Где-то вдалеке лениво прогрохотал гром. Слабый ветерок колыхнул ветви и стих.
Два существа смотрели друг на друга, разделенные бочагой, полной воды. Оба напоминали мелких динозавров - бипедов, разве что покрыты были густой шерстью длинного толстого волоса, хвосты же имели совсем короткие. Оба похожи очертаниями тела, только одно из них глядело с тревогой (то, что покрупнее раза в два с половиной), а второе с нескрываемым простодушным любопытством. Это второе был никто иной как Мо, немногим более ста дней назад появившийся на свет.
Весил он теперь чуть больше дюжины килограммов. Никогда прежде он не видел никого крупнее себя, кроме собственной матери или «блоо-иша», как говорят эбрайлы. Поэтому он еще не научился испытывать настоящий страх, как его визави. А тот медленно поворачивался к Мо боком и крупом, покрытыми особенно толстыми волосами, почти иглами, в локоть длинною, при этом не выпуская потенциального врага из виду.
Это был Низший. Одна бровь у него была изжелта-рыжей, что придавало его морде выражение брезгливого удивления.
Около минуты они разглядывали друг друга, потом Мо, не выдержав, залез в воду и ринулся на другой берег по грудь в воде, шумно фыркая и поднимая фонтаны брызг. Желтобровый, соблюдая собственное достоинство, отодвинулся чуть дальше, глядя на приближающегося Мо через плечо.
Мо подскочил к нему и, скуля от радости, принялся обнюхивать нового товарища, норовя обойти его спереди. Впрочем проявлять дружелюбие он, конечно, не умел, а как только добрался, ловко укусил Желтобрового за ухо. Тот подскочил и неожиданно высоким голосом заверещал:
- Падууумать!.. Падуумать! - он отбежал подальше и зашагал вперевалку прочь, повторяя на разные лады: «Кто б мг пдумать... Кт бы мг подумть... Бы мог... Бы, бы... Кт...ооо.. Кто бы мог, кто бы мг...», монотонно и скучно.
Мо от удивления присел, выдавив только: «Мо?». Впрочем, как только Желтобровый скрылся в ближайших кустах, по-мышиному быстро-быстро вытер мордочку и потрусил прежним курсом — по следу своей блоо.
Тяжелые тучи нависали низко над кронами деревьев, едва-едва моросил мелкий дождь, слизавший все краски, и, казалось, в мире не осталось больше радости. Одна только серость, слякоть, тоска...
Мо не ощущал никакого дискомфорта, наоборот пребывал в самом счастливом расположении духа. Это был его первый опыт следопыта.
Он держался от иша на небольшом расстоянии, время от времени отвлекаясь на исследование всяких интересных мест. Умеренно сухие субтропики давали много материала для таких исследований. То поваленное замшелое дерево в три обхвата, то озерко, то заросли высокой жесткой травы — все влекло его, все манило. Но вот зачем он тайно преследует Ту-Что-Родила — Мо ответить не смог бы, даже если бы умел говорить. Просто не знал.
Едва он углубился в негустые заросли, как слуха достигли новые очень интересные звуки. Какие-то ритмичные уханья, подвывания, похожие на заунывную песню... Через пару мгновений маленький эбрайл кинулся на звук. Высунув из кустов любопытную мордочку, Мо замер, пораженный необычным зрелищем, от которого вся шерсть у него на загривке поднялась дыбом.
