Сны о прошлогоднем лете

СНЫ О ПРОШЛОГОДНЕМ ЛЕТЕ
Бывает, что летает во сне человек. Бывает, что он во сне проживает целую жизнь за одну ночь.
Бывает…
А бывает, что он во сне вновь видит то, что еще недавно совсем видел наяву…
Долго не мог начать писать о прошлогодних нашей с Ленкой блужданиях по Балканам и не только по ним, и не мог понять: почему у меня так все как-то ничего не получается?
Потом понял: посетить четыре страны меньше чем за месяц, увидеть множество необычных мест и познакомиться с множеством интересных людей – это все надо переварить. Никогда в таком жестком режиме с моей женой мы еще не ездили.
И помогли мне все разложить по полочкам памяти именно сны. Только с их помощью я смог как-то уложить в голове все что, видел, что слышал, что узнал…
Удивительная Черногория, несчастная Албания, растерзанная Босния и Герцоговина, загадочный и прекрасный итальянский юг…
Приятно грезить об увиденном….

СОН ПЕРВЫЙ. АД  ДОМОДЕДОВА
Залы и коридоры аэропорта Домодедово.
Жара. Толпы людей. Несмолкаемый говор, который уже надоевшей барабанной дробью отдается в ушах.
До вылета три часа. Чемоданы сданы, паспортный контроль пройден. Остается только болтаться в этом шумном людском болоте и с нетерпением поглядывать на часы: ну, когда же уже посадка?
На табло выходы к нашему самолету меняются уже в третий раз. Согласно этим указаниям мы мотаемся то в один конец зоны вылетов, то в другой. Душно!
Наконец мы находим выход, у которого уже стоит группа пассажиров, ровно, как и мы, жаждущих, наконец, занять свои места в салоне лайнера и уже помчаться в сторону благословенного Адриатического моря.
Наконец мы в самолете. Привычные инструкции бортпроводников на случай аварийной посадки, приветствие командира экипажа…
Все – мы взлетаем.
Вот уже под нами надоевшее до чертиков Домодедово. Делаем круг, ложимся на курс…

Через три с небольшим часа нас будет встречать Черногория – солнечная, украшенная ласковым морем и красивыми горами.
Осталось совсем немного.   

СОН ВТОРОЙ. ЗНАКОМСТВО С ПЕРВЫМ ЧЕРНОГОРЦЕМ
Люблю сидеть в самолете у иллюминатора. Когда летишь днем - яркое солнце над причудливо расположившимися облаками завораживает. При посадке жадно вглядываешься в открывающиеся с огромной высоты виды. Земля, когда любуешься ею сверху и земля, по которой ходишь, ездишь или плывешь по ее морям – это совсем не одно и то же.
Под нами аэропорт Тиват.
Надо сказать, что в Черногории всего два международных аэропорта: в Тивате, куда мы прилетели, и в Подгорице, столице страны. Оба они совсем небольшие. Тиват даже работает не круглосуточно, лишь с шести утра до половины восьмого вечера, пока светло.
Именно поэтому – в силу небольшой пропускной способности - пассажиров просят приезжать на вылет пораньше, чем в других европейских аэропортах.
Но, тем не менее, пока черногорские международные воздушные ворота с ежегодно увеличивающимся пассажиропотоком справляются. Кстати, из-за невеликих размеров аэропорта в Тивате в зоне вылета нет даже кафе, поэтому пассажирам выпить чашечку кофе, чая или кружку пива, или бокал вина в ожидании посадки негде.

Итак, сели.
 Мы в Черногории. В Тивате. В городе древнем – первые поселения здесь возникли в третьем веке до нашей эры – и в основном туристическом центре Черногории. Отсюда начинаются практически все маршруты по этой удивительно красивой стране.
В аэропорту нас должен был ждать таксист Милан. Так мы договаривались с девушкой – менеджером, которая арендовала для нас апартаменты в поселке Бечичи. Это недалеко от городка Будва. О Бечичах и Будве я еще не раз вспомню.
А пока мы ищем Милана. Его нет ни в зоне прилета, ни у выхода из аэропорта. Ленка начинает нервничать, а я начинаю названивать девушке-менеджеру. Она говорит: «Стойте у кафе у аэропорта, сейчас я его найду». Стоим. Милана нет. Звоним еще раз девушке. Она удивляется: «Как нет? Должен быть. Стойте!»
Наконец появляется молодой никуда не спешащий парень с приветливой улыбкой на лице: «Привет! Милан – это я!» Я пытаюсь выяснить – где же это он пропадал последние полчаса, но бесполезно. Парень лишь пожимает плечами и симпатично улыбается. Хотя, как выясняется чуть позже, русским языком Милан владеет изрядно. Как практически все здесь, кто имеет хоть отдаленное отношение к туристическому бизнесу.
Милан – типичный сын черногорского народа: спокойный, доброжелательный, лениво-медлительный. Чемоданы в багажник он загружает не спеша, обстоятельно, не переставая улыбаться. «Поехали?» - вопрошает он и предупредительно распахивает перед Леной двери авто.
Вскоре мы едем по улочкам Тивата. Красиво и спокойно.
- Черногория ведь в югославской войне не участвовала? - спрашиваю я Милана.
- Нет, мы не воевали. Официально не воевали, - охотно отвечает таксист. – Но многие мои знакомые шли в сербскую армию, участвовали в боях. – Он помолчал немного. – Сербам надо было помогать обязательно. На них все накинулись, дома, школы, церкви разрушали, детей, стариков убивали, священников убивали. А они же наши православные братья. Мы с Сербией до конца были. Беженцев из Хорватии и Боснии принимали, устраивали, лечили. – Он опять помолчал. Война – это страшно. Особенно если она без правил велась.
- Это как: «Без правил»?
- Сербам то одно обещали, то другое, чтобы они не вели боев. Сербы верили, переставали воевать, а на них нападали и убивали. Надо было им помогать…

Да, я помнил, что Черногория была с Сербией до конца. В период этой жуткой братоубийственной бойни, что началась с подачи США и Запада, когда от Сербии отходили одна республика бывшей Югославии за другой, Черногория с 1992-го по 2003-й год входила в государство Малая Югославия (Черногория и Сербия). Затем сербы и черногорцы создали еще одно государственное образование: Государственный Союз Сербии и Черногории, который просуществовал до 2006 года.
Потом инициаторам югославской войны все же удалось превратить Черногорию в самостоятельное государство, оторвав ее от Сербии. Они посулили им международную помощь. Но посулы так и остались посулами. Туризм и сельское хозяйство – вот сегодня практически и вся экономика Черногории. Пятнадцать процентов населения – безработные. Доходы черногорцев очень низкие. Средняя зарплата в Черногории в 2013-м году составляла на наши деньги примерно 20 000 рублей. Поэтому, уже не надеясь ни на какую западную помощь, черногорцы стараются как можно больше денег заработать во время туристического сезона. Инженеры, врачи, экономисты, преподаватели школ и ВУЗов работают официантами, таксистами, гидами, грузчиками, сдают свои дома приезжим, чтобы хоть как-то обеспечить себя деньгами на зиму. Об этом мне рассказывал не только Милан, но и наш хозяин Бранко, священник отец Осия, экскурсоводы…

СОН ТРЕТИЙ. ПИРАТСКАЯ ЦАРИЦА
  Мы катим по улицам Тивата.
«Тиват…» - говорит Ленка. – «Какое странное название у города. Почему он так назван?»
Милан хитро улыбается и отвечает: «Это по имени нашей пиратской царицы». «Пиратской царицы?» - округляет глаза моя жена. – «Это как?» «А здесь пираты с древнейших времен своим промыслом занимались», - говорит таксист. – «Вы еще не раз о них в Черногории услышите».
Лена поворачивается ко мне: «Правда?» Я в подтверждение киваю: «Здесь же морские торговые пути были проложены еще до образования Римской империи. А что пиратам надо? Грабить купеческие суда. И пиратская царица здесь действительно была. Звали ее Теута. Тиват в честь нее и назван».
Черногорцы очень любят рассказывать легенды о царице Теуте. Самое интересное, что она действительно существовала, даже сохранилось ее изображение, высеченное из камня. Женщина была очень красива, даже по современным меркам.
Жила Теута в третьем веке до нашей эры и была женой царя Иллирии – оно располагалось на территории современных Черногории и Албании - Агрона.
Однажды Агрон вернулся с очередной войны, в которой победил. Вернулся с богатой добычей и закатил по этому поводу грандиозный пир. Пир продолжался несколько дней. Иллирийский царь на этом празднике жизни столько съел и выпил, что взял и умер прямо за столом. И осталась Теута одна с маленьким сыном Агрона от прежней жены на руках.
 Типичная такая мать-одиночка, которой теперь нужно было как-то жить и вести хозяйство в царстве. Теута недолго раздумывала, и взяла бразды правления государством в свои руки.
 Нрава эта молодка была решительного и твердого. При ней в Иллирии быстро развивались ремесла, торговля и мореплавание. И вот именно тогда одной из самых доходных статей в экономике царства стало пиратство. Теута и сама ходила в пиратские набеги, возвращалась с богатой добычей. Грабила она и соседние с Иллирией города. Причем грабила их применяя военные и совсем не женские хитрости. Однажды царица пришла с толпой своих подданных – мужчин и женщин – к городу Эпидамносу, что был расположен на землях современной Албании. По ее знаку люди громко закричали: «Пустите нас, пожалуйста. Мы уже много дней не имеем воды. Мы пить хотим! Дайте воды!» И при этом они все потрясали и стучали медными кувшинами. Жители Эпидамноса пожалели бедолаг, и открыли им ворота. Толпа подданных Теуты вошла в город и все достали их пустых кувшинов боевые мечи. Завязался бой. В тот раз Теута потерпела поражение – жители сумели отстоять свои дома - и была вынуждена со своими иллирийцами бежать из города.
Но все же, чаще ей улыбалась удача в боях на море и на суше.
Об этом мы знаем благодаря трудам римского историка Полибия.
За четыре года ее правления Иллирийское царство разбогатело и стало во много крат сильнее, чем было при ее муже Агроне.
Пиратские корабли Теуты хозяйничали и в Адриатическом море, и в Ионическом.
Соседние царства и города несли от действий «джентльменов удачи» царицы большие потери. Наконец им это надоело, и они пожаловались на Теуту Римской империи, которая имела в этих местах свои обширные и очень богатые колонии, которые тоже страдали от морских набегов иллирийцев. Кроме этого, римляне очень хотели завоевать новые территории на Адриатике, и жалоба соседей Теуты оказалась как раз кстати.
Но римляне сначала хотели решить дело миром и послали к Теуте своих послов. Послы просили иллирийскую правительницу не заниматься пиратским промыслом и дать спокойно плавать купеческим кораблям. Теута удивилась: «Да что вы, уважаемые! Пиратство – это же чистый бизнес, ничего личного, поверьте. Как я могу запретить моим предпринимателям, которые находятся под защитой законов Иллирии, заниматься этой деятельностью? Вот уж увольте, но не будет на это моего согласия!»
Один из послов вспылил и ответил царице: «Дык, матушка, если в Иллирии такие плохие законы, что позволяют творить непотребства на просторах морских, то эти законы надобно изменить и ввести новые – такие как в Риме». Теута молча развернулась, и вышла. Но дерзкого посла решила наказать. На обратном пути в Рим он был убит, заколот пиратским ножом.
Этого Римская империя уже простить молодой, но уже такой наглой иллирийке не могла. Против Теуты, ее войск и флота, были посланы 200 военных кораблей и 20 тысяч солдат. Они буквально разметали флот - и военные и пиратские корабли - Иллирии. Самой царице пришлось бежать из своего дворца и укрыться в одной из горных крепостей.
Крепость римляне осадили. Через год вынудили Теуту сдаться и подписать позорный мир, по которому Римская империя отбирала у царицы все ее города кроме одного – Рисана – а также победители заставили Теуту заплатить им огромную дань и дать обещание, что в море ее корабли будут выходить без оружия и лишь с торговыми целями. Дворец ее разрушили. Царица Теута, подписав этот унизительный мир, покончила с собой.
По одной версии она бросилась в море с высокой скалы, по другой – прыгнула в глубокое горное ущелье.
Как гласит легенда, рядом с этим ущельем есть подземное озеро, в котором Теута спрятала свои сокровища. Поиск этих сокровищ до сих пор ведется.
Как мне говорила одна из наших экскурсоводов, особенно активно поиском клада Теуты занимаются почему-то поляки. Они ежегодно посылают экспедиции в район предполагаемой гибели легендарной царицы.
О царице Теуте и ее легендарных сокровищах мы слышали не раз во время своих путешествий по Черногории и Албании…

  СОН ЧЕТВЕРТЫЙ. БРАНКО БЕЧИЧ ИЗ БЕЧИЧЕЙ
Тем временем наше такси выехало из Тивата.
Мы миновали Будву и на всех парах приближались к поселку Бечичи. Именно там у нас были арендованы апартаменты. Апартаменты расположены на вилле Бечича, их хозяин – Бранко Бечич.
Мчал нас Милан по шоссе, идущему вдоль моря. Замечательного ласкового моря, синева которого уже манила так, что я уже представлял, как плюхнусь в него и буду лежать на спине, покачиваясь в тихих соленых волнах.
 
В поселке мы свернули на тихую узкую улочку, что текла на жаре вдоль громадного пятизвездочного отеля «Королева Черногории» и остановились у гостеприимно распахнутых ворот. Навстречу вышел худощавый дочерна загорелый человек лет эдак шестидесяти пяти и улыбнулся: «Здравствуйте, я Бранко Бечич. Вы ко мне в гости приехали». Вот это ощущение, что мы здесь не в аренду апартаменты взяли, а действительно приехали в гости, не покидало меня все эти дни.
Он подхватил наши пожитки и повел нас обратно на улицу. Я удивился: «А апартаменты не здесь?» «Здесь, здесь», - успокоил меня Бранко. – «Только в другом здании. Это тут же».
Оказалось, что «вилла Бечича» - это не одно здание, а три стоящих рядом двухэтажных дома. В первом живет сам хозяин с семьей на первом этаже. Тут же у него небольшой офис. На втором – апартаменты. Два следующих дома полностью оборудованы для приема гостей. Нам были приготовлены апартаменты на третьей вилле, на втором этаже. Довольно уютная комната со всем необходимым, кухня, душ, туалет, небольшой балкон. Балкон выходил в сад, где в изобилии росли мандариновые деревья. Тихо и спокойно.
«Ну, вот здесь вы и будете жить», - пригласил нас пройти Бранко. – «Нравится? Все тут хорошо?» «О, да! Спасибо!» Хозяин выдал нам ключи и вышел. Стоя в дверях сказал: «Отдыхайте. На плажу («плажа», как вы догадались по-черногорски «пляж») дорогу найдете, или вам показать?» Мы заверили, что найдем. Он еще раз нам улыбнулся и исчез.
Я с хозяином быстро подружился. Бранко ведет свой бизнес уверенно и с размахом. Но сил это стоит немалых. Если быть точным, то это не только его бизнес, хотя основной капитал в виллу Бечича вложил именно он. «Сейчас это уже семейный бизнес, Саша», - говорил он мне. – «Дела ведет еще и брат и мои и его дети. Работы много, на всех хватает».

Я встаю рано, так привык. Но каждый раз, когда я выходил на балкон в районе семи утра по местному времени, то наблюдал одну и ту же картину: Бранко был уже давно на ногах и ходил по саду с шлангом, поливал газоны, цветы и деревья. «Этого я никому доверить не могу, сад поливать», - как-то признался Бранко мне. Потом он проверял дворики всех трех вилл, если что-то там было неубрано - кого-то распекал за деревьями. Затем в своем дворе вел переговоры с постоянно приезжавшими к нему серьезными мужиками. Потом отправлялся по делам. Все это он успевал сделать до полуденной жары.
Зато днем Бранко было лучше не тревожить. Однажды я хотел спросить у него совета по какому-то вопросу и пришел на его виллу где-то около часу дня. «А где Бранко?» - спросил у его родственницы, что помогала нашему хозяину на виллах. «Бранко спит», - сурово ответила она. «Его нельзя разбудить?» «Не можно разбудить, совсем не можно. Он сердиться очень будет!» Как он мне сам позже рассказал, дневной сон для него – это святое: «Вечером у меня много дел еще, надо отдыхать, Саша…»
Однажды я у него спросил: «Бранко, у тебя фамилия Бечич и поселок Бечичи называется. Это как-то связано?» «Конечно. Наша семья тут с древних лет живет. Здесь много по фамилии Бечич людей, все наши родственники».
Бранко рассказал мне, как заработал деньги на свой бизнес. Оказывается, он еще совсем молодым человеком в конце шестидесятых годов уехал на заработки в ФРГ. «У вас так легко можно было в Германию поехать на работу?» - удивился я. «Да, с югославским паспортом нас на Запад легко пускали. Ведь там нас социалистической страной не считали. Визу легко давали в Германию. А на границе документы посмотрят и – ту-ту – езжай!» - смеется Бранко. Пришлось ему в Германии и нелегально работать, и легально. Работал официантом, водителем… «Много чего перепробовал, надо было деньги зарабатывать и для родителей, и себе», - вспоминал Бранко. – Сюда уже перед войной вернулся, начал вот этот бизнес строить. Сначала одна вилла была, потом вторую построил, потом третью. Но, тяжело было. Ничто же так просто не дается». «А если бы тут война началась в девяностые?» Он помрачнел: «Конечно, мы боялись, что война начнется. Но все обошлось. Никому эта война кроме американцев не нужна была. Они и хорватов против сербов подняли. Здесь много беженцев было…»
То, что в Черногории в последние годы поселилось много россиян, Бранко радует: «Они у нас здесь дома строят или покупают, деньги вкладывают в нашу страну. Чем плохо?» «А современные русские богатые люди, как во многих странах жалуются, себя вести не умеют. Думают, что за деньги все купят, и полицию в том числе. А у вас как?» Бранко морщит лоб: «Не слышал я, чтобы русские в Черногории как-то уж совсем безобразно себя вели. Ну, дураков и задир везде хватает. Но с нашей полицией лучше дел не иметь», - он улыбнулся. – «Не советую законы в Черногории нарушать…»

Как-то вечером играли с Бранко в пинг-понг во дворе. Несмотря на свой возраст, играет он отлично. Так меня загонял, что после часа игры все на мне было мокрое – хоть выжимай. Но несколько партий я у него все же выиграл…

Черногорец черногорцу – друг, товарищ и брат. Это мы с Ленкой выяснили в первый же наш вечер в Бечичах. Я пришел к Бранко, чтобы он посоветовал нам какой-нибудь хороший рыбный ресторанчик, где не очень дорого и вкусно кормят. Хозяин наш просиял: «Конечно, Саша! Есть ресторан «Три рибаря», это совсем недалеко, прямо на плаже. Там работает мой хороший друг – шеф-повар. Я сейчас ему позвоню, чтобы он вам столик оставил, а то может на веранде мест не быть». Он тут же с кем-то созвонился и, довольный протянул нам флайер с адресом ресторана и объяснил, как найти это чудное заведение. Мы пошли. Идти оказалось довольно долго, вопреки уверениям Бранко, что он буквально в двух шагах. Я вообще заметил, что у черногорцев понятие «далеко-близко» довольно странные, но об этом ниже.
Наконец мы обнаружили эти «Три рибаря». Свободные столики на веранде были, поэтому прибегать к помощи хорошего друга нашего гостеприимного хозяина не пришлось.
В «Рибарях» мы отведали свежайший рыбный паштет, съели по тарелке какой-то необыкновенно вкусной ухи из нескольких видов рыб. Далее меня ожидали спагетти с креветками, а Ленку – королевские креветки, приготовленные на гриле. Запили мы все это бутылкой сухого черногорского вина. Счет за пиршество у «Трех рибарей» составил 90 евро. Больше мы ни в Черногории, ни в других странах, где нам удалось побывать прошлым летом так дорого не ели.
Интересно, поблагодарил ли шеф-повар ресторана своего хорошего друга за таких клиентов? Хотя о деньгах, потраченных на такой обед, ни Ленка, ни я не пожалели. Все было действительно очень вкусно.

 СОН ПЯТЫЙ. БЕЧИЧИ – КУСОЧЕК  РАЯ
  Наша первая ночь в Бечичах.
Мы стоим на балконе и смотрим, как в черное небо врезаются лазерные лучи. Где-то в районе Будвы проходит большая дискотека – музыка тоже немного слышна. Пахнет морем и мандаринами.
Здесь в поселке тоже вовсю кипит ночная жизнь. Но вся она сосредоточена на набережной, что тянется вокруг огромного пляжа. Там кафе и рестораны, магазины сувениров. Там аттракционы и музыка почти до утра. Но к нам сюда шум прибрежного веселья не доносится.
Мы там обязательно побываем, на этом бесконечном летнем празднике, а пока, в эту первую ночь, так приятно сидеть почти в полной темноте, попивать кислое македонское сухое вино напополам с минералкой, лениво вытянув ноги и довольно жмурясь.
На ближайший почти месяц все, что нас сейчас окружает – наш личный маленький кусочек рая на Земле. Пахнет морем, нагретым камнем и мандаринами…

Каждое утро здесь, в Бечичах, я просыпаюсь, когда еще нет восьми утра по местному времени. Натягиваю плавки и шлепаю по направлению к набережной. До нее и пляжа – рукой подать, только перейти дорогу.
Набережная уже очищена от остатков ночного веселья, молодые парнишки выносят с пляжа мусор в мешках, еще раз граблями проводят по очищенному песку и мелкой гальке, расставляют лежаки. По два лежака под один большой соломенный зонт от солнца. Место с лежаками под зонтом стоит 10 евро в день. Но утром никто здесь денег не берет. Кидаю футболку на ближайший лежак и ныряю в прохладную чистую воду Адриатики, пугая стайки  маленьких рыбок потерявших за ночь бдительность. Скоро им придется плыть подальше от берега, ведь волны здесь будут просто кишить купальщиками. Но пока никого нет.
Переворачиваюсь на спину и смотрю, как из-за гор медленно поднимается солнце. Солнечный свет словно катится от горных подножий по крышам домов на морской берег. Солнце пока не жаркое, очень приятное. Этим пользуются любители утренних пробежек. По набережной то и дело пробегают люди – от пожилых мужчин и женщин до детей.
В первую неделю пребывания в этом благословенном месте я каждое утро видел, как под руководством тренера на набережную выбегала группа девочек лет десяти. Судя по надписям на футболках, они готовились к сербско-черногорским легкоатлетическим стартам. Тренер юных спортсменок гонял их очень серьезно.

В восемь утра на набережной Бечичей открываются кафе. Первые их посетители пьют кофе с пирожными и только, поскольку позавтракать более плотно тут можно лишь с девяти утра. Кофе ароматный и очень вкусный, пирожные – свежие, просто объедение. Стоило мне это утреннее удовольствие 3 – 4 евро.
Посетителей с утра немного: то стайка пенсионеров – немцев заглянет на свежий кофейный запах, то молодые французы придут взбодриться.
Русские присутствовали на этих утренних кофейных посиделках обязательно.
С Сергеем, Кристиной и их маленьким сыном, серьезным отроком лет семи мы сидели за соседними столиками. «Вы в Черногории впервые?», - спросил меня отец семейства. «Да, а вы?» «А мы уже третий год подряд сюда ездим».
Сергей рассказал мне, что ездить они начали сюда из-за болезни мальчика. Ему каждый год надо выезжать на море. «Его болезнь стала для меня просто предупреждением свыше», - вздохнув, продолжал отец. Сергей и Кристина из Петербурга. Он работал в крупной фирме, где занимался какими-то разработками для морского флота. Получал очень хорошо. Это позволило им купить большую квартиру, и жить очень неплохо. Кристина сидела дома с ребенком. Только приходилось Сергею пропадать на работе до ночи. Ребенка почти не видел. А сын очень скучал по нему. И тут как гром на голову – мальчик серьезно заболел. Для того, чтобы быть побольше с сыном, Сергей ушел из фирмы, нашел работу, на которой не надо было просиживать сутками, можно было работать и дома. В деньгах, конечно, потерял. «Но зато мы теперь вместе», - гладит отец сына по выгоревшим до белизны волосам. – «И вечерами, и в выходные, и на море каждый год месяца на полтора выбираемся».
Кристина смотрела на мужа влюбленными глазами…

Пляж начинает потихоньку заполняться людьми где-то часам к десяти утра. К одиннадцати найти свободные лежаки уже довольно проблематично. Народ не зря стремиться отдохнуть именно сюда: ведь еще в 1935 году этот пляж был признан лучшим в Европе. Сейчас он, если не остается лучшим, то уж один из лучших – это точно.
В небе над пляжем появляются первые парапланеристы, по акватории уже раздается рев скутеров.
Очередной день летнего сезона в Бечичах начался.

