Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого все великое может быть сказано человеком или народом только по-своему, и все великое родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада.
И. А. Ильин
Думается, что прогнозы о возможных формах развития этносов, реальность которых определяла и будет определять этническая культура, несут в себе эзотерический оттенок. Ибо феномен этноса таит в себе иррациональное, не могущее быть полно разгаданным зерно, и значимые формулы о его сущности зачастую принадлежат жанру версий и гипотез. Это – при наличии множества неопровержимых истин.
Уровень обобщений, возрастающих от количества фактологических линий, сталкивания и разьятия их, погруженность в поиск смысла событий, которыми только и измеряется время, вызов всему, что в науке паронаучно, наделяют труды Л. Гумилева надвременной ценностью. Но вызывает чувство несогласия то, что гипотезы о сущности этнического бытия, его происхождения и исчезновения гениальный ученый оформляет, как математические формулы, излагая свои версии как бесспорные постулаты.
Подлинно новые концепции ученого всегда подкрепляются оглушающим, завораживающим потоком фактов. Но фактов, допускающих иную трактовку при иной задаче, фактов спорных, ибо по сути недоказуемых и уже этим исключающих право на утверждающих тон. А именно тон, так заряженный убеждением, что заряжает, и вызывает опасения. Так, чисто теоретические заключения уже в силу самой проблемы и темы обреченые на статус только гипотезы, зачастую весьма радостно перебрасываются в идеологию,в реальность, как аксиома.
Ф. Ницше, как никто из философов, приблизившийся к тайне человека, воспевавший гимн всем закоулкам его души, истязающий себя самонаблюдением – великий ум, бескорыстно, самоубийственно ставший над бездной во имя истины, провозгласил: все постигаемо и всему можно дать названия. Но страшное и, наверное, неизбежное безумие Ницше как драма, мельчает перед воротами концлагеря, украшенного его, по сути верными и столь же не верными, словами.
Сегодня блистательные теории Гумилева об этнической сущности уже выступают интеллектуальным обоснованием плоской идеологии национализма.
Еще в XVIII веке крупный мыслитель и ученый Ф. Боас, отрицая обобщения и схемы в этнографии, рассматривал сравнительный метод в ней как самый уязвимый.
Доказывая, что внешне одинаковые явления могут иметь различные происхождения и функции, он убеждал, что сходства менее всего свидетельствуют об исторических связях и заимствованиях.
Приближение к открытию общих законов в этой области возможно только при изучении каждого народа в отдельности - утверждал он.
«Объективное, строго научное исследование возможно только в том случае, если нам удастся войти в каждую культуру на ее собственной базе, если мы разработаем идеалы каждого народа и включим в наше общее объективное изучение культурные ценности, обнаруживаемые среди различных ветвей» - ясная, здравая мысль. Но надо признать, что эти как бы обязательные условия и поныне остаются абстрактными пожеланиями и очень редко присутствуют в работах наших ученых. А в XXI веке, как и в другие века, перспективы у каждой этнической культуры, наверное, свои собственные и предугадать варианты их бытия невозможно.
У каждой имеется своя иммунная система, свой запас сохраненных сил, собственное задание и т.д. Общее же состоит в том, что каждая претерпевает «необратимые изменения», которые при желании можно назвать развитием.
Неоспоримо - при стремительности, тотальности глобализации – сохранение отличительных особенностей национальной культуры, национального образа жизни, национальной системы ценностей не только возможно, но является единственно жизнеспособным вектором дальнейшего существования нашей цивилизации. Еще и по этому, на мой взгляд любые действия, направленные на то, чтобы снизить волю национальной культуры к самосохранению и самовыражению-преступление против человечности.
Этнический аспект, как известно, скрыт в культурных традициях и традиционных культурных ценностях, отмеченных устойчивостью и повторяемостью.
Инновации, естественные и неизбежные, при нормальном их развитии захватывают только периферию народного бытия.
Культурные традиции этноса обращаются в экзотические эмблемы, внешние символы, маскарадные принадлежности, если они не присутствуют в индивидуальной и национальной жизни. Чтобы этого не происходило, требуется как прямая преемственность, так и самостоятельный духовный опыт, значительное количество личностей в народе, хранящих и передающих этническую культуру.
Вопрос – как, почему обрывается, забывается эта нить, отодвигается наследство бесценное имеет ответ безрадостный. По преемственность действительно исчезает, если ее не преподать, не передать и так, чтобы забыть возможности не было.
Нужен передающий и способный принять.
Необходим тот, кто усвоить передаваемое, сохранить хотя бы полученное – не уменьшая, не оскверняя его.
