Напомню читателю: Пушкин в Галиции не бывал. Он вообще не выезжал за пределы Отечества. Говоря языком «новой советской общности», наш Пушкин был «невыездным». Его земные пути вместились в рамки меридианов Пскова и Оренбурга, параллелей Санкт-Петербурга и Арзрума. Подчёркиваю: земные. Ибо мы верим в бессмертие души. И сам Пушкин этой загробной вечности придавал в отношении себя самого особое свойство: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья избежит».
Галиция же (три западные, прикарпатские области нынешней Украины) тогда вместе с частью польских земель принадлежали Австрии. Правда, большинство местного населения называло себя русинами, которые смутно помнили о былом (до 1349 года для них) единстве Руси и стихийно тянулись к русскому материку. Заманчивость огромного русского мира была для них в том, что населяющее его православное большинство, и простонародье, и духовенство, и знать, и носитель высшей власти, общалось между собой на одном (понятном русинам) языке, молилось Богу в одной Церкви. Им принадлежали города и веси, вся страна, раскинувшаяся между тремя океанами. И, защищая её с русской(!) самоотверженностью, они защищали своё, завещанное предками.
Иную картину видим в земле русинов. За пять веков владычества иноплеменников католического вероисповедания задавленные убожеством (по П.Кулишу) русины были вытеснены в сельскую местность. Города заняли поляки и евреи, другие пришельцы. В них оставалось от силы 10% потомков коренного населения, как правило, ополяченных и окатоличенных (к 1939 году «класс» русинской интеллигенции, не забывающий родства, составлял менее 1% соплеменников. Вспоминаю, после войны, в знаменитой львовской геологической школе, после того как бандеровцами были уничтожены специалисты польского и еврейского происхождения, нашёлся один «украинец», как он сам себя назвал, хотя объяснялся по-польски).
Что касается веры, церковь изначально православных русинов ещё в 1596 году была подчинена Брестской унией Ватикану. Тем не менее, три последующих века новообращённые греко-католики (или униаты) ощущали себя приверженцами церкви пращуров. Притом, не только простые прихожане, но и значительная часть священников. Ибо обряды менялись столь медленно, что одно поколение и не замечало изменений. Католицизм во всём всегда был «ползучим». Большинство верующих просто не задумывалось над тем, где находится главный иерарх, в реальном Риме или сказочном уже Константинополе. Во всяком случае, прихожанин униатского храма не ощущал себя по признаку веры врагом православной церкви. А таких оставалось немало, благодаря позиции и прихожан и, нередко, священников, внутренне не принявших Унию.
Когда пришло для русинов время национального пробуждения, в первых рядах будителей . рядом с разночинными интеллигентами (такими как Шашкевич, Головацкий, Вагилевич) появилось много фигур в рясах. Это было просвещённое, энергичное, патриотически настроенное духовенство, как греческого так и греко-католического вероисповедания. Их стихийная, по импульсам исторической памяти, ориентация на Россию, как на маяк просвещения, общий для русского мира, получила в середине XIX века поддержку европейскими событиями. Хозяева всегда внушали русинам чувство собственной неполноценности. И успешно. Когда хозяевами, после поляков, стали немцы, заработала теория расового превосходства германцев над славянами. И вдруг случилось непостижимое умом: их государь, цисарь Фрац-Иосиф, первый из немцев, умоляет не немца(!) Паскевича спасти его от новых гуннов – взбунтовавшихся мадьяр. Паскевич - русский военачальник, подданный царя Николая. А ведь русские и русины – одно племя в понятии автохтонов Прикарпаться. И вот они воочию видят русские полки, что двинулись на Будапешт дорогами Галиции. Солдаты и офицеры разговаривают с ними, русинами, на одном языке. И они действительно спасают от распада империю восточных немцев (австрийцев), спасают цисаря от потери трона. После этого похода русинское самосознание становится иным… Возникает массовое течение, названное москвофильством (или русофильством). Его участников или пассивных сторонников позднее назовут старорусинами. А их противников, составлявших вначале меньшинство, которые связали своё будущее с судьбой империи Габсбургов, - младорусинами. Ещё их называли оппоненты австроукраинцами.
