Зайдя в помещение прокуратуры, в нос Диме сразу же ударил специфический канцелярский запах – запах залежалой бумаги. Как известно такой пресловутый чиновничий аромат свойственен всем рутинным и до ужаса забюрократизированным учреждениям, – из которых прокуратура, в принципе не представляет собою исключения.
Время приближало конец рабочего дня, и главное: последнего рабочего дня трудовой недели. А этот день имеет одну весьма специфическую особенность: работники уже предвкушают долгожданные выходные, и особой работоспособности в пятничный день от них не ожидай. Человек уже душою в субботе или в воскресенье. Он уже рисует в воображении своём картину того, как проведёт долгожданные и милые сердцу выходные. Ну а какая же может быть работоспособность при таких мыслях?
В коридоре прокуратуры стояла мёртвая тишина, и лишь издали слышались какие-то кабинетные разговоры да лёгкий стук клавиатуры компьютера – кто-то спешно подгонял работу под выходные дни.
- Да уж, как-то тут серовато и депрессивно… – оценивал адвокат атмосферу, царившую в помещении столь важного государственного заведения. – Гнетущая всё-таки здесь атмосфера… ох и гнетущая. Депресняковая атмосфера… полный отстой… Ага… вот и он… – парень тихо подошёл к одному из кабинетов, на серой двери которого висела золочёная табличка с указанием должности, фамилии, имени и отчества занимавшего сей кабинет сотрудника: «Старший следователь, советник юстиции Кравченко Михаил Антонович», – гасила она.
Дима два раза, легко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, открыл её – уверенно переступая порог служебных апартаментов отечественного пиркентона.
- О, Страхов! Привет, привет! – увидев вошедшего в кабинет молодого человека, приветствовал его тот самый старший следователь Михаил Антонович Кравченко, о котором возглашала дверная табличка. – Какими судьбами чёрт тебя принёс? А? Да ещё и в конце моего загруженного рабочего дня. К чёрту бы его – день этот! – следователем был мужчиной далеко уже не молодым; с внушительной лысиной, красовавшейся на его голове огромной плешью, которую скрашивали оставшиеся по бокам, но изрядно поредевшие русые, коротко остриженные волосы. И, наверное, для того, чтобы компенсировать отсутствие пышной шевелюры, Михаил Антонович носил залихватские казачьи усы, очень напоминавшие усы малороссийского поэта Тараса Шевченко, – но чуть менее густые, да и цветом они были, как и волосы – русые. Была и ещё одна черта в Кравченке, которая тоже роднила его с упомянутым и небезызвестным стихотворцем – это появившаяся с возрастом существенная полнота его фигуры, а главное: выделяющийся второй подбородок Михаила Антоновича.
- Здравствуйте Михал Антоныч! – громко и весело в ответ, приветствовал следователя вошедший адвокат.
- Здорово, здорово… юный ты наш защитник, – с сияющей улыбкой отвечал Кравченко. – Так что же тебе от меня нужно? Отвечай змей – признавайся чистосердечно, – оригинальной манерой всё пошучивал следователь.
Вообще же Кравченко представлял собою типичного чиновника, жизнь которого была посвящена ведомственной службе…
В прокуратуре Михаил Антонович проработал без малого тридцать лет, однако каких-либо высот в карьерной лестнице сей организации он так и не достиг. Единственное, чем действительном мог гордиться усатый следователь, так это то, что его никогда не вызывали на оперативные совещания в вышестоящею прокуратуру, чтобы отругать за пробелы в работе или некачественное её выполнение – в этом Михаил Антонович был абсолютно неприкасаем. На него почти никогда не орал местный прокурор, а бывало, даже обращался к нему за советом, да и частенько просил Михаила Антоновича, чтобы тот осуществлял шефство над молодыми и неопытными следователями. А главное: как следователя – Михаила Антоновича считали просто профи – превосходным мастером своего ремесла. Его даже приглашали на различные ведомственные семинары, проводимые для молодых специалистов – рассказать о своей работе и поделиться положительным опытом. Но, тем не менее, уделом Кравченко оставалась всего на всего следственная должность в этом скромном – для его лет и профессиональных навыков – следственном отделе районного масштаба. Хотя стоит отметить: Михаил Антонович к высоким должностям и сам не рвался.