С нашего пляжа отлично виден Свети Стефан. Знаменитый остров миллионеров, визитная карточка Черногории.
До того, как остров превратился в один из самых дорогих отелей мира и его полюбили и Сталлоне, и Софи Лорен, и Керк Дуглас, и Клаудия Шиффер, прочие богатые и знаменитые персонажи, на нем располагалась бедная рыбацкая деревня. Был затем Свети Стефан и крупным торговым центром средневековья.
Мы осматривали знаменитый кусок земли в Адриатике с воды. Маленькая яхта объехала Свети Стефан со всех сторон, и нам отлично были видны старинные домики с узенькими оконцами, превращенные сейчас в роскошные гостевые апартаменты.
От Свети Стефана мы, качаясь на волнах, отправились еще к одному красивому острову, что находится неподалеку – острову Святого Николая. Это такая огромная скала в море, у подножия которой существует полоска галечного пляжа. Еще там стоит старая церковь Святого Николая, которую, по преданию, поставили здесь спасшиеся на острове после кораблекрушения моряки.
Надо сказать, что издали остров Святого Николая смотрится гораздо лучше, нежели когда до него доберешься и высадишься на него…

У черногорцев действительно какое-то свое, только им присущее восприятие времени и пространства.
Если они говорят, что до чего-то осталось «недолго», то это «недолго» может растянуться на полчаса, а то и на час. Ну, это о времени.
А что касается пространства…
Нам рассказали, что в поселке есть замечательный магазинчик, которые называется «Мега – Маркет». В нем можно купить свежайшее уже разделанное на порционные кусочки мясо – свинину, говядину, баранину, курицу – и тут же на расположенной рядом жаровне его совершенно бесплатно пожарить. «А далеко он находится?» «Нет, совсем недалеко», - беспечно махали рукой наши знакомые черногорцы. – «Выйдите на дорогу, повернете направо и все так по дороге и идите. Это совсем недалеко!»
Итак, мы вышли на шоссе и повернули направо. Прошли где-то с километр. Жарко. Внизу море манит своей голубизной, а мы все идем и идем. Встречаем местного жителя и спрашиваем: «Извините, уважаемый, до «Мега – маркета» еще далеко?» « Нет, совсем недалеко. Вы уже почти пришли. Во-о-он, за тем поворотом». Идем до поворота, потом до следующего. Нет «Мега – маркета»! Нет и все! «Может быть, мы прошли его и не заметили?» - робко интересуется жена. Ловим еще одного черногорца: «А где «Мега – маркет»?» Черногорец удивленно смотрит на нас: «Да здесь, близко! Вы уже почти пришли!»
«Почти пришли» - это еще метров пятьсот. Наконец-то мы узрели вывеску на небольшом продовольственном магазинчике: «Мега – маркет»! Теперь мы знали, что «недалеко» по-черногорски это два с лишним километра.
А приготовленное на жаровне у магазина свежее мясо действительно оказалось очень вкусным. Не соврали наши черногорские знакомые…

В центре поселка протекает небольшая совсем речушка, что впадает в море. Она тоже называется Бечича. У моста через нее стоит скромный обелиск, состоящий из двух плит. На одной плите надпись, что 15 июля 1941 года местные партизаны провели на этом месте свою первую акцию. Они уничтожили мост через речку и этим остановили продвижение итальянской механизированной колонны, которая шла на помощь фашистским войскам из Котора в Бар. На второй плите написано, что в 1944 году здесь итальянские фашисты расстреляли двух местных жителей.
Обелиск ухожен, чисто вымыт. Ухаживают за ним местные власти. Такие скромные памятники, посвященные югославским партизанам, мы видели в черногорских горах, в Которе.
Народы Югославии, даже живя теперь врозь, помнят, как их деды били фашистов на их общей тогда земле…

   СОН ШЕСТОЙ. ОТЕЦ ОСИЯ
     Однажды Бранко говорит нам: «Хотите купить хорошего оливкового масла недорого? Настоящего, домашнего?»
Еще бы Ленка этого не хотела. «А где мы купим его?» - спросил я нашего хозяина. «В церкви», - ответил он. – «У батюшки нашего. Я вас туда отвезу».
Собственно, мы могли в эту церковь дойти и пешком. Небольшой православный храм Святого Тома (Святого Фомы по-нашему) стоит на возвышенности рядом с одним из выходов на пляж. Церковная территория окружена маленьким парком. Кроме самого храма здесь есть «читарня» - библиотека -небольшой домик для священника и родник.
Мы с Леной, когда гуляли по поселку вечерами, частенько видели, как батюшка вкушал вечернюю трапезу на широком массивном деревянном столе перед своей обителью. Но познакомиться с ним не случилось.
И вот как-то утром Бранко усадил нас в свою машину и повез в церковь. Мы зашли за ограду и увидели идиллическую картину: за столом сидел священник – огромный пожилой мужчина с окладистой бородой с солидным животом – облаченный в старые спортивные брюки и белую майку. Рядом с ним сидела сухонькая женщина, которая приветливо улыбнулась нам и скрылась в доме. На столе перед батюшкой стояло блюдо с фруктами, пластиковая бутылка с подозрительно прозрачной жидкостью и небольшой граненый – ну совсем как наш - русский – стаканчик. Наш хозяин уважительно пожал ему руку, и священник перекрестил его. «Это наш отец Осия», - представил нам священника Бранко. «А это гости из России. Саша и Елена. Мы в гости за маслом к тебе, отец».
Отец Осия выглядел слегка помятым. Он смущенно улыбнулся и что-то тихо сказал Бранко. Тот смешливо наморщил нос и объяснил нам: «Вчера у отца праздник был по поводу крестин его внука, Так что он просит прощения за…» «Ну, мы поняли», - ответил я и понимающе и очень сочувственно кивнул батюшке. Тот расцвел. «Вы за маслом пришли? У меня масло вкусное, сам делаю. Лучшее здесь!» Мы изобразили радость. «Вы пока в храм сходите, а я сейчас все приготовлю». Мы зашли в церковь, там было прохладно, тихо и красиво. Но красота эта была не такая как в наших православных храмах – очень простая, не помпезная. Вообще, как я заметил, на Балканах православные храмы, даже самые известные и старые монастыри украшены не так богато, как в России. Все очень скромно. Зато территория вокруг церквей вся в зелени, цветах и деревьях. Сюда приходят не только помолиться, но и полежать на траве, посидеть в тени и отдохнуть.
Когда мы вернулись во двор, сухонькая женщина поставила на стол две полуторалитровые бутылки с маслом. Мы поблагодарили, расплатились и уже хотели откланяться, как отец Осия предложил: «А вина не хотите? У меня хорошее вино. Тоже сам делаю». Мы замялись, а он, видя наше смущение, предложил: «Вы попробуйте». Женщина, словно только и ждала этих слов. Тут же появилась на столе еще одна бутылка – с рубиновым напитком. Появились стаканы, которые священник тут же наполнил. Вино оказалось вкусным, терпким и очень густым.
Сам отец Осия налил себе из бутылки в граненый стаканчик прозрачной жидкости и посмотрел на меня: «Сливовицы попробуешь?» Пить сливовицу в одиннадцать утра на жаре я был не готов. Мы чокнулись. «А ведь отец Осия у себя в церкви беженцев принимал. Многим людям помог. Он у нас герой!», - сказал Бранко. Священник смущенно кивнул: «С помощью Господа кормили людей – детей маленьких, стариков, женщин, раненых – одевали их, помогали, чем могли. Много беженцев было…»
«А откуда бежали люди?» «От боснийцев бежали, от хорватов. Все бросали и бежали, чтобы живыми остаться. Страшные вещи рассказывали, как над ними глумились». «И сколько через вашу церковь прошло их?» Отец Осия покачал головой: «Не считал. Может тысяча…»
Только в августе 1993 года в Черногорию от войны бежали по одним данным более пятидесяти двух тысяч, по другим – более шестидесяти двух тысяч человек. Это составляло десять процентов от общего количества жителей республики. Большинство из них прибыло из Боснии и Герцоговины, спасаясь от зверств боснийцев – мусульман, остальные – из Хорватии и Словении. Интересно, что тридцать процентов беженцев составляли мусульмане, что бежали от жестокости своих единоверцев. Но большинство прибывших в Черногорию были православными.

То, как не любят черногорцы хорватов после этой безумной войны, я почувствовал на себе.
Несколько лет назад мы с Ленкой были в Хорватии и я, на память, привез оттуда бейсболку с традиционными хорватскими бело-красными шашечками, с силуэтом страны и надписью «CROATIA». В первые дни в Черногории не носил ее. Но потом все же одел, спасаясь от жары. И произошло необъяснимое. В маленьком магазинчике, где меня до этого встречали как родного, вдруг перестали со мной разговаривать. Швыряли сдачу и отворачивались. То же было и в прибрежных кафе и даже в «Мега – маркете». Я не понимал, что делаю не так. И вот, спустя какое-то время мы поехали на такси погулять в Будву. Таксист, молодой парень, всю дорогу искоса бросал на меня взгляды и, видно было, что хотел что-то спросить. Наконец он не выдержал: «Тебя еще здесь не побили?» Я удивленно воззрился на него: «А что такое?» «Да твоя кепка. Она же хорватская?» «Да, и что?» «Ты лучше ее у нас не носи…»
Как только мы приехали в Будву, я сразу купил себе защитного цвета кепи с двуглавым черногорским орлом и надписью над ним: «Montenegro».
Зато сербы очень любят отдыхать в Черногории. Машины с сербскими номерами везде – на пляже, у магазинов и гостиниц. На нашей вилле на первом этаже жила улыбчивая сербка Бояна с двумя маленькими сыновьями и мамой. Сказала мне, что приезжает сюда каждое лето…

С отцом Осией мы тепло распрощались где-то через два часа после нашего приезда к нему. Кроме масла мы купили у него еще бутылку вина. За распитые в церковном дворе полтора литра этого божественного напитка он с нас денег не взял.
Наш человек…   

  СОН СЕДЬМОЙ. ЭТА НЕЗЕМНАЯ БОКО – КОТОРКА
Приехать в Черногорию и не увидеть Боко-Которскую бухту – просто никуда не годится.
«Самое красивое место на Земле», «Божественный фьорд», «Лучшее, что создал Творец» - это все про Боко-Которку.

С экскурсоводом Галиной мы подъезжаем к морскому порту Тивата.
У причала стоит большой красивый парусник, пройти по морю на таком – мечта любого мальчишки. Но, к сожалению, он ждет здесь не нас. Хотя наш двухпалубный кораблик маленьким тоже не назовешь. Не считал, конечно, но сотни две наших попутчиков, желающих насладиться красотами самого известного места на Адриатическом море, в него влезло.
Пока едем из Бечичей в Тиват, Галина нам рассказывает о том, как скоро изменится порт, какой грандиозный проект там будет осуществлен.
Этот проект называется «Porto Montenegro».
Дело в том, что один канадский миллионер, которого зовут Питер Мунк задумал построить здесь целый комплекс для богатых – самых богатых! – яхтсменов мира. Это будет первый такой комплекс на Адриатике и всего третий в мире. Собственно говоря, Мунк хочет построить здесь небольшой город, в котором будут устроены стоянки для супер-яхт, отели, большая верфь, рестораны, бутики и все-все-все, без чего богачи – спортсмены прожить просто не могут.
Стоимость проекта оценивается более чем в миллиард долларов!
Галина рассказывает все это и в ее голосе чувствуется уважение к огромным деньгам.
Она сама из России, из Подмосковья, но уже больше тридцати лет живет в Черногории – вышла замуж за местного парня. Иногда она что-то начинает рассказывать, не договорив фразу, замолкает, потом, подобрав нужное слово продолжает рассказ. «В Союзе», - и тут же поправляется. – «В России почти не бываю. По-русски говорю только летом, когда экскурсии веду, поэтому извините за паузы». А свое уважительное отношение к проекту канадца она объясняет просто: «Если все это у нас будет, то будет работа, будет меньше бедных. Это же элементарно!»
Наш корабль тихо отходит от причальной стенки. Идем вглубь бухты. Море тихое, мы сидим на открытой верхней палубе и если бы не морской ветерок, то давно бы уже поджарились на палящем солнце. Но все равно, время от времени нам приходится спускаться вниз, в тенек.
 
Уже вышли из Тиватского залива бухты и потихоньку входим в залив Герцог – Новский. Здесь во время наполеоновских войн стоял российский флот под командованием адмирала Синявина. Победы русских моряков защитили тогда черногорцев и от французов, и от османов. Здесь России до сих пор за это благодарны.
По берегам залива то тут, то там возникают в поле зрения небольшие поселки. «Это дачи», - объясняет Галина. Здесь их строят богатые люди, земля дорогая и очень ценится. Много иностранцев покупают здесь недвижимость, среди них немало русских».
Она вглядывается в берега: «А вот смотрите – слева такие шахты в скалах полузатопленные. Это  бывшие военно-морские базы югославской армии. Здесь стояли подводные лодки, в том числе и советские пока отношения между Тито и Сталиным не стали… как это по-русски… совсем худыми. Видите шахты?»
Мы видим шахты, видим старый причал, у которого, накренившись на бок стоит полузатопленный военный корабль. На борту даже сохранился его боевой номер. Я киваю на него Галине. Она отвечает: «Да-да, после распада Югославии здесь много военной техники оказалось брошенной. Она и сейчас никому не нужна, Ржавеет, гниет. Остатки боевой мощи когда-то одной из самых сильных армий Европы…»
 
Красота вокруг необыкновенная: горы на берегах прямо переливаются цветами – от изумрудного до темно-синего…

Впереди по курсу возникает остров, на котором стоит крепость. Мы обходим ее со всех сторон. Выглядит она одновременно очень грозной – мощные стены, бойницы – и очень заброшенной. Смотрится на фоне моря и гор она все равно просто замечательно.
«Это крепость Мамула», - объясняет нам наша экскурсионная фея. – «Она была построена по приказу австрийского генерала Лазаря Мамула, когда этими землями владела Австро-Венгрия. Она защищала подходы к берегу. Причем он ее так удачно построил, что военные гарнизоны здесь находились и обороняли берег и в Первую, и во Вторую мировую войны. Во время войны с фашистами, оккупанты устроили здесь еще и лагерь для военнопленных». «А сейчас что там?» - спрашивает Ленка. «Ничего там сейчас нет. Видите ли, эта крепость и это место, где мы находимся – морская граница между Черногорией и Хорватией. Я даже не могу сказать в какой конкретно стране мы сейчас – у нас в Черногории или в Хорватии. Так вот, правительства наших стран уже долго спорят, кому этот остров принадлежит. А пока они спорят – крепость потихоньку умирает. Доспорятся, кажется до того, что здесь останутся одни руины…»

У крепости Мамула наш кораблик останавливается, желающих приглашают пересесть на катера и поехать в Голубой грот. Мы тоже заскакиваем в катер и мчимся, подпрыгивая на волнах к этому природному чуду.
Голубой грот – это действительно чудо: катер проходит в узкий низкий проход, и мы оказываемся в небольшой пещере. Цвет камня в пещере, солнечный свет, идущий сквозь две небольшие расщелины и морская вода создают абсолютно волшебный эффект – кажется, что все вокруг действительно голубое – стены, вода, камни на дне. Вода прозрачная и спокойная.
Все кидаются купаться, а затем грот озаряют вспышки фотоаппаратов. Но ни одна фотография не передаст волшебства удивительного места…   

Покинув Голубой грот, идем еще к одной адриатической знаменитости – искусственному острову Божьей матери на Рифе. Или Госпа од Шкрпела.
Но для того, чтобы подойти к нему, надо пройти еще один замечательный участок Боко – Которки: пролив Вериге. Это совсем узкий проливчик, шириной всего 250 метров. На его берегах находятся два старинных города – Пераст и Риксан. Да-да, тот самый Риксан, единственный город который оставили царице пиратов Теуте победившие ее римляне. Эти два города с древнейших времен населяли моряки, здесь велась бойкая торговля. Но уже средневековые пираты – не подданные Теуты - не давали добрым горожанам покоя. Случалось, они входили в пролив и грабили купеческие корабли, убивали и захватывали в рабство местных жителей. И тогда горожане решили перегородить залив цепями. Сказано – сделано!
И с тех пор, как эти цепи поставили – ни один корабль, пиратский ли, вражеский через этот пролив не прошел. Помните, как назывались на древней Руси цепи? Вериги. На сербо – хорватском также. Отсюда и название пролива – Вериге…

И вот нам уже виден единственный на Адриатике созданный руками людей остров Госпа од Шкрпела. Если смотреть на него сверху, то остров Богородицы на Рифе напоминает собой очертания корабля. Сейчас его площадь составляет три тысячи квадратных метров. Я, наверное, повторюсь, но стоит съездить в Черногорию, чтобы побывать здесь. Нигде подобного в мире, кажется мне, просто нет. История возникновения Госпа од Шкрпела так до конца и не выяснена.
Одна легенда гласит, что когда-то очень давно корабль из города Пераст подходя к родному причалу, неожиданно попал в шторм. Корабль их напоролся на риф и затонул. Большинство команды погибло. Те, кто остался в живых, и зацепились за этот риф, вдруг неожиданно обнаружили на нем икону Богоматери с младенцем на руках. Как икона там оказалась, откуда она приплыла – об этом история умалчивает. Моряки так были рады, что остались живы, и что такое чудо обретения святого лика с ними произошло, что они поклялись выстроить на этом рифе церковь и посвятить ее Деве Марии.
Есть и еще одна легенда. В начале пятнадцатого века два брата – моряка из Пераста плыли мимо этого рифа. И один из них случайно увидел, что в воде, прямо на рифе лежит Святой лик Богородицы. «Она, наверное, с какого-нибудь утонувшего корабля», - сказал один брат другому. – «Давай ее поднимем». Они взяли икону с собой. На суше выяснили, что эта Богородица с младенцем – чудодейственная! Один из братьев даже исцелился от тяжелой и долго мучавшей его болезни, прикоснувшись к ней. Об этом стало известно жителям города. И они решили на месте рифа, где была найдена икона, создать искусственный остров и построить на нем церковь. Кстати, Дева Мария и сегодня является покровительницей моряков города Пераста.
Но так оно было или эдак, но факт остается фактом: горожане, местные моряки сначала стали на рифе топить подбитые ими пиратские корабли и свои старые парусники. Каждое судно, что проплывало мимо рифа, бросало сюда камни, чтобы образовать некую отмель, на которой будет возведен храм. И церковь Божьей Матери была возведена здесь в шестнадцатом веке.
Потом его чуть не разрушило землетрясение, но горожане восстановили и облагородили любимую церковь.
Возникла традиция: капитаны судов, после долгого и опасного плавания приносили Богородице дары – ценные украшения, картины. Горожане дарили всякую утварь. В конце концов, здесь возник своеобразный музей, который существует и пополняется до сих пор. Храм украшен множеством серебряных табличек с именами спасенных молитвой от бури кораблей. А еще этот храм знаменит своими росписями и иконостасом.
Кстати, жители Пераста ежегодно 22 июля отмечают в честь острова праздник. В этот день на своих яхтах, катерах и других плавсредствах они подходят к Госпа од Шкрпела и высыпают в его основание камни, дабы укрепить святое для местных моряков место.
На острове нет ни одной жилой постройки. Но служители храма и их помощницы – пожилые матроны – каждый день приезжают сюда, чтобы встречать гостей и паломников – а их летом бывает очень много и следить за порядком.
При нас одна из таких служительниц выгоняла из воды молодого парня, который прибыл на остров Девы Марии на яхте. Он осмелился купаться здесь, а это строжайше запрещено церковными правилами…
 
«Знаете почему эта бухта называется Боко – Которской?», спросила нас гид, когда мы отплыли от острова Девы Марии на Рифе. И сама же себе ответила. – « Это название произошло от двух  древних итальянских слов: «boccha», что означает «пасть», ведь сверху бухта похожа на пасть неведомого зверя. И названия города Котор, изумительного по своей красоте и очень важного в стратегическом отношении от средневековья до двадцатого века. Не пройдет и часа, как вы его увидите и погуляете по его старым улочкам и площадям…»

В ожидании подхода к Котору мы сидели на палубе, и пили холодное пиво. От жары не спасал даже морской ветерок. Официант, что обслуживал нас, казался измученным. Поймав мой взгляд, он сказал: «Устал. А ведь еще как-то надо до ноября доработать. В ноябре последний рейс…»

 СОН ВОСЬМОЙ. КОТЫ И ЛЕГЕНДЫ КОТОРА
За время нашего пребывания в Черногории, в Которе мы с Ленкой побывали два раза. Права была Галина – город просто завораживает, в него хочется возвращаться.
Мы были в хорватсвком Трогире, городе – музее. Мы гуляли по великолепной веселой черногорской Будве, где над морем возвышается грозная венецианская крепость с арсеналом.
Но Котор…
Котор – это Котор.
Первое, что видишь, когда подходишь к Котору с моря – огромная крепостная стена, что опоясывает город и уходит куда-то далеко в горы.
Далеко-далеко в горах, там, где стена заканчивается, еле видна старинная крепость. Снизу она как игрушечка, на самом деле эта крепость – крепость Святого Иоанна – вполне себе серьезное сооружение. Для того, чтобы добраться до нее надо идти по стене, вверх по очень даже крутой горе почти пять километров. Редкий турист доберется даже до середины маршрута. Но некоторые упорно лезут вверх, чтобы посмотреть оттуда на древний город и на залив, напоминающий пасть неведомого животного.
Построили стену и крепость венецианцы, но использовались эти  защитные сооружения по назначению вплоть до Второй мировой войны.
Котор - город очень древний. Задолго до венецианцев, примерно две тысячи лет тому назад здесь жили иллирийцы, те самые, которыми так недолго, но так блистательно управляла царица Теута. Затем этим городом владели римляне, византийцы. Доходили до него и полчища монголо-татар.
Но Котор, не смотря ни на что, развивался, рос и хорошел от столетия к столетию.
Это был город  кораблестроителей, моряков, ювелиров, торговцев, пиратов. Да-да, пиратов, они имели здесь даже свои, если так можно сказать, представительства или гильдии.
Самый расцвет города пришелся как раз на то время, когда он был частью Венецианской республики.
Венецианцы владели Котором без малого четыреста лет. Об этом напоминает огромный барельеф венецианского льва с Евангелием в лапах на крепостной стене у главных ворот города – Морских.
Именно через эти ворота мы и прошли в Старый Город.
Морские ворота ведут на Оружейную площадь, на которой расположен старинный Арсенал, княжеский дворец, в котором жил венецианский наместник, Сторожевая башня и Часовая башня.
Поскольку в Которе случались землетрясения и довольно сильные, то Часовая башня от этих колебаний несколько наклонилась, но по-прежнему крепко стоит на своем основании. Кстати, княжеский дворец – это не первый дворец на этом месте. До него тут стоял еще один. Но он был разрушен при очередном землетрясении и под его обломками командовавший тогда городом венецианец погиб. 
Под Часовой башней – позорный столб. К нему привязывали виновных в мелких преступлениях которцев и, либо оставляли так на несколько дней, либо били кнутом и отпускали восвояси.
В глубине площади здание театра - первого в Черногории - его построили в то время, когда Котором владели наполеоновские войска. Там захватчики отдыхали душой. Ну, куда же французам без театра-то!
Сейчас в старом театре гостиница и ресторан.

Поскольку город был портовый, а морякам – и пиратам, кстати – надо было как-то проводить свободное от плаваний время, то в городе имелись и увеселительные заведения, где мужчин всегда ждали молодые девицы, которые помогали им скрасить досуг.
Бывало, что девушки в результате совместных забав беременели и рожали. Венецианцы, дабы младенцев не убивали и не выбрасывали, при содействии богатых горожан основали в городе приют для незаконнорожденных детей. Матери отдавали туда своих сыновей и дочерей и обязательно давали служительницам приюта какой-нибудь предмет – пуговицу, платочек, серебряную ложечку или еще что-то. Это делалось для того, чтобы через много лет непутевая мамаша могла опознать брошенный когда-то плод случайной связи.
Здание приюта сохранилось, мы с Леной его видели. Это совсем рядом с Кафедральным собором Котора – собором Святого Трифона.
Собор был построен в 1166 году, но был несколько раз поврежден землетрясениями, поэтому перестраивался и менял свой облик. Сейчас он представляет собой величественное белоснежное здание с двумя колокольнями, где, среди прочих христианских сокровищ, хранятся и мощи самого святого, который до сих пор является покровителем Котора.
Вообще в Которе когда-то было тринадцать храмов и семь монастырей. Сейчас осталось только десять церквей.
Самой интересной их них, для меня, по крайней мере, была построенная в двенадцатом веке церковь Святого Луки. А интересна она была мне тем, что когда уже начинались в Европе войны между православными и католиками, в этой церкви мирно уживались представители двух направлений христианства. Изначально храм Святого Луки принадлежал католикам. Но в семнадцатом веке в Котор начали прибывать беженцы из областей, что были заняты турками. И беженцы эти были как раз православными. До этого православных церквей в городе не было, как не было и православной общины. И тогда которские католики разрешили пришельцам вести в этой церкви свои службы и даже построили там второй алтарь. Чуть позже которский храм Святого Луки полностью отошел православным.
Когда я услышал эту историю, подумал: католики – хорваты, вероятно, не знали или забыли эту поучительную историю о добрососедстве, когда изгоняли православных сербов и черногорцев из своей новой страны в конце двадцатого века. Впрочем, что простых людей винить. Настоящие виновники - те, кто развязал братоубийственную войну и науськивал их друг на друга…               

В Которе множество сувенирных магазинчиков и, конечно же, маленьких уютных кафе, где вас напоят свежим кофе и накормят черногорскими вкусностями.
Мы с женой приземлились в одном из таких заведений. Рядом с нами сидела довольно странная пара: пожилой господин и довольно молодая женщина. Говорили они по-французски, но и так было понятно, что спутница господина была чем-то недовольна, а он ее всячески успокаивал, гладил по руке, игриво касался груди и целовал в шейку. Женщина отворачивалась и корчила неприятные рожицы, пока ухажер или муж ее не видел.
Вот тут как раз мне вспомнилась еще одна которская легенда, что рассказывала нам Галина. Это легенда о том, как в этом городе появились олеандры.
Тот сорт олеандров, что растет в Которе до сих пор, был специально завезен из Италии. И завезен он, как болтают, был для того, чтобы юные игривые жены пожилых состоятельных которцев делали из этих чудных растений хитрый такой настой, который подливали своим благоверным в вино. Через какое-то время после приема олеандровой настоечки престарелые мужья переселялись в мир иной, а несчастные юные жены превращались в веселых и совсем небедных вдов…

Одна из легенд о происхождении названия города – Котор – гласит, что издревле рядом с людьми здесь жили множество котов и кошек. Не знаю, как было в древности, но сейчас представителей кошачьего племени в городе можно встретить на каждом шагу.
Черные, белые, пятнистые, коричневые, рыжие и пегие микротигры микротигрицы спокойно, как хозяева, лежат на старых площадях и улицах, у дверей древних храмов, на подоконниках венецианских дворцов и просто посреди узеньких улочек.
Их здесь любят, кошек и котов. Сами которцы говорят так - это мне официантка в кафе шепнула: «Не знаем точно, откуда произошло название города, но Котор без кошек – не Котор».
Изображение кота – один из современных символов древнего поселения…

В Которе квартировали и матросы адмирала Синявина, когда российская эскадра стояла в этих водах в начале девятнадцатого века.
В 1920 году именно сюда на кораблях пришли разбитые Красной армией подразделения армии барона Врангеля и отсюда они потом разбрелись по свету…

В 1979 году в Которе произошло еще одно сильное землетрясение и очень много исторических зданий тогда пострадало.
Восстанавливала Югославия исторические храмы, дворцы, башни и дома Котора с помощью ЮНЕСКО. После того, как работы были закончены, эта организация взяла Котор под свою охрану.
Сейчас Старый Город внесен в список объектов всемирного культурного наследия.

Рядом с Котором есть огромная красивая гора, даже не гора, а целый горный массив. Называется Ловчен. Как гласит предание, именно этой горе Черногория обязана своим названием.
Ловчен был весь покрыт – и сейчас тоже - густыми хвойными лесами. Они были настолько густыми, что в любое время суток гора казалась темной и грозной. Первые венецианцы, что появились в этих местах, увидев ее воскликнули: «Вау! Смотрите, парни, какая черная гора!»
По-итальянски «черная гора» - «monte nero». А уже затем, позже, европейцы стали Черногорию называть на свой лад:  «Montenegro»…   

В Которе каждое лето проводится масса фестивалей и карнавалов. На них приезжает множество туристов.
Когда мы с Ленкой были здесь во второй раз, то увидели, как прямо напротив Морских ворот города пришвартовался огромный паром, откуда выкатилась огромная разноголосая толпа туристов, которая тут же рассосалась по площадям, кафе и ресторанам Старого Города.
Уже вечерело, и во многих заведениях вовсю играла громкая музыка. Я смотрел на это и вспоминал слова черногорского таксиста, с которым разговорился в Будве.
Тогда тоже вечерело, и в будванских уличных ресторанчиках было шумно и весело. Таксист грустно сказал: « Это все декорация – шум, веселье, музыка. Даже история наша, кажется декорацией для вас, туристов.  Будет зима, вы уедете, декорации снимут, и тут будет совсем другая жизнь. Совсем не шумная, не веселая. Нам надо как-то прожить следующую зиму…»

СОН ДЕВЯТЫЙ. ПО ДОРОГЕ ВЛЮБЛЕННОГО АВСТРИЙСКОГО ИНЖЕНЕРА В НЕГУШИ
Из Котора, взбираясь все выше и выше по той самой горе Ловчен, которой обязана Черногория своим названием мы едем в старинное село Негуши.
Село находится за перевалом, на другой стороне склона. Едем по дороге, которую построил в девятнадцатом веке во время правления Черногорией короля Николы Первого Негоша австрийский инженер Иосип Слайд. Дорога ведет из Котора в старую столицу Черногории - Цетинье.

