Прямо посреди тротуара стоял сейф.
Сюр какой-то. Не поверив своим глазам, Даля даже притормозила машину, но сзади сразу начали сигналить, и ей пришлось ехать дальше, отметив про себя, что в прошлом веке точно такие же двухсекционные сейфы она видела на работе у матери, служившей главным бухгалтером на заводе. Маленькая Даля после уроков часто забегала к маме и, когда та отворачивалась, любила раскачиваться на тяжелой металлической дверце.
Конечно, в конце концов мама застукала ее за этим занятием, последовало долгое и нудное нравоучение о неподобающем поведении подрастающего поколения, в результате которого дочери строго-настрого запретили показываться в служебных помещениях. Отныне ее посещения ограничивались только заводским двором. Девочка тогда не очень расстроилась, так как огромный двор с бесконечным числом тупичков и закоулочков давно манил ее своими неисследованными просторами.
Белый, свежевыкрашенный, чистенький, без единого пятнышка металлический шкаф стоял посреди небольшой прохожей части улицы, мешая своими громоздкими габаритами вечно куда-то спешившим прохожим. Металлическая бляшка, как и положено, закрывала глазок замка, а хромированная рукоятка сверкала на солнце, отражая его лучи в разные стороны. Казалось, азбукой Морзе разбегались они по свету, сигнализируя о готовности сейфа к работе. "Вот он, я. Такой красивый, такой добротный. Взгляните на меня, примените меня", – взывал он к окружающим. Только никому до него не было дела. Люди обходили его стороной. Кто-то оглядывался, пытаясь понять необычную картину, но большинство, давно привыкшее в суматошной городской жизни ничему не удивляться, ничего необычного и не видело в стоявшем в неположенном месте сейфе. Только один задумавшийся человек налетел на шкаф с размаху, чертыхнулся и тоже поспешил дальше.
Даля вспомнила, как, став постарше, нередко помогала маме закрывать сейф. Она до автоматизма выучила очередность операций с механическими замками и даже сейчас могла с закрытыми глазами повторить их. Как давно это было.
Позже, обустраивая новую квартиру, муж решил установить в ней сейф.
- Чтобы ты могла хранить там свои драгоценности и всякие ценные бумаги, - объяснил он Дале свою задумку.
Женщина резонно заметила, что драгоценностей у нее не так много, тем более, что после всех революций и войн из фамильных почти ничего не осталось, а вновь приобретенные или подаренные в ее глазах кроме своей номинальной цены ничего не имели. Не было у них самого важного – временной памяти, когда, держа в руках кольцо с изумрудом, можно задумчиво сказать, что именно это кольцо надел прабабушке на руку, сватаясь, ее первый муж, который потом погиб в русско-турецкую войну. Или, глядя, как играют на свету бриллиантовые серьги, намекнуть, что один известный поэт сравнил глаза пра- пра- и еще раз прабабушки именно с этими серьгами (не путать с двухкаратовыми алмазными глазами в современной песенке). И вот все или почти все эти сережки, колечки, кулончики, аграфчики и тому подобные побрякушечки, которыми женщины, как новогодняя елка, любят себя украшать, были реквизированы, экспроприированы, похищены, утеряны, а главное, обменены на хлеб и масло, чтобы сохранить жизнь своим владелицам.
- Из тех вещей, которые запечатлены на дагерротипах и фотографиях, почти ничего не осталось, а для той мелочовки, которая у меня имеется, хранилище с громким названием "сейф" совсем не требуется. - Даля пыталась пробиться к мужской логике, но его решение как всегда было железобетонным.
- Женщина, ты ничего не смыслишь. Ты мне потом еще благодарна будешь.
После этих слов дальнейший спор не имел смысла.
В несущей стене проделали углубление, в которое вмонтировали железный ящик с кодовым замком. Все чин чином. Сверху, как в лучших домах Лондона, водрузили маскирующую картину руки неизвестного художника постперестроечной эпохи. А Даля получила во владение код доступа и ключ.
От золотых побрякушек она давно отказалась, перейдя на серебряные вещицы и брендовую бижутерию. В сейф же за все время она заглянула всего пару раз. В первый раз ради свадьбы единственной дочери, и то потому, что муж настоял на полном параде. Потом долго поминала непечатными словами свою покладистость, так как весь вечер чувствовала себя в роли той самой новогодней елочки, к тому же, если бы не сестра, чуть не забыла в ресторанном туалете на умывальнике снятые кольца.
А второй раз, когда отдавала весь этот боекомплект дочери. Молодость прекрасна сама по себе и не требует никаких дополнительных украшений. Но именно в молодости нам хочется себя украшать. Даля хорошо помнила себя в этом возрасте и поэтому с легкой душой все передала дочери – пусть носит, пока хочется. Желания ведь тоже проходят. Дорога ложка к обеду.
Кстати, не мешало бы заглянуть в собственный сейф. После смерти мужа она в него и не заглядывала. Что там творится, что хранится – даже не знала.
Ключи висели на положенном месте. Слегка помучившись с давно не употреблявшимся замком, Даля открыла металлическую дверцу. Сверху на бумагах лежала засохшая роза – последний привет от мужа. Женщина осторожно взяла цветок, боясь, чтобы он не рассыпался у нее в руках. Слезы непроизвольно набежали на глаза. Она опустилась в кресло.
Что она оплакивала – рано умершего мужа? Себя, оставшуюся одну и вынужденную дальнейший путь идти без любимого человека? Этот неожиданный знак внимания от него, как привет с того света, напоминание о том, что он существует, хоть и в другой ипостаси? Она не могла точно сказать, чем конкретно вызваны слезы. Скорее, все вместе.
Роза. Даля, как дитя мая, больше всех цветов любила розы, и муж, зная об этом, часто дарил ей царицу цветов на бесконечно длинном стебле. Вот как эту, что ждала своего часа в сейфе.
Перед глазами мелькали картины ее замужней жизни. Вспоминались только хорошие моменты, все остальное, как шелуха, отлетело, забылось, осталось в прошлом.
Женщина подошла к сейфу и стала перебирать в нем бумаги. Ничего особенного – старые счета за коммунальные услуги, уведомления из банка, какие-то ордера. Внизу, под всем этим старьем, лежала пачка еще советских сторублевок.
Случайно завалялись, а теперь тоже бессмысленный хлам. Кстати, к тому времени, когда муж клал их в сейф, они уже не имели никакой цены. Для чего он их хранил? Как память о безвозвратно ушедшем прошлом, или надеялся, что прошлое вернется. Вряд ли, он был прагматиком. Кто теперь скажет правду? Пусть прошлое останется в прошлом.
Даля сгребла в целлофан все бумаги из шкафа, а в нем оставила сторублевки и сверху обратно положила цветок. Пусть в следующий раз, когда она или кто-нибудь другой откроет ящик, сюрприз будет ждать на месте.
У каждой вещи в жизни есть свое назначение. У этого сейфа назначение – хранить привет из прошлого – розу и старые деньги, может, для кого-то другого это просто ничего не значащий хлам, а для нее память.
На следующий день Даля опять поехала по той же улице. Сейфа на прежнем месте не было. Видимо, он тоже нашел свое назначение.
Коллаж Ирины Амбокадзе