Глава 17

Денис Романюк
Друзья спускались с горы. Как ни странно спускаться им показалось еще сложнее, чем подниматься.

- Ну как, ты со мной? – Спросил Константин Генри, когда ребята спускались с горы.

- Ты о чем? – Генри сделал вид, что не знает о чем речь.

- Как о чем? О создании общества, – озвучил понятное Константин.

- Не все так просто, нужно почитать оккультные науки, выучить экзорцизм, мистицизм, – начал Генри перечислять причины для того, чтобы не спешить.

- Какой экзерцизм, мистицизм? Это общество, прежде всего, научное, а я думаю, что этих знаний, у меня на данный момент предостаточно, - настаивал Костя на своем.

- Научное? А ты не слышал, что рассказывал монах? – С иронией спросил Генри, - он описывал, что ни на есть, самый настоящий обряд по вызову демона, и самого демона, если ты не понял.

- Генри ты не то слышал, не на то надо было обращать внимания. У них дела шли вверх, они помогали государству экономить деньги. И вообще, я забираю свои слова назад, он таки похож на сумасшедшего, - сделал вывод Костя.

- Значит…, он тут просто так оказался? Доктор физико-математических наук взял и с не того ни сего пошел в монахи, - озвучил не увязку Генри.

- Генри, я не верю в демонов, я верю в науку, и в то, что могу основать это общество. В этом мире нет чудес, нет невероятного, но есть много удивительного и красивого, - утверждался в своем неверии Костя, - а еще в нем есть слава, почет и деньги.

- В любом случае это не тот клуб любителей-писателей, который ты создавал, - взывал Генри к здравому рассудку, вспоминая, как Костя когда-то обосновал кружок любителей литературного творчества. Оно называлось общество погребенных писателей. «Погребенных» - потому, что не признанных. Они сбирались по возможности раз в неделю. Читали свои тексты, стихи или брали понравившиеся строки у других классических писателей. Особой идеи или системы у них не было. Подходило все, что было приятно на слух или имело под собой хоть какой-то смысл.

- А ты знаешь, мне все равно, правда то, что нам поведал этот доктор-монах или нет, «Aut Caesar, aut nihil», - процитировал латинское изречения Костя, остановился и перевел, - или все или ничего.

- Ты просто не можешь смериться с тем, что не можешь вернуть Элизабет. Потому и выдумываешь всякое, а ведь все что надо это только найти новую любовь и все смыслы жизни опять вернутся, -  с проницательностью психолога проговорил Генри.

- Да, не могу смериться, но мне не нужна новая любовь. Я вот, что скажу, физическая боль имеет предел, душевная – безгранична. Я безгранично страдаю. Как только наступает ночь, меня просто выворачивает от душераздирающих воспоминаний, - не стал отрицать очевидного Константин. - Но дело не только в этом, я наконец-то хочу придать нашей жизни смысл. На земле 7 мильярдов людей. Может только нам дана возможности обрести этот гребанный смысл. Я взял отпуск на неделю, и ты не представляешь, как я не хочу возвращаться на эту работу, в эту бессмысленную рутину, выполняя одни и те же функции из-за дня в день как какой-то безмозглый робот, - закончил тираду Константин.

- А я думаешь, хочу? – Понизив голос Генри задал риторический вопрос.

- Ну, так вот, о чем я и толкую. Мы можем сделать что-то важное. Поверь, мне хватит всего, знаний, сил и небывалой целеустремлённости, - высокомерно заверил Костя своего друга

- Ладно, мне нужно подумать недельку, пойдем, а то опоздаем на поезд, – сообщил Генри, посмотрев на часы.

- Ну, вот, опоздали, - констатировал Генри, смотря в след уходящему поезду.

- Ну что ж, пошли, – Константин стал двумя ногами на рейсы, и направился в сторону города.

- Куда пошли? Ты хочешь идти пешком тридцать пять километров? – Удивленно спросил Генри.

- Я не буду на этом вокзале ждать до завтра. Пойдем, я тебе расскажу, с чего все начнётся, - с улыбкой проговорил Костя и не скорым ходом начал путь. Он просто не мог стоять на месте. Ему казалось, если он промедлит, все будет кончено. Ему нужно было просто двигаться, направления при этом не имело большой значимости. Всю долгую дорогу Константин рассказывал Генри свои планы пошагового развития общества, которые он уже вынашивал в своей голове. К утру они достигли своих мест обитания.