Эти условия необходимы и для полнокровного бытия народа, культуры и их будущего.
Эксперимент по созданию «нового, небывалого единого народа», «новой исторической общности людей», имевший место в нашем государстве резко исказил этническое самосознания. А многие этнические проблемы настоящего времени были заложены в начале этого эксперимента.
Читаю в одном труде ученом:
"– Культ национального всегда означает укрепление кровно-почвенных связей людей, а значит, культ фашизоидной психологии в обществе;
– Современное название племенного инстинкта – патриотизм;
– Патриотизм – это фашизм;
– Патриотическое воспитание стимулирует проникновение в общественное сознание «человека прошлого» и фашизацию общества;
– Психология племенного человека маскируется под национальные ценности."
На этих отрывочных заклинаниях можно было бы и не останавливаться, если бы не информация о том, что за эту работу автор удостоен диплома РАО на Всероссийском конкурсе авторских материалов.
Награжденному и наградителям можно возразить:
Да, бывает, что патриотизм перерождается и в фашизм, но при условии, если его идеологи были плохо замаскированными фашистами.
Культ национального, то есть культ подлинного, родного, духовно-обработанного наследия является патологией только для человека с очень своеобразной, личной патологией;
– Национальные ценности зачастую отвергаются человеком и цивилизацией в силу того, что они превышают их нравственную силу, а отнюдь не из-за своей племенной ограниченности.
Каждое утверждение автора можно опровергнуть просто на основе здравого смысла. Но идеология, которую данный автор выражает, как раз ее и отклоняет.
В обновленной и усложненной лексике повторяется пройденное, вновь напрямую увязанное с задачей распыления национального самосознания.
Одной из моделей, отклоняющей подобные программы, является философия И. Ильина, а его книга «Путь духовного обновления» содержит в себе уникальное учение, страстно и властно как бы обязывающее к приобщению поддерживающим, оберегающим токам этнической культуры.
В ней можно найти многочисленные формулы, которые определяют пути обретения и сохранения родины, специфику воспитания национального самосознания, грани, соблазны, спасительные и гибкие подступы к идее нации, патриотизма, к практике трезво-критического познания себя и своей культуры.
Серьезную угрозу целостности национального самосознания И. Ильин видит в превращении его в ожесточившийся инстинкт, способный заглушить в душе голос совести, чувство меры, чувство справедливости. «Странная и опасная смесь из воинственного шовинизма и тупого национального самомнения, слепого пристрастия к бытовым пустякам и лицемерного «великодержавного» пафоса, за которым нередко скрывается личная или классовая корысть», – вот из такой атмосферы, подкрепленной чисто коммерческими интересами, и возникает та форма национализма, которая не считается с достоинством других народов и всегда готова возвеличить пороки собственного.
За таким «патриотизмом» стоит стадный или массовый инстинкт во всей его слепоте, и он колеблется, как инстинкт настоящего животного, между бесплодной апатией и хищным порывом.
Исключить его может только духовно освященный опыт, позволяющий дорожить условиями национальной жизни только как созданными духом и существующими ради духа.
Ценность этой работы мыслителя не только в торжественном и эмоциональном гимне национальному чувству, которое у него объясняется и оправдывается культурой, но и в глубоких педагогических, психологических предположениях о том, как это чувство сделать созидательным, радостным, оберегающим. Но насколько подчиненность этому чувству парадоксальна свидетельствует другое высказывание этого же великого философа. Так, в другом настроении, в других обстоятельствах Ильин провозглашает невероятное по узости и нелепости указание : «В противоположность всякому интернационализму – как сентиментальному, так и свирепому мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный. Исповедуем его. Мы считаем драгоценным, чтобы русские люди не связывали себя ни с какими интернациональными симпатиями и обязательствами». Только этот пример уточняет насколько противоречива, непредсказуема и одновременно управляема эта сфера духа.
Есть примеры другие. "Если я жизнь без тебя проживал/Я эту жизнь и за жизнь не считал/Ах, мой Чегем!"-это Кайсын Кулиев, который верил-"Балкария милая...К хвостам лошадей бы меня привязали,И так до тебя я добрался б живым"-так чувствовал, так любил свою землю.При этом был интернационалистом подлинным.
Но если задача каждого поколения, действительно, состоящая в верной передаче языка, песни, молитвы, сущности народа, притом «в формах возрастающей одухотворенности, национального благородства», хотя бы частично будут решаться, то этнические культуры застрахованы от небытия. А они, по счастью, обладают и другими защитными механизмами.