Каждая мысль словно указывает в бесконечность. Надо усилие воли, чтобы остановиться и поверить, что дошёл до предела. Я хотел сказать, что главное для человека это другой человек, другие люди и, наконец, общество. Но я не смог произнести эту фразу из-за присутствия в ней словечка «главное». Сразу возникло множество вопросов. Поэтому я пока помолчу на эту тему, а расскажу следующую историю.
- Конечно, у них можно было бы сделать что-то другое, в принципе возможно множество вариантов, но получилось вот это. Не знаю хорошо это или плохо, знаю только, что может быть иначе.
Они шли, по-колено исчезая в тумане, и тот, что говорил, казался главным среди них. Они не были людьми. Однако все трое чувствовали себя здесь хозяевами. Смело ступили они на зыбкую поверхность болота и двинулись по нему. Их ноги едва касались земли, бескровные лица казались безжизненными.
- Главное для них – другой человек. Эта потребность лежит в основе всей активности. Но, что значит другой? Как конкретизировать эту нужду? Сейчас вы увидите, что из этого получилось.
Они вышли на дорогу, и пошли по ней. Не было ни путников, ни экипажей. Однако появились некоторые признаки того, что они приближаются к обитаемому месту. Над поверхностью стелящегося тумана неясным силуэтом поднималась длинная виселица, с которой свисало около десяти повешенных.
- Это делается для устрашения грабителей, - пояснил говоривший, - Эти десять тоже занимались разбоем, и были казнены на том месте, где совершили последнее нападение.
- Вы хотите сказать, что их убили такие же, как и они? – спросил один из спутников говорившего.
- Да, они это делают регулярно. Пожалуй, это главное, что они делают.
- Это как-то не вяжется с тем, что вы говорили об их основной исходной потребности.
- Вяжется. Здесь много странного, но понять всё будет не так уж сложно.
Беседуя так, они оказались у ворот города и быстро, незамеченные сторожами, проскользнули внутрь.
Это был, собственно говоря, ещё не город, а только предместье. Справа и слева тянулись унылые лачуги в один два этажа. Между ними были посеяны чахлые огороды. В воздухе разливалось зловоние, потому что отходы сваливались тут же между домами, или выбрасывались прямо на улицу. Тротуаров не было. В сумерках легко можно было наступить на дохлое животное, или человеческие экскременты. Но грязь не приставала к ногам странников.
Наконец они встали перед воротами, проделанными у основания высокой башни, поднимающейся над и так уже высокими стенами Города. Эти ворота тоже были пройдены успешно.
Прямо от ворот главная улица вела на площадь, заваленную конским навозом, вперемешку с соломой. Здесь был рынок. Пройдя через узкий переулок, странники попали на другую площадь, расположенную по соседству с рыночной, но имевшую иной вид. Одну из четырёх сторон этой квадратной площади занимало мрачное массивное здание в три этажа с почти плоской крышей. Ниже окон первого этажа к нему была приделана пристройка примерно метр, метр с четвертью высотой, представляющая собой как бы сцену из грубо отёсанного камня и кирпичей. На плоскую крышу пристройки вела узкая дверь, крепко запертая, расположенная над её правой частью. А по углам «сцены» возвышались тонкие шесты, на которые были надеты отрубленные человеческие головы. Сейчас у пристройки, несмотря на поздний час, толпился народ. Все старались заглянуть в одно из её трёх полукруглых окон, забранных крепкими решётками. Трое странников тоже подошли и заглянули внутрь. Теперь они ничем не отличались от людей.
Под пристройкой оказалось полуподвальное помещение. В его глубине на охапке грязной соломы лежала девушка, закованная в цепи. Её освещали два факела, воткнутые в стену справа и слева от неё. Можно было подумать, что она мертва.
Странники отошли на середину площади.
- Что же здесь всё-таки произошло? – спросил один из них того, кто привёл их в Город.
- Здесь возникло государство, - многозначительно произнёс тот, - несколько тысячелетий тому назад.
***
- Я хочу забрать её, - сказал тот, что спрашивал.
- Делайте что хотите, но не забывайте, что мы двинемся дальше. Мы не сможем делать её невидимой всю дорогу.
- Этого и не нужно. Я задержусь здесь на какое-то время, а потом догоню вас.
Попрощавшись, они расстались.
Отставший проник в темницу. Отвратительное зловоние помещения мешало сосредоточиться. Ему показалось, что где-то рядом должно разлагаться мёртвое тело, или часть его. Однако нужно было делать то, на что он решился. Невидимый он приблизился к девушке. Она была в глубоком обмороке. Ему даже показалось, что до утра она не доживёт. Сильным порывом ветра он погасил факелы. Затем, освободив девушку от цепей, поднял её на руки и сделал невидимой. Толпа наверху в ужасе шарахнулась. Он же, развив с места огромную скорость, мгновенно перенёсся в другой конец Города.