Надо отдать должное немецкой оперативности. Они тут же энергично и умело принялись поддерживать младорусинов, давая им социальные преимущества. Тактика была наступательной. Идея единой украинской нации от Карпат до Кавказа получила поддержку Вены. Коренные жители «Королевства Галиции и Лодомерии», находящегося в составе Австро-Венгрии, были признаны истинными, «свидомыми» (сознательными) украинцами, а сама эта территория, с центром во Львове, льстиво названа «Украинским Пьемонтом». А раз уж появился на историческом пространстве Руси свой «Пьемонт», то задача его – освободить всю Большую Украину из-под власти царя Московской Орды. Освобождённые же территории, населённые «зрусифiкованими» малороссами, с целью перевоспитания последних в европейском духе, будут присоединены к «Украинскому Пьемонту» и таким образом попадут под протекторат Вены. Изящный план! И как показала история, с помощью большевиков выполнимый, с поправкой на смену хозяев (венский уступил североатлантическому).
Понятно, что «имперский ресурс» оказался сильнее старорусинского. Накануне I Мировой войны количественно австроукраинцы и русины сравнялись. Но русофилы могли долго и эффективно держать оборону на культурном поле, отнюдь не мирном. Скоро оно окрасится кровью, на нём появятся трупы. Борьба и там уже развернулась нешуточная. Некто Вартовый, из австроукраинцев, объявил русскую культуру шматом гнилой колбасы (!!!) как раз в те годы, когда сиял «Серебряный век русского искусства», творили Толстой и Достоевский, Чайковский, Репин писал «Запорожцев», когда пел Шаляпин и Дягилев завоёвывал Париж.
И вот здесь на этом поле вдруг, как явление культурного мессии, появляется памятник Пушкину. Первый памятник Пушкину за пределами России в общественном месте (не в частном владении). Принимая неоспоримое, что весь он не умер после своей физической смерти, доверимся своему воображению…
К ХХ столетию национально-культурные сообщества в Галиции выделялись предпочтением к тому или иному литературному кумиру. Доминировали три славянина: Шевченко, Мицкевич и Пушкин. Причём, каждый из них в глазах своих поклонников был «больше чем поэт». Идея увековечить память своего духовного избранника в бронзе и камне занимала просвещённые умы. Польский гений удостоился великолепного монумента на центральной площади Львова. Оно и понятно: город по преимуществу населяли потомки Леха, прихожане костёлов. Хлопотами печальников «Кобзаря» был создан бюст певцу Украйны-Малороссии, но так и не установлен. О Пушкине поговорили, собрали денег, и дальше благого начинания дело не продвинулось. Видимо, в «Украинском Пьемонте» ещё мало было пьемонтцев, ещё меньше русофилов. Тем не менее, интерес к Пушкину наблюдался и со стороны иноязычных львовян. «Цепочка пушкинских следов» прослеживается с 1821 года в подшивках литературного приложения "Rozmaitosci" («Смесь») к "Gazet-e Lwowsk-ой". На её страницах 15 только прижизненных упоминаний о Пушкине. Статья «Z Rossyi I o Rossyi» отмечает первое крупное произведении выпускника Лицея: «Русская литература обогатилась в настоящее время новой прекрасной поэмой пана Пушкина «Руслан и Людмила». Здесь же при статье «Бахчисарайский фонтан» (1824 г.) о поэте говорится: «Это литературный феномен, одарённый от природы всеми достоинствами выдающихся поэтов». Упоминания о нем опережали имя Байрона. В 1836 году во Львове увидела свет повесть «Пиковая дама» на польском языке – первый перевод Пушкинской прозы за рубежом. А в 1999 году, на 100-летие поэта, во Львове возникло подпольное, не утверждённое властями Общество имени А.С. Пушкина, целью которого было изучение, распространение знаний русского языка, словесности, музыки, искусства.