. В начале своей трудовой деятельности в прокурорских органах, он был сотрудником, который свято верил в то, что руководство за него самого знает на какие должности поставить специалиста с именем и фамилией: Михаил Кравченко. С годами же карьеризм тоже не пришёл к Михаилу Антоновичу. Да и за минувшие десятилетия работы, – познав всю рутинность прокурорских дел и повседневную нервотрёпку, – маленький советник юстиции с искренним равнодушием смотрел на своих коллег-ровесников, занявших весьма и весьма значительные посты в прокурорской иерархии. А в настоящее время и вовсе: следователь Кравченко уже и мыслей не имел о высотах в прокурорской или следственной карьере – но зато сладко помышлял о выходе на пенсию. Однако и в этом вопросе у него были своеобразные проблемы…
Мнительный Михаил Антонович всё никак не мог определиться окончательно: когда же, наконец, написать столь желанный рапорт о выходе на заслуженный отдых? А всё дело в том, что следователя очень тревожил размер его будущего пенсионного обеспечения, – в связи, с чем Михаил Антонович постоянно задавался вопросом, сродни шекспировского «быть или не быть?»: сейчас уйти или годик-другой ещё поработать, повременить? Да и к тому же: сидеть дома на пенсии, Михаилу Антоновичу очень не хотелось, – потому и подыскивал он себе спокойную, чистую и стабильную подработку к заслуженному отдыху – серенький второстепенный юрисконсульт маленького предприятия вполне бы его устроил. Но к сожалению подходящих вариантов Кравченко пока не находил – и это весьма огорчало его…
Порою, несчастный следователь шёл на рабочее место как на эшафот. А апогеем его отвращения к прокурорской рутине и уголовным делам стало то, что в одну из очередных пьяных гулянок, устроенную в честь дня рождения молодого коллеги, Михаил Антонович чуть не сжёг в своём кабинете собственную форменную одежду – благо вовремя подоспели сослуживцы, не дав осуществить вдрызг опьяневшему детективу эту крамольную затею.
- Присесть-то можно, Михал Антоныч? – Дима взглядом отыскивал более удобный для себя стул.
- Присесть, конечно, можно. А чего с пустыми руками пришёл? Да ещё и под конец рабочего дня? Я вот устал очень, а ты змий с пустыми руками меня тревожишь, – слов «змий» употребилось следователем исключительно в ласкательном смысле – этим термином он подчеркивал личную расположенность к человеку, и употреблял он его только к тем людям, по отношению к которым испытывал искреннюю симпатию.
- Ну, так это Михал Антоныч исправить можно, – без уточнений понял Страхов намёк хозяина кабинета по поводу «пустых рук», – в один миг исправить можно… – повторился он.
- Ну, так давай! Исправляй! – добродушно наигрывая грозность, ориентировал его маститый следак. – Потом посидишь – магазин рядом. И чтобы всё красиво – а главное: с градусами!
- Понял, понял вас – товарищ следователь. Всё будет и красиво и с градусами, – вторил Дима. – Я оперативно, – указал он рукой на дверь кабинета.
- Бегом! – по-армейски скомандовал рассмеявшийся Михаил Антонович.
И уже минут через двадцать адвокат предстал пред глазами уголовного следопыта с пакетом в руках, который был незамедлительно поставлен на рабочий стол Михаила Антонович.
- О... Это вот правильно, и очень вовремя, – одобрял Кравченко адвокатский поступок, принимая в свои руки поднесённый пакет и заглядывая вовнутрь дареной полиэтиленовой котомки. Он сразу же достал находившуюся там бутылку водки, оценивающим взглядом посмотрел на неё и как бы невзначай добавил, искоса посматривая на настенные часы: – Опробуем через полчасика…
- А прокурор? – намекнул гость о возможной негативной реакции непосредственного руководителя следователя, на намерения подчинённого опробовать подарок на рабочем месте.
- Какие мои годы Страхов? – возразил Михаил Антонович. – Мне уже пятый год шестого десятка лет. И я этого нашего товарища прокурора, – который мне в сынки без малого пойти может, – как-то уж не боюсь. Видал я его, знаешь где? Мне до пенсии пару месяцев осталось. Захочу, так и послать могу этого деятеля – хренова ревнителя закона, – возмутился будущий пенсионер. – Замахал он меня в последнее время. То тому помоги дело расследовать, то тому помоги обвинительное заключение составить. Ну, вот ответь Дима: на кой чёрт мне это надо, а? Ну на кой чёрт я этим молокососам, – так Михаил Антонович в сердцах именовал молодых специалистов работающих в следственных должностях, – помогать должен? Мне что за это зарплаты больше дадут, или орден повесят? Одна чужая головная боль мне переходит – а у меня Дима и своей хватает. Тут как бы побыстрее своё дерьмо разгрести, – матёрый сыскник махнул рукой в сторону нескольких томов каких-то уголовных дел, что грудой лежали на краю рабочего стола, и всё также недовольно продолжал: – а меня ещё и чужое дерьмо заставляют разгребать. Замахало меня Дима всё. Ох и замахало! На пенсию хочу, на пенсию. Чтобы рожи все эти не видеть. Тошнит мне – и от дерьма прокурорского тошнит, и от рожь этих сучьих рыгать хочется.