С Иосипом Слайдом и с построенной им дорогой связана красивая и грустная легенда. Этот инженер весьма близко был знаком с семьей черногорского короля, в том числе и с его женой – Миленой.
Милена была дочерью богатого черногорского воеводы и вышла замуж за Николу, когда ей было тринадцать лет, а новобрачному – девятнадцать. Она, как отзываются о ней современники, была очень красивая девушка. Сначала при дворе ей было одиноко, но затем она нашла себя в этом мире царедворцев, постепенно освоилась, стала настоящей королевой и родила своему Николе аж двенадцать детей.
И вот в эту женщину-то и угораздило влюбиться несчастному Иосипу.
Не зная как выразить свою любовь, инженер спроектировал дорогу таким образом, что у Котора она запетляла в форме буквы «М». При этом Слайд самовольно увеличил этот участок дороги на пятьсот метров. Увидеть сию букву можно было только поднявшись дальше по трассе высоко в гору.
Никола Первый, узнав об этой любовной страсти своего инженера и хитро выписанной им букве очень рассердился, если это слово можно применить к королям. Рассердился до такой степени, что однажды уехавший по делам Иосип не вернулся ни в Цетинье, ни в Котор. Сгинул бесследно влюбленный специалист.
Не без основания поговаривали, что его исчезновение было как раз результатом, так сказать, рассерженности черногорского монарха…

А мы, миновав эту букву «М», уже въезжаем в горный лес. Едем по горе Ловчен. Когда поднялись чуть повыше - видим роковую букву, что стоила жизни Иосипу Слайду. Забрались уже высоко, но это только начало нашего пути.
Нам предстоит проехать по серпантину, который идет все выше и выше. На этом серпантине 25 крутых поворотов, каждый из которых отмечен специальным каменным знаком с номером поворота. И с каждым таким поворотом дух захватывает все больше. Вниз из окна теперь лучше не смотреть: сквозь листву видна пропасть, которая с каждой дорожной петлей все глубже. Ленка сидит, закрыв глаза, наружу смотреть не может: «Саня, зачем мы сюда поехали? Обратно этим же путем двинем?»
Я узнаю у нашего гида, как поедем обратно. Она успокаивает нас: путь домой лежит в обход горного массива.
Чтобы упокоить меня еще больше, она говорит, что на этой дороге проводятся даже ралли на машинах и мотоциклах. Господи, есть же еще сумасшедшие на этой Земле!
И чтобы уже совсем я уверовал в безопасность нашего путешествия, мне показывают еле видную в горах тропинку: «Видишь вон там путь? До того, как Иосип Слайд построил эту дорогу, черногорцы спускались и поднимались по горе именно по той, старой дороге». «Так там же… это же не дорога, козья тропа какая-то!» - удивляюсь я. «Вот поэтому я тебе и показываю ее», - говорит гид. Наш  большой и длинный автобус тем временем преодолевает еще один вираж серпантина. Мне кажется, что его переднее левое колесо парит прямо над пропастью. Но это только кажется…
Вскоре страх совсем пропадает, и я просто сижу и наслаждаюсь природой, которая в этих местах просто какая-то безумная, по-сумасшедшему красивая.
Горные леса впереди окутаны облаками. Такого я еще не видел никогда. Кажется, что сейчас мы просто вплывем в эти облака и окажемся в светлой мгле. Но этого не происходит. Поднимаемся выше мы, поднимаются вверх облака.
На обочине очередного крутого поворота вижу маленькое здание, круглое, с узкими оконцами. «Это здание бывшей австрийской таможни», - говорят мне. – «Именно по этому повороту проходила в девятнадцатом веке граница между Черногорией и Австро-Венгрией».
Еще одна петля, потом еще одна и еще. «А здесь мы сделаем остановку. Это перевал Троица. Высота над уровнем моря – тысяча сто метров», - тихо говорит гид. – «Сейчас вы выйдите из автобуса, подойдете к краю дороги и посмотрите вниз. Уверяю вас – будете поражены».
Выходим из автобуса. Нас всех слегка покачивает от всех этих поворотов и от абсолютно чистого, сладковато – терпкого воздуха, которым напоен до краев перевал Троица.
Лена не рискнула подойти к краю. Я подошел. И обомлел! Передо мной лежала практически вся прибрежная Черногория!
Были видны Тиватский и Которский заливы, был виден Тиват, его аэропорт и было видно, как взлетают и садятся кажущиеся отсюда игрушечными самолеты. Котор тоже был отлично виден, он представлялся отсюда набором маленьких зданий, Старый Город казался тщательно выписанной гениальным художником миниатюрой. И все это было прикрыто легким покрывалом облаков. Волшебство, ёшкин кот, да и только!

Насмотревшись на этот фантастический пейзаж, мы садимся в автобус и начинаем спускаться с горы.
И вот уже видно знаменитое село Негуши.
Оно находится на высоте 900 метров над уровнем моря.
Село знаменито как родина самого вкусного пршута – вяленого окорока, негушского соленого сыра, ароматного виноградного и ежевичного вина, а также как родовое гнездо владетелей Черногории Петровичей – Негошей. Они правили этой землей с семнадцатого века и до Первой мировой войны.
 
Начнем, пожалуй, с властителей Черногории.
Когда-то давно здесь жило большое племя негушей, которые занимались земледелием, скотоводством. Они были известны как храбрые воины. Отсюда и пошло название села и династии черногорских властителей.
Петровичи – Негоши были владыками просвещенными, почти все они были хорошо образованы, многие увлекались поэзией и философией, а Пётр Второй Петрович вообще стал, так сказать, черногорским Пушкиным. Его, как поэта и как государственного деятеля, любят и поклоняются ему до сих пор.
Почти все из Петровичей были не только светскими, но и духовными владыками – черногорскими митрополитами. При Петровичах – Негошах связи с Черногории с Россией были не просто близкими, они были братскими.
Кстати, все девять дочерей Николы Первого и Милены, тех самых из-за которых ни за понюшку табаку пропал бедный инженер Слайд, получили блестящее образование в России. Две из них вышли замуж за русских великих князей. А одна, между прочим, стала итальянской королевой.
В Негушах до сих пор стоит дом, где родился один из черногорских владетелей – Петар Второй Петрович Негош. Сейчас там музей.

Где-то в этих местах, в этих горах обитал и очень странный и загадочный персонаж – это я сейчас опять о тесной связи России с Черногорией вспомнил – которого звали Степан Малый.
Он выдавал себя за травника, и лечил простой народ почти что даром.
Манеры были у него как у вельможи, знал Степан множество языков, русским тоже владел в совершенстве. Черногорцы, что служили в русской армии - а таких много тогда было, черногорская молодежь охотно воевала за Россию в войнах с турками – стали поговаривать, что этот Малый очень похож на мужа Екатерины Великой Петра Третьего, убитого фаворитами российской императрицы.
И пошел слух, что не погиб Петр Федорович, а тайными тропами пробрался в Черногорию и живет здесь, спасаясь от вероломной женушки.
Черногорцы были настолько уверены, что Степан и есть Петр Третий, что 17 октября 1767 года собрали народное вече и, пав на колени, просили его открыться – правда ли, что он император российский. Исторический факт - Степан Малый ответил: «Перед вами - император Петр Фе¬дорович! Я пришел сделать вас навсегда счастливыми!» Старцы черногорские вручили ему грамоту, где он признавался императором Черногории и Руси.
За время своего правления самозваный император храбро боролся с турками во главе черногорской армии. Кстати, Черногория – единственная из балканских стран, кто не дал османам установить над своей территорией иго.
Турки никогда не управляли Черногорией и в этом есть заслуга и лже-императора Петра Третьего.
Но вот что странно: если остальных самозванцев Екатерина Вторая жестоко преследовала – достаточно вспомнить историю Пугачева и что с ним сделали, когда поймали – то с этим своим «мужем» она поступила иначе. Императрица послала в Черногорию князя Юрия Долгорукого с приказом поймать Малого, заковать его в кандалы и доставить в Петербург. Долгорукий приехал в Черногорию, почти без труда арестовал его, но… побеседовав с ним после ареста, отпустил его с почетом, присвоил ему звание поручика армии российской, выписав ему патент и вручив мундир и шпагу.
Более того, он от имени Екатерины, назначил его «Главным правителем черногорского народа». Вроде как матушка – императрица ему нечто другое наказывала…
Более того, не выполнив монаршего приказа, князь должен был понести суровое наказание. Однако за свою черногорскую миссию он был не только не наказан, но и щедро вознагражден.
Это, повторю, исторический факт. Но почему так все случилось, почему Екатерина так ласково отнеслась к своему черногорскому лже-супругу – историки спорят до сих пор. Ответа нет. Лишь гипотезы…

Но я все-таки о Негушах. Мы все еще там.
Поговорим о негушском пршуте. Это сырокопченый свиной окорок, приготовленный особым способом. Пробовали мы с Ленкой хорватский пршут, отведывали итальянское прошутто – это все почти так же приготовленное мясо, но негушский пршут – это нечто особенное. Если кто его едал – со мной согласятся.
В чем секрет негушского пршута? Кто-то говорит, что в особом горном воздухе, на котором сначала подсушивается натертый солью и душистыми травами свиной окорок, кто-то говорит, что секрет в том угле, на котором потом долго коптится мясо в специальных больших помещениях – сушинах. Мы заходили в одну из таких сушин. Представьте себе: под крышей, сделанной так, чтобы мясо постоянно обдувались свежим воздухом, висят десятки огромных окороков. Для того, чтобы пршут получился и был действительно деликатесом его надо готовить не менее трех лет! Зато и храниться готовый пршут может очень долго.
Но пршут, конечно пршутом, но отчего я в Негушах обалдел, так это от домашнего ежевичного вина. Ничего ароматнее в своей жизни я не пробовал, правда!
Пожилой мужчина, у которого я купил и пршут – он его делает в своей сушине, да тут в каждом доме своя сушина – и домашнее виноградное вино, и ежевичное вино, рассказал мне о том, как они совсем недавно жили.
Когда в Югославии бушевала война, о Негушах все забыли – сюда не ездили туристы, не чистились горные дороги, а значит и продавать свою продукцию негушцы не могли, не было денег – жители села жили как в восемнадцатом веке, натуральным хозяйством. «Электричества тоже не было, хорошо еще что вода, запасы соли и дрова у нас всегда есть, а то бы вымерли все». Сейчас вроде как жизнь налаживается: туристы приезжают постоянно, работает небольшой ресторанчик, магазины. Негуши ожили.
 
Предприимчивые местные жители нашли еще один способ зарабатывать деньги.
В Негушах сейчас построены так называемые эко-домики. Мы их видели – это небольшие избушки, в которых из всех благ цивилизации только электричество.
Туристы, что приезжают сюда пожить, дышат горным воздухом, используют только родниковую воду, едят экологически чистые овощи и фрукты, конечно же, сыр и пршут, пьют домашнее вино. Никаких телевизоров, радио и интернета.
За такое эко-житье-бытье в Негушах желающие на какое-то время породниться с матушкой-природой, платят как за проживание в хорошей европейской гостинице…

СОН ДЕСЯТЫЙ. ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ ЦЕТИНЬЕ…
 Мы вновь кочуем по горам в нашем почти уже родном автобусе.
Но это уже не те горы, что были до Негушей. Здесь почти нет растительности, одни камни на склонах. Здесь нет воды, поэтому люди в этих местах никогда не жили. Зато воевали. То на одном повороте, то на другом мы встречаем мемориальные доски, небольшие памятники югославским воинам, что сражались здесь с фашистами. Кое-где видны доты – укрепленные огневые точки - оставшиеся с той войны. Солдаты Тито давали тут жару оккупантам.

Постепенно спускаемся вниз, и пейзаж за окном автобуса меняется – вновь буйная зелень, горы – как в праздничных ярких нарядах.

Ненадолго останавливаемся на горной пасеке. Женщины тут же бросаются рассматривать изготовленные на пасеке крема и прочие притирки и бальзамы на основе горного меда и воска, мужчины вожделенно поглядывают на медовые настойки, сделанные на основе ракии с добавлением яблок, винограда и трав.
Каждому свое…

Еще немного дороги и вот перед нами Цетинье, старая столица Черногории. Сейчас ее называют «конституционная столица», в отличие от Подгорицы – административной столицы страны.
Чуть-чуть не доезжая до самого города, видим заброшенную промышленную зону. Гид спрашивает: «Есть ли среди вас те, кто помнит, каким спросом в Советском Союзе пользовались югославские холодильники? Есть такие?»
Пожилой мужчина в шортах и растянутой на пузе футболке ностальгически мычит: «Да еще бы! И холодильники, и миксеры, и… Да их же было просто не достать!» «Вот! А холодильники эти производились именно здесь, на заводе в Цетинье. Когда Черногории пришла полная демократия, наши западные друзья решили, что промышленность Черногории вообще не нужна. Они сами хотели поставлять вам и холодильники, и другую бытовую технику. Завод закрыли, разграбили. Людей выкинули на улицу… Теперь у нас тут сплошной туризм…» Подумала и добавила: «Со слезами на глазах…»
Въезжаем в старую столицу.
Цетинье всегда был небольшим городком. Столицей он стал в пятнадцатом веке, когда Черногория вела непрерывные войны с турками, и надо было все управление землями черногорскими переместить подальше от театра военных действий. Тем более, что сама эта местность – гористая и, местами, неприступная, мешала врагам добраться сюда. Когда нападения ворогов были отбиты, Цетинье вновь впало в исторический сон до семнадцатого века, когда опять на Балканах вспыхнули войны с Османской империей.
Но своего расцвета город достиг при правлении уже известного нам Николы Первого и его жены Милены. Тогда здесь закипела настоящая светская жизнь. Хотя…
Что представлял собой Цетинье в тот период, замечательно описал в 1866 году Викентий Макушев, русский историк, филолог и дипломат, член – корреспондент Петербургской академии наук: «Кто не бывал в Черногории, тот представляет себе Цетинье городом; но едва ли его 20-30 домов заслуживают названия даже деревни; впрочем, дома построены по-европейски и образуют правильные две — три улицы. Княжеский дворец, длинное, одноэтажное здание, с башнями по углам, построен князем Даниилом I, по совету и внушениям его супруги, Дариньки, привыкшей к европейскому комфорту, …а дотоле правители Черногории жили в монастыре… В Цетинье доселе не было гостиницы, и путешественник, не имевший доступа к князю, должен был останавливаться в грязной, дымной корчме и спать на нарах рядом с невзыскательными черногорцами; о кушаньях уже нечего и говорить… А между тем в Цетинье бывает много иностранцев, особенно в Петров и Духов день; а потому нужно пожелать, чтоб акционеры (большею частью которские православные купцы, акция по 100 гульденов) поскорее окончили постройку гостиницы, обещающей большие удобства путешественникам и, конечно, немалые выгоды её содержателям». 
Такая вот была черногорская столица в середине девятнадцатого века…
Сейчас в Цетинье насчитывается примерно 19 000 жителей, девяносто процентов из них – черногорцы, пять процентов – сербы. Улиц, конечно же, теперь в Цетинье гораздо больше, чем три, виденные нашим соотечественником. Все они красивые, чистенькие. С удовольствием по ним погуляли.

Наше путешествие по Цетинье начинается с церкви Рождества Богородицы, которая была построена в 1484 году на развалинах Старого Цетинского монастыря, который был почти полностью уничтожен землетрясением. Строгий, очень красивый храм. Но это не самое древнее здание в старой столице.
В 1405 году здесь была построена другая православная церковь – церковь Влашка, она отлично сохранилась. Возвели ее по преданию местные пастухи, а расписали специально приглашенные сюда греки. Позднее церковь была украшена оградой, которую сделали из оружия, отобранного у турок во время войны 1876 года.

Конечно же, мы посмотрели и построенный в 1867 году на месте того дворца что видел Викентий Макушев, дворец короля Николы Первого, в котором он жил с Миленой и своей многочисленной семьей до своей эмиграции во Францию в 1918 году.
Там – во Франции, в Антибе - он и Милена прожили до конца своих дней. Похоронены супруги были в Италии, а в 1989 году их прах и прах двоих их детей были перенесены в Черногорию.
Сейчас во дворце Николы филиал Национального музея Черногории, там воссоздана та обстановка, в которой жили последние черногорские монархи.

Небольшое отступление. Вот что интересно. Уже в двадцать первом веке черногорцы решили воздать должное своим правителям, и 12 июля 2011 года Скупщина Черногории принимает Закон «О статусе потомков династии Петровичей-Негошей». По этому закону потомками королевской фамилии признаются все мужские потомки Николы Первого, а также сыновья жен этих потомков. Им и членам их семей автоматически предоставляется гражданство Черногории с сохранением гражданства других стран. Титул «Представитель потомков династии» получает старший наследник Николы Первого мужского пола. На сегодняшний день им является праправнук Николы Первого тоже Никола Петрович – Негош. Он родился и живет во Франции, по профессии – архитектор.
Поскольку младший из Негошей является любителем и ценителем искусств, то он дважды в год он привозит в Цетинье своих друзей – художников, архитекторов и скульпторов – и устраивает там биеннале современного искусства. Благодаря этим творчески посиделкам старинная черногорская столица украсилась весьма странными, на мой взгляд, скульптурами.
Мы с Ленкой их видели и особого восторга они у нас не вызвали. Но черногорцы, видимо, любят своего творчески мотивированного представителя потомков Негошей и прощают ему эти чудачества…
Никола Петрович Негош по закону от 2011 года регулярно получает от государства зарплату, равную зарплате Президента Черногории, имеет право использовать для своих нужд первый этаж Дворца Петровичей в Подгорицах. Кроме этого потомкам Николы Первого предоставлен специально построенный для них дом в Цетинье, квартира в Подгорице. Также они получат, если еще не получили особняк Николы Первого в Негушах с прилегающими к нему садами и лугами. Ну и еще кое-что им полагается по закону…
Не обижены потомки Николы Первого современной Черногорией, прямо скажу!

Так вот, королевский дворец Николы Первого невелик собой. Это самый маленький королевский дворец, который я видел в своей жизни. Но какой замечательный королевский парк за этим дворцом! Идеальное место для отдыха уставших от государственных дел монархов.
Сейчас там отдыхают уставшие от путешествий и впечатлений туристы, такие как мы с Ленкой…

Рядом с королевским садом расположена официальная резиденция Президента Черногории. Это совсем небольшой особнячок с миниатюрным парком, обнесенный кованым забором. На территорию резиденции можно пройти и сфотографироваться со стоящими на часах у парадного входа высоченными черногорскими гвардейцами в красных гусарских мундирах. Когда с ними фотографируешься, гвардейцы смущенно улыбаются…

У основания горы в Цетинье расположен Цетинский монастырь, одна из важнейших православных черногорских обителей, резиденция черногорских митрополитов, которыми, как вы помните, являлись также и владетели Черногории. Построен он был вместо разрушенного старого монастыря, где сейчас стоит церковь Рождества Богородицы, в 1785 году. В монастыре хранится она их самых главных святынь всех христиан – правая десница Иоанна Крестителя. Правда, на этой деснице не хватает двух пальцев. Видимо, им где-то в другом месте поклоняются, не знаю. Тут же верующие могут прикоснуться к частице Креста Господня. И здесь же хранится – привет, Россия! – плащаница вышитая собственноручно императрицей Екатериной Великой. Вот так!
В Цетинском монастыре была основана первая в Черногории типография. И до сих пор здесь хранится первая книга, напечатанная на южнославянском языке – «Октоих» - богослужебная книга, составленная в седьмом веке, в которой содержатся чинопоследования вечерни, повечерия, утрени и литургии. Ее здесь тоже можно увидеть.
В монастыре нравы суровые – нельзя громко разговаривать, нельзя ходить с оголенными конечностями и быть слишком веселым. Тотчас же к тебе подойдет суровый монах и негодующе закрутит головой.
И тут же, в монастырском дворе, прямо на надгробии, разложил какой-то суровый старец старые бумажные деньги и продает их. Видимо, богоугодное это дело. Я у него купил то, что давно искал: немецкие банкноты времен Третьего Рейха.
Конечно же, если вы оказались в Цетинье, обязательно надо взглянуть на огромную рельефную карту Черногории, которую создали офицеры Австрийского Генерального штаба в 1917 году. На ней обозначены не только селения, дороги, бухты, но и отдельные дома. Карта находится в специальном стеклянном павильоне рядом с монастырем.

Когда уезжали из Цетинье, пошел мелкий грустный дождик. Небо старой черногорской столицы, наверное, жалело, что мы так мало здесь погуляли и не все посмотрели.
Прости нас, небо Цетинье, на большее у нас просто не было сил… 

СОН ОДИННАДЦАТЫЙ. ПУТЬ В АЛБАНИЮ
Албания далась нам с Ленкой не сразу. В первый раз, когда мы собрались туда, произошло нечто, что нарушило наши планы.
Выезжать мы должны были в половину седьмого утра. Часа за три до этого я проснулся от страшной головной боли. Поднялась температура и к горлу подступила противная тошнота. Накануне я бесшабашно прыгал на жгучем солнце почти весь день, и вот теперь наступила расплата. «Тепловой удар у тебя, Саня», - вынесла диагноз моему состоянию жена. – «Лежи, никуда мы не поедем, кажется…»
Я еще какое-то время уговаривал себя, что вот сейчас это пройдет, только надо немного полежать. Но прошел час – ничего не прошло.
Пришлось согласиться с Ленкой, что поездка в Албанию нам сегодня не светит. А деньги за поездку уже были заплачены.
Не придумал ничего лучшего, как позвонить хозяину турбюро среди ночи, чтобы, ссылаясь на свое болезненное состояние, упросить его перенести наше путешествие на другой день. «Не можно это», - зевая, ответил мне раздраженный столь ранним (или поздним) звонком черногорец. – «Никак не можно. Для вас уже в Албании и на границе все заказано…»  Что он там заказывал для нас на границе и в Албании - для нас так и осталось тайной.
Таким образом, мы потеряли семьдесят евро, но не потеряли надежды все-таки добраться до этой таинственной страны.
Оправившись от недуга, я через день опять пошел в турбюро, чтобы заказать новую поездку. Две симпатичные девушки выслушали мою грустную историю, посочувствовали, но деньги так и не вернули. Пришлось оплачивать наш албанский вояж еще раз.
И вот, наконец, настал тот день, когда мы погрузились большой комфортабельный автобус «Мерседес» и отбыли к черногорско-албанской границе.

Вот здесь тоже  необходимо небольшое отступление.
У меня бывали случаи в жизни, когда на переполненной людьми Тверской улице в Москве, вдруг неожиданно встречаешь свою одноклассницу, которую не видел много лет. Или в Вологде оказываешься в одной гостинице с двоюродным братом. Или в финском городе Савонлинна в бассейне вдруг носом утыкаешься в плавающего тут же старого друга. Конечно же, такие встречи вызывают удивление, и ты невольно произносишь банальное: «Как тесен мир!»
Но когда на пути в Албанию (в АЛБАНИЮ!!!) ты оказываешься в одном автобусе со своим хорошим знакомым из Петрозаводска – тут даже слов не подберешь. Андрей тоже был немало удивлен. Рассказал, что он отдыхает с семьей в Будве и решил познакомиться с почти сорок лет закрытой от мира страной. Так мы обрели доброго попутчика в нашем путешествии.
 
Везла нас в Албанию жизнерадостная симпатичная черногорка возрастом чуть за тридцать, которую звали Лиля.
Поскольку с нами ехали англичане, словенцы, поляки, украинцы, сербы – это я выяснил, когда границе увидел паспорта  наших попутчиков у Лили в руках – то говорила она о нашем маршруте и об Албании одновременно на трех языках: сначала на русском, потом сербо-хорватском, затем на английском. В принципе, лично нам - Ленке, мне, Андрею  было все понятно и вполне комфортно.
Но всегда находятся люди, которым просто необходимо найти тему для того, чтобы повозмущаться. Некоторые из наших соотечественников начали наезжать на Лилю: «Нам обещали русскоговорящего гида!» Лиля отвечала: «Я плохо говорю по-русски? Вам что-то непонятно?» Затем начали высказывать свое недовольство англоязычные граждане: «Почему вы не говорите только по-английски?» Лиля и им говорила: «Вы не успеваете что-то услышать?» На одной из остановок ее атаковали уже украинцы: «А у вас вообще украиноговорящих гидов нет?» Этих недовольных Лиля спрашивала: «А русский язык вы уже забыли? Ведь в одной стране не так давно с Россией были…»
Мало-помалу, протесты утихли. А я думал, глядя на Лилю, что это совсем нелегкий труд – целый день говорить на трех языках, да еще и следить за этой разношерстной публикой. Особенно в такой стране как Албания, где все может случиться. А Лиля и правда смотрела за нами на протяжении всей поездки, как за малыми детьми.

Наш автобус миновал город Бар – из него мы потом с Леной пойдем на пароме в Италию – и начался подъем в гору. Большие поселки постепенно сменяются совсем маленькими деревнями: десяток домов и небольшой магазин. Горная автомобильная дорога становится все уже. А движение по этой дороге весьма оживленное – все чаще нашему водителю где-нибудь на повороте приходится сдавать назад (при этом Ленка от страха закрывала глаза, поскольку ей казалось, что вот именно сейчас мы рухнем в очередную пропасть) и пропускать одну или несколько машин, спускающихся вниз к морю.
Наконец подъем закончился.
«Мы уже почти доехали до границы» - сообщает нам Лиля. – «Смотрите, здесь уже нет черногорских православных сел, здесь живут мусульмане». Так и есть: одна за одной, проплывают за окном небольшие мечети, мусульманские кладбища, у дверей домов стоят женщины в хиджабах.