Этот Город был так велик, что в одном его конце не знали, что происходит в другом. Конечно, пронёсся слух, что дьявол похитил из темницы преступницу, ожидавшую смертной казни утром следующего дня. Но кто была эта осуждённая, как выглядела, и за что была осуждена, никого не интересовало. Поэтому отставший преспокойно занял одну из комнат трактира, заплатив хозяину золотом.
Девушка лежала на кровати, прикрытой каким-то балдахином. Она была необыкновенно грязна. Так грязна, что трудно было определить её возраст.
Проще всего ему было пустить воду. Он поставил посередине комнаты два больших чана и наполнил их горячей водой, с растворёнными в ней моющими средствами. Если бы кто-нибудь сейчас заглянул в комнату, он подумал бы, что вода берётся прямо из воздуха. Потом он привёл девушку в чувства. Она открыла глаза, и они сразу наполнились ужасом и отчаянием. Вместе с тем в них была такая рабская покорность, что ему стало противно.
Наконец её ужас сменился недоумением. Она обвела взглядом комнату, ничего не понимая. Потом уставилась на него.
- Ты лишилась чувств, - сказал он, - и поэтому ничего не помнишь. Ты понравилась мне. Я подкупил стражу и похитил тебя из темницы. Теперь ты принадлежишь мне.
К его удивлению она сразу приняла это как должное, и смиренно опустила глаза, не задав ни одного вопроса.
- Сейчас ты встанешь и помоешься.
Она тяжело поднялась с постели и подошла к чанам. Здесь она остановилась и стыдливо посмотрела на него. Тогда он кратко приказал ей: «раздевайся», - и она покорно исполнила его приказ.
Он мыл ей голову, поливая из кувшина, и изо всех сил скрёб её тело и её ногти на ногах и на руках щёткой. Она не могла быть для него женщиной, лишь существом женского пола другого вида. Так сказать, человеческая самка.
Когда насекомые в её волосах передохли, и она чистая и благоухающая вылезла из чана, он увидел перед собой девушку лет 14-ти, - нормальный брачный возраст для данного периода истории. Сейчас она была чересчур истощена, но это пройдёт. Глубокие тени под глазами придавали ей какой-то трагический вид. Он вытер её насухо, завернул в пушистое полотенце и усадил на кровать.
Надо было как-то убрать чаны и воду, чтобы она не испугалась. Хотя сейчас этого и не следовало бы делать, он погрузил её в глубокий сон. После чего, разделавшись с водой, он позвал хозяина и велел подать еду для себя и своей больной спутницы. Когда стол был накрыт, отставший разбудил девушку и пригласил к столу. Приятно было смотреть на её красивые белые зубы без особых усилий пережёвывающие твёрдую пищу.
Пока она ела, он смог сделать паузу и задуматься. Он понял, что так не нравилось ему в этом мире. Этот мир был построен из смерти. Смерть была повсюду, на каждом шагу. Жилища были построены из камней вперемешку с убитыми деревьями. Мебель также была изготовлена из убитых деревьев, а одежда из убитых растений и животных, специально выращенных для этого. Печи и камины топились брикетами из торфа – перегноя умерших растений и животных, а на столе в вазе стоял букет из убитых цветов. Отвратительный мир, в котором смерть является главным источником жизни. Найденная им девочка насыщалась зажаренными частями убитых животных и пила вино из убитого и изнасилованного винограда. Здесь повсюду окружала смерть.
Когда она насытилась, он приказал ей лечь в постель. Она покорно и не без удовольствия это исполнила.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Клэр, Ваша милость.
- За что тебя схватили?
- Кто-то донёс, что я любовница Хайтера и помогала ему, указывая богатых клиентов.
- Кто это? Хайтер?
- Разбойник. Его шайку вчера казнили. Я его никогда не видела.
- Я верю тебе, - он видел, что она не лжёт.
- А кто донёс, ты догадываешься?
- Конечно, Ваша милость, это Вайсрот.
- Кто это?
- Ростовщик.
- Ты с ним знакома?
- Да, Ваша милость, он влюблён в меня и сватался ко мне. Но моя тётя и опекунша…
Он не стал вникать. Ему казалось, что уже ничто не сможет его потрясти, и он уже вынес окончательный приговор этому миру. Но то, что он услышал, было сверх всякой меры. Значит, этот человек был влюблён в неё и …
- Как тебя должны были казнить?