По лесной тропке через поляну медленно двигались друг за другом оборванные фигуры, закутанные в неопределенного цвета лохмотья. Человеческому глазу они живо напомнили бы демонов Босха, чудом сошедших с холста. Одни ниже, другие выше, худые и широкие, самых удивительных и гротескных форм - всех их между собой роднило одно: ощущение запредельной холодящей кровь чуждости, которое испытало бы любое разумное существо, глядя на этих омерзительных монстров. Трудно было понять, что же именно заставляет испытывать такие эмоции... Удивительное уродство - совершенная в собственном смысле эстетическая противоположность красоте? Она может оставить равнодушным или восхитит, но не вызовет такого полного отторжения, отвращения. Возможно, их дерганая манера двигаться, когда не ясно, чем закончится каждое движение... Бессмысленные подергивания, ломаные полужесты-полустоны, будто их терзает боль... Кто на двух конечностях, кто на трех, кто на четырех, тащились, ковыляли, плелись и ползли они мимо застывшего в напряженной позе Мо, — и все ритмично тянули на двух нотах тоскливую бурлацкую песню-вой. В добавок вся толпа адски воняла! Умереть можно достойной смертью, многие предпочитают почетную смерть невыносимой жизни. Воплощениями самой гнусной, самой избегаемой смерти казались эти живые существа, невыразимо нелепыми до гадливости и вместе с тем смутно опасными.
Большинство эбрайлов на дух не переносят Низших - и понятно, отчего. Все, что есть мрачного в живой душе будто бы материализовалось в их облике.
Не менее двух десятков этих существ проследовало мимо кустов, где прятался Мо. Вдруг поднялся ветер, рванул тучи с неистовой силой, и тучи, словно прорванный бурдюк, пролили на землю настоящий ливень.
Откуда-то с другого конца поляны донесся истошный вопль, сменившийся визгом и хрюканьем. Затрещали сучья.
Движения Низших как по команде ускорились, они рысью кинулись вперед, завывая и отплевываясь, сбиваясь на ходу в стаю. Там куда они устремились, раздавались какие-то крики, возня, разлетались брызги грязи, в воздухе плавали резкие, острые запахи. В нос молодому эбрайлу ударил едкий запах крови.
Это уже было не смешно. Страх поднял шерсть дыбом по всей спине, легкие и все тело сами собой небывало расширились, захватывая все новый объем, кости становились тоньше, на пальцах вырастали острые, как шило, коготки. Последний вздох, и Мо с силой выдохнул воздух вместе с пронзительным воинственным ревом, а потом волна эмоций бросила его на шевелящийся клубок тел в конце полянки.
Крутая вонь, которой несло от этой кучи еще добавляла маленькому Мо сил. Он впился зубами в одного, глубоко царапнул с размаху другого, лягнул третьего, оставляя кровавые борозды крепкими когтями...
Дождь хлестал по спине, глаза заволокло красным... Его тоже били, мяли и кусали... он не чувствовал этого. Развязка наступила внезапно.
Густой низкий рев перекрыл все звуки, и Низшие вдруг отхлынули. Точнее их разбросало. Те, что не успели отпрянуть были разорваны или задавлены, остальные, скуля и завывая от ужаса на все лады, бросились врассыпную. Пятеро или шестеро так и остались лежать в грязи бездыханными, еще трое сильно покалеченных старались отползти, в смертельном страхе оглядываясь на огромного эбрайла в боевой форме. Это была блоо. Молнией она металась под струями дождя, выхватывая кинжаловидными зубами клочья шерсти и кожи из спин отстававших.
Между валяющимися трупами слабо постанывал Желтобровый, едва живой, перепачканный в крови и жалкий. Мо выглядел не намного лучше, но все же подобрался к Желтобровому, понатужился, переворачивая на бок, лизнул в морду... и тут же чихнул.
- Ктооо бы мг подуууумть... - простонал тот.
- Мо, - коротко ответил Мо. Он уже снова был маленьким бипедом с жесткой шерстью и ясным взглядом.
- Значит ты эбрайл, - произнес голос Блоо. Она оказалась совсем рядом за спиной Мо. - Мне повезло. Идем, маленький Мо, вот здесь мы живем. - Она повернулась и зашагала прочь, более не оглядываясь. Убедившись, что Желтобровый жив, Мо шмыгнул носом и поплелся следом.
Для него начинался новый период - жизнь в Клане.