- Заскучаете ведь по работе Михал Антоныч, – улыбнувшись, возразил ему молодой адвокат.
- Да в заднице я эту работу видел, чтобы скучать за ней, – громогласно ответил мытарь от уголовного кодекса. – Дерьмо, параша, а не работа. Мне б в руки автомат, и я б всех – начиная от нашего местного прокуроришки и до генерального – к стенке. Да заодно всех своих подследственных тоже к стенке. Да и этих пришлых – молодняк наш прокурорско-следственный – тоже б под ствол. Всех этих следователей и помощников молодых, калёным бы железом из этих стен. Вон они на джипах, да на «мерсах» раскатываются – мамка с папкой им это купили, а заодно и должности в прокуратуре купили. Вот ты представь, что с прокуратурой случится, когда они руководителями станут – прокурорами? Я тебе так прямо и скажу: жопа полная прокуратуре настанет! Вот там – у входа, – Михал Антоный указал рукой за окно кабинета, – где сейчас висит расписание приёма граждан оперативными нашими сотрудниками – там рядом прейскурант висеть будет с ценами на услуги прокуратуры: закрыть дело - десять тысяч баксов; не возбуждать дело – двадцать тысяч баксов. Дать срок условно – не вопрос, тоже десять тысяч баксов. Вот попомнишь, так оно и будет! Они сюда – весь этот сброд позорный – пришли, чтобы бабки заколачивать, да делами торговать. Понял меня Дима?
Адвокат, слушая обуянного праведной злобой следователя, всё время улыбался, а при последних его словах даже начал смеяться, отвечая сквозь смех:
- Понял. Всё понял. Верю, верю вам Михал Антоныч.
- Вот и правильно, – одобрил Кравченко, услышанный ответ, – молодец, что понял. Ну, так, что Димка – давай-ка выпьем? Не зря же ты подарок принёс. Да и одному пить – мне как-то не с руки.
- Да нет Михал Антоныч, – уклонился Страхов от задушевного предложения, – подарок себе оставьте, а я к вам за другим пришёл…
- Зачем за другим? – скорчил Кравченко удивлённую гримасу, и шепотом, с игривой улыбкой, добавил: – что-то может порешать надо? А? Дело продать?
- Да нет Михал Антоныч – ничего решать не надо. Я к вам по поводу Виктора Андреевича Долгих пришёл…
- О! Кстати о Долгих, – следователь закурил. – Его дело недавно в вышестоящую прокуратуру – ну и соответственно следотдел – для изучения забирали. Я так обрадовался! Думаю резонансное ведь оно дело – серьёзное. Думаю поизучают, и себе в следственный отдел для расследования и заберут, – но тут Кравченко заговорил уже недовольным голосом: – А они суки – его назад вернули. Вот ****и! Возись теперь снова с этим маньяком Долгих. Кстати, а на кой хрен он тебе сдался – Долгих этот? Ты ж там по назначению – денег тебе за него кукиш, а дерьма по уши. На кой хрен он тебе?
Услышав слова Михаила Антоновича о том, что уголовное дело забирала городская прокуратура для изучения, Диму вдруг, словно молнией пробила мысль:
- Ага, Аристарх Сергеевич! Вот откуда ты о деле знаешь. Вот работа твоего друга влиятельного. Михал Антоныч, а чё резко так это дело прокуратура города у вас выхватила? И чё про него они сказали? – поинтересовался адвокат.
- Да ни хрена не сказали. Вернули, ну и написали в указаниях: мол, активизируйте следственную работу, активизируйте следственные действия. Ну как обычно – написали херню всякую: мол, что по делу необходимо выполнить в первую очередь, а что во вторую. Указали так сказать пробелы следственной работы – и назад вернули. Кстати Дима: за тебя спрашивали. Мол, сильно ли ты к следствию придираешься? Ну и в целом: что ты за адвокат – мол, раньше о тебе не слыхали. Спрашивали, как ты себя с людьми ведёшь, и какой характер у тебя. В общем, всякую херню выпытывали.
- Ничего-то ты не знаешь, Михаил Антонович, – подумалось адвокату.