  Дорога от Бечичей до черногорско-албанской границы заняла у нас чуть больше двух часов. И вот мы уже на пограничном пункте пропуска. Лиля собирает у нас паспорта, кладет их в небольшой пластиковый пакет и уходит в сторону здания пограничной стражи Черногории.
Пока ее нет – оглядываюсь. На пункте пропуска – две полосы. Одна предназначена для легковых автомобилей, другая – для автобусов. Грузовых машин, фур, не видно. Легковушек, и автобусов много.
Но очередь идет довольно быстро на въезд в Албанию. На выезд из нее – гораздо медленнее.
Почему так, мне объяснил наш водитель: «В Албании климат для выращивания кукурузы, пшеницы и вообще всего-всего очень благоприятный. Но албанцы не только продукты питания выращивают. Тут много теплиц, где растет марихуана. Они ее для продажи в Европу практически открыто растят. Кроме этого, героин тут в промышленных масштабах делают. А потом все это сами и вывозят через этот пост. Дальше – в Италию, ведь когда из Черногории в Италию едешь – досмотра почти и нет. И затем, марихуану и героин албанцы гонят по всей Европе.
Недавно совсем был здесь с туристами как раз тогда, когда наши спецслужбы здесь операцию устраивали по задержанию наркокурьеров. Так за два часа они шестьдесят албанцев задержали с крупными партиями этой дури…»
Как только водитель заканчивает свой увлекательный рассказ, в салоне появляется Лиля. Автобус трогается с места, и мы уже без остановок вкатываемся на албанскую территорию.
С другой стороны границы опять останавливаемся, чтобы попить кофе и перекусить. Для этих целей рядом с пограничным постом устроено кафе. Рядом – небольшой магазинчик сувениров. Наши соотечественники из всех сувениров почему-то особенно предпочитают албанский коньяк. Что они в нем особенного нашли – мне так до сих пор и не понятно. Я ограничиваюсь магнитиками и красной футболкой (это цвет государственного флага) с черным двуглавым албанским орлом.
На албанском пункте пропуска два туалета. Один – страшно загаженный, находится в нем небезопасно для здоровья. Второй – в кафе, почище. Но очередь туда просто огромная.
Туристов, что высаживаются на албанском пограничном посту, встречает замечательно симпатичный бело-рыжий бездомный пес. Он на всех вновь прибывших в эту страну смотрит ласково, виляет хвостом и ждет, что его чем-то угостят. И дожидается…   

СОН ДВЕНАДЦАТЫЙ. БУНКЕРЫ, ГОРОД ШКОДЕР И ОСОБНЯКИ В КУЧАХ МУСОРА
Дорога от границы очень напоминает проселочные дороги Карелии: ухабистая грунтовка, узкая и очень пыльная.
По обе стороны дороги бедные грязные дома, между которыми бродят скучная и тощая живность – коровы, овцы, куры и собаки – и плохо одетые люди.
Пока автобус переваливается из ямы в яму, Лиля берет микрофон: «Ну что, добро пожаловать в страну бункеров! Вы увидите здесь много интересного, но бункеры – это то, что в Албании не увидеть просто нельзя. Они везде. Вот сейчас за поворотом будет первый. Но не последний на вашем сегодняшнем пути».
Так и случилось. Увидев первый бункер в приграничной деревне, я принялся считать все, что попадались нам по дороге. Насчитав около шестидесяти, плюнул на это дело – их великое множество, этих бетонных защитных сооружений, что сейчас заброшены и заросли травой. Албанские бункеры – это своеобразный памятник Энверу Ходже – человеку, который бессменно правил страной более сорока лет: с 1944-го по 1985 год. О нем я еще не раз вспомню, поскольку личность это просто легендарная.
Так вот, Энвер Ходжа убеждал своих подданных, что на Албанию неминуемо должны напасть если не империалисты со стороны Италии, то Советская Армия с другой стороны. И приказал каждой албанской семье построить один, а то и несколько бункеров, дабы в случае интервенции защитить себя от авиаударов.
Бункеры также должны были, в случае необходимости, стать наблюдательными пунктами или огневыми позициями албанской армии. Таких сооружений в стране было построено – по различным подсчетам - от шестисот до девятисот тысяч. И это в стране, где проживает всего-то три миллиона человек!
Бункеры строились в городах и деревнях, в горах и на полях. Сейчас они, в большинстве своем пустуют. Часть бункеров разрушено. Некоторые из них практичные албанские крестьяне приспособили под стойла для скота, под склады и даже под жилье. Пробовали албанцы открывать в них кафе и даже переделывать большие бункеры под отели. Но это единичные случаи. В основном эти защитные сооружения сейчас находятся именно в том состоянии, в каком я их видел: заброшенные и разрушающиеся.

От черногорско-албанской границы наш путь лежит в город Шкодер. Дорога становится лучше, но пейзаж почти не меняется: небольшие бедные деревни, поля, теплицы пасущиеся стада коров, коз и овец. И кучи мусора везде. Везде! Начиная от каких-то бытовых отходов и заканчивая ржавыми остовами умерших от старости автомобилей.
Чем ближе приближались к Шкодеру, тем чаще в придорожных деревнях мы видели, что среди бедных лачуг то тут, то там вдруг возникали вполне современные солидные коттеджи из красного кирпича с основательными хозяйственными пристройками. Правда все это строительное великолепие тоже утопает в мусоре.
Спрашиваю у Лили: «Это местные богатеи такие дома себе строят?» Она усмехается: «У них тут богатеями считаются те семьи, в которых мужчинам посчастливится уехать на заработки в Европу, в Италию, прежде всего. Они там работают, а деньги сюда посылают, чтобы родные такие вот дома строили. Еще большее счастье - если муж или сын с мафией связан. Такие герои здесь самыми лучшими и надежными кормильцами считаются… и завидными женихами, кстати». «С албанской мафией?» - уточняю я. «Да, с албанской мафией. Албанская мафия – не вымысел, это реальная и влиятельная сила», - отвечает Лиля.
К разговору об албанской мафии я еще обязательно вернусь, а пока мы въезжаем в Шкодер.

Шкодер – или «Скадар» по сербохорватски – расположен в тринадцати километрах от черногорской границы. Это четвертый по величине город Албании и население его составляет более двухсот тысяч человек. Город это древний. Название, кстати, его происходит от латинского «scutarii», что значит «защитники». Название это он получил в те далекие времена, когда здесь квартировали римские легионеры. А до римлян здесь жили иллирийцы, да-да, те самые, которыми когда-то правила пиратская царица Теута. В четвертом веке до нашей эры они построили в этих местах крепость, которая хорошо сохранилась до наших дней…
А вот и пригород Шкодера! Грязь, старые дома кое-где выбитыми окнами. Надо всем этим – какое-то жуткое, абсолютно хаотичное переплетение телефонных и электрических проводов. Проезжаем чуть подальше – и среди этой нищеты возникают современный торговый центр и новенькое здание, в котором работают – если верить табличкам – представители различных международных организаций. Дальше – опять неуютные обшарпанные дома.
Удивляться такой бедности нечего: тридцать процентов албанцев безработные. Средняя зарплата в стране официально 250 евро, но это, так сказать, очень средняя температура по больнице: разница между доходами богатых и бедных албанцев чудовищно велика.
Еще немного вперед и мы замираем от удивления! Перед нами старый кинотеатр, очень похожий на советские кинотеатры сталинских времен. Например, на недавно уничтоженный в Петрозаводске кинотеатр «Сампо». На фасаде кинотеатра большой плакат с Расселом Кроу в роли генерала Максимуса. И текст, гласящий, что здесь идет премьера фильма «Гладиатор». Судорожно вспоминаю, в каком году этот замечательный исторический боевик вышел на экраны мира. Точно! В мае двухтысячного года! Не прошло и пятнадцати лет, как печальную киноисторию римского полководца увидят добрые албанцы!

Чем ближе к центру Шкодера, тем чище становятся улицы. Видим хорошо отреставрированные старые здания и, как кажется, совсем недавно построенные дома - современные.
Останавливаемся у большой новой мечети. Лиля приглашает нас выйти и говорит: «Эта мечеть построена с помощью мусульманских организаций Египта. А, вот видите, совсем рядом – большой православный храм. А еще чуть дальше – католический костел. Строительство этих сооружений стало возможным только после смерти Энвера Ходжи. При нем любая религия в Албании была запрещена».
Это и на самом деле так. В середине шестидесятых годов прошлого века Энвер Ходжа объявил Албанию первым в истории человечества абсолютно атеистическим государством. Он конфисковал собственность и земли храмов и монастырей всех конфессий в пользу государства и запретил любые религиозные службы. За хранение у себя дома даже листочка из Библии или Корана албанец мог быть осужден на многие годы. При Ходже именно в Шкодере был казнен католический священник, осмелившийся тайно крестить ребенка. Церковные имена детям также было давать запрещено.
Энвер Ходжа проповедовал: «У албанцев нет идолов и богов, но есть идеалы — это имя и дело Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина». Кстати, после смерти албанского лидера в 1985 году такая антирелигиозная политика продолжалась еще несколько лет. Сейчас, взамен разрушенных, строятся новые храмы, но, как говорит Лиля, ревностных верующих в стране не очень много. Массового возвращения к вере в Албании не произошло. Мы убедились в этом, когда зашли в православный храм. Он был открыт, но пуст.
Кстати, в Шкодере, где в огромном большинстве живут этнические албанцы, и немногочисленные славяне, наряду с мусульманами большую роль играет и албанская католическая община.
Лиля проводит нас к памятнику Матери Терезе – всемирно известной католической монахини, лауреату Нобелевской премии мира 1979 года за непрестанную помощь бедным и больным в Индии и по всему миру.
«В Албании к этой женщине особое отношение», - говорит наша предводительница. – «Дело в том, что она по национальности албанка и поэтому жители этой страны считают ее своей святой и покровительницей. Ее изображения вы еще не раз увидите».
То, что Мать Терезу в Албании любят и уважают, сомневаться нам не пришлось. Мы проезжали мимо множества камнерезных мастерских и везде во дворе стояли скульптуры монахини, причисленной католической церковью к лику блаженных. В Албании даже есть государственный праздник, который так и называется: День Матери Терезы. Празднуется он 19 октября – именно в этот день ее официально объявили блаженной.
Но все же, Лиля сказала нам не очень точную информацию о происхождении Матери Терезы.
Во-первых, родилась Агнес Гонджа Бояджиу – так в миру звали Мать Терезу – не в Албании, а в соседней Македонии, в городе Скопье. Албанкой была только ее мать, которую звали Дранфиле. А отец будущей монахини был македонским румыном. Звали его Никола. Родители Агнес – Терезы были ревностными католиками и привили свою веру дочери. Но албанцев такие мелочи не смущают. Наша она, мол, албанка, Мать Тереза и точка!

В центре Шкодера мы гуляем по местному «Арбату» – небольшой пешеходной улочке, где нет жилых зданий, только кафе, ювелирные и сувенирные магазины и отделения албанских банков.
«В Албании очень дешевое серебро», - как-то особенно интимно говорит Лиля нашим женщинам. – «Советую заглянуть в местные лавочки…»
Женщин упрашивать не надо. Через минуту они уже прицениваются к серебряным цепочкам и браслетикам в близлежащих магазинчиках. Вещи попадаются действительно очень красивые. Лена купила там замечательный браслет. Правда, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, на албанском серебряном браслете стояло итальянское клеймо. Но это уже мелочи…

Отхожу чуть подальше от пешеходной улочки и попадаю совсем в другую атмосферу. На грязных пожухлых газонах сидят странные люди, рядом с которыми на колченогих табуретах или просто на покрытой газетами земле лежит всякий хлам, который они продают. Почему-то больше всего здесь подержанных сотовых телефонов и зарядок к ним. Телефоны здесь можно найти от совсем древних, которыми можно гвозди забивать до вполне современных. Сразу возникает мысль о происхождении данных гаджетов, о злой судьбе, что забросила их на шкодерскую мостовую. Мои догадки о том, как телефоны сюда попали, подтверждает и Лиля: «Скорее всего, это все украдено малолетними воришками у туристов. Так что будьте поосторожнее!» Ленка инстинктивно покрепче прижимает свою сумку к телу, а я оглядываюсь вокруг. Албанской детворы тут действительно трется много. Одни просят подаяние, другие бегают вокруг заплутавших здесь иностранцев, а третьи спокойно сидят под деревьями и как-то особенно пристально наблюдают за нами. Заметив, что мы тоже обратили на них внимание, маленькие албанцы тут же исчезают за листвой…

СОН ТРИНАДЦАТЫЙ. АВТОРАЗБОРНЫЕ МАСТЕРСКИЕ МАФИИ ПО ДОРОГЕ НА ДУРРЕС
Из Шкодера путь наш лежит на побережье Ионического моря, во второй по значению после столицы Тираны город этой странной страны.
 Старая дорога, построенная еще при правлении Энвера Ходжи, постепенно превращается в современную автостраду. «Эта магистраль на Дуррес и Тирану», - объясняет Лиля, - «Построена на деньги европейских банков. Они дали кредит Албании. Видите, вон там итальянский флаг. Значит, этот участок финансировали итальянцы. А вот немецкий участок проезжаем: флаг на обочине - ФРГ. Дальше французский будет. Так и строят здесь: денег получат взаймы – используют, еще получат – еще часть работ выполнят…»
Пейзаж за окном меняется. Уже нет бедных домиков, нет пасущихся грустных стад домашних животных. Как я замечаю, через каждые триста – пятьсот метров вдоль автострады мелькают то автомойка, то автомастерская с большими территориями, обнесенными забором. У ангаров и на мойках и в мастерских на улице стоят раскуроченные новенькие «Мерседесы», «Ауди», «Тойоты» и даже «Лексусы».
«В Албании так развита система автосервиса?» - спрашиваю у Лили. «О, еще как развита», - усмехается она. – «Это очень прибыльное дело – разбирать угнанные в Европе машины на запчасти». «То есть все эти машины украдены?!» - удивляюсь я. «Ну… почти все, наверное. Это дело у албанцев на поток поставлено. В Европе крадут, потом по поддельным документам сюда морем пригоняют – увидишь еще порт в Дурресе – здесь или на запчасти разбирают, или номера перебивают, новые документы на машину делают и продают в той же Европе, в России их немало, таких…» «Мафия?» - спрашиваю почти шепотом. «Мафия», - соглашается Лиля. – «Только тут об этом не надо шептать. Все всё и так знают и понимают…»

Вот и пришла пора вспомнить об албанской мафии.
Некоторые историки полагают, что организованные преступные сообщества в Албании появились еще в пятнадцатом веке. Уже тогда банды албанцев, четко структурированные внутри, отличающиеся дисциплиной и жесткостью, подчиняющиеся беспрекословно своим главарям протаптывали свои криминальные тропы в Юго-Восточную Европу.
Так что та же Коза Ностра, Якудза или китайские Триады - не единственные старые традиционные преступные объединения.
Если же вернуться в современность, то считается, что первые албанские ОПГ появились в странах Европы еще в восьмидесятых годах прошлого века. Тогда бандиты из страны бункеров начали подминать под себя такие сферы криминальной экономики, как контрабанда табака и алкоголя, торговля «живым товаром» и контроль за проституцией, рэкет и, как мы видели, кражи автомобилей.
После смерти Энвера Ходжи и развалом созданной им системы самоизоляции Албании, ящик Пандоры раскрылся, и албанская мафия пустилась во все тяжкие. К вышеперечисленным ее неблаговидным занятиям добавились похищение людей, торговля человеческими органами (ох, не хотел бы я заблудиться и остаться один – одинешенек в этой стране) и почти полный контроль за торговлей наркотиками на Балканах и в соседних странах, а также в Германии и Швейцарии.
Как утверждают специалисты, штаб-квартиры преступного сообщества практически легально действуют в Албании, Косове, в Республике Македония. Официально признано, что подразделения албанской мафии активно «работают» практически во всех европейских странах и США.
В 1999-м году, когда в Косове местные албанцы убивали сербов, разбирали сербских детей, молодых женщин и мужчин на органы, которые затем переправляли в Европу и Америку, комитет Сената Соединенных Штатов признавал, что так называемая «Армия освобождения Косова» финансируется албанским преступным сообществом. Но поддерживать бандитов, представители которых сейчас и правят в Косово, американцы не прекратили тогда, не прекращают и сегодня.
И что же они теперь имеют, эти американцы и их преданные союзники? Албанский язык активно учат сотрудники Интерпола и ФБР, полицейские во всей Европе. А как иначе хоть как-то противостоять албанской мафии?
А ведь предупреждал своих покровителей один, как считают, из лидеров албанских бандитов, командующий Армией освобождения Косово, а ныне премьер – министр Косова Хашим Тачи! Он же вещал в перерывах между убийствами мирных сербов: «Скоро вся Европа должна будет выучить албанский!» Вот и учат…

При такой репутации албанцев в мире и при достаточно высоком уровне коррупции в стране, а как следует из данных Центра антикоррупционных исследований и инициатив Transparency International уровень восприятия коррупции в 2010 году в Албании составил 3,3 - это на одном уровне с Индией, Ямайкой и Либерией - страна активно стучится в двери Европейского сообщества!
И что самое забавное – европейские чиновники эти двери Албании открывают!
24 июня 2014 года в Брюсселе было вынесено решение Совета ЕС о предоставлении стране статуса кандидата на вступление в Европейский Союз.
Правда, Великобритания, которая тоже страдает от албанских бандитов и жуликов, заявила при этом, что если между Албанией и ЕС не будут созданы миграционные барьеры, то она однозначно заблокирует вступление ее в ЕС.
Британцы забыли, наверное, что еще 8 ноября 2010 года ЕС дружно проголосовало за введение безвизового режима для албанцев, желающих посетить страны Европейского Союза «с туристической целью»! То есть албанцы, которые хотели проскочить «миграционные барьеры»  – уже давно их проскочили и растворились на просторах Европы!

… Совсем не хочу сказать, что вся Албания, весь албанский народ – это мафия. Нет!
Мельком все же, но мы видели, как трудятся люди в Албании на полях, видели трудолюбивых официантов, таксистов, даже актеров видели – об этом речь впереди – и полицейских. Албанцы строят дома, морские терминалы, перерабатывающие сельхозпродукцию предприятия и дороги.
Но… точно никто не знает - насколько авторитетны сейчас в Албании их традиционные этнические преступные структуры. Говорят, что от мнения представителей албанской мафии зависит многое в этой стране. Так ли это и будет ли так и дальше, кто знает…   

Ну, а мы движемся к Дурресу. Авторазборные мастерские на обеим сторонам трассы сменяются шикарными сервисными автоцентрами. Большинство из них – центры «Мерседес».
«Почему именно «Мерседес», - спрашиваю у нашего гида. «Не могу этого объяснить, но каждый считающий себя успешным в этой жизни албанец стремится купить автомобиль именно этой марки. Для меня это за гранью разумного. Но, видимо, обладание «Мерседесом» что-то значит в албанском обществе», - отвечает Лиля.

Дуррес – один из самых старых албанских городов. Он был основан в 627 году до нашей эры греческими колонистами с острова Корфу и быстро стал развиваться. Еще бы ему не развиваться-то: удобная и большая морская гавань, окруженная высокими скалами, со стороны суши враги к нему не подберутся – там были сплошные топкие болота. Затем – после греков - городом владели иллирийцы, побывала здесь и уже известная нам царица Теута, которая именно у этого города проиграла битву с римлянами и бежала от них в горы.
В этом городе жил в изгнании известный древнеримский политик и оратор Цицерон, удаленный из Рима в результате интриг. Именно здесь произошла знаменитая битва между Помпеем и Цезарем в 48 году до нашей эры. А римский император Октавиан Август поселил в этих местах своих легионеров, вышедших на пенсию.
Был Дуррес важным торговым центром во времена Византийской империи…
Поэтому чего-чего, а археологических древностей в Дурресе хватает: старинные крепостные стены, и древнеримская улица, византийская крепость. Античные бани опять же. Здесь еще и великолепный археологический музей.
Надо отдать должное албанцам – на всех этапах их нелегкой новейшей истории они эти ценности берегли и теперь их видом можно наслаждаться. 
Ну, а в девятнадцатом веке Дуррес успел побывать дважды столицей Албании – в 1913 году и с 1918-го по 1920-й год. В двадцатых годах прошлого века в Дуррес активно вкладывались итальянцы. С помощью итальянского капитала здесь был построен современный порт. Итальянцы как в воду глядели, вкладывая в порт деньги – ведь во время Второй мировой войны – в 1939-м – именно они аннексировали Дуррес. Но ненадолго. В 1943 году немцы отнимают город и порт у своих союзников.
А когда нацистов оттуда прогоняют, они взрывают портовые причалы, терминалы, подъездные пути и все остальное, уничтожают жилые дома. Дуррес превращается в груду развалин.

Возрождению город обязан Энверу Ходже. Ох, приснится он мне скоро более подробно, этот правитель Албании, ох, приснится!
Именно по указанию Ходжи Дуррес отстраивают заново, порт реконструируют (с помощью СССР), проводят сюда первую в стране железную дорогу, строят здесь большие заводы.
Кстати, после смерти вождя албанского народа Дуррес переименовывают в «Дуррес – Энвер – Ходжа». Сейчас название города вновь сокращено до привычного «Дуррес».

После того, как Албания открывается миру, порт Дурреса модернизируется с помощью итальянцев, в основном. И тут же город и порт чуть опять не впадают в вечный сон.
Дело в том, что в середине девяностых годов албанские «Мавроди» замутили в стране грандиозную финансовую пирамиду. И когда в 1997-м году эта пирамида рухнула, то под своими обломками похоронила всю экономику страны. Последствия были ужасны.
Государство просто не могло ничего сделать, чтобы успокоить людей и элементарно помочь им выжить.
И тогда, чтобы спасти порт и город от разграбления мародерами в Дуррес, как и в другие албанские города, вошли итальянские миротворческие войска. Только так удалось спасти страну от самоуничтожения. Да… такие последствия деятельности финансовых мошенников не могли и присниться создателю нашего «МММ» Сергею Пантелеевичу Мавроди…

Сейчас центр Дурреса представляет собой удивительное смешение современных зданий и старых домов, еще довольно крепких, но заброшенных – с выбитыми окнами и дверьми. Возможно, это и есть память о беспорядках здесь и кризисе конца девяностых годов.

У линии порта Дурреса стоит высокая новая стильная башня местного бизнес-центра. На самом ее верху небольшой ресторан и смотровая площадка. Отсюда виден почти весь город и порт, невероятно синее Ионическое море. Зрелище просто великолепное.
После долгого пути решаем выпить по маленькой бутылочке пива. Мальчуган-официант приносит нам запотевший от холода «Хайнекен» и счет.
Глотнув пива, я взглянул на счет и поперхнулся. Эта маленькая бутылочка стоила здесь как самая большая кружка ровно такого же пива где-нибудь в стокгольмском кабачке. Подумав, что это ошибка, пошел разбираться к мальчику-официанту. Оказалось, что все правильно, такие уж цены в этом высотном ресторане.
Я извинился, улыбнулся парню и собрался уже уходить, когда он спросил меня на плохом английском: «Вы откуда?» «Из России».
Он сморщил маленький носик: «Россия? Россия плохо!» «Россия плохо?» - удивился я. – «А какая страна хорошо?» «Италия хорошо. Германия…» - ответил он и потерял ко мне всякий интерес.
Глупо было рассказывать этому малышу, что над восстановлением порта и на строительстве в Дурресе заводов трудилось в пятидесятые годы прошлого века немало советских специалистов.
Он этого не знает и, вероятно, не хочет знать. В России, кстати, тоже мало кто помнит, какую помощь – специалистами, техникой, продуктами, вооружением - после Второй мировой войны мы оказали Албании…

У бизнес-центра Дурреса стоят памятники албанским патриотам, героям и воинам – и в полный рост, и бюсты.
И тут же, у небольшого газона приютилась замечательная скульптура: на скамеечке сидит - нога на ногу - грустный Джон Леннон и что-то наигрывает на гитаре. Если придется побывать в Дурресе  – найдите эту скульптуру и передайте привет Джону от меня…         

СОН ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ. ВПЕРЕД НА ТИРАНУ!
Лиля внимательно оглядела нас: все ли вернулись - и прошептала в микрофон: «Вот сейчас мы будем брать Тирану. Вперед!..»
Наш автобус выехал на автобан, и мы понеслись по нему в сторону албанской столицы.
Путь шел вдоль белоснежных песчаных пляжей на берегу волшебного моря. «Участки на этой прибрежной территории сейчас стоят очень дешево. Албанское правительство пытается привлечь инвесторов для развития туристической отрасли. А вот именно эту прибрежную полосу от Дурреса до Тираны хотят сделать единым кластером, где будет все, что может пожелать для себя современный турист. Но пока дела движутся не очень, если честно», - объясняет Лиля.

Как на пути в Дуррес, так и сейчас - по дороге в Тирану - мы не раз видели небольшие отели, что построены буквально в чистом поле. Стоит такой маленький симпатичный домик с надписью «HOTEL», а рядом ни автостоянки, ни бассейна, даже ограды нет. Прямо у зеркальных дверей гостиницы пасутся, меланхолично пережевывая жвачку, козы.
Лиля объясняет: «Албанцы очень надеются, что туристический бум все же когда-нибудь накроет страну и вкладывают свои деньги в строительство гостиниц. Но денег у местного населения не так много, чтобы строить полноценно комфортабельные прибежища для туристов».

Чем ближе к Тиране, тем помпезнее становятся отели, построенные вдоль дороги. Вот проплывает перед нами почти готовый роскошный отель «Византия», чем-то напоминающий огромный собор. По бокам в стены «Византии» вделаны гигантские скульптуры.
«Обратите внимание», - продолжает наша главная по Албании. – «Какой разброс архитектурных стилей. Здесь единого какого-то плана застройки, кажется, и нет. Дело в том, что богатые албанцы, познакомившись с европейскими соборами, замками, отелями и другими зданиями, стараются построить свои гостиницы и дома тоже, точно так, как им что-то понравилось в Европе. Отсюда некий архитектурный хаос…»
Похоже, она права. Хаос в застройке присутствует, это точно…

Возвращаюсь к развитию туризма в Албании.
Нынешнее руководство страны действительно хочет привлечь сюда туристов. Отели, на самом деле строятся активно. Как утверждает Национальный статистический институт Албании, уже в 2009 году гостиниц в стране было 369, сейчас – больше. В этом же году Албанию посетило полтора миллиона туристов.
Вроде как не очень плохо для небольшой страны. Но…из этих полутора миллионов лишь 236 тысяч останавливались в отелях. Почему? Основной поток приезжих идет из Косово, Македонии, Греции, Италии и Черногории. То есть оттуда, где проживают многочисленные диаспоры албанцев. Вот они-то и едут к себе на историческую родину. А зачем им отели, если родственные связи у албанцев весьма крепки и они могут переночевать в домах своей родни?
Почему же не едут настоящие туристы в достаточном количестве?
В «Википедии» я прочитал ответ, который меня удовлетворил, так как это вполне сообразуется с тем, что я видел собственными глазами: «…развитие туризма в стране сдерживается многими факторами, такими как низкое качество дорог и коммунального хозяйства, несанкционированные свалки, незаконное строительство и браконьерство, неурегулированные права собственности на земельные участки…»

А, вот мы уже и въезжаем в Тирану.
«Голодные?» - сочувственно спрашивает нас Лиля. – «Ничего, сейчас поедем, покушаем. Но вот что я вам скажу… Вы, конечно, можете мне не верить, но самостоятельно искать место, где вы можете пообедать в Тиране или в другом албанском городе я бы вам не советовала. С санитарными нормами здесь…» - Она поморщилась, – «не все в порядке. Поэтому будет лучше, если мы поедем в проверенный уже сотнями желудков таких же туристов, как вы, ресторан. Уверяю – там вкусно и безопасно. Ресторан, кстати, находится, прямо в центре Тираны».
Все наши с Ленкой попутчики соглашаются, и мы двигаемся на кормежку.
 