- Сначала отрубить кисти рук, которыми я ласкала разбойника, а потом отрубить голову.
- Этот Вайсрот, он, наверное, пришёл бы на это смотреть?
- Да. Он сказал мне об этом через решётку. Почётные горожане всегда стоят в первых рядах.
Его изумление всё усиливалось.
- Ты можешь объяснить, почему он, влюблённый в тебя, послал тебя на такие мучения? Я не могу этого понять.
- Чего же тут не понять, Ваша милость, - сказала она просто, - ему нужна было моя жизнь. Если он не смог взять её через законный брак, связав навеки со своей, он взял её так. Ну, не отдавать же другому?
Простота объяснения и то как она это сказала как-то сразу сняли с отставшего всякое волнение и ему стало скучно.
- Да, - сказал он, - понимаю. Всё это кажется непонятным, но в принципе ничего сложного, - вспомнил он слова Смотрителя, - тебе нечего больше сказать?
- Что прикажет Ваша милость?
- Ах, да. Нет, мне не нужна твоя жизнь.
Сказав это, он почувствовал себя сильным и гордым существом, совершенным во всех отношениях. Итак, всё было ясно.
- Теперь ты будешь спать.
- Опять?
- Тебе нужно поправиться.
- Слушаю, Ваша милость.
Но она не заснула, а возиться и усыплять он её не стал. Он поймал пеленг своих ушедших вперёд товарищей, стал самим собой и рванул за ними. Он не слышал, как она в ужасе закричала и как вбежали в её комнату.
***
Ушедшие вперёд не торопясь скользили по грунтовой дороге, когда он появился среди них.
- Быстро ты управился, - сказал смотритель.
Отставший рассказал им всю историю.
- Я дежурю здесь уже тысячу лет, и ничего нового не происходит в этом мире. Одни и те же схемы. Развивается только техника.
Все немного помолчали.
- А где Вы оставили эту, как она себя назвала?
- Не помню. Я оставил её там же в комнате.
- Я скажу Вам, что с ней будет.
Смотритель долго жил среди людей и проникся к ним сочувствием.
- Таких как она называют ведьмами, а таких как Вы, дьяволами. Теперь за то, что она стокнулась с дьяволом её отдадут инквизиции. Там её будут морить жаждой, бессонницей и подвергать пыткам и она наговорит на себя с три короба. А потом в ближайший вторник или пятницу её живой сожгут в огне на той же площади, с которой Вы её взяли.
Все снова были удивлены. Такая уж это планета, всё время приходится удивляться.
А через две недели на площади был сложен большой костёр. Из темницы стражники вывели измождённую женщину с седыми поредевшими волосами. Хромая, она дотащилась до костра, где была привязана цепью к толстому столбу из убитого дерева. Господин Вайсрот стоял впереди, почти у самого костра. Он поднял хворостину и подбросил её к другим вязанкам. На лице его было написано явное удовольствие. Запылал хворост, и через несколько минут над площадью раздался крик человеческого существа, терпящего смертную муку.
***
Но вот на какие мысли меня всё это наводит. Я думаю, что весьма убедительно доказал неизбежность метафизики Д. Юм. Его аргументы, направленные, правда, против метафизики, бесценны.
Известно, что Юм ставил под сомнение всё, что не проистекает из собственного опыта. Он шёл дальше, и вряд ли возможно отыскать основание этого перехода, от сомнения к отрицанию, он отрицал всё, что мы не можем проверить опытом. Поэтому он отрицал причинность. По его мнению, мы можем лишь констатировать, что одна вещь следует за другой. Но мы не можем сказать, что одна вещь является причиной другой. Ведь мы не воспринимаем причинную связь, но лишь следование одного явления за другим. Как он пришёл к этому отрицанию не важно. Для нас важно то, что мы имеем ещё один аргумент в пользу метафизики: без метафизики не может быть научного знания, ведь оно всё построено на анализе причинности. Но научное знание есть, и оно успешно проверяет себя. (Пусть не созерцанием, а практикой, сейчас это не важно). А значит, есть и метафизика, тем более понимаемая по Юму, как то, что выходит за пределы воспринимаемого нами физического мира.
***
Господин Вайсрот пришёл домой очень возбуждённый. Ему казалось, что он понял что-то очень важное. Только он не мог выразить это словами. Господин Вайсрот был образованным человеком. На досуге он увлекался древнекитайской философией. Сейчас он сел в кресло перед камином и погрузился в свои мысли.
