль, а советский опыт его, судя по всему абсолютно не интересовал. Потом он задал мне парочку простеньких вопросов. Вероятно для порядка и чтобы убедиться, что к тебе не явился какой-нибудь мошенник. После чего он начал описывать работу и компанию. Говорил он ясно, четко и просто. Так что я понимал почти все и радостно кивал в ответ, предвкушая что "если что" то и больших проблем с взаимопониманием с ним не будет. Старичок с гордостью описывал свою компанию. Из его рассказа я узнал, что DPI на самом деле не совсем настоящая компания, хотя чисто внешне она копирует настоящий американский Хай Тек. Существуют они на благотворительные средства таких крупных, известнейших компаний как IBM, Hewlett Packard и подобным. И главная идея тут дать возможность инвалидам почувствовать свою нужность, значимость, чувствовать себя полноценным членом общества ну и по возможности также принести пользу компаниям в виде каких-либо выполненных проектов.
"Тем не менее" - продолжал старичок и как мне уже казалось мой будущий начальник - "компании требуют какого никакого, а возврата своих денег. Проект, который начался должен быть закончен в установленные сроки."
В этом месте я слегка подивился своеобразному пониманию американцами слова "благотворительность", но вида попытался не подать. Тем не менее старичок заметил мои сомнения и начал пояснять.
"Вы же наверное заметили какой у нас коллектив. Люди не совсем здоровые ..." - обтекаемо произнес он.
"Бывает, что человек работающий над проектом неожиданно надолго заболевает или еще того хуже ..." - старичок страдальчески закатил глаза.
"Так что приходится нам иногда на работу принимать не совсем больных людей." - опять-таки обтекаемо произнес он - "Хотя конечно при приеме на работу преимущество отдается не совсем здоровым людям. Людям с физическими и прочими недостатками."
В этот момент мне пришла в голову мерзкая шутка по поводу того, что меня тоже можно было бы записать в категорию "Disabled", поскольку я ни говорить ни слышать толком не умею. Но естественно я промолчал и продолжал сочувственно кивать в такт рассказу старичка-начальника. Старичок же наконец добрался до самого главного - как выражаются здесь "Job requirements ".
"Самое главное здесь" - сообщил старичок - "что у работников здесь не только чисто физические недостатки, но также болезни влияющие на качество речи. Поэтому умение понимать и общаться с собеседником также является важным моментом в приеме на работу."
Потом старичок еще немного поговорил о компании в целом и сообщил мне, что он желает что бы интервью продолжили мои будущие работники сослуживцы, так называемые ко-воркеры. Потом он попросил меня немножко подождать и вышел из кабинета. Еще через несколько минут дверь в кабинет открылась и на пороге показался старичок-начальник толкающий перед собой какую-то особую инвалидную коляску на которой восседал инвалид - в перспективе мой сослуживец, ко-воркер.
Зрелище это конечно было не для нервных. По любому это заставило бы содрогнуться даже человека с абсолютно устойчивой психикой и железными нервами. Он был парализован практически полностью. Руки и ноги, если не безжизненно висели, то по крайней мере безжизненно лежали на каких-то подставках. Несмотря на подголовники, голова покосилась набок. Рядом со ртом торчала какая-то трубка, а к шее прикреплены какие-то датчики. Тем не менее, судя по веселым искоркам в глазах, инвалид находился в прекрасном настроении. Старичок-начальник представил нас друг другу и показал жестом, что можно начать. Через секунду непонятно откуда полились какие-то неразборчивые механические звуки. Я вертел головой ничего не понимая и пытаясь найти источник шума. Наконец я сообразил, что шум доносится из динамиков кресла, и что это не бессмысленные звуки, а речь моего ко-воркера, а бляхи на шее это не что иное, как датчики усилители превращающие звуки издаваемые инвалидом в как бы человеческую речь. Потом звуки затихли. Потом зазвучали снова и погромче. Видимо мой ко-воркер решил повторить свой вопрос. Естественно я не понимал абсолютно ничего из этого шумового потока. Я лишь бессмысленно переводил глаза с инвалида на старичка-начальника.