А пока мы туда двигаемся – немного об албанской столице.
Итак, Тирана.
Считается, что город был основан в 1614-м году знатным турком, которого звали Сулейман Паша Баргийни. Этот самый Сулейман сразу построил здесь все, что, по его мнению, нужно было для нормальной жизни, а именно: бани, мечеть, пекарню и торговые лавки. Естественно, когда появились жители, то тут же в Тиране возникает и еще пара необходимых элементов городского быта: полиция и тюрьма.
Если на вопрос когда и кто основал нынешнюю столицу Албании, какие-никакие ответы имеются, то почему Паша Баргийни назвал Тирану Тираной – загадка. Есть лишь версии. По одной из них основатель, таким образом, хотел увековечить память о победоносном походе османского войска против персов и первоначально назвал поселение «Техеран», а уже потом местные жители сократили название до «Тиран». Именно так называется и сейчас город по-албански, это мы привыкли говорить «Тирана».
Есть еще одна версия происхождения этого названия. Оно, якобы произошло от греческого слова «Tyros», что в переводе читается как «молочное место». Ну, если вспомнить, что албанцы на той равнине, где выросла Тирана, издавна занимались скотоводством, то версия имеет право на существование.
Но есть ученые, которые полагают, что название города имеет корни иллирийские. По-иллирийски  «Tyron» - «те, кто спустился с гор». Но кто именно с гор спустился, и зачем они спустились – этого ученые нам не поясняют…

О, вот и ресторан! Он действительно находится прямо в центре Тираны и действительно очень солидный.
Нам отвели обеденный зал на втором этаже. На стенах зала – гобелены, на которых изображены албанцы и албанки в традиционных национальных одеждах, а также любовно выписан какой-то орнамент из плодов и цветов.
Перед обедом в цивилизованном обществе принято мыть руки, да и вообще многие из наших попутчиков были бы счастливы просто сходить – извините – в туалет.
И тут выяснилось, что ни руки помыть, ни посетить укромное место не получится – в ресторане нет воды! «Это здесь бывает», - спокойно прокомментировала ситуацию Лиля. – «Я попросила – туалет сейчас откроют, там ведерочко стоит с водой у унитазов, пользуйтесь. Пока хоть так. Не удивляйтесь…»
Но, обед в ресторане был великолепен. Все блюда очень вкусные и свежие. Да и вода в туалетах появилась к окончанию нашей трапезы…

И пошли мы гулять по Тиране! А любая прогулка по этому городу, который был многие годы скрыт от глаз иностранцев, начинается с площади Скандберга.
В центре этой площади стоит памятник самому Скандбергу – национальному герою Албании: на гранитном постаменте суровый огромный мужчина на жеребце, бьющем копытом постамент, с саблей в руках, а на голове его - шлем с козьими рогами. Памятник был установлен на площади в 1968-м году по повелению Энвера Ходжи. Сменил бронзовый Скандберг на этом месте бронзового же Иосифа Виссарионовича Сталина, которого Ходжа очень уважал, но отметить пятисотлетие со дня смерти народного албанского героя, о котором сложены песни и легенды он иначе, видимо, не мог.
Скандберг, на самом деле, звался Георги Кастариоди. Жил он в пятнадцатом веке и воевал с турками за свободу Албании больше двадцати лет.
Происходил из старинного княжеского албанского рода и был отдан своим отцом турецкому султану Мураду Второму как заложник.
Будучи у турков, он принял ислам и стал зваться Искандер – бей. Вот это его второе имя современники и переделают чуть позже в прозвище Скандберг. Ислам-то он принял, но албанцем быть никогда не переставал.
И как только избавился Скандберг от плотной опеки османов, так сразу и поднял против них восстание. Кстати, когда он это восстание поднял - от ислама и отрекся, принял христианство. Новый албанский вождь объединил местных князей, заключил союз с Венецией и стал громить турков по всем фронтам. Итогом бурной деятельности Скандберга стало признание его турками правителем Албании. И когда окончательная победа над османами была уже почти у него в руках, Скандберг умирает от малярии. Его мавзолей мы видели, проезжая уже на пути из Тираны мимо города Леже.
 А турки, радуясь такой неожиданной удаче, вновь захватили полный контроль над Албанией на многие годы…
Подвиги Скандберга восхитили Европу. Но не только Западная и Восточная Европа знала его. В восемнадцатом веке в России вышла книга, посвященная албанскому патриоту. Называлась она «Повесть о Скандберге, княжати Албанском». Вон докуда докатилась слава о нем!
На памятнике в Тиране – да и не только в Тиране, в других албанских городах, а также в Косове и Риме – албанский богатырь изображен в шлеме с козьими рогами. Шлем этот, кстати говоря, сохранился, и сейчас находится в Вене, в музее.
А вот причем здесь козьи рога? Дело в том, что однажды загнали турки Скандберга высоко в горы, обложили со всех сторон и надеялись, что погибнет он там с голоду. Но не тут-то было! Хитроумный албанец поймал дикую козу, что прыгала по крутым утесам, и питался ее молоком, пока турки не потеряли терпение и не ушли восвояси. Вот с тех пор у него на шлеме и красовались козьи рога…
Ну, вроде как о самом знаменитом изваянии Албании все…

А  Лена и я с нашим земляком Андреем все еще прогуливаемся по главной площади Тираны, да и всей страны, пожалуй.
Эта площадь, на самом деле, как срез истории последних трех веков таинственного государства. С одной ее стороны – красивая старинная мечеть, называется она Этем бей. Построена она в начале девятнадцатого века и чудом сохранилась в период разгула полного атеизма при Энвере Ходже. Рядом – ровесница мечети – красивая тридцатипятиметровая башня с часами. Все такое уютное, небольшое.
А за спинами мечети и часовой башни, как слон в посудной лавке, давит их своей громадой несуразное сооружение – Международная гостиница. Как там Лиля говорила? «Некий архитектурный хаос»? Во-во, он самый…
Несуразность и нелепость небоскреба – самого высокого здания Албании, между прочим – ощущается, когда смотришь на этого монстра со стороны изящных небольших особнячков – комплекса правительственных зданий - которые выросли полукругом на площади в двадцатых годах прошлого века. Ведь именно в 1920-м году Тирана стала столицей Албании. А в 1928 году албанский король Зогу Первый нанял архитектора – итальянца, чтобы он построил для албанских министерств эти дома. Не знаю как кому, но сочетание этих образцов камерной деловой архитектуры со «слоновьей ногой» гостиницы смотрится ужасно. Но, албанцы, наверное, привыкли уже…
На площади Скандберга есть и архитектурные памятники некогда тесной - великой, я бы сказал - дружбы Албании с Советским Союзом.
Это Оперный театр – эдакий мини-дворец съездов - и Национальный музей. Построены эти два здания абсолютно в советском стиле. А на музее еще и огромная мозаика, изображающая счастливых албанцев, бодро шагающих в светлое будущее. Хотя мне она понравилась, эта мозаика: яркая такая, бодрая, позитивная.

Нагулявшись по площади Скандберга, наша петрозаводская троица пошагала дальше любоваться Тираной.

СОН ПЯТНАДЦАТЫЙ. КТО ВЫ, ТОВАРИЩ ЭНВЕР ХОДЖА?       
 Вот тут прямо мистика какая-то. «Я хочу посмотреть Пирамиду Энвера Ходжи», - сказал нам Андрей.
Я тоже хотел посмотреть Пирамиду Энвера Ходжи. Но вся беда была в том, что мы даже примерно не знали, где эта Пирамида находится. А Лили рядом не было, и обратиться к местным жителям или полицейским не представлялось возможным по причине полного незнания нами албанского языка. И английский язык здесь знает далеко не каждый. Тем не менее, мы, не сговариваясь, повернули на широкий бульвар, что шел от площади Скандберга куда-то вглубь столицы и пошли, совершенно наобум, искать эту достопримечательность.
Мы шли по тенистому бульвару мимо огромного красивого парка. То, что бульвар был тенистый, нас несказанно радовало, поскольку жара стояла неимоверная. Прошли мимо печального старика в традиционной албанской шапке, который продавал открытки и зажигалки, мимо пузатого серьезного полицейского, мимо двух задумчивых мамаш с колясками…
На улицах, которые мы могли видеть сквозь листву, здания в стиле «сталинский ампир» стояли вперемешку с современными домами. По газонам парка гуляли вполне себе счастливые парочки и семьи с детьми.
И чисто – со Шкодером не сравнить.

И тут я увидел, что прямо рядом с нами снимается кино! Да-да, это были настоящие съемки. Стояло на траве четыре или пять телевизионных камер, были развернуты светоотражатели, ровный свет обеспечивали мощные прожекторы, которые делали этот солнечный день просто невыносимо ярким.
Снимался фильм, как я понял, о любви. В плетеном кресле сидела албанская - совсем молоденькая - красавица, одетая в белое платье, а вокруг нее кружились и щебетали подружки. Тут в кадр вошел, возможно, герой – любовник в футболке в обтяжку, узких джинсиках и кроссовках и принялся что-то горячо говорить девушке в плетеном кресле и даже попытался ее поцеловать. Но, видимо, страсть его киношная была недостаточно натуральной, поскольку тут же раздался гортанный возглас режиссера, и он сам выскочил на съемочную площадку. Режиссер сам был очень похож на актера играющего героя-любовника: тоже в футболке, обтягивающих джинсах и кроссовках, только немного постарше. Что-то объяснил главным героям сцены и тут же убежал за камеры. Съемка продолжилась. А мы пошли дальше.
И тут я увидел ее – Пирамиду Энвера Ходжи! Она была слева от нас и издали выглядела вполне величественно. Но это только издали. Вблизи это оказались почти руины. Как мы так на нее вышли, не зная дороги – загадка…

Стоп-стоп-стоп!
Самое время поговорить об Энвере Ходже – правителе и лидере Албании - и его роли в албанской современной истории.

Итак, знакомьтесь.
Энвер Ходжа. Будущий албанский правитель – будущий руководитель центрального комитета Албанской партии труда, будущий главнокомандующий вооруженными силами Албании и будущий создатель марксистского движения «ходжаизм»  -  родился на юге страны в 1908 году в городе Гирокастра, который тогда принадлежал Османской империи.
Кстати, до сих пор на юге Албании у этот политического деятеля есть немало сторонников – их называют «энверисты» - которые чтут его и заявляют, что «при Энвере был порядок». В девяностых годах прошлого века они даже устроили в Албании восстание, которое было силой подавлено.
Родился Энвер в довольно богатой семье, отец его торговал албанскими тканями по Европе, а мальчик, во время разъездов папы оставался на попечении дяди.
Дядя этот, его звали Хисен, был яростным патриотом Албании и очень не любил власть эксплуататоров и внутреннюю политику албанского короля Зогу.
Племянник пошел в дядю, тоже заразился свободолюбивыми идеями и мечтал о равноправии всех албанцев. При этом, благодаря отцу, от голода и унижений сам он не страдал, имел деньги на развлечения и слуг. Ходжа получил хорошее образование, знал французский и турецкий языки, увлекался музыкой и театром, писал стихи.
Вероятно, из него бы получился неплохой поэт или литературный критик, но в двадцать пять лет ему на глаза попадаются работы Маркса, Энгельса и Ленина, которые Ходжа буквально проглатывает и заболевает революцией. К этому времени Энвер уже студент факультета естественных наук университета Монпелье во Франции.
Доучиться ему, правда там не придется – Ходжа отчислен из университета за свою приверженность социалистическим идеям.
Но с голоду ему родственники умереть не дают – помогают молодому революционеру устроиться секретарем албанского консульства в Брюсселе.
Молодой Энвер не успокаивается – он знакомится с выдающимися деятелями компартии Франции - Морисом Торезом, Луи Арагоном и Анри Барбюсом. Под влиянием этих талантливых людей Энвер начинает заниматься журналистикой, публикуется в газете французских коммунистов «Юманите». И именно в это время он знакомится с трудами Сталина, который останется его кумиром до конца жизни.
Энвер Ходжа считает, что именно такая партия, как сталинская ВКП (б), нужна Албании. В 1936 году он возвращается в Албанию и начинает строить такую партию. Энвер Ходжа становится весьма популярной фигурой среди албанских революционеров.
А в 1938 году, когда его ненадолго перебрасывают в СССР, он лично знакомится со своим заочным гуру – Сталиным. Энвер клянется ему, что создаст в Албании партию настоящих большевиков. Встреча с Иосифом Виссарионовичем, как Ходжа сам признавался, стала важнейшим событием в его жизни.

В 1939 году Албанию оккупируют войска Муссолини.
Ходже, который работал тогда учителем в школе, предлагают вступить в Албанскую фашистскую партию. Он отказывается, бежит от полиции и продолжает свою подпольную антифашистскую деятельность. За это итальянцы приговаривают Энвера к смертной казни заочно.
Но стойкий большевик-сталинец албанского разлива не прекращает своей борьбы – пишет статьи, прокламации и листовки, организовывает сопротивление оккупантам на заводах, верфях, в портах, формирует партизанские отряды. Среди рабочих Энвер приобретает огромный авторитет.
Опытный подпольщик, он в Тиране открывает небольшую табачную лавочку, которая становится настоящим центром сопротивления итальянским фашистам.
В 1941 году Энвер уже командует всеми партизанскими силами в Албании. Албанские партизаны смотрят на него, как на бога.
В 1942 году он вновь летит в Москву и вновь встречается со Сталиным. Ходжа обсуждает с ним ход военных действий в своей стране и обещает, что после разгрома фашизма - а в том, что это произойдет, он не сомневается - Албания пойдет по сталинскому пути.
Сталин и Ходжа в Москве говорят и о том, что, в случае победы антигитлеровской коалиции, Албания должна быть независимым и суверенным государством. Главком Советского Союза обещал, что так будет. И слово свое сдержал. После войны, Сталин на Потсдамской конференции в 1945 году совершенно разрушил планы Уинстона Черчилля разделить территорию Албании между Грецией, Италией и Югославией и отстоял независимость маленькой балканской страны.

А Ходжа после возвращения из Советской России возглавляет Албанскую народно-освободительную армию, добивает фашистов в Албании, участвует в освобождении Греции, Македонии, Черногории и Косова. Верховным главнокомандующим он останется до самой своей кончины в 1985 году. А в 1944 году Энвер Ходжа стал еще и премьер-министром и, одновременно, министром иностранных дел страны.
Мало кто знает о том, что Энвер Ходжа был почетным гостем на Параде Победы в Москве, что в 1947 году Сталин лично вручил ему орден Суворова за военные заслуги. Мне кажется, что албанский лидер эту награду заслужил.
Советский Союз сразу после Второй мировой посылает в Албанию целые морские караваны с оборудованием для заводов, с продовольствием, автомобильной техникой и медикаментами.
Страну наводнили советские специалисты, а собственно албанских специалистов в различных областях – от геологии и медицины до военного дела стали готовить советские ВУЗы.
Сталин дарит Ходже два автозавода: в Тиране советские инженеры строят дубликат ЗИСа, в Дурресе – дубликат ЗИМа. 
«Сталин и Советский Союз — наши спасители и товарищи. Мы, албанцы, клянёмся вам в вечной дружбе и преданности», - говорит Энвер Ходжа и слово свое держит до самой смерти вождя всех народов.
Практически одновременно со Сталиным, Энвер Ходжа в 1948 году разрывает отношения с Югославией и ее лидером Иосипом Броз Тито, поскольку считает его предателем дела борьбы за коммунизм. В Албании разворачивается компания «борьбы с врагами народа и агентурой Тито». Если кого-то в этом подозревали, то могли упечь в тюрьму на тридцать лет!
Но в это же время Энвер Ходжа укрепляет связи с Китаем, ГДР, Вьетнамом, Румынией. Чехословакией.
 
Но вот Сталин умирает…               
Энвер Ходжа, уже опытный политик, понимает, что в Советском Союзе после смерти его кумира все будет уже не так, как прежде. Что возможен переворот. Что, возможно его, как ревностного последователя Иосифа Виссарионовича, захотят просто убрать.
И он, сказавшись больным, не едет в Москву прощаться со своим учителем.
Кстати, на похороны Сталина не приехал и Мао. Вероятно, у китайского Великого Кормчего тоже были какие-то нехорошие предчувствия…

С Никитой Хрущевым у Энвера Ходжи как-то не задалось. Ходжа не верил ему, да и к тому же Никита Сергеевич развенчал культ личности Сталина (а тем временем культ личности самого Энвера в Албании рос как на дрожжах) и, кроме этого, новый советский лидер попытался провести «десталинизацию» Албании. Те из албанских коммунистов, кто попал под влияние «хрущевской пропаганды», были быстро и жестоко репрессированы вместе со всеми домочадцами.
В ответ на развенчание в СССР культа личности умершего советского вождя, Энвер Ходжа к восьмидесятилетию генералиссимуса учредил в Албании орден Сталина.
Уважение к личности Сталина в Албании сохранялось до конца восьмидесятых годов. Его именем был назван город Кучова, его дни рождения и дни смерти отмечались официально.
Вот тоже факт, о котором как-то не говорят: когда в 1986 году в СССР умер ближайший соратник Сталина Вячеслав Молотов, в стране был объявлен национальный траур.
Да и великое прощание с Энвером Ходжой в 1985 году состоялось в Тиране во дворце имени Сталина.
    
В 1959 году Хрущев поехал в Албанию, чтобы уговорить Ходжу не дурить, и идти в русле политики КПСС. Все закончилось скандалом, полным разрывом отношений  и потерей Советским Союзом крупной военно-морской базы на Адриатике. А в Албании появились новые «враги народа», которые не хотели ссоры с СССР, и они активно уничтожались. Их обзывали «хрущевцами».
Но одновременно Энвер Ходжа задружился с Мао Цзе Дуном. Собственно говоря, это и было началом почти полной изоляции Албании от остального мира. Ходжа поддерживал отношения – экономические и политические – лишь с КНР.
Иностранцам попасть в Албанию стало практически невозможно. 
Китайцы и албанцы в ООН дружно клевали как США, так и СССР за их империалистические устремления.
В 1968 году Энвер Ходжа резко осудил Советский Союз за ввод войск в Чехословакию и, в знак протеста, вышел из организации Варшавского договора.
Но и с Мао у Энвера какая-то беда вышла как раз в конце шестидесятых. Китай решил нормализовать отношения с Западом, а Ходже это не понравилось. И он разорвал отношения и с Китаем. Тех своих соратников, кто выступал против разрыва с Китаем он объявил «бандой оппортунистов и наймитов Запада» и стал потихоньку их расстреливать. Занимался он этим вплоть до своей смерти. А страна оказалась в самоизоляции. Вот тогда как раз и появились первые бункеры на просторах Албании.
 
В 1976 году Албания объявила курс на полное самообеспечение продовольствием, медикаментами и оборудованием. Совсем это, конечно, же, не получилось. 
Ходжа подружился со своим румынским коллегой Чаушеску. Через Румынию Албания вновь стала торговать с социалистическими странами, даже немножко с Югославией, но не с Советским Союзом и не с западными странами. Но это были лишь торговые отношения – политические же отношения так и не возобновились.

Вот еще что интересно: не смотря на разрыв отношений почти со всем миром, Энвер Ходжа начинает ненавязчиво искать контакты с Францией. Дело в том, что албанский лидер почему-то увидел в легендарном Президенте Французской Республики де Голле родственную душу. Де Голль тоже не брезговал иметь отношения в Ходжой. Это даже вылилось в некое военное сотрудничество. Ненадолго, правда.
 
Где-то в начале восьмидесятых годов Энвер понимает, что без прямых хотя бы торговых отношений с другими странами Албании не выжить.
Он дает добро на возобновление торговли с Югославией и Китаем, Восточной Германией, Ираном и даже со скандинавскими странами. Но, опять же, не с СССР. Советская страна по-прежнему считается главным врагом Албании.
Некоторые источники указывают на то, что Советский Союз дважды – в 1978 и в 1983 годах – предлагал Албании вновь задружиться. Но Энвер Ходжа так и не простил Стране Советов охаивания его политического учителя – Сталина - и не согласился на мировую.
Ненависть к Москве у Ходжи была так велика, что даже когда он умер в апреле 1985 года, его соратники демонстративно отправили обратно телеграмму соболезнования из СССР. Так же из Тираны были отправлены без прочтения соболезнования из Югославии и Китая. Приняты были только телеграммы от Фиделя Кастро, Чаушеску и Ким Ир Сена.
А на сами похороны Ходжи были допущены лишь делегации из «истинно марксистских стран»: Северной Кореи, Кампучии, Вьетнама, Румынии, Кубы, Лаоса, Никарагуа, народно-демократического Йемена, Ирака и Ирана.
Такой вот странный список…

А как же жил албанский народ под управлением Энвера Ходжи?
 Сразу скажу – восстаний не было. Да что восстаний, любое проявление недовольства или даже сомнения в правильности курса великого албанца тут же фиксировалось его мощной тайной полицией – «Сигурими» - и вольнодумцы исчезали в тюрьмах или их просто казнили.
Кто еще мог попасть в списки «врагов албанского народа»? Ну, например те, кто вдруг послушал где-то рок-музыку, хоть однажды одел невесть откуда-то попавшие в страну джинсы, воспользовался зарубежной косметикой…
 Деньги в Албании того периода значили немного: официально был внедрен товарообмен, особенно между городом и деревней. Гражданам социалистической Албании было запрещено иметь дачу и автомобиль…
Но при этом Энвер Ходжа отменил всяческие привилегии для чиновников  партийном и государственном аппарате. Более того, в восьмидесятых годах зарплата аппаратчиков периодически снижалась, а пенсии, пособия, оплата труда крестьян и рабочих повышалась. С середины семидесятых годов регулярно объявлялось о снижении цен на продукты и товары первой необходимости, был отменен подоходный налог. В год своей смерти Ходжа отменил налог на холостяков и малосемейных граждан…

Когда Албания открылась миру – а это произошло далеко не сразу после смерти Энвера - то мир увидел страну, очень сильно отставшую от остальных стран в техническом отношении (в конце восьмидесятых даже обычный телефон в Албании был редкостью), страну с отчаянно бедными людьми…

И вот мы – трое из Петрозаводска - стоим в Тиране, в центре ее, у Пирамиды Энвера Ходжи.
Это действительно пирамида, отделанная белым мрамором. Когда-то это здание было, наверное, очень красивым и даже, если можно так сказать, стильным. Сейчас Пирамида Ходжи производит впечатление совершенно заброшенного здания. Стены покрыты граффити и какими-то плакатами, ступени, что тоже сделаны из белого мрамора, полуразвалены. Наверху Пирамиды установлены антенны и рекламные плакаты.

Почему-то многие считают, что Пирамида Ходжи – это место, где албанского руководителя похоронили, что это – его мавзолей. Нет. Это сооружение было построено уже после смерти вождя всех албанцев и называлось оно «Музей Энвера Ходжи».
Открыли Пирамиду в год 80-летия Энвера – в 1988 году – его дети. Первоначально в залах Пирамиды размещалась экспозиция, рассказывающая о жизненном пути человека, многие годы правящего Албанией. Сейчас экспозиция демонтирована.
Говорят, что албанские власти хотят сделать в Пирамиде самую большую в Европе дискотеку.
А тем, кто до сих пор думает, что Пирамида была построена, как место последнего упокоения Ходжи могу сказать: сначала Энвера похоронили на кладбище Павших Героев нации в Тиране. А затем – в 1992 году - его прах тихо перенесли на окраину города, на обычное общественное кладбище.

Андрей, стоя перед полуразрушенной лестницей в Пирамиду, вдруг показал куда-то рукой: «Смотри, колокол. Интересно, зачем он здесь?»
И правда, рядом с лестницей я увидел небольшой колокол на постаменте. Уже приехав домой, прочитал в интернете, что он называется Колокол Мира и отлит он из пуль и гильз, что собрали школьники Тираны на улицах города после событий 1997 года. Помните, когда финансовая пирамида чуть не уничтожила Албанию как государство?
Усмирять возмущенных людей тогда пришлось полиции и войскам. Они стреляли в людей на улицах Тираны именно этими пулями, из которых и отлит Колокол Мира… 

СОН ШЕСТНАДЦАТЫЙ. «АЙ, ДА КУПИШЬ, РУССКИЙ, АЙ, ДА КУПИШЬ!» И КОРОВИЙ КОРДОН НА ГРАНИЦЕ
Уставшие от впечатлений и блужданий по Тиране, мы сидим в самом центре столицы Албании и пьем холодное вкусное местное пиво. Андрей очень забавно рассказывает, как он в Будве ходил на матч футбольных команд, выступающих в чемпионате Черногории. Мы с Ленкой смеемся.
И тут я вспоминаю, что забыл купить брелочки с албанской символикой для своей коллекции и сильно печалюсь об этом. Как раз в это время во дворике бара, где мы приземлились, показывается стайка мальчишек лет шести – семи. Черненькие, очень шустрые, они держат в руках коробочки, в которых позвякивают брелоки, о которых я только что вспоминал,  а также магнитики, ручки и значки.
«О!» - говорю я. – «А вот и брелочки!»
Еще не догадываясь, что совершаю роковую ошибку, подзываю к себе одного из малолетних торговцев.
Он подбегает и сует мне прямо под нос свой товар. Я выбираю пару брелоков, даю чумазому продавцу четыре евро и поворачиваюсь обратно к столу, решив, что товарно-денежные отношения с представителем малого албанского бизнеса завершены. Но не тут-то было!
Чумазый бизнесмен все еще стоит рядом и настойчиво сует мне в руки коробочку с остальными побрякушками. Услышав, вероятно, на каком языке мы говорим, он уговаривает меня по-русски: «Ай, да купи, русский! Ай, да купи!» Я отрицательно машу головой. Мальчуган подзывает к нашему столику всю компанию и теперь уже они вразнобой очень громко кричат: «Ай,  да купи, русский!» и протягивают мне свои коробочки. Мы оказались в плотной громогласной осаде. И когда уже спасения, казалось, не было, и я уже мысленно смирился, что придется у каждого из этих башибузуков что-нибудь приобрести, подъехал наш автобус.
Мы, как были в окружении мальчишек, так в этом окружении и кинулись к спасительно открытым дверям. По мере того, как мы продвигались вперед, громкие просьбы «Ай,  да купи!» сменились на требование, почти угрозу: «Ай, да купишь, русский! Ай, да купишь!» Становится неуютно.
Наконец, добрались до автобуса и быстро шмыгнули в салон. Но бродячий базар малолеток бушевал под нашими окнами до тех пор, пока автобус не тронулся в обратный путь из Тираны. 
По пути из столицы Албании на границу проезжаем мимо единственного в стране международного аэропорта имени Матери Терезы.
Аэропорт совсем маленький, чем-то напоминает аэропорт «Бесовец» в Петрозаводске. На стоянке у взлетной полосы скучают три стареньких лайнера с эмблемой «Albanian Airlines» - местной авиакомпании.
Вдруг Лиля хватает микрофон: «Смотрите, такого отеля вы еще не видели! Это, друзья, на самом деле отель!» И мы видим фюзеляж настоящего огромного «Боинга», обрезанного где-то в районе крыльев с вставленными вместо иллюминаторов окнами. «Говорят, что этот отель здесь открыл бывший личный пилот Энвера Ходжи. Потом он его продал, но через какое-то время этот отель-самолет выкупил сын пилота, который долгое время жил за границей и теперь им владеет», - объясняет нам Лиля.

Едем вновь по ухабистой дороге в сторону Черногории. Лиля говорит, что, если все хорошо сложится, то мы будем дома совсем не поздно. Но когда до пограничного КПП осталось где-то с километр, она вдруг погрустнела. «Ничего, не понимаю», растерянно произносит она. – «Что там происходит на границе, как-то здесь очень много машин…»
Она на минуту замолкает и спрашивает сама себя: «Что там случилось?»
Теперь и мы замечаем, что машин на дороге значительно прибавилось. Наш водитель скидывает скорость, и мы почти ползем по небольшой деревне, что расположилась буквально в полутора километрах от албанско-черногорской границы. На обочинах стоят молчаливые мужчины и женщины, между машин и автобусов петляют старые мотоциклы местных жителей. Наконец мы вообще останавливаемся, уткнувшись в корму стоящего впереди джипа. Стоим пять минут, десять. Вновь опять начинаем тихонько двигаться вперед… Опять встаем.