«Самым главным в конфуцианстве является иероглиф «рен» (их-сан – искреннее служение), который можно объяснить через другой иероглиф – «ай», означающий любовь, - думал он, очень довольный собой, - иероглиф «рен» означает соединение двух людей, единство отца и сына, правителя и народа, мужа и жены. Единение распространяется на всё, то есть всё является одним целым».
«Согласно Моизму, - продолжал он размышлять, - других людей нужно любить, словно себя самого, а другие страны так, будто это твоя страна. В даосизме любовь – это огонь, который может как согреть так и обжечь. Самый известный представитель легизма Хань Фэй, который жил в эпоху сражающихся царств, утверждал, что человек рождается злым. Согласно ему решением всех проблем является не любовь, а выгода. Межличностные отношения основаны не на любви, а на корыстных интересах».
Он всё больше распалялся. Впечатления прошедшего дня очень возбудили его.
«Хань Фэй пошёл ещё дальше. Он выступил против тезиса конфуцианства о любви между отцом и сыном, и, основываясь на разном отношении к дочерям и сыновьям, он и это объяснял выгодой, - он сделал паузу, вытянул ноги и положил одна на другую, - Но и это не верно. Ключ к пониманию сути человеческих отношений – власть, стремление к власти над другим человеком. А властью обладает тот, кто присваивает себе функции смерти, тот, кто может отнять жизнь. Об этом страшно подумать, но это так. Палач находится в центре всей цивилизации».
Это промелькнуло как откровение.
Вдруг возникшее чувство гордости за себя пропало и сменилось другим. Он почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он знал кто это. Он боялся пошевелиться, поднять глаза. Сделав над собой усилие, он посмотрел в сторону камина. Да, это была она. Она стояла на фоне пылающего камина такая, какой была перед тем, как её арестовали, и молча смотрела на него. Он хотел закричать и проснулся.
В комнате было темно и холодно. Камин погас. Он встал, тяжело подошёл к камину, достал огниво, высек искру. Огонь в камине сразу ярко вспыхнул, осветив всю комнату, и чувство что он не один снова вернулось к нему.
Он обернулся. В кресле, стоявшем чуть поодаль от его кресла, сидел человек. Ему даже показалось, что он где-то его уже видел.
Отставший в свою очередь молча сидел в кресле и пристально разглядывал Вайсрота.
-Чем обязан столь позднему визиту? – проговорил Вайсрот и не узнал свой голос.
-Если вам так удобно, можете считать, что вы спите, - сказал отставший, - Меня привлекла ваша мысль. Мы всегда приходим к тем, кто подбирается слишком близко к истине.
Вайсрот не рискнул спросить, кто эти «мы», а отставший тем временем продолжал.
- Я был в церкви. Удручающее зрелище. Можно ли положиться на людей, которые обманывают собственного бога? И вдруг вы, с вашим прозрением. Конечно же, в основе вашего общества лежат отношения власти и по поводу власти. Его исходное отношение – господин-раб. Правда потом его пришлось немножко завуалировать, так сказать, замаскировать, но сущность от этого не меняется. Рано или поздно, колесо истории завершит свой полный оборот и всё снова встанет на свои места. Раб откровенно будет назван рабом, а господин господином.
Вайсрот слушал не шевелясь. Он продолжал стоять, но из-за его маленького роста его глаза и глаза отставшего были почти на одном уровне. Отставший между тем продолжал, скорее рассуждая вслух, чем обращаясь к Вайсроту.
- Всё так, но одного этого не достаточно. Вы упускаете главное условие – СОГЛАСИЕ на это других. Вы обратили внимание, как покорно приговорённые идут на эшафот? Как будто то, что происходит – нормально, как будто так и надо. Солдаты оставляют семьи, тёплый домашний уют и уезжают на войну, где идут навстречу выстрелам и умирают. Как будто так и надо, как будто это естественно. И те, кто пока остаются в роли свидетелей, тоже согласны с происходящим.
- А почему они соглашаются?
- Потому, что они сами хотят того же.
- ???
- Быть господами, обладать властью.
- А нравственный закон внутри нас?
- Его нет.
- Так именно согласие? – проговорил Вайсрот, чтобы что-то сказать. Вдруг ему показалось, что это не сон.
- Весь вопрос в том, как добиться этого СОГЛАСИЯ? Для этого существует множество всяких способов. Кажется, это называется государство.
- Ты можешь сесть, - сказал вдруг отставший совсем другим тоном. Вдруг он снова пристально, словно изучая, посмотрел на Вайсрота. Вайсрот опустился в своё кресло и снова подумал, что это не сон. Огонь в камине ярко пылал, но было холодно.
Вдруг отставший засмеялся как-то иронично и зло, и совсем не кстати. Это вывело Вайсрота из оцепенения. «Неужели я сплю, и это мои мысли? – подумал он, украдкой рассматривая отставшего, - где же я его видел?»