Мечта просветителей русинов о монументальном изваянии любимого поэта нашла воплощение в сельской местности. Произошло это событие в с.Заболотовцы Жидачовского повета, недалеко от Львова. Священник Иоанн (Иван Савюк) сумел привить мирянам любовь и почтение к великому художнику слова, которого считали универсальным эталоном русскости. Тогда формировалась галицкая литература, а Пушкин, как представитель славянства, причём, родного корня, был близок русинам. На собранные по кругу гроши и крейцеры селяне заказали каменную фигуру, в рост, мастеру Дзындре. В 1907 году установили её на постаменте возле Народного дома и униатской церкви. В начале I Мировой войны, ночью, тайно, австрийские власти снесли памятник. Ивана Савюка постигла участь тысяч других галичан, не отказавшихся от чувства Руси Единой, от своих убеждений. Он оказался узником австрийского концлагеря Таллергоф. Ему довелось вернуться домой. Сохранилась его могила на сельском кладбище. Вечная ему память! Где-то в окрестностях лежит в земле, целиком или разбитый, тот каменный Пушкин. Возможно, его сбросили в речку. Следов от того, самого первого заграничного памятника не осталось.
По окончании I Мировой войны, с распадом Двуединой (Австро-Венгерской) империи, победители вернули Галицию Польше. Новые-старые хозяева из двух для себя зол выбрали, как им показалось, меньшее. В результате их национальной политики перепись 1936 г. выявила на земле русинов уже только 1,2 млн «русских»; 1,7 млн человек назвали себя… украинцами. Возможно, первых было бы значительно больше, но при отступлении русской армии в 1915 году сотни тысяч непреклонных русинов с семьями двинулись за уходящей армией. После революции только часть из них вернётся домой. Что касается Галицких «украинцев», напоминаю читателю, что разговор идёт об австроукраинцах, выведенных Веной на общерусском древе для решения политической задачи. С падением Вены решение её полностью перешло к Германскому Генеральному штабу. Интересы поляков и немцев на короткое время вновь совпали, но в планах последних сама Польша обрекалась на небытие.
При таком раскладе (1,2:1,7) нашему Пушкину, заброшенному посмертной судьбой в Галицию, приходилось, видимо, постучав в дверь, первому же спрашивать: «Кто там?». Если за дверью обнаруживались свои, принимали его как дорогого гостя, о чём свидетельствует хроника торжеств во дни Пушкинских юбилеев и просто так, без повода, когда русская душа нуждалась в русском поэте… Несмотря на потери, деятельность русофильских организаций в 30-х годах оживилась. Русское благотворительное общество во Львове отметило заседаниями и культурным мероприятиями 100-летие со дня смерти Пушкина; возникли объединения «Русская школа» и «Русский приют». «Народные дома» также были наполнены русским духом.
Наверное, не было в Прикарпатье насельников со старорусинским сознанием, которые не приветствовали Красную Армию. Бывшая Галицкая (иначе Червена) Русь, побывавшая Воеводством Русским в составе Польши, карманным «Королевством Галиции и Лодомерии» Габсбургов, провинцией возрождённой Польши, возвратилась в общий дом. Но дом-то был уже не русским. Называться русскими в нём интернациональная власть позволила не всем. Часть русского народа марксистско-ленинские экспериментаторы «оттенили белым». Другой части позволили географическое название сделать этническим именем (удивительно, как не догадались создать нацию сибиряков!). Малая Русь, таким образом, стала Украиной – братской республикой на все времена, полагали большевики, в составе СССР. Кому-то очень хотелось, чтобы собственно русских (славян РСФСР, великороссов) было как можно меньше. Псевдоукраинцы присоединённой к УСССР территории такую возможность давали. Показалось мало. Тогда взялись за индивидальное переименования тех русинов, которые при последней переписи в довоенной Польше назвались русскими. Взялись жёстко. Сын одного из узников Талергофа перессказал мне свою беседу с милицейским чином при получении советского паспорта: «Национальность?» - «Русин». – «Какой-такой русин?» - «Да русский я, пан… товарищ офицер». – «Русский, говоришь? Здесь нет русских. Значит, из эмигрантов? А, белогвардейская сволочь! Пиши – украинец!»
