Абсурд. Все это - абсурд. Боже, о чем это я... Игрушки разбросаны по квартире: кухня, гостиная, наша спальня, ее детская, даже в ванной. Иногда она громко кричит, требует, орет. Когда она орет, мне особенно охота кричать. Вместе с ней. Но он кричать с нами не будет. Он посмотрит с огромными от ужаса глазами, может, заплачет, а может, так и ничего не поняв, пойдет к себе. Да. Я знаю. Знаю, что во всяком случае он будет плакать. А вот где он это сделает... Это совсем неважно. Он лю-бит. Не знаю, что это значит. Он почему это делает? Потому что я ее мама? Или потому что?
Он старше меня на пятнадцать лет. А ей всего два года. Он считает ее забавной. Не знаю, какая она. Она - это она. Крики в три часа ночи, "ма, есь буду", "ма, пи-пи", "ма! ма!" Вместо меня просыпается он (спи, родная, спи, дорогая) и идет укладывать ее снова спать.
Она никогда ночью не зовет его. Ночью жива только "ма". Он ее очень любит. Она его дочка.
***
Заир читает мне Кундеру и Цветаеву. Цветаеву он читает местами шепотом. Тихо и близко так, на расстоянии дыхания. Падаю, но в то же время сижу на лавочке рядом с ним. Спотыкаюсь о его голос, он с нежностью в глазах смотрит на меня свысока, протягивает правую руку, я в замешательстве, какой рукой взять его руку: правой или левой. Я, так и не выяснив, поднимаю на него глаза на пол-лица; он спускается ко мне на уровень, берет меня за талию и поднимает обратно..., и снова падаю в обморок. Потом слышу его голос. Он все еще читает Кундеру.
"Его ведь не зовут Заир". Марьям пытается истолковать сны, которых не вижу. Ее синие глаза с оттенком теплого льда напоминают о нем. Может, поэтому продолжаю навещать ее. Слушать ее фразы мимо, а она - мой бред. А между тем проходит время. Проходят деньги с чьего-то счета.
Между мной и им были лишь слова "тепло" и "жарко" и производные от них. Однажды он написал "Жарче", тогда вдруг стали явью невозможность встреч и невозмутимость страстей. Хотя явью стали бы не нечаянные, а скорее самые отчаянные прикосновения.
Не помню, кто говорил, наверное, бабушка, что раз ты к кому-то не ровно дышишь, дыши не ровно одна. И мне не с кем поговорить о нем, тоска переполняет и наполняет меня, если я есть то, что думаю,... а думаю я о нем.
***
Она тянется ко мне, ее пять пальчиков образуют звездочку, ротик открыт от любопытства и радости, что я только пришла. Ее отец держит ее на руках, целует меня в лоб, на секунду кажется, что я мирна и тиха; еле касаясь гармонии. ...к чему приводит новая жизнь? Мать и дитя любят друг друга, ибо они достаточно помучились, причинили боль при самом акте рождения?
Есть те, которые уходят; есть те, которые остаются; есть те, которые и не уходят, и не остаются; есть те, которые просто не могут; отец моего ребенка, как мой отец, он останется, перебешусь, он будет слышать мое душераздирающее молчание, но слова оставит тишине, быть может, обнимет; но почувствую ли я объятия его...
***
Он посмотрел мне в глаза. Я не ожидала. Визуальный контакт привносит ясности делу, располагает или нет. Я не понимала ничего. Вернее, я чувствовала теплоту, кровь закипает, теплота бьет в виски, купаюсь в теплой голубой крови.
Я помню его прикосновения. Мне одновременно стыдно и хорошо. И страшно. Неизвестности. Я спровоцировала это прикосновение. Я сидела и едва слышно стонала, как сумасшедшая. И как-будто падала, падала в бесконечность. Мы сидели на лавочке, смотрели на пестрые краски дворика детского сада, иногда я всматривалась в прохладную голубизну неба и убаюкивающий изумруд деревьев. Порой мы оба предавались тишине.
Я не помню слов между нами, лишь ощущения полета на два сантиметра над землей.
Я падала, мне приятно было падать вверх, я стала частью всего водоворота событий и, быть может, я была самым его центром. На мне время оставляло следы, которые с удовольствием я буду носить, проносить сквозь время; моменты, где я проживала время за пределами своего тела.
***
Остаюсь одна. Хожу по газону. Снимаю кеды и носки, ноги щекочет безупречная искусственная трава. Делаю пару шагов. Останавливаюсь. Спускаюсь на корточки. С минуту слушаю вокруг. Расправляю плечи и ложусь на спину. Смотрю на небо - небесно-голубого цвета горизонт, изредка зеленые ветки деревьев образуют скудную рамку картины. Засыпаю.
Мне снится девочка. На пороге отрочества. Протягивает одуванчики, еще желтые, улыбается. Плету для нее венок. У нее бежевое платье и голубые глаза. Медово-каштановые волосы. Тонкая талия. Я плету ей второй венок.
Трель мобильного телефона вернул меня к реальности, где я жила до него.
***
Он любит меня осторожно. Приносит на руках до постели, аккуратно положит на спинку. Медленно целуя, раздевает. Я никогда не узнаю, как он это делает: вдруг я нагая оказываюсь. Расстегиваю верхние две его пуговицы, дальше - он сам...
Он произносит мое имя, у меня голова идет кругом, хочу закричать "нет! нет! я хочу остаться верной чтецу, что прикасается к ладони моей". Верность кому угодно, но не мужчине, с которым живу, жила счастливо, имею ребенка?
Вслух произношу его имя три раза, но этого ему не достаточно. Плачу, потому что сейчас хорошо, потому что сейчас непонятно, потому что сложно целовать в губы мужчине, которого видишь каждый Божий день, но давно не целовала.
"Поцелуй меня", едва успокоившись, шепчу я. Мы целуемся, еле дыша, чуть погодя наши тела содрогаются. Он обнимает меня за талию, держу его руку, и мы мокрые от любви засыпаем.
***
Он меня хотел, но как-будто нет. Изнуряющая амбивалентность реальности. Иногда - да, иногда - нет; хуже, когда - может быть. И вовсе не была ночь, и даже не вечер, чтобы все покрыть, прикрыть, укрыть так, чтобы накрыло. Был ясный солнечный день, всего один день, мысль о котором способна положить на лопатки в любую минуту, радоваться бесконечно или заставить плакать, пока не сомкнутся веки, а с утра успокоить себя мыслью "ты глупая девочка, и это пройдет".
Просто порой мы думаем об одном человеке. Порой нам этого человека больше, чем хватает.
У моего Заира имя из энного количества букв. Пишу его имя на сигарете. Десять затяжек, длиной в десять жизней. "Я придумала тебя... была с тобой... чувствовала тебя... Мне было тепло... Да... Да... Да..." На каждой букве я живу и умираю. Я кончаю пять раз.
Моя девочка, ты меня простишь.
Я выключила телефон в вагоне метро, прежде чем открылись двери, и ударил в лицо подземный ветер. Я в самом сердце ночного города, ближе к воде. А впереди целая ночь. На этот раз без приключений.