И тут мы видим причину образовавшейся на границе пробки. Единственную ухабистую трассу на Черногорию, оказывается, перегородило огромное стадо коров. Наверное, мы попали сюда как раз в то время, когда они возвращались с пастбищ домой. Тогда и стало понятно, чего – точнее кого – ждали молчаливые люди на обочинах. Они ждали своих животных! Коровы прошили дорогу тремя колоннами и совсем не торопились уходить с нее.
Несмотря на то, что некоторые водители нервно бибикали, рогатые не собирались покидать проезжую часть. Их хозяева тоже ничего не предпринимали, чтобы увести домашних зверей в родные стойла. Так прошел почти час.
Несколько молодых бычков подошли к автобусу и стали с любопытством разглядывать нас в окна. Один из них даже пытался пободаться с нашей машиной. Ощущение не из приятных…
Наконец коровы медленно и важно сошли с дороги и движение в сторону границы возобновилось.
Уже видны огни пограничного пункта. Вот, еще немного и мы уже въезжаем на стоянку у границы.
Быстро пьем кофе и переезжаем на черногорскую территорию.
Такое впечатление, что мы вернулись в другой мир…

СОН СЕМНАДЦАТЫЙ. СНОВА В ПУТЬ!
Босния и Герцеговина…
Одно название этой страны почему-то с детства у меня вызывало некий трепет.
Очень изысканное, аристократическое какое-то название. Вы только вслушайтесь: Босния и Герцеговина…
Быть рядом с такой страной и не поехать туда  - это же невозможно. Это обязательно надо было сделать - посетить Боснию и Герцеговину.  И мы с Ленкой туда поехали.

По тому времени, каким мы располагали, и по тому, что я там хотел увидеть, нам предложили следующий маршрут: граница Черногории – Требинье – Мостар – граница Черногории. Ленку и меня это вполне устроило.
Надо сказать, что я даже испытал некую радость, когда увидел у нашего автобуса Лилю. Ту самую Лилю, с кем мы колесили по Албании.
«А вот и вы!», - тоже с явным удовольствием проговорила Лиля.
И тут же рассказала чудную историю, как, сразу после нашей поездки, она повезла в страну бункеров группу россиян.
«И вот когда мы уже возвращались домой из Албании, то один мужик из группы напился местного коньяку и, когда автобус остановился на заправке, уже в Черногории, слава Богу» - она перекрестилась. – «Он сиганул куда-то в лес. Еле отыскали», - смеялась она, рассказывая это. – «Ну что… стоит съездить в Албанию, чтобы крепче любить Россию», - помолчала немного и добавила: «И Черногорию». И снова засмеялась.
 
А мы, тем временем, неслись к границе Боснии и Герцеговины.

Откуда же взялось это название страны, так ласкающей мой слух?
Дело в том, что происходит оно от названия реки Босна, что протекает в современной Боснии и титула «Герцог», которым наградили в пятнадцатом веке воеводу Стефана Вукшича Косача, боснийского дворянина.
Этот Стефан (сербы называют его Степаном) как раз в начале пятнадцатого века и владел этими землями в самом центре Балкан. Муж - Стефан этот Степан - был отважный и воинственный. Именно он и объединил все народы, живущие на этой территории в единое государство. Хотя потом, после его смерти, страну завоевали турки и правили ею больше ста лет.
А вообще-то в шестом веке нашей эры нынешние земли Боснии и Герцеговины населили славяне, которые жили здесь мирно и счастливо до прихода османов. Затем страна оказалась под властью Австро–Венгрии, потом – после Первой мировой войны оказалась в составе Королевства Югославия.
В 1941 году фашисты, что оккупировали Балканы, отдали Боснию и Герцеговину нацистскому по своей сути Государству Хорватия.
Жителям Боснии и Герцеговины пришелся не по душе фашистский режим, и они с удовольствием помогали Народно-освободительной армии Югославии, во главе с Броз Тито в борьбе с оккупантами.
В ноябре 1945 года Босния и Герцеговина вошла в состав Социалистической Федеративной Республики Югославия.
После распада этой страны именно здесь – в Боснии и Герцеговине - началась жуткая мясорубка, о ней я обязательно вспомню. Она унесла жизни тысяч людей. Это была, наверное, самая мрачная страница современной балканской войны…

Границу между Черногорией и Боснией и Герцеговиной мы проскочили так, что даже и не заметили, что она была.
«Это потому, что мы въехали на территорию Республики Сербской», - объяснила нам Лиля. – «Если бы мы въезжали сюда с территории боснийцев, все было бы по-другому».

Вот тут надо объяснить, что современная Босния и Герцеговина состоит из двух республик: Республики Сербской, Федерации Боснии и Герцеговины, а также в составе этого государства есть еще маленький округ Брчко, который не подчиняется ни законам сербов, ни законам боснийцев. Он, как бы, вообще сам по себе.

Надо сказать, что государственное устройство Боснии и Герцеговины несколько необычно. Здесь нет ни Президента, ни еще кого-либо, кто бы осуществлял единоличную исполнительную власть.
Есть некий триумвират, который состоит из представителей православных сербов, боснийцев – мусульман и католиков – хорватов.
Эти трое называются «Президиумом Боснии и Герцеговины» и избираются своими соплеменниками и единоверцами на четыре года.
Дело в том, что сейчас в этой стране живут более тридцати процентов сербов – православных, пятнадцать процентов хорватов – католиков и более сорока процентов  бошняков.
Бошняки – это потомки тех сербов и хорватов, чьи прадеды приняли ислам под давлением османов.
Кстати, православных сербов в 1910 году было почти сорок четыре процента в Боснии и Герцеговине, но очень много их было убито в период великой балканской смуты конца двадцатого века…

  Так вот, этот «Президиум Боснии и Герцеговины» решает вопросы внешней политики государства, назначает послов, выносит на обсуждение парламента бюджет страны, решает вопросы войны и мира.
Хотя куда уж там, навоевались за последние годы…

Но даже не этот «Президиум»  является реальным органом государственной власти. Все вопросы непосредственно жизни страны решает Совет министров, он - последняя инстанция в Боснии и Герцеговине.

А мы почти уже у Требинье. У древнего и очень красивого города. Его название происходит от древнеславянского «Травуния» - так называлась эта земля в те далекие времена.
«По городу вы еще успеете погулять», - говорит нам Лиля. – «А сейчас давайте посмотрим на него с высоты. Уверяю вас – ЭТО стоит увидеть…»
По узким улочкам мы поднимаемся все выше и выше и, наконец, оказываемся на горе, макушку которой венчает красивый, как игрушечка, православный собор. Рядом с ним еще какие-то здания. Весь комплекс окружен деревьями и ярко-зеленой под солнцем травой. Это нечто волшебное, нереальное.
«Вот мы и приехали на холм Црквине», - объясняет Лиля. – «Посмотрите, что за чудо здесь выстроено. Это храм Благовещенья Пресвятой Богородицы. Видите, какая здесь гармония с природой?»
Гармония с природой такая, что все наши спутники, и мы тоже, просто молчим, потрясенные.
Лиля, воспользовавшись нашим потрясением, говорит, что этот храм – часть монастырского комплекса Херцеговачка Грачаница.
Был такой древний сербский православный монастырь в крае Косово – Грачаница.
Он разрушен и поруган албанцами-мусульманами, когда они уничтожали там сербов.
А сербы в честь поруганной святыни возвели в Требинье этот монастырь – Герцоговинскую Грачаницу или по-сербски «Херцеговачку Грачаницу». Здесь хранятся древние иконы, вывезенные из Косова. Мы их позже увидели в специальной галерее, где поддерживается одна и та же температура, чтобы скорбные лики святых еще долго могли смотреть на мир.
Храм Благовещенья Пресвятой Богородицы был построен уже после югославской войны. Мы заходим в него.
«Смотрите», - шепотом говорит Лиля. – «Вот здесь, в этом притворе церкви находится могила любимого всеми сербами человека: поэта и дипломата которого звали Йован Дучич. А вот здесь он изображен на иконе – видите?»
Действительно, на одной из икон, рядом с Богородицей, держащей в руках тот самый храм, в котором мы сейчас стоим, изображен пожилой худощавый человек с короткой стрижкой седых волос. Чуть позже, в самом Требинье, мы увидим памятник знаменитому сербу.
Йован Дучич родился здесь, в Требинье в 1871 году. Его отец погиб во время восстания против турок.
А сам будущий поэт получил отличное образование.
Он изучал право в Париже, в Женеве. Затем служил в сербском министерстве иностранных дел, был послом во многих странах мира. Так получилось, что он умер в США в 1943 году, но завещал похоронить себя в родном Требинье. Желание это исполнилось только в 2000-м году, когда его прах был перенесен сюда, в этот храм.
А поэтом он действительно был очень хорошим:
 
В опустевшей церкви не слыхать распева,
Только стынь и сумрак долгие недели;
И тихонько плачет в брошенном приделе
Бледная от горя Пресвятая Дева.

И за каплей капля по стене струится;
Лунный свет мерцает сквозь цветные стёкла,
Серебром холодным расстилаясь блёкло
Под ноги Пречистой, словно плащаница…
(Перевод Олега Комкова)

Мы покидаем церковь и из ее прохлады попадаем опять в полуденное пекло. Лиля уже машет рукой и зовет нас к краю холма Црквине: « А теперь полюбуйтесь на это!»
Мы подходим к краю смотровой площадки и вновь замираем от восторга. Под нами, как торт на тарелочке, лежит весь Требинье!
В нем нет высотных зданий, поэтому он напоминает картинку из старой сказки, что помнишь с детства: красные черепичные крыши и белые стены домов, маленькие улочки, церкви…
То, что ты смотришь на современный город, напоминают лишь футбольное поле да бегающие по дорогам, похожие отсюда на жучков, машины.
«А вот смотрите», - просвещает нас дальше Лиля. – «Видите реку, что пересекает Требинье? Она называется Требишница. А вон там, смотрите,  главный мост города, мост Перовича, так звали его архитектора – боснийского серба. Он построен здесь в шестнадцатом веке до сих пор в отличном состоянии».
Пока я смотрел на эту впечатляющую панораму, Ленка углядела на лужайке у храма маленького грустного ослика. Она обняла безропотную вьючную животинку за шею. Ну как было ее не сфотографировать…

Спускаемся в город и останавливаемся в самом его центре. Центр в Требинье замечательный!
Мы прогулялись по совсем маленькому Старому городу, окаймленному крепостной стеной, где одна кафешка плавно перетекает в другую, и вышли на торговую слободу, то есть на торговую площадь. Здесь продается все – от свежих овощей до сувениров и картин.
Мы с Ленкой купили в подарок родителям замечательные масляные миниатюры, изображающие водяные мельницы. За каждую просили десять евро. «Вы сами рисуете их?» - спросил я у старичка-продавца. «Сам рисую, да. А вы откуда? Из России?» «Из России». «Берите по восемь евро, Россия – сербам сестра…»
На минуту остановились у скорбного места – мемориала погибшим жителям Требинье в войне 1992 – 1995 годов. Фамилий много, сотни…

 Рядом с торговыми рядами – огромное открытое уличное кафе, фактически вторая площадь рядом. Называется оно «Платани», поскольку обсажено шестнадцатью старыми, еще со времен Австро-Венгрии платанами. Рядом, в старом здании находится, как написано на фронтоне «ХОТЕЛ «ПЛАТАНИ».
К открытому кафе ведут несколько тропинок. Но, кажется, некоторые посетители - совсем как в России - стараясь сократить путь в заветным столикам в тени деревьев, шагают прямо по газонам. У одного такого испорченного «народной тропой» газона табличка с призывом: «МОЛИМО ВАС! НЕ ГАЗИТЕ ТРАВУ!»

Чуть подальше от рынка я углядел старый дом, над одной из дверей которого висела большая вывеска: «ФРИЗЕРСКИ САЛОН «МОНА ЛИЗА», а чуть ниже на стене латиницей: «FRIZERSKI SALON».
В открытую дверь был виден парикмахер, который колдовал над прической некой дамы. Рядом с салоном на пластмассовом стуле сидел колоритный мужик – пузатый, нечесаный, в расстегнутой рубахе и курил.
Я позволил себе побеспокоить его: «Извините, а сколько стоит у вас стрижка, то есть… это… фризернуться? Сколько денег?» Мужик медленно поднял на меня один глаз – второй оставался прикрытым - и качнул головой: «Я не скажу…» «Почему?» «Я - не вот это», - он махнул рукой в сторону «Моны Лизы». – «Я – вот это», - и он показал на соседнюю дверь, рядом с которой вдоль косяка сверху вниз было написано: «ЧАСОВНИЧАР».
Я извинился перед нечесаным часовничаром или по-нашему часовщиком, и пошел искать Ленку – пора было ехать дальше…   

СОН ВОСЕМНАДЦАТЫЙ. ПРО ТВРДОШ И ВАСИЛИЯ ОСТРОЖСКОГО
«А сейчас вы увидите еще одно замечательное и святое для православных – особенно сербов и черногорцев – место», - объявила Лиля. – «Мы едем в Тврдош! Это всего пять километров отсюда».
Тврдош – это действительно святое для Сербской православной церкви место. Ведь в этом старинном монастыре принял постриг самый почитаемый ею святой – Василий Острожский.
Это был удивительный человек. В миру звали его Стоян Йованович, родители – бедные крестьяне – произвели мальчика на свет в селе Мрконичи в 1610 году.
«А вот кстати и родина Василия Острожского – Мрконичи», - вдруг говорит наша Лиля. – «Смотрите, вот сохранился дом родителей нашего святого. На старом кладбище можно увидеть и могилу мамы Василия, ее звали Анастасия. А папу – Петр. Они были очень набожные люди и, когда маленький Стоян подрос, то его отдали в ближайший от села монастырь, который назывался Завала».
Мы едем мимо дома святого Василия по его родной деревне. Деревня эта, как и Тврдош, находятся на живописной равнине, которую сербы зовут Попово поле.

Вот и поворот к монастырю.
Автобус останавливается на небольшой площадке. Дальше по выложенной камнем дорожке – пешком. Идти, впрочем, недалеко. Небольшой подъем в горку и мы уже видим здания монастыря.
Центр обители - конечно же, собор. Он совсем небольшой и очень уютный.
«Монастырь Тврдош был заложен в честь успения Пресвятой Богородицы в четвертом веке византийским императором Константином и его матерью Еленой», - тихо говорит Лиля. – «В монастырском храме вы увидите раскоп в полу и там – пол именно той церкви, что заложили основатели монастыря».
Тврдош на своем веку пережил немало. Монастырь не раз разрушался турками, а в 1694 году османы вообще взорвали его, и монахам пришлось уйти из этих мест. Только в начале двадцатого века божьи люди вернулись в Тврдош.

«Постойте несколько минут молча», - советует ставшая нам уже родной Лиля. – «Просто постойте, посмотрите на горы, на реку внизу, подумайте о чем-нибудь хорошем. Можно даже не молиться, место здесь и так намоленное. Вы почувствуете всю благодать, что здесь живет».
Это на самом деле так. Когда стоишь на площадке у собора, тебя охватывает покой и умиротворение…

Рядом с собором – монашеские кельи. Они совсем не такие, как в монастырях России – выглядят приветливо и как-то светло. Жилища монахов расположены в красивых домиках, увитых виноградом. Под окнами келий – цветы. Здесь же могут остановиться и паломники, и просто гости монастыря. И те, кто желает поработать на благо Тврдоша. И такие приезжают сюда…

Василий Острожский прожил в этом монастыре долго, почти вся его жизнь была связана с ним.
После того, как он стал в Тврдоше монахом, его рукоположили сначала в диаконы, потом в священники.
Затем он поехал в Цетинский монастырь, а, по возвращении оттуда, стал архимандритом Тврдоша.
Потом святой Василий был у нас на Руси. Вернулся оттуда с богатыми дарами для Сербской церкви. Потом было паломничество на гору Афон.
И в 1638 году Василий Острожский возводится в сан митрополита Требинье, а резиденция митрополичья была опять же в монастыре Тврдош.
Репрессии османов вынудили его уехать из этих мест, и Василий поехал на территорию современной Черногории, где основал хорошо известный - и в России тоже - монастырь в скалах: Острог.
В основанном им монастыре он и скончался 12 мая 1671 года. А из скалы, рядом с которой находилась келья, в которой он умер, чудесным образом выросла виноградная лоза.
За свою жизнь Василий Острожский помог многим людям - и словом и делом. И это помнят на Земле и, как видно, на небе тоже…

«А вот сейчас я вам открою еще одну тайну Тврдоша», - хитро говорит Лиля. – «Я покажу вам монастырские винные подвалы. Много столетий назад монахи здесь начали заниматься виноградарством и, естественно, виноделием. И, конечно же, у них были свои подвалы, где они хранили бочки с вином. После разрушения Тврдоша турками эти подвалы были засыпаны и о них забыли на целые столетия.
Только когда монастырь возродился, и когда стали делать здесь реконструкцию, подвалы эти обнаружили».
Над входом в подвалы восстановлена старинная фреска: благородный святой в тунике, с бородой и нимбом над головой усердно убирает виноград.
Сразу видно, что потрудилось местное монашество, восстанавливая древние подземелья. Под их сводами стоят огромные дубовые бочки, клейменые фирменным знаком монастыря Тврдош.
Братии, кстати, пришлось восстанавливать не только подвалы, но и монастырские виноградники. И они в этом преуспели – вина из Тврдоша очень ценят в Европе, они даже получили несколько медалей международных винодельческих выставок.
Особенно вкусно вино «Вранац» - легкое, ароматное. Его, также и другие сорта монастырских вин, а также местного коньяка и ракии с травками мы отведали в небольшом уютном дегустационном зале здесь же в подземелье. Наливал нам бокалы и рюмочки улыбчивый паренек, явно не монах, скорее – послушник какой-нибудь. С нами за компанию он тоже опрокинул пару бокалов «Вранаца» и еще больше заулыбался.
Монастырское вино можно купить в небольшой лавочке у входа в Тврдош, там, где остановился наш автобус. Мы купили бутылочку и пожалели потом, что так мало купили…

СОН ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ. МОСТАР
 Границы между Республикой Сербской и Федерацией Боснии и Герцоговины, понятно, нет – формально одна же страна.
Но по тому, как в придорожных деревнях, то тут, то там попадаются разбитые, заброшенные, с заколоченными проемами окон православные церковки мы понимаем, что из сербской части страны мы уже выехали.
«Да, здесь жили сербы. Их выгнали с этих земель», - ответила на наш немой вопрос Лиля. – «Выгнали тех, кто остался жив…»
Тут она объявила нам, что пора и перекусить: «Сейчас мы поедем в небольшой ресторанчик в очень красивом месте. Там отдохнем, пообедаем и продолжим наше путешествие в Мостар».
Ну, что-что, а поесть мы с Ленкой в путешествиях никогда не отказываемся.
Место, куда нас привезла Лиля – это действительно что-то с чем-то!
Представьте себе: высокие отвесные скалы, с вершин которых, искрясь на солнце, низвергаются небольшие водопады и внизу они встречаются с протекающим у подножия скал бурным ручьем с несколькими заводями. В заводях плещется форель.
А на берегу ручья расположился небольшой ресторанчик, где угощают путников как раз той самой свежайшей зажаренной на углях форелью, что только что плескалась в заводи. Как  вам такая картина, а?
Рыба, принесенная нам, выглядела необычайно аппетитно, но Ленка, жалобно посмотрев на меня, спросила: «Саня, а как ее разделывать, а?»
Не успел я открыть рот, как к нам подскочил официант – огромный, словно борец или боксер, мужик и, улыбаясь, отобрал у моей жены вилку и нож.
Остальное произошло в какие-то секунды.
Вжик-вжик-вжик, и у Лены на тарелке лежало отдельно филе форели и отдельно рыбий скелетик с хвостиком.
«А-а-а, а мне?» - жалобно проблеял я. Официант улыбнулся и развел руками.
«Это же дама», - сказал он.
Ошарашенная таким искусством разделывать форель и такой галантностью, Ленка залихватски взмахнула вилкой: «Пива нам!» «Нет, не пиво», ответил официант-борец. – «Рыба любит вино».
Он исчез, и, через минуту материализовался вновь у нашего столика с двумя бокалами белого сухого вина – вкусного и холодного…

После обеда, полюбовавшись водопадами, мы отправляемся в четвертый по величине город страны, центр исторической области Герцеговина. В Мостар.
Название его означает «Страж Моста» и живут в нем преимущественно боснийские мусульмане и хорватские католики. Православных сербов после войны в городе осталось всего четыре процента.
Мусульмане и католики живут в Мостаре по разным берегам реки Неретвы. Мусульманин здесь никогда не пойдет жить в католическую часть города, а католик – хорват – в мусульманскую.
 
Именно через Неретву и перекинут красивый старинный мост, который и дал название городу. По краям моста – башенки для стражников. Само это сооружение было построено в 1566 году османами.
Мост, который видели мы – уже почти не оригинал. Тот первый, настоящий, был разрушен во время боснийской войны 1992 – 1995 годов. И не только он.
В Мостаре полтора года шли жестокие бои. Все воевали со всеми. Хорваты – с боснийскими мусульманами и сербами, сербы с хорватами и боснийцами. Потом бошняки объединились с хорватами против сербов. Потом опять хорваты бились с боснийцами. Это был всплеск невиданных после окончания Второй мировой войны национализма, религиозной ненависти и нечеловеческой злобы к ближнему своему.

В Мостаре был разрушен, повторяю не только мост. Были уничтожены старинные францисканский монастырь и католический собор, дворец католического епископа, в котором хранилась уникальная библиотека. Были уничтожены православные святыни: Сербский православный монастырь, собор Святой Троицы, храм Рождества Богородицы, старинные мусульманские мечети и исторические светские здания.

Война в Боснии и Герцеговине была очень жестокой. Противоборствующими сторонами вырезались целые деревни, включая женщин, стариков и детей. Создавались концлагеря, где мирное население и военнопленные подвергались пыткам, их забивали до смерти. Международными организациями зафиксированы случаи массового изнасилования женщин.
Были разрушены почти все автомобильные и железные дороги. Более двух миллионов беженцев, более двухсот тысяч убитых...
И это в небольшой стране, которая в мирное время, во время существования Югославии, насчитывала всего-то четыре миллиона триста тысяч жителей…
У Старого города в Мостаре стоит разрушенное во время боев здание. На стенах видны отметины от мин и пробоины от попаданий снарядов.
Памятник безумной войне…

В Старом городе Мостара есть и мусульманские лавочки, и магазинчики, где торгуют хорваты. Это, наверное, единственное место, где они абсолютно мирно сосуществуют. Ведь жить-то и тем, и другим надо, а обслуживание туристов здесь – одна из самых основных статей дохода простых людей…

Домой в Бечичи (вот как я сказал – ДОМОЙ!) мы возвращались почти ночью. Чтобы сократить путь, наш автобус не поехал в обход Боко-Которской бухты, а вполз на небольшой паромчик, на котором и переправился с одного берега на другой.
 Так мы сократили почти сто километров.
Боко – Которка, надо сказать, под лунным и звездным ночным небом просто прекрасна… 

СОН ДВАДЦАТЫЙ. ИЗ БАРА – В БАРИ               
То, что из Черногории надо обязательно съездить в Италию мы с Ленкой решили еще перед нашим путешествием.
Дело-то нехитрое – сел на паром и вот мы уже в в самом юго - восточном итальянском регионе, на каблуке итальянского сапога - в Апулии.
В той самой Апулии, которая была основным поставщиком хлеба для Древнего Рима. В той самой Апулии, жителей которой сами древние римляне считали очень гостеприимными, но очень суеверными людьми.
Задумано – сделано! Билеты на паром, что отвезет нас в страну пиццы и спагетти купили заранее.
Самая простенькая каюта - с окном, правда - стоила нам туда-обратно 376 евро. Дороговато, но делать нечего, заплатили. Ведь других паромов из Черногории в Бари, куда мы хотели попасть, просто нет.
Итак, однажды вечером мы вышли из такси у морского пассажирского терминала в городе Бар, что в паре десятков километров от наших Бечичей. Немного позже взошли на чудную посудину 1973 года рождения, которая называлась «Свети Стефан II».
Все сайты, где упоминается этот паром, сразу предупреждают - это не круизный лайнер, а рабочая лошадка, призванная просто перевозить пассажиров и машины из черногорского порта в итальянский, и не более того. 
«Свети Стефан II» достался Черногории при разделе имущества растерзанной Югославии, как и его брат - почти близнец - паром «Свети Стефан». На своем веку он повидал всякое, даже возил беженцев из Ливии, когда там разгорелась война, закончившаяся мученической смертью эксцентричного полковника Каддафи.
Время в пути от порта Бар до порта Бари - девять часов. Хотя жизнь на пароме начинается часа за два с половиной до отхода: там уже работают несколько баров и ресторан.
Народ – в основном молодежь – гуляет по палубам и пьет пиво.
Из Бара отплываем в одиннадцать вечера, и огни порта постепенно исчезают в густой ночной адриатической темноте.
Сначала мы шаримся по «Свети Стефану», устроив себе импровизированную экскурсию, но потом поднимаемся на палубу, по примеру наших попутчиков, запасшись пивом, и не уходим с нее почти до зари.
Это просто невероятное зрелище – огромная луна, яркие, сочные – такие могут быть только на юге – звезды, огни на проплывающих мимо нас островах и кораблях.
Тишина прерывается только тихим смехом и бормотанием молоденькой итальянки, которую обнимает ее молодой человек…

Проспав в каюте всего-то часа три - не больше – мы просыпаемся от невнятного бормотания динамика, который, видимо, хочет сообщить нам, что мы прибываем на место назначения.
Так и есть – виден берег. Но виден он не из нашего окна – из окна каюты мы с Ленкой могли видеть лишь огромную такую штуку, на которую наматывают канат и кусок паромного крана – а с палубы.
Пока «Свети Стефан II» медленно двигается в сторону порта, мы успеваем позавтракать и выпить кофе. Швартовки ждем на самой верхней падубе парома. Отсюда уже видны терминалы и Старый город – церкви, крепостные стены и дома.
 
Ура! Мы в Бари!

Здесь, на палубе, нас застает SMS от девушки Оли, с которой мы списались еще в Петрозаводске и которая должна показать нам город.
«Вы едете?» - пишет она. «Уже почти прибыли», - отвечаю я.
Молниеносно пройдя пограничников и таможенников, мы выходим из терминала и ждем нашу новую знакомую.
Ольга оказалась хрупкой, светловолосой, с доброй улыбкой.
«С прибытием», - сказала она. – «Как дошли из Бара? Все хорошо?»
«Более чем», - отвечаю я ей, стараясь не раззеваться. «Ну и отлично. Если вы не голодны – тогда пойдем сразу в город. В Старый город».
Оля ведет нас от пассажирского порта ко входу в Старый город вдоль красивой набережной с многочисленными фонариками.
Эта набережная, оказывается, самая длинная в Европе. Ее протяженность – тридцать километров! Она начинается в так называемом Новом городе, идет мимо города Старого и заканчивается в пригороде Бари, в рыбацкой деревеньке, которая называется Торре – а – Маре.
Набережная в современном ее виде была построена во времена Муссолини и, говорят, дуче лично интересовался, как идет ее строительство. Перед отплытием в Черногорию мы еще погуляем по ней с Ленкой.
 
