Сколько себя помню, я всегда бежал. Сначала - из спальни в зал на своих четверых, мама всегда делала вид, что пугается, когда я неожиданно появлялся у ее дивана и делал смелые попытки на него влезть. Позже, когда я встал на две ноги, то побежал от дома к детскому саду - мама вела меня под руку, одновременно переговариваясь с кем-то по сотовому. Очень часто она спешила, ведь нужно было успеть на работу - тогда я бежал еще быстрее. Вечером - из детского сада домой, опять же, под руку с мамой. Казалось, спешить нам было некуда, но, как я очень скоро понял, только казалось.
Потом я бежал из дома в школу, сам уже, большой, взрослый. Из школы - в волейбольную секцию, из секции - домой, нужно было успеть сделать уроки до завтра. И ведь успевал - серебряная медаль тому подтверждением, жаль, не золотая, ну, да звезд с неба я никогда не хватал, поэтому не особенно расстроился. Мама, правда, заявила, что ожидала от меня большего, но ее упрек забылся тем же летом, когда я поступил на переводчика в МГУ. С тех пор я бежал уже в университет, на отдых и безделье времени оставалось мало, я едва успевал делать задания и спать и переутомился бы очень быстро, если бы не было короткой еженедельной передышки в этом марафоне - воскресенья, в которое я отсыпался за предыдущие семь дней, пробуждаясь с ощущением, что я остановился, что могу не успеть, что нужно снова бежать...
... куда? От кого? На эти вопросы я не мог тогда ответить, некогда было отвечать. Я так и не понял, кто преследовал меня, заставляя участвовать в бешеной жизненной гонке, не давал себе сделать привал и оглянуться назад, чтобы посмотреть на своего преследователя. Но он был там, позади меня, я знал точно. Если бы я остановился... мне неизвестно, что именно случилось бы тогда, но определенно что-то ужасное.
Поэтому я бежал.
Выпустившись из университета, я получил работу в банке - делал специализированные юридические и финансовые переводы и, как мне казалось, неплохо справлялся со своими обязанностями. Похоже, так казалось и моему начальству, потому что со временем мне начали повышать зарплату, а там, вероятно, недалеко было и до продвижения по службе. С тех пор каждый день я бежал на работу.
В тридцать лет я женился. Ее звали Света, у нее было лицо стервы и тело шлюхи, и, признаться, я клюнул на тело. Через два года у нас родился сын, Артем, жена ушла в декрет, а я все так же бежал на работу по утрам, с работы - за сигаретами, благо, ближайший супермаркет был через дорогу. Курить в квартире, даже на балконе, жена больше не разрешала - ребенок все-таки. Может быть, поэтому я и перестал торопиться домой... Я останавливался. Каждый день я останавливался, чтобы выкурить пару сигарет на крыльце супермаркета, но больше двадцати минут никогда не мог там стоять. Потому что невидимый преследователь начинал настигать меня. Когда я чувствовал на спине его немигающий остановившийся взгляд, я нервно выбрасывал недокуренную сигарету в ближайшую урну и едва ли не бегом бросался с крыльца в метро, чтобы через полчаса очутиться дома.
... Это случилось через двадцать лет после рождения Артема. Сын учился в Оксфорде - гордость семьи, со Светой мы уже пять лет были в разводе и созванивались раз в месяц, чтобы рассказать друг другу немногочисленные новости да поинтересоваться здоровьем... В тот день Света позвонила мне рано утром, голос ее дрожал. Едва я услышал ее плачущее, испуганное "Игорь..." - мне стало не по себе. Ладони вспотели и волосы встали дыбом, но я придал голосу бодрой уверенности и спросил как ни в чем не бывало:
- Что-то случилось? Как у тебя дела?
- Артема сбила машина... - проговорила она не своим голосом.
Повисла тишина, но всего лишь на мгновение. А потом я почувствовал удушающую боль в груди...
... Когда я очнулся, у меня болели ребра и ключицы, ныла грудь в том месте, где должно находиться сердце. Первым, что я увидел, был странный костлявый конь непонятного цвета - если бы такие лошади существовали в природе, я назвал бы его серо-голубоватым, неприятного такого окраса. На коне сидел седой, но еще не старый человек в плаще, с короткой бородой и спокойными водянисто-синими глазами. "Дед Мороз", - не к месту подумал я, разглядывая незнакомца.
- Ну, здравствуй, Игорь Витальевич, - произнес он беззлобно, оглядывая меня в ответ.
- Откуда вы знаете, как меня зовут?
- У тебя на столе бейдж лежал.
Незнакомец не проявлял особенного уважения ко мне, но почему-то это показалось естественным, как то, что воздух после дождя пахнет озоном, поэтому я даже не возмутился. Были куда более насущные вопросы.
- А... а что со мной произошло? Кто вы... и где я вообще нахожусь... мой сын...
- Твой сын только что перенес операцию, но, уверяю тебя, он поправится, не пройдет и двух месяцев. Совершенно не стоило доводить себя до сердечного приступа из-за слов жены, но что уж поделаешь... пятьдесят два года - не такая уж короткая жизнь, многим отмерялось куда меньше.
- Я что... я умру?
- Ты уже умер, - скучным голосом произнес седоволосый. - Как и большинство твоих современников - на бегу. Может быть, поэтому тебе и кажется, что полувека мало для жизни. Не понимаю я вас все-таки, - хмыкнул он, вглядываясь в меня, будто пытаясь отыскать в моем посеревшем лице ответ на свой вопрос: - Куда вы бежите? Кто вас преследует? И ладно бы к цели какой бежали, так ведь куда угодно - лишь бы не стоять. Ты даже не миллионный такой, а я все не могу понять, кто же за вами гонится...
Он говорил какую-то белиберду, но я понимал его, и он видел, что я понимаю.
- А знаешь, Игорь Витальевич, - задумчиво произнес седоволосый, - уже семнадцать. Ты лежишь бездыханным почти полдня, когда давно должен быть на работе и потеть над очередным переводом. Ты остановился - и скоро преследователь тебя догонит, этого ведь ты боишься.
Он тронул поводья, и конь отступил в сторону, открывая моему взгляду белесое марево, из которого тут и там выглядывали кособокие черные кресты... Мы что, на кладбище? Но мысль эта не успела оформиться в моем мозгу, потому что безглазым лицом глядела на меня белая пелена тумана, из которой вот-вот должен был появиться тот, кто преследовал меня всю жизнь, заставляя бежать и бежать в бесконечной гонке непонятно за чем. Я сжался, инстинктивно пытаясь защититься руками от белесой дымки, которую очень скоро разрежет взгляд ужасного существа, от которого бежал я, бежали многие до меня, и со мной, и после меня бежать будут...
Прошла минута.
Две.
Пять.
Было тихо, только костлявый конь всхрапывал время от времени. Наконец, седоволосый снова тронул поводья и встал опять передо мной.
- Видишь, Игорь Витальевич, никого там нет, в этой пустоте. Я понимаю, если бы за тобой гнался, скажем, гнедой... ну, или рыжий, он, пожалуй, опаснее будет, но тебя не преследовала даже паршивая собака. - Он усмехнулся. - Выдыхай, бобер. Выдыхай.
И я выдохнул. Впервые в жизни выдохнул по-настоящему, расслабленно прислонившись затылком к отсыревшему деревянному кресту. Меня никто не преследовал. Мне некуда было спешить. Там, в белой мгле, никто не караулил... Наконец-то, я могу остановиться...
На мой гроб упали первые комья земли.