К 50-м годам все жители Галиции, называемой теперь только Западной Украиной, разделённой на обыкновенные области, стали украинцами. Всi, як один, по словам известного киевского поэта. Предполагалось, украинцами советскими. Как бы не так! Полку австроукраинцев прибыло. Убеждённые хранители старорусинских традиций, шёпотом фрондируя по углам страха, постепенно вымирали. Новые поколения галичан, учась в советских школах и вузах, вступая в комсомол и партию, проникались идеологией «свидомитов» и «незалежников», мечтали об «окрэмости». И заражали своими настроениями бывших малороссов, которым внушали, что малоросс, Малая Русь – это оскорбительно для патриотов Великой Украины. Вот так за каких-нибудь четверть века большевикам удалось сделать то, что не сделали самые умные венские и польские головы за столетие. Заодно помогли «новым украинцам» извести под корень дружественный этнос Пудкарпатской Руси (ныне Закарпатская область), карпатороссов, 900(!) лет лелеявших мечту об общем русском доме.
А что Пушкин? Ему, наверное, показалось, что забор Отечества просто перенесли за Карпаты. Здесь излишне распространятся о «триумфальном шествии гения по земле Прикарпатья». Пушкина вели те, кто прописал ему вполне определённую роль в умах граждан «новой советской формации». А в компенсацию того, что он играл личность, на себя похожую лишь отдалённо, не скупились на его рукотворные изображения. Они появились в Золочеве, Дрогобыче, Тернополе (перечисляю города, в которых видел Пушкина в камне и благородном металле своими глазами). И, что впечатляет более всего, поэт вновь оказался в Заболотовцах. Обрёл себя в бронзовом бюсте на каменном столбе перед сельской школой Я был среди тех, кто в 1988 году восстанавливал, вернее, повторил монумент на родине о.Иоанна.
Остановиться на этом месте стоит, ибо, как станет понятно из дальнейшего, это, без преувеличения святое место станет «особой территорией» постсоветской Галиции, способной пробуждать чувства добрые. Но немного терпения.
Пусть вас не удивляет такая метаморфоза: заснул в одной стране, проснулся в другой, при этом не передвигаясь в пространстве. Такое испытали на себе в 1991 году 20 миллионов наших соотечественников (с русскоязычными – 30). Среди них находился Пушкин-в-Галиции (прошу помнить, эта фигура совсем не та, что во Франции, Эфиопии, Индии и т.д.). Привыкший к почитанию со стороны местных украинцев в советское время, один из гениев славянства, хотя и предполагал, что в смутные времена поэзия не востребована, всё-таки надеялся, что слава его, материализованная в памятные знаки, хотя бы законсервируется до лучших времён. Направился во Львов – повидаться с братом Мицкевичем. Блистательный поляк, в бронзе, стоит на том же месте, где 100 лет тому назад его поставили поклонники. И бронзовый же гений с лавровым венком спускается к нему от небесного огня по мраморной колонне. Правда, теперь этот гений – один на двоих. Неподалёку наконец-то поставлен бронзовый Тарас. Преогромнейший! А хвыля (т.е. волна) за спиной, из москальской, надо полагать, крови, и того больше. Вот-вот накроет. Осторожней бы!
Спрашивает Пушкин прохожего: «Скажите, нэзалежный пан, а нет ли случайно поблизости памятника мне?». – «Здесь только наши стоят, - отвечает сельский житель Львова. – А найбильший ворог Украйины там, на гори. Був. Вже нэма». Поспешил Пушкин в гору и увидел Русский культурный центр в здании бывшего кинотеатра (этот центр создан этническими русскими, отнюдь не местными москвофилами, таковых давно нет). На фасаде, в нише, обнаружил себя, гипсового. Дежурный объяснил: «Это второй бюст. По первому, работы скульптора Касселя, кто-то ночью прошёлся ломом. У них, дуроломов, сейчас культурное возрождение. Не думаю, что второй бюст простоит долго». Как в воду смотрел собеседник: и два года не миновало, как гипсовый поэт был облит соляркой и сожжён. Быстрее, чем полиция вразвалочку, как обычно, прибыла и никого не нашла.
Исполняющий обязанности львовского мэра Зеновий Сирык назвал произошедшее обычным хулиганством. Почему «хулиганы» обходят центры культур армянской, польской, чешской, греческой, венгерской и всех остальных, объяснений не последовало. Наверное, это антирусские хулиганы, такая особая порода галицкой интеллигенции новой формации, ободрённой президентским признанием «героев УПА» и тем самым логично считающих, что Украина находится в состоянии войны с Россией.