Идти недалеко, но пока мы делаем первые шаги по итальянской земле, Оля рассказывает нам историю Бари.
«На этом месте люди поселились больше трех тысяч лет тому назад, представляете? Уже в пятом веке до нашей эры эта земля принадлежала грекам. А римляне сюда пришли, когда одержали победу над троюродным братом Александра Македонского Пирром. Помните это выражение: «Пиррова победа»? Вот это как раз про него. В одном из сражений с армией Древнего Рима Пирр вел с ними бой два дня и победил. Но когда увидел, сколько воинов у него осталось, полководец горько констатировал: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска…» Римляне его все же одолели и заняли этот порт. Тогда он назывался Бариум».
Зевота моя тут же пропадает, поскольку все, что связано с историей мест, где приходится бывать, для меня необычайно интересно.
Древние римляне, на самом деле, были заинтересованы в этом клочке земли, поскольку обладание им позволяло им контролировать торговые пути в Грецию, Египет и в Малую Азию.
В 109 году нашей эры через Бари римлянами была даже построена так называемая Траянова дорога, которая была ответвлением знаменитой Аппиевой дороги. Кусочек древней магистрали Оля нам показала в центре Бари чуть позже, он закрыт толстым стеклом, но древняя брусчатка видна замечательно.
После римлян, здесь хозяйничали сарацины и даже создали на этой земле Барийский эмират.
Затем византийцы выгнали из Бари неверных, а самих византийцев турнули отсюда норманны.
Потом Бари был под владычеством Неаполитанского королевства. Ну а дальше… дальше уже пошла история собственно Италии…

«Вот мы и пришли», - улыбнулась Ольга, остановившись перед проходом в крепостной стене. Сейчас мы войдем в Старый Бари, и попадем сразу на площадь Святого Николая».

СОН ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ. СВЯТОЙ НИКОЛАЙ ПО ВЕРСИИ ЦЕРЕТЕЛИ И БАЗИЛИКА ЧУДОТВОРЦА
Лет десять назад я был в Демре, это в современной Турции.
Столетия назад это местечко называлось Миры и находилось на территории древнеримской Ликии. Именно там находится церковь, где примерно в 345 году нашей эры был похоронен покровитель мореплавателей и путешественников, прототип Деда Мороза, и один из самых почитаемых святых во всем христианском мире  - Николай Чудотворец.
И я видел этот раннехристианский храм, откуда сорок семь жителей Бари 20 апреля 1087 года выкрали мощи Святителя.
Случилось это так. Организованная группа купцов из Бари и Венеции возвращались из Антиохии (современная Анталия ) домой. И у тех, и у других был хорошо созревший преступный умысел на похищение мощей Святого Николая с целью транспортировки их: у тех - в Бари, у других – в Венецию. Поэтому они остановились в Мирах, чтобы осуществить задуманное.
Барийцы первыми выслали на разведку своих людей, которые, вернувшись, рассказали товарищам, что в церкви, где покоятся мощи, сейчас только четверо монахов. Трудно сказать, чем именно так были страшны эти четверо божьих слуг для итальянских купцов, но они снарядили отряд именно из сорока семи человек, вооруженных до зубов, который и отправился на грабеж святыни.
Грабители прикинулись овечками. Когда пришли они в церковь, то смиренно попросили показать гробницу Николая. Монахи показали.
Один из монахов говорит купцам из Бари: «Парни, нашему старцу намедни приснился сон. Во сне Чудотворец Николай приказал нам бережнее охранять его мощи, так как их хотят украсть. Но, это же к вам не относится, правда?»
«Здрас-сте!» - говорят барийские купцы. – «Нет, конечно! Мы не хотим украсть у вас эти святые кости. Мы хотим их… купить!!! Давайте-ка мы дадим вам триста золотых монет, а вы не мешаете нам упаковать останки Николы и увести их к нам домой, ОК?»
Монахи гневно зароптали, даже попытались отправить гонца в город, чтобы он сообщил о том, что тут какие-то барыги пытаются купить мощи Чудотворца.
Но доблестные бизнесмены-беспредельщики из Бари тут же связали хранителей мощей, поставили у всех дверей церкви своих парней на стреме, и начали бесчинствовать: они раскурочили помост под саркофагом, затем разбили и сам саркофаг.
Некий отрок Матфей из Бари достал оттуда мощи, плавающие в благоуханном миро.
Видя, что против грубой силы им не совладать, монахи смирились. Их главный, пресвитер церкви, которого звали Дрого, завернул мощи Николая в свой плащ и, под конвоем добрых жителей Бари, перенес их на корабль похитителей.
Пока мощи Николая Чудотворца перемещались из гробницы на судно, освобожденные монахи побежали в Миры, для того, чтобы рассказать о случившемся жителям и попросить их о помощи. Жители не отказали.
Но пока они собирались, барийские купцы уже отплыли от причала… 

Вот тут необходима небольшая ремарка. Дело в том, что похитители мощей Николай Чудотворца из Бари в спешке собрали не все их части.
То, что осталось, монахи, кряхтя, собрали в порушенный саркофаг. Но венецианцы, которые были возмущены вероломством своих соседей, которые не дали им вместе пограбить святое место, не собирались сдаваться.
Во время Первого крестового похода, который состоялся через несколько лет, они заглянули в разграбленную обитель и отняли у бедных монахов остатки мощей, которые сейчас и хранятся в Церкви Святого Николая в Венеции.
Кстати, уже в наше время, ученые подтвердили, что останки скелета, что был украден купцами из Бари, и те, что потом подобрали венецианцы, принадлежат одному и тому же человеку – Николаю Чудотворцу…

Но продолжим историю похищения основной части мощей Святого Николая.
8 мая этого же года – 1087–го – корабли, на которых купцы везли святые мощи, прибыли в Бари.
Весть о том, что мощи человека, который после смерти стоит где-то совсем рядом со Всевышним, теперь находятся в городе, разнеслась тут же.
9 мая мощи Святителя были торжественно перенесены в церковь Святого Стефана. Их транспортировка во временное обиталище сопровождалась чудесами исцеления больных.
А через год в Бари было начато строительство Базилики  Святого Николая, где и по сей день хранятся мощи, похищенные из Мир.
 
И вот у этой Базилики мы сейчас и стоим с нашей новой знакомой Ольгой.
Храм Николая Святого строился больше ста лет. Получилось очень даже внушительное, красивое и – по-своему - монументальное здание. Фасад Базилики украшен каменной резьбой и его венчают две колокольни.
«Ну, что, пойдем в гости к Святому Николаю», говорит Ольга и приглашает нас войти во внутрь храма. – «Пройдемте!»
Базилика снаружи – это огромное здание.
Изнутри оно кажется еще больше!
Церковь внутри – это крест: такова архитектура Базилики. И мне казалось, что я действительно нахожусь внутри гигантского креста, потолок которого расписан замечательными картинами на библейскую тему.

Справа от центрального входа мы вдруг видим нечто вроде сокровичницы, украшенной портретами всех настоятелей Базилики. Там хранятся христианские святыни.
В том числе и шип из тернового венца – он находится в специальном сосуде, и этот сосуд виден был нам – венца, которым был увенчан Христос в день распятия его.
«Иногда их этого шипа сочится капелька крови», - говорит Ольга. Это верующие считают хорошим предзнаменованием…»

В этом храме происходили события, повлиявшие на судьбу раннесредневековой Европы.
В 1095 году, когда Базилика еще строилась, некогда успешный военный, а тогда уже монах-пустынник Пётр Амьенский в этом храме призвал христиан пойти и освободить Гроб Господень в Иерусалиме. Так начался Первый крестовый поход. Первый, но не последний.
А в 1098 году тогдашний Папа Римский Урбан Второй здесь же, в Базилике, собрав иерархов христианских конфессий, попытался объединить Восточную и Западную – то есть православную и католическую, как сейчас их называют – христианские церкви. Но это была лишь попытка, которая не увенчалась успехом.
То есть консенсус найден не был и это позволило верующим во Христа безнаказанно истреблять друг друга на протяжение столетий.
Такая вот церковная история этой Базилики…

Мы полюбовались на росписи и каменную резьбу, на старинные иконы и на вырубленный из цельного куска мрамора епископский трон, который появился здесь в двенадцатом веке, а затем – по одной из двух лестниц – спустились в крипту.
Крипта – это подземная церковь под алтарем Базилики, в которой как раз и хранятся мощи Святого Николая, что были украдены купцами из Малой Азии.
Это совсем небольшое помещение, украшенное колоннами.
Здесь есть свой алтарь, он очень скромный. Одна из колонн стоит отдельно от остальных. Ольга объясняет: «Когда купцы из Бари отчалили на своем корабле из Мир Ликийских, то одна мраморная колонна церкви, где был похоронен Николай, вдруг упала, покатилась к берегу и плыла за судном до этого города. Жители Бари выловили ее и установили потом в крипте. Девушки, что хотели выйти замуж и женщины, которые хотели забеременеть, обходили кругом эту колонну и их желание сбывалось…»
Уже один тот факт, что мраморная колонна могла плыть по морю, лично у меня вызывает сомнение (все же знаком немного с физикой), ну, да чего только в мире не бывает…

А что бывает? А бывает, то, что я почувствовал в подземной церкви: на душе становится спокойно, исчезают где-то внутри меня неуверенность и злость. И просыпается добро.
Правда – правда! Так оно и есть!

Мы попали в крипту как раз в тот момент, когда там молились православные паломники – женщины и дети. Они все молились молча, поэтому тишина у саркофага с мощами была просто звенящей, волшебной…

Хотя Базилика Святого Николая принадлежит католической церкви, но с 1969 года Ватикан разрешил православным священникам служить здесь, поскольку Николай Чудотворец не менее – а, может быть, даже более - почитаем у нас, чем в Западном мире.

Сама гробница Николая Святого была потеряна в позднем средневековье. Только в 1951 году археологи обнаружили ее при раскопках в Базилике.
Саркофаг Николая Чудотворца отгорожен от верующих – и воров, видимо - кованой массивной решеткой, за которой горит лампада…

Мы выходим из крипты. Базилика пуста. Лишь у старинного алтаря несколько человек расстилают ковровые дорожки и раскладывают огромные букеты цветов.
Руководит процессом небольшой тощенький человечек, похожий на непризнанного поэта – нервный и всклокоченный.
«О! Сегодня здесь намечается венчание», - замечает Ольга. – «Пойдемте, не будем мешать».

Мы идем к одному из двух выходов из Базилики.
И тут я замечаю огромную статую Святого Николая в епископском одеянии. Она стоит в витрине как раз напротив сокровищницы Базилики. Статуя украшена серебряными и золотыми пластинами и сверкающими даже в сумраке церкви камнями. Ольга замечает мой интерес к фигуре Чудотворца: «Эту статую выносят отсюда два раза в год – в мае, когда Бари обрел святые мощи и в декабре – в день Николы зимнего», - говорит она. – «И носят ее по центру города и по набережной, куда прибыл корабль местных купцов в 1087 году». Я с изумлением гляжу на изваяние: «Так ведь она же, поди, тяжелая!» «А что делать, традиция», - спокойно говорит Ольга…

Мы выходим из Базилики и тут Ленка и я видим еще одно изображение Николая.
Чуть-чуть наискосок от главного входа в храм. Бронзовый Чудотворец с посохом и тоже в облачении епископа изображен в реальный человеческий рост.
«А!», - обрадовалась Ольга. – «Вот что я хотела вам еще показать. Этот памятник Николаю Чудотворцу – дар россиян городу Бари. Его установили здесь в 2003 году, когда в наш город приезжал Владимир Путин. Как вы думаете, кто автор этого Николая?»
Мы задумались и пожали плечами. «А кто?» - спросила Лена. «Не поверите – Зураб Церетели!», - торжествующе ответила наша знакомая из Бари. «Этот гигантоман?»  «Именно он!» - подтвердила Оля.
«Офигеть!» - только и мог сказать я. Невольно мне пришлось зауважать грузино-российского ваятеля: оказывается, он может делать неплохие миниатюры…
Рядом с памятником Николаю Чудотворцу работы Церетели в тот момент тусовались какие-то престарелые хиппи. Тут же стоял у своей служебной машины итальянский полицейский и сосредоточенно чесал затылок под форменной фуражкой. 
«Пойдемте, погуляем по Старому Бари», - предложила Оля…

СОН ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ. ПЛЯЖ «ХЛЕБ И ПОМИДОР», КОЕ-ЧТО ОБ ОЛЬГЕ И ПАМЯТНИК КОНЮ БЕЗ ВСАДНИКА
Мы снова стояли на площади Святого Николая.
Ленка вопросительно смотрела на задумавшуюся Ольгу.
А та, чуть подернув головой, словно соглашаясь – или не соглашаясь - сама с собой, выдала: «Давайте так. Вот здесь», - и она махнула рукой направо, - «Вот здесь, рядом – музей Святого Николая. И в нем можно купить освященные иконки Чудотворца и кучу сувениров. Если хотите, позже можем прогуляться к русской церкви, до нее идти километра полтора отсюда». «А чем она знаменита, эта русская церковь?» - поинтересовался я. «Да, собственно, ничем особым. Кроме того, что строил ее архитектор Щусев». «Тот самый Алексей Щусев, который возвел Мавзолей Ленина?!» «Ага, тот самый. До революции он строил церкви, после революции мавзолеи вождя мирового пролетариата. Чего удивляться-то?»
Я хотел спросить, почему Ольга сказала «мавзолеи», а не «мавзолей», а потом вспомнил, что Щусев действительно возвел два мавзолея Ленина. Один – деревянный – был построен в январе 1924 года буквально через несколько дней после смерти Владимира Ильича. А тот, что мы видим сейчас на Красной площади появилось позже, в 1930 году.
Ну…что сказать… в принципе, что церкви, что мавзолеи – все одно, сооружения культовые, поэтому архитектор Щусев себе не изменил…
«Значит, в русскую церковь не идем?» - полуутвердительно, полувопросительно произнесла Ольга. – «И правильно, пойдемте лучше погуляем по Старому Бари, это гораздо интереснее!»
И мы вошли в узкие воротца, что расположены между площадью Николая Чудотворца и улицей имени его же…

…Я люблю бродить по старинным улочкам среди домов, что были построены еще в Средние века.
Согласитесь, что эти дома, храмы, эти булыжные мостовые обладают какой-то особой аурой, которой наделили их минувшие столетия и люди, что жили здесь тогда…
 
…На ступенях Собора Святого Савина, что был построен в тринадцатом веке – кафедрального собора Бари – уснула разморенная жарой бабуля. В руках у нее бумажные иконки и листочки с молитвами. Сколько сидит она здесь, может быть уже пятьсот лет? Время на старых улочках течет совершенно по-другому, чем за древними крепостными стенами…
 
- А вы знаете, почему в городах, построенных в средневековье улочки, как правило, узкие и извилистые, вот как здесь, в Старом Бари? – спрашивает Ольга.
- Наверное, строили их без плана, как Бог на душу положит, - робко предполагает Ленка.
Наша спутница усмехается.
- Да, нет. Планы застройки как раз в большинстве селений были. Вот наш Бари возьмем. В течение столетий он переходил из рук в руки, от одних властителей, к другим. И все они были вынуждены воевать здесь, брать город силой. А легко ли воевать на этих узких улочках? При такой застройке каждый дом, каждая церковь может стать крепостью, и завоеватели понесут большие потери, прежде чем завоюют город. Вот в чем дело!
Ленка кивает: да, поняла.
По вымощенным камнем тротуарам мы подходим к большой крепости. «Мы вышли к городскому замку», - объясняет нам Ольга. – «Называется он «Castello Normanno-Svevo di Bari», то есть «норманнско-свевский замок Бари». Но начали строить его не норманны-завоеватели, а византийцы в 916 году, которые отбивались здесь от войск сарацинов. Затем его уже в тринадцатом веке подновили, это сделал император Священной Римской империи Фридрих Второй.
Когда-то этот замок был с трех сторон окружен рвом, а с четвертой его стены защищало море. Потом, уже в девятнадцатом веке, рвы были засыпаны».
Крепость действительно производит сильное впечатление. Бастионы по ее углам, солидный каменный мост, ведущий к главному входу в замок. И центральная башня – монументальная, способная уже одним своим видом устрашить врагов…
«А сейчас повернитесь спиной к замку и посмотрите на старые кварталы отсюда. Ничего вам это не напоминает?» - хитро улыбается Оля.
Мы обернулись и обалдели.
Перед нами открылся вид, словно сошедший с экрана кинотеатра, в котором показывают итальянскую классику шестидесятых – восьмидесяых годов прошлого века: Феллини, Антониони или фильмы с Адриано Челентано, или наш «Миллион в брачной корзине», наконец. Ширвиндт в роли мелкого итальянского мошенника – это что-то!
Тесно прижавшиеся друг к другу домики, на балконах и через улицы развешаны простыни, в окна по пояс высунулись волосатые мужики в майках и, оживленно жестикулируя и, яростно дымя сигаретами, что-то доказывают друг другу.
 Фантастика!!!
Ольга все еще улыбается, глядя на нас: «Ну что, оценили? Но у меня для вас еще один сюрприз. Сейчас мы пойдем на улицу макарон!» «Куда?» - перепросила Лена. «На улицу макарон. Там вы увидите, как делаются итальянские макароны ручной работы. И это не аттракцион – это реальная жизнь бедных кварталов. Женщины Бари на этой улице уже давно целыми днями заняты тем, что делают макароны. Они занимаются этим прямо у своих домов изо дня в день… Впрочем, вы сами все увидите».
Мы перешли дорогу у замка, втиснулись в небольшой проем между домами и оказались на типичной итальянской улочке. С неизменным бельем на веревках, стоящими у дверей мотоциклами и небольшими двориками, почти в каждом из которых висела на стене дома икона Богородицы, Святого Георгия или Николая Чудотворца с лампадками у ликов.
А прямо на улице, на проезжей части, тротуаров здесь в помине, кажется, и не было сидели за столами – по двое за каждым - типичные итальянские матроны и  оживленно болтая о чем-то своем, делали макароны. Процесс этот действительно отработан годами: одна из женщин выщиповала из лежащего перед ней теста кусочек, делала из него небольшую колбаску, затем эту колбаску маленьким ножиком резала на крохотные кусочки и перекидывала их соседке. Та, неуловимым движением пальцев, их как-то плющила и кидала на стоящее рядом с ней блюдо уже готовую «ракушку» или «спиральку».
«А их сфотографировать можно?» - поинтересовался я у Ольги. «Конечно, они даже не обратят на это внимания». Так и вышло.
«Ну ладно, давайте уже выбираться из этой замечательной старины и пойдем в современный Бари» - зовет нас Ольга к выходу. – «Сейчас я вам покажу самый большой частный театр в Европе и очень забавный памятник коню без всадника». 

Мы вышли на широкий современный проспект, забитый машинами и пошагали вновь в сторону набережной,  в свое время так любовно опекаемой Муссолини.
Было очень жарко, и Оля, с некоторой тревогой посматривала на нас: доживем ли мы до конца прогулки. Но мы с Ленкой – старые путешественники, нас ничем не проймешь.
«Вот то, что я хотела вам показать. Смотрите!»
Перед нами на довольно высоком постаменте возвышался конь! Это был замечательный железный конь! Его передняя часть, включая ноги и голову, была покрыта попоной. И задняя часть тоже была покрыта попоной. Неохваченной ничем - ни попоной, ни всадником, ни даже седлом - оставалась лишь серединка лошади. Почему?
«Сейчас объясню, как тут все получилось», - ответила Ольга на мой немой вопрос. – «Дело в том, что местные власти хотели поставить в городе памятник Джузеппе Гарибальди – борцу за освобождение Италии, народному герою. Не знаю, что там получилось, но средств хватило только на постамент и лошадь патриота. На самого Джузеппе – нет. То ли украли деньги, то ли еще что, но конь стоит, а Гарибальди на нем нет…»
Конь без своего именитого всадника смотрел на нас с Ленкой гордо и несколько печально…
«Так… ну, осталось мне показать вам лишь еще одну достопримечательность Бари, а потом мы можем зайти в кафе, поболтать, отдохнуть и вас ждет увлекательное путешествие в Альберобелло!» - напоминает нам дальнейшую программу Ольга.
От железного коня, лишенного своего седока, мы пошли дальше к морю.
«По этому проспекту вы поедете вглубь Апулии», - наша сопровождающая устремляется вперед. – «А я представляю вам, дорогие гости, театр Петруцелли! Он перед вами!»
Мы с Ленкой увидели изящное здание, которое, как нам казалось, своим фасадом находилось на берегу, а остальная его часть уходила куда-то в море.
Еще немного, тут же стал фантазировать я, и этот ярко-красный театр, увенчанный куполом и украшенный двумя башенками, похожими то ли на минареты, то ли китайские пагоды, просто уплывет от нас куда-нибудь в сторону Албании или Греции.
Оля подвела нас поближе к нему и остановилась. «Место, где мы сейчас находимся, называется совсем просто: «Largo della Marina» или «Площадь у моря». Здесь издавна устраивались уличные представления, но жители Бари в конце девятнадцатого века захотели иметь у себя в городе настоящий театр. Их мечту решили воплотить в жизнь два брата-коммерсанта, уроженцы этих мест – Антонио и Онофрио Петруцелли. Они финансировали строительство этого храма искусств, и 14 февраля 1903 года театр открылся. Первой оперой, что здесь поставили, была опера «Гугеноты». Сейчас это самый крупный частный оперный театр в мире».
Оля рассказала нам, что на сцене театра Петруцелли выступали Рудольф Нуриев и Фрэнк Синатра. Это один из любимых театров Лучано Паваротти, который сам родился здесь, в Бари…
«Ну вот», - Ольга даже с какой-то грустью посмотрела на нас. – «Наше небольшое путешествие по Бари окончено», - она посмотрела на часы. – «Есть полчасика, чтобы выпить кофе и отдохнуть. Затем я передам вас в не менее надежные руки, чем мои». Она засмеялась.
Здесь же, на площади у моря, мы устроились в симпатичной уличной кафешке. Девушки заказали себе кофе, я – бокал пива.
Рядом с нами сидела стайка местной молодежи. Вели себя отроки довольно шумно: громко хохотали, скрипуче двигали стульями и даже столами. Окурки кидали прямо на землю, а вслед за окурками летели салфетки и плевки.
- Они всегда так себя ведут, - я кивнул на веселящуюся компанию. Ольга вздохнула:
- Почти всегда. Не дай Бог вечером сесть в автобус с подвыпившими итальянскими малолетками. Стресс на пару дней обеспечен. Но мы уже привыкли, что поделаешь – местный характер, южане…
Тут к нашему столику бочком подобралась пожилая тетенька в, до боли напоминающем Родину, ситцевом в цветочках платье.
- Извините, - обратилась она к нам на чистом русском языке. – Слышу, что по-нашему говорят и решила побеспокоить. Я, понимаете, на один день сюда приехала мощам Святого Николы поклониться. Вот хожу по городу, смотрю, но хочу гида русскоязычного найти. Не подскажете где?
Ольга, подумав, ответила:
-  Я освобождаюсь через полчаса. Давайте встретимся здесь же. Экскурсию по Бари я Вам проведу, если цена устроит.
Они еще немного поговорили об условиях проведения экскурсии и, видимо, договорились.

- В Бари, наверное, туристов много, - спросил я у нашей новой знакомой. Ольга задумалась.
- Что касается русских, то с каждым годом, да, все больше их приезжает сюда. Паломники, в основном. К мощам Николая прикоснуться едут. Даже у нас – русскоязычных гидов – конкуренция в последнее время появилась. А вообще Бари – не туристический город.
- Почему?! Здесь же так много всего интересного.
- Понимаете, Саша, здесь совсем нет туристической инфраструктуры. В последние годы местные власти очень хотят развивать в Бари туризм. Но только недавно построили единственную в городе пятизвездочную гостиницу. Мы живем на берегу моря, а пляжей оборудованных здесь как не было, так и нет.
- Нет пляжей?!
- Нет. Есть единственный муниципальный пляж на выезде из города. Он существует уже лет триста и за это время ни кабинок для переодевания не поставили, ни туалетов. Охраны нет опять же. А знаете, как он называется? По-итальянски это звучит так: «Pane Pomodoro», то есть «Хлеб и помидор».
- Ого! А почему такое название?
- Дело в том, что туда издавна ходит загорать и купаться городская беднота. В выходные они целыми семьями идут на море и берут с собой обед. А какой обед может быть у бедных людей в Италии? Хлеб и помидоры. Отсюда и название…
 
…Когда мы с Ленкой выезжали из Бари в Альберобелло, то видели этот пляж «Хлеб и помидор». Просто кусочек морского берега, даже ничем не огороженный…

…- Оля, а как вы здесь оказались? В Италии, в Бари?
- Мы приехали сюда за солнцем и спокойствием, - отвечает Ольга, поглаживая пальцами светлую челочку.
- Вы?
- Да, мы. Я и мой друг. Валера. Уже скоро десять лет будет, как мы живем в Италии. Как только представилась возможность уехать – так и уехали. Я в Санкт-Петербурге родилась, Валера из Риги.
- Да уж, Питер в Бари не сравнить…
- Хоть я там и родилась, но холодная Балтика не по мне, правда. И еще… в России я жила как на пороховой бочке, у нас в стране всякое может случиться… Здесь тоже есть проблемы, и не маленькие. Но в Италии мне намного спокойнее, чем там, - она машет рукой куда-то в сторону моря.
- И возвращаться не собираетесь?
- Нет! – Она сказала это весьма решительно. – А зачем? Нам здесь неплохо живется. Снимаем приличную квартиру, закончили с Валерой курсы гидов и получили лицензию на экскурсионную деятельность. Сейчас вот новый, свой собственный маршрут для туристов разрабатываем. Помогаем россиянам арендовать апартаменты и виллы в этом регионе.
- Валера, значит, тоже гидом работает?
- И гидом тоже.  Кстати, к труллям вы именно с ним поедете, он скоро к нам присоединиться. А когда туристский сезон заканчивается, то Валера ездит на заработки в Германию. Он у меня еще и строитель неплохой, так что работу там без труда находит. Так и живем…
- А кризис 2008 года вы как здесь пережили. Ведь на Италии он очень сильно отразился и Германия та же пострадала?
Ольга грустно усмехается.
- Мы-то нормально пережили. Мы же русские, после ужаса девяностых годов ко всему привычные и не из таких передряг выбирались. А вот итальянцы все это тяжело перенесли. В Апулии даже волна самоубийств прокатилась, это когда мелкие и средние предприятия разоряться начали. И не только по этому люди себя жизни лишали. Понимаете, итальянцы привыкли к стабильной, спокойной и предсказуемой жизни. А тут уверенность в завтрашнем дне напрочь исчезла. Это для них была величайшая катастрофа. Тем более, что социально итальянцы практически не защищены…
У Ольги зазвонил мобильник.
- Ты уже здесь? Все, мы идем, - она улыбнулась. – Ну, вот, подъехал Валера. Передам вас в его надежные руки.

Мы вышли на набережную. Ольга подвела нас к высокому крепкому улыбчивому парню, что стоял у чистенького, далеко не старого «Фольксвагена» с латвийскими номерами. Он пожал мне руку, а перед Леной предупредительно открыл заднюю дверцу.
Тепло попрощавшись с Ольгой, наша семейная команда двинулась вглубь Апулии. 