- Так что же тебе от дела того надобно? – перешёл Кравченко уже непосредственно к цели прихода Страхова. – Слышь: ты только не вздумай мне палки в следствие ставить. Там – в деле этом – всё на лицо. Порешил Долгих людей – он порешил! – утвердительно, будто приговором повторял следователь. – И без всяких «но» – он порешил! Вина Долгих, как говорится, очевидна! – а затем добродушно и даже в чем-то наивно Михаил Антонович вновь вопросил: – Ну нахер оно тебе надо, а? Нахер за голую задницу Долгих голову ломать? Голова ведь у тебя не казённая. Направим его тихо и мирно в суд – вынесут приговорчик, и поедет себе твой Витя Долгих пожизненное отбывать. И хер на него – на Витю-душегуба. Я таких Вить за всю свою жизнь много повидал. Ни он первый, и ни он последний. Да и чего с ним церемониться? Всякое Дима в жизни человеческой понять можно, но душегубства – такого как у Долгих – вот этого понять нельзя. Животное этот Долгих! Страшный человек! Таких как он, на лобном месте четвертовать надо! Казнить без суда и следствия, чтоб другим ****ям неповадно было.
- Да понятно всё это Михал Антоныч, – соглашался адвокат. – Просто… всё равно я остаюсь защитником… Нужно же мне хотя бы хорошо знать, чё в том деле творится? Дайте дело – я почитаю у вас в кабинете. А то и следствию предварительному конец скоро… Мне ж в курсе нужно быть. Михал Антоныч, дайте дело – почитать хочу, – ещё раз попросил защитник, – ну, пожалуйста, а?
- Дааа? Да что ты говоришь? Дело тебе дать? – Кравченко наигрывал возражающее удивление. – Это трудновато, это долго. Рабочий день я закончил. Кстати: а разглашение тайны следствия? А показания свидетелей? Обвинительные, заметь ты, показания. Заметь Дмитрий: обвинительные! Нет! Тут, знаешь ли, мне подумать нужно. Очень хорошо подумать. С какого это боку я должен тебе дело давать изучать – это знаешь ли, за все рамки дозволенного выходит. Вот как закончу предвориловку по делу, так и дам тебе его, и душегубцу твоему – ознакомитесь, почитаете, изучите. А до окончания дела, предоставлять тебе его материалы я права не имею! Это ж преступление должностное!
Страхов, выслушав возражения Михаила Антоновича, молча, достал из внутреннего кармана пиджака несколько бумажек – положил их на стол и одновременно накрыл эти деньги, лежавшей рядом серой картонной папкой:
- А если так Михал Антоныч? Дайте почитаю. Пожалуйста – дайте. Как отца родного прошу…
В ответ на адвокатские манипуляции, Кравченко настороженно и лукаво посмотрел в голубые и широко раскрытые глаза пронырливого правозащитника, и вновь – с непониманием молодецкого упрямства Дмитрия Аркадьевича – заговорил:
- Ну нахера оно тебе надо, а? Дима, на хера он тебе впал этот Долгих? Вот нахер ты это делаешь? Ох, и пугаешь ты меня Дима настырностью своей. Сидит сейчас эта падла Долгих без копейки денег, а ты за него жопу свою рвать начинаешь. Ох, пугаешь ты меня змий, ох пугаешь…
- Ну, надо мне – очень надо. Для себя, для опыта нужно, – следовал лукавый ответ визави. – Всё между нами Михал Антоныч…
- Говоришь: всё между нами? Ну хрен с тобой, – уступая уговорам, Кравченко махнул рукой на адвоката, затем поднялся с рабочего кресла, подошёл к сейфу, и открыв его дверцу достал толстую синюю папку-скоросшиватель наполненную бумагами, – резким движением швырнув её на небольшой стол, стоявший в углу кабинета: – На змий, знакомься – читай, анализируй, – сердито разрешил Михаил Антонович. – Времени тебе на всё про всё полчаса максимум – так что постарайся управиться. Понял? – грозно уточнил следователь.
- Понял, понял – полчаса – всего лишь полчаса, – адвокат моментально присел на стул стоящий перед столом, где лежала папка с бумагами уголовного дела. Достав из-за пазухи записную книжку и открыв предоставленные ему материалы, Страхов принялся их жадно читать, в перерывах делая какие-то записи.