Наконец-то старичок решился мне помочь и повторил вопрос. Вопрос, как оказалось, был вполне конкретный и заданный по делу. Я ответил на своем вымученном "second language" английском. Инвалид, судя по всему тоже меня не очень-то понял, но судя по звукам полившимся из динамиков кресла решил продолжить. Интервью продолжалось в том же духе. Шумовую завесу после некой паузы переводил старичок, а я отвечал на своем "как умею" английском. Судя по всему мой инвалид ко-воркер раздражался все больше. Звуки доносящиеся из динамиков стали громкими и отрывистыми, а изо рта у него потекла слюна. Стоящий тут же рядышком старичок начальник заботливо вытирал слюну бумажной салфеткой, одновременно поглаживая по плечу и видимо успокаивая моего ко-воркера. Я уж совсем пришел в ужас от мысли о том, что вытирание слюней станет частью моих рабочих обязанностей и впал в ступор. Тут уже и старичок-начальник сообразил, что интервью зашло слишком далеко. Потому он поблагодарил нас обоих, хоть я и не понял за что, развернул коляску и повез инвалида ко-воркера назад к его рабочему месту. Вернулся он довольно быстро. Я втайне надеялся, что интервью на этом закончится. Тем не менее мне пришлось задержаться для встречи с другим товарищем.
Вернувшийся старичок сел за свой стол и куда-то позвонил. Это уже давало надежду на встречу со здоровым, или относительно здоровым сотрудником. Действительно, вскоре дверь отворилась и на пороге появился высокий молодой человек, прибывший сюда без посторонней помощи на "своих двоих". На первый взгляд он был абсолютно здоровым молодым парнем. Но как только он начал говорить, по тому как он дергался и нервно подхихикивал я тут же сообразил что здесь он тоже "свой". Разговор с ним, тем не менее, протекал гораздо лучше и приятней, чем с первым инвалидом. Хотя поначалу, все еще в шоке от первого разговора я часто переспрашивал и отвечал невпопад. Потом я потихоньку освоился и разговор превратился уже в нормальную беседу. Молодой человек что-то спрашивал. Я что-то отвечал. После чего он делал какие-то пометки на листике бумаги. Однако понять нравятся ли ему мои ответы или нет, понял или не понял, удовлетворен ответом или не очень - все это по его лицу понять было невозможно из-за постоянно бившего его нервного тика. Впрочем, глядя на удовлетворенное лицо старичка-начальника можно было сделать вывод, что я реабилитировался и все идет совсем неплохо.
Вдруг в какой-то момент молодой человек попытался что-то записать на листе бумаги. Но шариковая авторучка перестала писать. Он напрягся, попытался расписать авторучку. Ничего не получалось. Ручка лишь царапала бумагу, оставляя на ней бесцветные борозды. Он уже абсолютно забыл о моем существовании, царапал и рвал бумагу раздражаясь все больше и больше. И вдруг он неожиданно изо всех сил трахнул ручкой об стол. Пластиковые осколки разбитой авторучки разлетелись по кабинету, а молодой человек уже совсем сорвавшись вдруг начал кричать на старичка. Я сидел на стуле не зная что предпринять. Бежать, уносить ноги, спасать старичка ... Впрочем, вспышка гнева у молодого человека продолжалась недолго. Через несколько секунд он перестал кричать и просто начал навзрыд плакать. Еще через какое-то время рыдания перешли в тихие всхлипывания. Старичок-начальник вытащил бумажную салфетку, подошел к парню и начал тихонько говорить что-то, успокаивая и поглаживая его по спине. Парень взял из руки старичка салфетку и уже почти успокоившись вытер глаза. Потом он посидел еще немного, беззвучно выслушивая старичка. Потом поднялся и не прощаясь, глядя в пол пошел к двери. Дверь закрылась. Старичок прошел к своему месту. Но прежде чем сесть он беззвучно развел руками, словно обращаясь ко мне и поясняя без слов - "Сам видишь каково мне, с кем приходится работать."
То ли больше сотрудников для интервью не было. То ли старичок решил, что с меня достаточно. Но больше он никуда не звонил, никого не приглашал.
Мы еще немного поговорили ни о чем. Он поспрашивал меня о жизни в Советском Союзе, но без особого интереса. Судя по всему чисто из вежливости. Потом, говоря мне всевозможные комплименты, выпроводил меня на улицу.
С пол часа я еще бродил по окрестностям, пытаясь прийти в себя от шока. Вообще-то у меня склад характера оптимистичный. Воспринимаю вещи с юмором. Люблю анекдоты, пусть даже "черные". Но то что сейчас произошло, черный юмор явно перетягивало. Сплошная черная дыра.
Потом я потихоньку пришел в себя. Сел в свой старый, видавший виды Шевролет. Завел его. Правда не с пол оборота, как обещал жулик автодилер, продавший мне этот автомобиль. А лишь с десятого. Потом тихонько выехал на улицу, доехал до хайвэя и покатил домой.
Собственно на этом и кончилась история с моим первым настоящим интервью в первой настоящей американской компании. Правда после этого я еще неделю опасался подходить к телефону. До ужаса боялся услышать знакомый голос секретарши из DPI - "Конградьюлэйшнс. Вы приняты на работу!"