СОН ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ. К ТРУЛЛЯМ, К ТРУЛЛЯМ!
 Когда мы устроились в машине, я первым делом, спросил у Валеры:
- А почему у вас номера латвийские стоят?
Наш новый знакомый весело рассмеялся.
- Понимаешь, экономия. Здесь, в Италии автостраховка дико высокая. В Латвии намного дешевле это обходится. Поэтому я раз в год езжу в Ригу, оформляю все необходимое там, а потом спокойно езжу с этими номерами здесь. Латвия же в Евросоюзе, поэтому ко мне никаких претензий.
Мы проскочили пляж «Хлеб и помидор» и уже неслись по автостраде вдоль моря.
«Мы будем с вами проезжать очень красивые места», - говорит Валера. – «Увидим оливковые рощи и старые итальянские усадьбы. Сейчас мы повернем в сторону от моря и поедем в гору, это дорога на Альберобелло. А в Бари вам понравилось?»
Мы с Ленкой, не сговариваясь, поднимаем вверх большие пальцы. Валера довольно хмыкает. Я спрашиваю:
- Оля рассказывала, что вы помогаете русским туристам арендовать виллы и апартаменты на море. Много наших сюда приезжает? Дорого это стоит?
Валера пожимает плечами.
- Ну, апартаменты, естественно довольно дешево можно снять. Целую виллу – это дорого. Но охотников снять всю виллу для себя любимых хватает. Россияне, особенно те, кто неплохие деньги там, у вас зарабатывают, любят отдохнуть с максимальным комфортом. – Тут он коротко хохотнул. – Но иногда сами итальянцы подводят. Мне порой кажется, что им просто лень зарабатывать деньги. Вот случай у меня был в прошлом году. Представьте: ко мне обратилась одна семья из России с просьбой найти приличную виллу у моря, хорошие деньги готовы были платить. Я помог, нашел шикарный дом. Хозяин запросил шестнадцать тысяч евро за 20 дней. Это очень большая плата за такую виллу и неплохая прибыль для арендодателя. Россияне согласились. И что вы думаете? Хозяину, для того, чтобы на этой вилле можно было жить, надо было только подключить газ. Дел на пару часов! – Чувствовалось, что наш водитель и гид до сих пор переживает эту ситуацию. – Так ведь он за полмесяца не смог этого сделать. Типа – занят был! По-моему, это была обычная лень!
- И что? – заинтересованно спросил я. – Чем все закончилось?
- Ничем. Сделка сорвалась, хозяин виллы остался без денег, я – без комиссионных. Русская семья, наверное, нашла себе другую виллу. Вот так-то… 

Наша машина уже ехала по дороге, вдоль которой – и слева, и справа – уютно устроились за низкими каменными заборчиками оливковые рощи. 
«Посмотрите на эти заборы», - говорит Валера. – «Они сложены из камней, которые крестьяне выкорчевывали из земли, когда расчищали места под посадку олив. Здесь есть камни, что были извлечены лет эдак четыреста назад. Вроде уберет крестьянин все камни, а на следующий год появляются новые. Словно растут они вместе с деревьями. Вот так постепенно такие заборы и создаются».
Я слушал Валеру и вспоминал рассказы о земледелии в родной моей Карелии. Заонежские крестьяне тоже веками расчищали пахотные поля от камней, но камни у нас, как и здесь, на юге Италии, откуда-то появлялись снова…
А Валера продолжал: «Многие из этих оливковых рощ сейчас заброшены. Деревья болеют и гибнут». «А почему их забросили?» - вступает в разговор Лена. «Крестьяне, что владели этими рощами раньше, уже не могли за ними ухаживать: молодежь уехала в города на заработки, старикам это уже не под силу. Рощи стали продавать. Новые хозяева выращивали оливки, получали масло, продавали его. Но постепенно это стало невыгодно, а потом и кризис грянул. Вот все и пришло в упадок, рощи зарастают». «И все эти оливы сейчас бесхозные?» - удивился я. «Да нет, почему же все», - успокоил меня Валера. – «Находятся люди, которые за бесценок их покупают вместе со старинными усадьбами. Кстати, вот одна из них», - он показал рукой направо. Мимо нас проплыл изящный белый домик под красной черепичной крышей. К домику вела ухоженная, вымощенная камнем дорожка, а у входа стояли статуи и пара бюстов в древнеримском стиле.  – «Это отреставрированная усадьба. Здесь сейчас принимают туристов, которые желают пожить деревенской жизнью, пособирать оливки и виноград, подышать чистым воздухом…»
«Агротуризм это называется. Мы в таких агроусадьбах в Хорватии и Белоруссии отдыхали». «Во-во, агротуризм, точно», - согласился Валера. – «Местные предприниматели, кстати, желающим одну интересную услугу предлагают. Вы можете в этих рощах обрести свое личное оливковое дерево». «Да ладно», - удивился я. – «И что я с ним буду делать?» «Ты можешь приезжать к своему дереву, сидеть возле него, разговаривать с ним. У ствола поставят табличку с твоим именем. Кроме этого, хозяин рощи будет ежегодно присылать тебе 30 литров масла, выжатого из оливок с твоего дерева. Стоит эта услуга недорого: если ты берешь дерево на один год – 100 евро, на два года, соотвественно, 200 евро. Ну, а дальше скидки». «Замечательный бизнес», - искренне порадовалась за предприимчивых апулийцев Ленка…   

За разговорами мы даже не заметили, как подъехали к чудо-городу Альберобелло. Остановились в ложбинке между двух холмов у памятника погибшим во Вторую мировую войну солдатам.
«А кому именно поставлен памятник?» - спрашиваю у Валеры. – «Тем, кто воевал на стороне Германии или тем, кто воевал против фашистов?» «И тем, и другим», - отвечает он. – «Солдаты – это всегда жертвы войны и проклятых политиков, на чьей бы стороне они не воевали…»
Мы с Валерой подходим к небольшой смотровой площадке. «Альберобелло расположен на двух холмах», - начинает рассказ друг Ольги. – «Справа от нас город современный, но мы не за тем приехали, чтобы смотреть на него. Нас, друзья, интересует то, что находится слева: старый город, город труллей. Вот они, эти замечательные здания перед вами. И сегодня мы гуляем именно среди них!»
Трулли – это действительно замечательные строения. Таких нет больше в мире. Честно признаюсь, я уже много лет хотел приехать сюда и взглянуть на них. И вот передо мной больше тысячи труллей!
Что же такое – трулли? Это небольшие домики, построенные из белого известняка, куски которого не скреплены друг с другом ничем – просто плотно пригнаны. Известковые стены сделаны так, что в жару они сохраняют прохладу в помещении труллей, а в холода – не дают остыть теплому воздуху.
 Венчают эти домики конические крыши, из-за которых эти здания похожи на жилища каких-то сказочных существ – то ли гномов, то ли хоббитов из книжек Джона Толкина.
Само название домиков – трулли – как раз и произошло от внешнего вида их крыш: «трулло» по-гречески «купол». 
Крыши сделаны из камней, которые тоже просто лежат один на другом без всякого раствора. И у каждой такой крыши внизу есть специальный камень. Если этот камень вытащить, то рушится вся крыша, накрывая собой стены трулля.
Кто и зачем возводил трулли? История их такова.
В шестнадцатом веке этими землями владели богатые, но очень прижимистые герцоги Аквавива. А сами они – герцоги – были подданными Неаполитанского короля, который заставлял своих вассалов платить  дань за каждый построенный в их владениях дом. Естественно, что эти господа перекладывали этот налог на своих крестьян, которые и так еле-еле выживали при столь жадных хозяевах.
И что же придумали хитрые итальянские земледельцы?
Они стали строить трулли. Как только дозор доносил до них весть о приближении сборщиков податей, хозяева этих волшебных домов выдергивали тот самый нижний камень в крыше трулля, и на месте только что стоявшего жилища образовывалась куча камней.
Как только средневековые налоговики проезжали, равнодушно окинув взглядами лежащие то тут, то там камни, крестьяне принимались отстраивать трулли заново, что не занимало у них много времени.
И так продолжалось многие годы. Труллей здесь становилось все больше и, в конце концов, появился вот этот городок.
Но вот что удивительно: в 1797 году король освободил жителей Альберобелло от налогов и даровал им свободу. Казалось бы, работай и спи теперь спокойно, строй нормальные дома. Но нет, большинство людей не поверило этому указу и. по-прежнему. строило трулли по дедовским традициям.
И возводили их аж до 1925 года! Именно в этом году итальянские власти законодательно запретили стоить трулли. Но сносить их не стали, в них можно было жить, их можно было ремонтировать.
Таким образом, эти красивые исторические здания дожили до наших дней. Сейчас Альберобелло со своими труллями включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Ходить по улочкам Альберобелло – это какой-то праздник! Причем не тот праздник на свежем воздухе, где голосят заполошные ди-джеи или воют доморощенные рок-группы и певцы с певицами, а праздник спокойный, домашний.
Множество труллей украшено цветами, мимо домиков по улочкам, что ведут вверх-вниз, гуляют туристы. Все улыбаются и машут встречным ладошками. Идиллия какая-то! Теперь я понимаю, почему сюда стремятся тысячи людей и почему сюда стремился и я…
- И в труллях до сих пор живут люди, - спрашивает Ленка.
Валера отрицательно мотает головой.
- Нет, конечно. Сейчас в домиках только магазинчики, сувенирные лавочки и отели. Отели здесь, кстати, есть и эконом-класса, и для богатых посетителей Альберобелло. Но как жили в труллях семьи крестьян, я вам сейчас покажу. Пойдемте направо.
Он подходит к одному из труллей и приглашающе нам машет. Мы входим.
В старом домике обосновалась небольшая сувенирная лавочка, но она занимает совсем немного места. Остальное пространство трулля воспроизводит интерьер, в котором жили здесь хозяева.
- Вот посмотрите. Эта большая комната, где мы сейчас находимся – общая для всей семьи или гостиная. Из нее крохотный коридорчик ведет на кухню. Вот очаг, вот кухонная утварь. Здесь, за занавеской – комната родителей…
Комната взрослых напоминает скорее нишу, в которой уместилась двуспальный топчан, небольшой комод и икона Девы Марии на стене. Все.
Под крышей трулля еще две кровати – для детей. Там же что-то типа кладовки, сложена какая-то домашняя утварь. Господи, да эти маленькие трулли еще и двухэтажными были!
- Когда дети вырастали и женились, то к родительскому труллю, пристраивался еще один или несколько – для новых семей. Чем-то это напоминает муравейник, вы не находите? – спрашивает Валера.
Мы согласно киваем.
- А какой самый старый трулль в Альберобелло? – интересуюсь я. – Сколько ему лет?
- Самые старые трулли относятся к шестнадцатому веку, как раз к тем годам, когда их и начали здесь возводить, - просвещает меня Валера. – И сейчас большинство из них принадлежать уроженцам города или представителям местных семей. Но есть и исключения. Пойдемте-ка во владения бабушки Марии.
Мы выходим из лавочки и двигаемся в сторону нескольких труллей. Некоторые из них соединены друг с другом, некоторые просто тесно прижались стенами.
- Вот это и есть владения Марии. Здесь это личность очень известная. Она в Альберобелло приехала издалека сразу после войны, еще девчонкой. Работала на хозяйку на ткацком станке. Потом поднакопила денег, купила себе отдельный трулль, наняла своих работниц и основала тоже ткацкую мастерскую. Ее вышивки, скатерти, постельное белье охотно покупали богатые магазины в Италии и за границей. Потом она купила еще один трулль, потом еще один…
Сейчас здесь она владеет несколькими труллями – гостиницами, труллями – мастерскими, труллями – магазинами, труллями – кондитерскими. У нее трудится тридцать работниц. И сама она до сих пор делает  изумительные вышивки. Мария любит гостей. Надеюсь, мы попьем с нею чаю, - обнадежил нас Валера.
Он оставил нас в небольшом магазинчике, в котором продавался текстиль  с действительно великолепными ручными вышивками.
Стены магазинчика обклеены газетными вырезками со статьями о хозяйке и ее фотографиями с известными, вероятно, в Италии персонами. Лично я узнал только Сильвио Берлускони.
Через какое-то время Валера вернулся несколько обескураженный.
- Бабушка Мария отдыхает. Возраст, знаете ли… Ну ладно, тогда давайте залезем на крышу ее труллей.
По узенькой лестнице с двумя небольшими площадками, которая вела из подсобного помещения магазинчика, мы поднялись на крышу трулля. Точнее на еще одну площадку, что примостилась между двумя крышами. Вид отсюда был просто потрясающий! Мы видели почти все крыши труллей Альберобелло. Насладившись видом и радостно наскакавшись по трем рядом стоящим крышам, мы вернулись на землю.
Валера заботливо осмотрел нас.
- Не устали? А то вон жара какая! Сегодня гроза будет, это точно…
- Нет. Все в порядке. Куда мы сейчас?
- А сейчас мы зайдем к одному моему другу. Его зовут Томмазо. Он держит здесь мастерскую, в которой делает замечательные фигурки труллей. Да вы и сами все увидите.
Мы перешли дорогу, пересекли маленький переулок и остановились у совсем крохотного трулля, дверь в который была открыта.
- Отлично, - обрадовался наш проводник. – Томмазо, значит, еще не ушел на сиесту. Нам повезло.
Мы вошли в небольшое помещение, которое, по всей видимости, служило хозяину и мастерской, и магазинчиком. Посреди помещения стоял стол, с заготовками и готовыми изделиями. А изделия эти были, конечно же, трулли! Они были везде. Кроме стола трулли стояли на полках, в шкафу, на полу, в двух маленьких нишах…
«Томмазо!» - громко позвал Валера. Откуда-то из внутренностей трулля послышался негромкий шум. Пока хозяин выбирался к нам, я рассматривал его творения. Скульптурки были искусно вырезаны из почти белого камня. Из камня темного с прожилками, из полупрозрачного. Из камня цвета «кофе с молоком»… Скульптурки эти были совсем маленькими, чуть побольше, еще больше и уже совсем большими – где-то в полметра в высоту.
- Нравится? – спросил Валера.
- Еще как! – ответил я.
В это время появился таинственный мастер Томмазо, был он худ и немного заспан. Лет ему было пятьдесят или чуть больше. Он сердечно поздоровался с нами. Я указал на работы мастера:
- А из чего эти  рули сделаны?
Валера перевел вопрос, Томмазо ответил, и они весело захохотали.
- Он говорит, что материал для своих скульптурок подворовывает потихоньку, а что делать – жить-то надо, - перевел ответ мастера наш гид и объяснил:
- Дело в том, что в окрестностях Альберобелло есть пещеры и старые заброшенные шахты. А в них за столетия наросли сталактиты. Трогать эти сталактиты нельзя, запрещено. Но Томмазо потихоньку туда пробирается, откалывает кусочки или подбирает, что лежит на земле там, в глубине. Из них и режет трулли.
Мы улыбнулись, Томмазо закивал нам головой и показал на полки.
- Выбирайте, если что понравилось.
Много у мастера мы, конечно, не купили, но несколько его труллей приобрели. В подарок родным… 
Когда мы вышли из мастерской Томмазо, Валера поинтересовался: «Вы голодные?»
Мы пожали плечами. Не то, чтобы очень голодные, но немного подкрепиться бы нам не мешало. «Ну, сейчас перекусите и даже выпьете и не заплатите при этом ни цента», - начал интриговать нас Валера. – «Вперед!»
Он вывел нас на еще одну улочку Альберобелло, где в труллях разместились небольшие магазинчики, торгующие всякой местной снедью. «Сейчас мы будем заходить в эти лавочки, и вас будут угощать. Местные торговцы очень любят, когда их товар пробуют», - говорит наш спутник.
В первом же магазине хозяйка преподнесла нам большую деревянную - похожую на разделочную – доску. На доске лежали кусочки вяленого мяса, колбасы и нескольких видов сыров. «Кушайте, пробуйте». – подбодрил Валера. – «Это все для вас!»
Особенно мне понравилось копченое мясо в сыре. Эдакий своеобразный сырный рулет, начинкой которого служит очень вкусно выделанная свинина. «Это блюдо было изобретено итальянцами не от хорошей жизни», - объясняет наш новый приятель. – «Дело в том, что когда в девятнадцатом веке итальянцы стали массово эмигрировать в Америку, то американцы на границе отбирали у них мясные изделия, которые жители Италии брали с собой в дорогу покушать. Таковы были санитарные законы у них там. А сыр почему-то провозить разрешали. Вот тогда и придумали местные хозяйки такой вот хитрый рулет. Он может храниться долго и при этом оставаться вкусным и сытным!»
Потом мы зашли еще в один магазин, потом еще в один… В недолгих переходах из одного заведения в другое, Валера объяснял нам: «Альберобелло, благодаря своей известности и постоянному потоку туристов дает возможность заработать на жизнь множеству людей. Все, что вы сейчас пробуете, произведено в окрестностях города – на небольших фермах, винокурнях, оливковое масло выжато из растущих в местных рощах олив… Сувениры, скатерти, вышивка – все это не в Китае произведено, и даже и не в других областях Италии. Все это – местное производство».
В конце концов, он заводит нас в магазинчик, где на полках стоят разномастные бутылки. «Вот здесь вы можете купить настоящее вино из виноградников Альберобелло. И не только вино». - Хозяин лавочки, расторопно наливает нам по маленькой рюмочке желтоватой жидкости. – «Это граппа настоянная на лечебных травах». – Мы пробуем. Вкусно. Хозяин вновь наполняет нам рюмочки жидкостью из другой бутылки. Жидкость прозрачна как слеза. – «Это – чистая граппа, сделанная из винограда, что выращен на виноградниках хозяина магазина. У него там же и своя винокурня…»

Вышли мы с этой волшебной улочки с двумя огромными пакетами местных деликатесов, гремя бутылками с замечательным вином и граппой…
«Не устали?» - заботливо поинтересовался Валера.
«Ик!» - тихо вырвалось у Ленки, и она жалобно посмотрела на меня. – «Ик!»
«Понятно», - сказал наш проводник. – «Если вы не хотите еще погулять среди труллей, то поедем обратно в Бари. Там можно и отдохнуть до парома…»

СОН ПОСЛЕДНИЙ. КАК ЛЕНКА МЕНЯ ЧУТЬ НЕ ПОТЕРЯЛА И О САМОЙ ШИКАРНОЙ ГРОЗЕ В МОЕЙ ЖИЗНИ
Обратно в Бари мы прибыли около шести. Жара не спадала. В это время найти открытое кафе в городе – проблема: у жителей города сиеста и вся жизнь здесь замирает до половины восьмого вечера.
Но нам повело, на центральной улице мы все-таки обнаружили открытое заведение. Усевшись за столик и, заказав немного перекусить и пива, с удовольствием вытянули усталые ноги.
 
До отхода «Свети Стефана» в Черногорию оставалось еще больше трех часов.
После отдыха в ресторанчике, мы не спеша двинулись в сторону набережной, опять забрели в старый город, зашли в небольшой магазинчик и купили крепкий большой пакет, куда сложили все купленное в Альберобелло.
До нашего терминала в порту оставалось дойти всего ничего, как южноитальянская природа решила преподнести нам сюрприз.
Небольшие тучки, что, как бы, сами по себе гуляли по небу вдруг стали стремительно собираться в одну огромную черную тучу, которая увеличивалась и набухала прямо на глазах.
Не прошло и пяти минут, как солнце исчезло за этой тучей, и начался ливень! Нет, не так, а вот так: и начался ЛИВЕНЬ!!!!!!
Что это был за ливень! Вода не просто лилась с неба, ее струи буквально секли набережную, асфальт, булыжные улочки и дома Старого Бари, секли Базилику Святого Николая…
Небо и земля соединились этой нереальной рекой.
Мелкими перебежками от укрытия к укрытию, мы медленно, но верно приближались к морскому порту. Под ноги уже не смотрели. Зачем? Там, внизу была одна сплошная лужа.
Мокрые, как будто только что вынырнувшие из моря, волоча за собой сумку с апулийскими дарами, мы ввалились в терминал.
Поискали, где там можно присесть и не нашли. Вернулись на улицу, благо перед входом в терминал сооружен солидный навес, а под навесом стоят скамейки. Я усадил Ленку, пристроил рядом с ней сумку. «Посиди здесь пока», - говорю жене. – «А я пойду нас зарегистрирую…»
И вновь пошел в помещение терминала, чтобы найти, где выдают посадочные талончики на паром. Не нашел. Все окошечки там были пусты и закрыты. Тогда я решил попросить помощи у итальянки, что стояла у выхода и была одета в пограничную форму. Итальянка выглядела солидно и даже монументально, как норманнский замок в Бари.
«Извините», - спросил я у нее по-английски. – «А где я могу сделать регистрацию на «Свети Стефан?»
«А-а-а-а! Сheck in?» - возликовала монументальная итальянская пограничница. – «О-о-о-о! Сheck in!...» И далее она стала мне что-то говорить. Говорить очень темпераментно и быстро, размахивать руками и показывать куда-то в сторону льющегося дождя. Я чувствовал, что она говорит по-английски, но это был очень странный английский. Такого я не мог понять. Единственное, что я мог уловить из ее речи, это было: «orange bus». Но причем тут оранжевый автобус, если нам надо на паром?!
Так ничего и не поняв, я грустно улыбнулся стражу итальянской границы и решил узнать еще у кого-нибудь, где все-таки выдают пропуска на наш милый старый кораблик.
И тут явился ангел! Этот ангел был в обличии невысокого худого молодого человека, довольно симпатичного, в белой панамке и с рюкзачком за спиной.
«Извините», - обратился ангел ко мне на очень даже понятном английском. – «Извините, я слышал ваш разговор. Я могу помочь. Регистрация делается не здесь. Надо довольно долго ехать на специальном оранжевом автобусе. Он довезет вас до касс, вы там зарегистрируетесь и на этом же автобусе вернетесь обратно. Вы поняли?»
Ангел вновь улыбнулся и показал куда-то мне за спину: «Вот он, оранжевый автобус. Идите скорее!»
Я ломанулся к выходу из терминала, поскольку действительно узрел только что притормозивший у навеса оранжевый автобус. Ленка, съежившись, сидела на скамеечке и чем-то напоминала мокрого усталого воробушка.
Пробегая мимо нее, крикнул: «Ты сиди-сиди. Я на регистрацию». Она недоуменно посмотрела на меня, но в это время я уже влетел в двери автобуса и они закрылись за мной.
Дождь и не думал переставать. Струи так молотили по крыше, что мне казалось, что попал я во внутрь огромного барабана.
И тут я понял, что с такой же силой ливень барабанил и по навесу, под которым сидела моя жена. А это значит… это значит, что она не слышала, что я ей крикнул, догоняя этот оранжевый автобус! Господи, что же я наделал! Она же там одна, без документов, без денег! Все же у меня! И она совершенно без понятия - куда меня вообще понесло!
Я мысленно стал подгонять автобус, но, как мне казалось, он еле тащился в этой водяной каше, в которой даже в окно ничего не было видно. Ехали мы долго, что-то около десяти минут. Я проклинал все на свете.
Наконец, мы подъехали к месту, где народ регистрировался на паромы (одновременно с нами уходили еще два – в Албанию и в Грецию) и я со всех ног помчался к кассам. Еще пара минут – и вожделенные посадочные талоны были у меня в руках. Можно ехать обратно. Я повернулся…
«А-а-а… а где?» Автобуса не было!
Возле небольшой платформы, где останавливалось это оранжевое авточудо, я услышал русскую речь. Пара наших мужиков стояли, пили пиво, и смеялись о чем-то своем.
«Ребята, а куда автобус делся?» - пристал я к ним. Земляки удивленно посмотрели в мою сторону: «Как куда? Поехал опять на ту сторону порта, за другими пассажирами». «А скоро вернется?» «Минут через двадцать. Может чуть побольше. Дождь-то, вон какой…»
Меня продрала противная дрожь. Если он двадцать минут будет где-то ездить, потом еще десять – на дорогу обратно до терминала… А как же там Ленка-то?!
Все оказалось еще хуже, чем я предполагал. Когда проклятый «orange bus» все же появился, и я запрыгнул в него, оказалось, что он сначала развозит зарегистрировавшихся пассажиров в дальние терминалы и только потом приезжает туда, где, уже урча большими трубами, стоит наш «Свети Стефан»!
Когда я - примерно через час после того, как отбыл делать нам «сheck in» - появился перед Ленкой, то увидел ее сидящую абсолютно неподвижно и с остановившимся взглядом. «Вот и я», - как-то совсем глупо вырвалось у меня. – «Привет…»
«Привет», - как-то совсем без выражения ответила она. – «А где ты был?»
Я рассказал ей все от начала до конца: от разговора с монументальной итальянской пограничницей и встречи с ангелом и до приезда сюда на этом треклятом оранжевом автобусе. А она рассказала мне о том, как она провела этот час:
«Когда ты, как безумный, выбежал из дверей и, каркнув мне что-то, укатил в дождь, я сначала не очень волновалась. Но прошло десять минут, потом двадцать, потом полчаса… время шло, а тебя не все было. И тут я поняла, что у меня с собой нет ни паспорта, ни денег, ни билета на паром. Нет ничего! И если ты не появишься, то я останусь тут одна-одинешенька. Даже что-то спросить ни у кого ничего не смогу – языков-то не знаю…
А потом подумала: да и фиг с ним! У меня в сумке вино и граппа, куча закуски. Ты не появишься, уйдет паром – я выпью хорошенько, поем и пойду сдаваться первому попавшемуся карабинеру! Ночку в камере проведу, а с утра буду требовать российского консула. И пусть бы попробовали мне отказать!»
Я поцеловал ее в знак восхищения, а сам подумал: наших женщин не так просто взять!
На самом деле, бедные были бы те карабинеры, которым пришлось бы с утра разговаривать с Ленкой. Что консул! Пришлось бы всему российскому посольству из Рима сюда спешно выдвигаться, чтобы решить проблему…
Представив эту картинку, я невольно захихикал.
Пока Ленка это все мне рассказывала, а я восхищался ею, над Бари началось светопреставление!
К мерному шуму дождя добавился оглушительный грохот, а темное от туч небо раскалывали то пополам, то на несколько кусочков темноты огромные молнии!
Молнии били в море, били в город, били в горы, что высились за Бари. Горы еще недавно были совсем не видны, теперь же они ясно вырисовывались при каждом ударе молний. И каждая огненная стрела, что летела на землю, сопровождалась еще и сполохом на половину неба. Это была самая сильная, самая шикарная гроза, которую я видел в своей жизни!
 
Мы быстренько нырнули в чрево парома, кинули вещи в нашу каюту и пошли в ресторан. Стресс последнего часа сняли виски, а для пущего спокойствия съели по порции фаршированного негушским пршутом кальмара.
Сказать, что мы были мокрыми – это ничего не сказать. Мы были АБСОЛЮТНО мокрыми! А поскольку у нас никакой сменной одежды с собой не было, то мы пошли сушиться на закрытую палубу. Паром уже отплыл от итальянского берега, дождь не залетал к нам на скамеечку, а ветер был удивительно теплым.
У нас с  собой было по паре небольших бутылочек пива. Мы пили и смотрели как молнии и сполохи показывают нам, как на картинке, то Старый город, то маяк, то горы, то острова в море. Сидели мы долго. А потом вдруг запели.
Над темнотой Адриатического моря, что сливалась с темнотой итальянского неба, неслось:               
«Там, вдали за рекой,
Загорались огни,
В небе ясном
Заря догорала,
Сотня юных бойцов
Из буденовских войск
На разведку
В поля поскакала…»

После замечательной саги о молодом бойце и его коне мы спели еще что-то революционное…
А потом я сказал: «Знаешь, а ведь эта ночь еще долго будет мне сниться. Вот, через год она мне будет сниться точно, я знаю! Правда! Это будет замечательный сон. Один из многих таких снов о наших путешествиях. Снов о прошлогоднем лете…»

Бечичи – Тирана – Бари – Петрозаводск
август 2013 – август 2014