А пока Дима знакомился с уголовным делом, Кравченко тем временем, сидя за своим рабочим столом – тешась, словно ребёнок – бросал в адрес молодого адвоката различные каверзные шуточки и посылал какие-то словесные колкости и подковырки. А затем вдруг начал рассказывать о том, как его – Михаила Антоновича – родная младшая дочка – законченная, по его собственному мнению, паразитка и проститутка – этими эпитетами Михаил Антонович самолично награждал дочь – никак замуж не хочет выходить. И всё тягается, с различного рода – опять же, по словам самого Кравченко – типичными проходимцами и тунеядцами, не желая слушать родительских наставлений. Но страшнее всего, по утверждению безутешного отца было то, что о сыне – её ребёнке от первого и единственного брака, который у дочери следователя распался, потому как муж – и вновь по личному мнению самого Михаила Антоновича – был таким же паразитом, как и она – дочь совершенно не заботится. А поэтому внука приходится воспитывать и растить самому Михаилу Антоновичу и его супруге Марине Владимировне.
- На произвол судьбы тварь такая родного дитя бросила, – плевался Михаил Антонович. – Представляешь ты это себе Дима? ****ь она бесстыжая. Позор от неё один. Если бы я знал, что она потаскухою такою вырастит, я б её ещё в детстве бы собственными руками задушил бы. Лелеяли, лелеяли ****ину эту – и вот нате родители, получайте…
Изредка отрываясь от вожделенного изучения процессуальных бумаг, Дима подбадривал Михаила Антоновича, говоря, что дочь его наверняка скоро образумится и всё в их семье пойдёт своим чередом. Однако сочувствуя бедному родителю, между делом повторял про себя в адрес безутешного папаши:
- Как же ты меня замахал Миша. Ох и придурок же ты. Чистой воды придурок.
- Так Дима: время твоё вышло, – остановил адвокатское чтение педантичный дока уголовного процесса. – Ты вместо положенного получаса, уже почти час херню эту изучаешь. Всё – приёмный день закончен. Понял Дима? Давай эту гадость бумажную сюда…
- Да-да – конечно Михал Антоныч. Забирайте этот ворох с глаз моих, – указывал адвокат пальцем на папку с материалами, пытаясь показать личное равнодушие к их содержимому.
- Ну и что ты там змий вычитал такого интересного? – настороженно поинтересовался следователь.
- Муть одну – одну лишь муть вычитал я там Михал Антоныч, – убедительным тоном ответил удовлетворённый Дмитрий Аркадьевич, с безразличием махнув рукой в адрес злополучного дела.
- Во-во – и я за то же тебе говорил, – одобрил Михал Антоныч. – Распишут твоего Витю судьи в два хлопка, а прокурор в ладошки похлопает. И поедет твой душегубец подзащитный на всю свою оставшуюся жизнь в камере отдыхать.
- Всякое может быть, всякое, – кивал Страхов. – Я в этом с вами полностью согласен Михал Антоныч.
- Ты меня слушай, – вдруг голос Кравченко стал серьёзнее, – это дело жесть, это дело железо. Правда дерьма в нём много - но это ничего. Я его от дерьма вычищу. И придёт оно в суд как конфетка, и как по маслу слушаться будет. А ты Дима задницу свою не рви. Незачем рвать задницу свою за маньяка, да ещё и нищего маньяка. Ищи вон клиентов себе при кошельке, и за них жопу рви. А за дебила Долгих жопу свою рвать не стоит – послушай опытного в жизни человека. Кстати Дима, а на кой черт твой телефон у меня прокурор брал, а? Он тебе звонил что ли? Ты с ним поосторожнее будь. Он сука ещё та. Я его – падлу – ненавижу. Было тут одно дело, так он за решалово десять штук баксов взял, представляешь? – с обидой в голосе возмущался матерый следователь. – Вот сука! Десять штук взял! Мне об этом менты по секрету рассказали. А мне ни единого бакса не дал, представляешь?
- Понятно, – сообразил в уме адвокат, – зачем прокурор мой номер телефона брал – Аристарх Сергеевич работал, Аристарх Сергеевич, – а затем вслух продолжил: – Нет – не звонил. Но за информацию и совет спасибо. Буду иметь в виду. Пойду я Михал Антонович…
- Ага, давай иди. Только помни: палки мне в дело по Вите Долгих не став, а то я так поставлю, так поставлю… что ему не только пожизненное – для него специальным указом смертную казнь через повешение или четвертование введут, – засмеялся грозный пиркентон.
- Спасибо за предупреждение товарищ старший следователь. Буду помнить. До встречи Михал Антоныч.
- Угу… До встречи товарищ адвокат, – пробурчал сыскник, уставившись в монитор компьютера, и уже не обращая внимания на уходившего гостя.