Памятники Пушкину снесены в Дрогобыче, Тернополе, Золочеве, исчезло его имя с улиц Львова и Ивано-Франковска (здесь переименование улицы Пушкина в улицу Чорновола приурочили к 200-летию Поэта, празднично отмеченному всем остальным просвещённым миром). Наш воображаемый Пушкин может утешаться тем, что не одно его имя подвергнуто репрессиям. Преступления против русской культуры и образования на русском языке тотальны. В том же Львове и Лермонтов «уступил» улицу своего имени Джохару Дудаеву, которому местный поэт Дмытро Павлычко пишет кантаты (к слову, читает их публично в России, где его принимают словно дорогого гостя). В чём-то провинились перед львовянами Крылов и Васнецов. Всех не перечесть. В начале 90-х годов на задах львовских библиотек, под предлогом уничтожения литературы советского периода, массово сжигалась русская и мировая классика. Была ликвидирована русская труппа кукольного театра, приговорили к закрытию знаменитый драмтеатр ПрикВО. А вандализм в отношении Русского культурного центра требует отдельной статьи под названием «Мортиролог» (обещаю читателям взяться за эту тему).
Но во львовском Русском обществе (кстати, имени Пушкина) люди упорные: третий бюст в ту же нишу вмонтировали. Именно, вмонтировали – затылком в стену, чтобы ломом не поддеть и крюком не зацепить. И сжечь не получится, ибо на сей раз наш светоч отлит в тугоплавком металле.
Ну, а пока любуетесь, открою секрет: вся затея произведена на средства предпринимателя Владимира Самборского, sic! – коренного галичанина. Он не считает себя ни старо, ни младорусином, тем более, в москвофильстве не замечен. Он просто нормальный человек. О его гражданском поступке я уже писал (http://rusk.ru/st.php?idar=114196 ).
Пушкину указали на место
Русские львовяне, лишившись двух изваяний и не уверенные, что могут сохранить третье под негостеприимным небом Галиции, решили посадить своего кумира под замок. Для воплощения замысла обзавелись бесхозной фигурой, во весь рост. Ударили в колокола через СМИ: во Львове открыт памятник Пушкину! Я представил было этакого «Медного Пушкина» в центре Лемберга-Львува-Львова, между описанными выше Кобзарём и автором «Дзядов». Ан нет, ему отвели место в вестибюле культурного заведения. «Вестибюль» звучит громко. На самом деле, это тесная прихожая (передняя). Тёмная. Но в этом и достоинство: если выключить лампочки, тонированный гипс предстаёт всамделишной бронзой. Националистический Львов в очередной раз удовлетворённо потёр ручки: Пушкина дальше передней не пустили! Кто-то из оптимистов заметил, мол, в случае угрозы, скульптуру можно переместить в чулан.
Оптимистическое послесловие
Вернёмся в Заболотовцы. К нашему изумлению убедимся, что там Пушкин по-прежнему цел и ухожен. Чудеса! Такого быть может! Но факт. И факт знаменательный. Вокруг, на сотни километров, расстилается единственная на земле территория, где Пушкин, слава просвещённого человечества, стал изгоем. Спасибо заболотовчанам! За память, за мужество. За хранение традиции своих дедов. В этом селе до сих пор школьники учат стихи русского поэта в оригинале (хотя официально русский язык в украинских школах не изучается, а русская литература введена в программу зарубежной литературы). Это инициатива учителей и учеников. Причём, районными властями от народного образования такая «самодеятельность» не пресекается. Ежегодно, в июне, здесь проходят пушкинские праздники с участием разноязычных (в том числе польских) львовян и местных жителей. В сотую годовщину подвига о.Иоанна на его могиле священник Свято-Георгиевского храма, что во Львове, о.Николай, отслужил панихиду.
Может быть, эта земля каким-то образом «заряжена» на Пушкина? Может быть, в своих загробных скитаниях по земному шару он выбрал себе это место, как приют спокойствия, трудов и вдохновенья? Один из приютов. Может быть, именно отсюда начнётся освобождение заблудших душ, неосмотрительно последовавших за австроукраинцами прочь от Пушкина, а значит от великой русской культуры, которую столетиями развивали всяк сущие в ней языки?