- Так власть у того, кто присваивает себе функции смерти? – спросил он вдруг, неожиданно для самого себя, - и господин тот, кто решает жить рабу или умереть? Но тогда человек-господин становится равным богу, который решает кому дать жизнь, а у кого отнять.
Ему отчётливо представилась Клэр.
Отставший продолжал пристально смотреть на него. Вдруг он заговорил, словно догадался о его мыслях.
- Ты – бледная тень на мерцающем фоне небытия, возомнил себя повелителем жизни и смерти?
- А Клэр?
- Клэр? Её убил я. Это мой первый шаг к пониманию человека. Как мог ты возомнить себя чем-то, если ты не властен даже над своими жизнью и смертью? Хочешь увидеть какой я?
И отставший принял свой обычный облик. Вайсрот в ужасе закричал. Вбежали люди. Слишком многие видели отставшего, прежде чем он в одно мгновение перенёсся на другой конец Города. Вайсрот был схвачен и доставлен в Святую Инквизицию.
***
Метафизика Канта была попыткой создать высшую науку, которая гарантировала бы истинность нашего знания.
Суждения, необходимые для всего знания, Кант назвал «синтетические априорные». Знание в этих суждениях не проистекало из предшествующих понятий. Например, «шар сияет». А вот «шар круглый» - аналитическое суждение, потому что понятие «круглый» вытекает из понятия «шар».
Синтетические суждения априорны. Они не являются частью нашего опыта, а есть необходимые предшествующие условия нашего опыта. Они есть «формы чувственности».
Априорные формы чувственности – пространство и время Кант относил к математике. Предложения физики – априорные суждения. Они используют понятия, которые даны до опыта. Эти понятия Кант называл категориями. Это: качество, количество, отношения (включая причинность), модальность (существенное, несущественное).
А вот под вечным миром Кант понимал вечный покой на кладбище.
***
Наконец отставший догнал своих и присоединился к ним. Выдержав паузу он обратился к тому, кто мог показаться главным среди них, но который был лишь смотрителем на этой сравнительно небольшой планете.
- Что такое государство?
- Это иррациональная основа общественной жизни. Её фундамент.
- Объясните.
- Центром иррациональной жизни здесь является религия. В той части планеты в которой мы находимся доминирует авраамическая религия. Когда-то её основатель пророк Авраам беседовал с богом по имени Эль-Шаддай. Это бог из пантеона народа, жившего в древнем городе Угарит в стране Сирия. Эль-Шаддай, который назывался ещё Баал-Хаддат был сыном верховного божества Элла (или Илу). Кроме Баал-Хаддата у Элла было ещё много детей. У каждого из них была своя специализация. Баал-Хаддат был богом грозы и молнии, покровительствовал отважным войнам, но взамен требовал беспрекословного подчинения и принесения в жертву первенцев. У него был брат по имени Йавву (Йамму) – бог моря. Однажды между братьями произошла жестокая битва. Победа досталась Баалу. Йавву был повержен. Один из семитских народов времён Авраама – иудеи произносил имя Йавву как Яхве. Это был сильный и многочисленный народ. Однако были народы и сильнее. И все эти народы тоже покланялись Баалу. Филистимляне приносили ему кровавые жертвы. Постепенно Баал сделался иудеям совершенно непонятен, так как давно уже стал богом их врагов.
Йавву жил на горе отшельником. Новый пророк Моисей привёл иудеев,возвращавшихся из изгнания, к этой горе и обещал договориться с Йавву. Ему удалось заключить с Йавву вечный договор: иудеи клянутся верно служить, а он простирает над ними защитную длань и ведёт к мировому господству. Для начала они завоевали родственные себе племена в Палестине и утвердили всюду культ своего бога.
Воцарилась тишина. Они продолжали идти, но так как они спустились значительно южнее, стояла жара. Отовсюду доносились миазмы разлагающейся органики.
- Сделайте вывод, - нарушил молчание один из них.
- Это общий механизм возникновения и существования государства. Государство – это всегда власть отколовшегося маргинального сообщества, объединённого своими утопическими идеалами и навязывающего их другим. Чаще всего это религиозные идеалы, но и в основе всех прочих лежит вера. Это ухищрение тех, кто не может обладать естественной властью – властью авторитета. Поэтому они прибегают к силе или хитрости, разрушая при этом нравственный закон, потому что власть авторитета опирается на нравственный закон внутри нас.
Отставший обернулся. Он почувствовал запах костра, который навсегда уносил из этого мира господина Вайсрота.