Запах тления

Михаил Анохин
Мой дед понятия не имел что такое «позитивное» и, следовательно, что такое «негативное». Фотографы были редки и загадочны, а все объяснения у местного священника. Правда были еще Ветхий завет и Евангелия.

Бывали и сосланные в Сибирь  грамотные  люди, но их объяснения были еще чудней и загадочней, чем объяснения священника.

Сама себя конструирующая и поправляющая себя же природа не сочеталась с жизненной практикой сибирского хлебороба. Он знал, что только от доброго семени будет добрый плод и потому очень придирчиво выбирал женихов для своих дочерей, и жен для сыновей. Бывало до «седьмого колена» переберет родословную кандидата в мужья, или кандидатки в жены.

На Бога надеялся, но и сам прилагал усилия к тому, что считал лучшим для себя и рода своего.

- Всё в мире Богом устроено, - говорил он, - но не без человека и всё через человека.

Так вот я о том, что мой дед, рожденный еще в позапрошлом веке, не знал такого понятия как «негативное», потому и «позитивное» не знал.

Когда мне исполнилось четыре года и я стал задавать вопросы на которые и сейчас при старости ответа не знаю, то мой дед отвечал на них без всякого соображения о позитивном или негативном.

Например, на мой вопрос: «Умру ли я?»

Он ответил утвердительно и даже показал на примере, взятом из природы вещей, что всё, решительно всё рожденное умирает.

Несказанным потрясением было для меня и то, что мой отец, мать, а уж дед – это само собой, умрут!

Сейчас бы я выразился так – словно обухом по голове ударил, и всё перед глазами поплыло – жалко и мать, и отца, и деда, а себя еще жальче.

- А боженька? – Спросил я, проглатывая комок горечи, застрявший в горле.

- Ну, боженька само-собой, - ответил дед. – Утешит и примерит того, кто веру в него имеет.

- А кто не имеет?

Но дед сердился и обрывал этот, как он выражался – «никчемный разговор».
Ну, а я обжевывал сказанное. Что такое утешить – понимал – это когда обидят, и матери в подол уткнешься, а она по голове погладит и ласково так на ушко прошепчет:

- Всё, всё пройдет, до свадьбы заживет.

Правда опять-таки непонятно, как свадьба все заглаживает, и бывшие обиды делает не бывшими вовсе.

Вот и подумаешь на старости лет, господа мои, где здесь позитив, а где негатив?

Дедов ли «никчемный разговор» - позитив, или материнское – «до свадьбы  заживет», или все наоборот, все как-то иначе, шиворот навыворот, и задом наперед?

Особенно сейчас, когда с телека не сходят призывы - «Больше позитива!» Да оно бы и ничего, если бы не одно соображение на этот счет, как же может быть много-много «позитива» без того чтобы было столько же негатива?

С чего бы взяться позитиву? Не надо быть философом, чтобы понять, есть «верх», значит, есть и «низ». Есть «правое», значит, есть и «левое». Есть «лож» к примеру, значит, есть и «правда». Не бывает палки с одним концом и дня без ночи.

Позитивного мой дед не знал, а потому и прожил жизнь долгую, трудную, сейчас мы проживаем жизнь легкую, короткую, мотыльковую. И там где раньше была беда, нынче катастрофа.  Если раньше слезинка была, то теперь рев и самоубийство. Где раньше кровь и смерть – сейчас сладострастное мучительство.

Раньше миром дом строили, миром брагу пили и песни пели, то теперь вытащат на балкон колонки и давай шпарить, давай окультуривать население и неважно, что напротив того балкона младенец в жару мечется, или старик помирает.

Вот тут меня по-всякому обозвали и ретроградам и поповцем и еще более скверными определениями. Сердятся, хотя я колонки не вытаскиваю на балкон и никого насильно свои опусы читать не заставляю. От чего бы? Опять загадка.

Но может и загадки нет никакой, а природа этой нелюбви кроется как раз в том, что я больше и чаще говорю о  негативном, потому как уверен в том, что позитивно, если оно хорошо и душеполезно, само о себе говорит.

Ну, смешно же хвастаться тем, что я регулярно в баню хожу, или зубы по утрам чищу.

Что ЖЭК двор убирает и отопление вовремя в дом подают? Нелепо писать о том, что градоначальник не берет взяток.

А когда заговоришь о душевной гигиене, то сразу же и вызверятся. Позитивного захотят, хотя… Но молчу, молчу!

Я о другом скажу. Вот тычут в прошлое, мол, цензоры Пушкина гнобили, Лермонтову кислород перекрывали, словом душили всякое вольное слово. Про времена советские вообще молчу тут всякому интеллигентному человеку положено ощерятся и скалить зубы потому как, по мнению интеллигента, особенно постоянного завсегдатая толстых журналов или ресторана в ЦДЛ, положено говорить о неимоверной цензуре партийной номенклатуры!

Вместе с тем зашел я в библиотеку и вижу там тома книг Тендрякова, Васильева, Быкова, Абрамова, Астафьева, Распутина и тираж по сегодняшним понятиям какой-то неимоверный 100 тысяч экземпляр, мало где 50 тысяч!

Ну да тогда блюли идеологическую чистоту, а нынче? Прочитайте законы о СМИ, о «разжигании ненависти…» и что? Разве не заложены в них идеологемы?  Посмотрите как густо и плотно, плотней, чем зерна в кукурузном початке натыканы везде цензоры - медиаторы?

Хороший густой позитив идет, только вот искусство и особенно литература хиреет. Форма осталось, а из содержания всё исчезло. Все чем и прославила себя в мире человеческом русская литература, говорящая о боли. Боли от негатива…

Общественный организм обезболен позитивом и не чувствует, как его пожирает раковая опухоль сладострастия, или эвдемонической культуры Запада, а литература молчит потому как и писателя обезболили и обезволили!

Есть люди, на которых запах тления действует как наркотик.

Такой вот позитив.
                Прокопьевск 2014 август.