Марат Ю.В. Центалович
В Ленинграде необычный солнечный день. Широкая гладь невской воды отблескивает голубым, отражая яркие лёгкие облачка синего неба. Неподалёку, над полноводной Невой, темнеет низкий длинный знаменитый дворцовый мост.
За спиной моей и Коли, моего школьного друга, высится отлитая в бронзе монументальная скульптура конного всадника, который волевым движением твёрдой руки укрощает строптивого коня, вставшего на дыбы.
К памятнику царю Петру I мы еще вернёмся, а сейчас наши ноги понесли нас к близкой набережной, где у гранитного парапета пришвартован огромный четырёхмачтовый парусник. Парусники я видел только на картинках, в книжках, а здесь… воочию, настоящий.
Я стоял ошеломлённый, не твердо осознавая, что это явь, что это правда, что это на самом деле реальный необычайно огромный парусник.
Мачты в два обхвата, светлоокрашенные, неудержимо стремятся ввысь. Фок, гроты, бизань… мелькает в голове. А реи, какие огромные многочисленные реи с подвязанными белыми парусами. Рядами как гигантские струны от бортов, собираются тугие ванты к вершинам мачт. И ещё множество тонких и толстых тросов.
В носовой части массивного стального клёпаного корпуса парусника протянулся вперёд бушприт, великий, как мачта. На тёмном фоне корпуса золотыми рельефными буквами начертано «Крузенштерн». У трапа над нашими головами висит надраенная до блеска, корабельная бронзовая рында, доносятся запахи смолённой пеньки, парусины, краски.
На борту парусника послышались команды, и по трапу на берег дружно начали сходить курсанты-моряки, в тёмно-синих робах, бескозырках, на плечах голубеют флотские гюйсы. В руке каждого курсанта киса – мешок для личных вещей. Из плаванья пришли…!
Все увиденное и воспринятое мною в тот момент: и огромный парусник, и курсанты-моряки, сходящие на берег, и широкая водная гладь Невы, круто изменили ход моих мыслей, стремлений. Никаких институтов, ни горных, ни строительных, ни….!
«Коля», - обратился я к своему товарищу, - "Я подаю документы в мореходку!» Коля смотрел на меня широко раскрытыми глазами и горестно произнёс: «Меня не возьмут, ты же знаешь, у меня с лёгкими не всё в порядке».
Сколько книг было прочитано про дальние морские плавания Лаперуза, Кука и про русских мореплавателей Беллинсгаузена, Лазарева, открывших Антарктиду! И не ведомо мне было знать тогда, даже при самом непостижимых фантазиях, что всего через десяток с небольшим лет, я с борта китобазы «Советская Россия» увижу в антарктике скалистый остров Петра I, окруженного тяжёлыми льдами, открытого миру впервые русскими мореходами и саму Антарктиду. Мои одноклассники, и Коля в их числе, с которыми я приехал в Ленинград, после окончания 10 класса школы, разбрелись по институтам, а я направился в военкомат получать направление для сдачи экзаменов в военно-морское училище.
Поселили нас абитуриентов человек двести на просторной барже, стоящей у причала в городке Ломоносов на берегу Финского залива.
В годы Великой отечественной войны на ней перевозили людей, лошадей и грузы. На металлической защитной надстройке, во всю баржу, то тут, то там зияли рваные дыры – пробоины от осколков, разрывавшихся за бортом вражеских снарядов. Нас – счастливчиков, успешно сдавших вступительные экзамены в Военно- морское училище и прошедших мандатную комиссию, переправили на морских пассажирских катерах в Кронштадт. Он виден неподалёку, по прямой через воды Финского залива, до него километров 7-8 (около четырёх морских миль).
Кронштадт, как оказалось, расположен на острове Котлин и очень похож на один из районов города Ленинграда. Пёстрым, не стройным отрядом мы входим в ворота нашего училища. Ничего особенного, за воротами и высоким плотным забором просторная площадь, за ней длинное казённое здание, два этажа его сложены из старинного красно-бурого кирпича, третий выложен современным светлым. Когда-то это была артиллерийская оборонительная казарма первой западной стены цитадели – центральной крепостной стены, перегородившей остров Котлин в его узком месте, около двух километров.
Перед её бастионами выкопан глубокий и широкий ров – от моря и до моря, заполненный морской водой. При закладке её в 1723 году крепость назвали Кронштадт, от немецкого Krone – корона и Stadt – город.
В таком исторически значимом и почетном месте Кронштадта нам предстояло жить и учиться. Первый этаж оборонительной казармы когда-то состоял из артиллерийских казематов. За толстыми кирпичными стенами укрывались мощные бронзовые пушки, готовые картечью и ядрами, через сводчатые амбразуры, поразить наступающего неприятеля. Второй этаж отводился артиллеристам, обслуживающим пушки. Ныне помещения второго этажа превращены в учебные аудитории.
На первом этаже разместились наглядные пособия: разнообразные морские мины, торпеды, артиллерийские установки, оптические дальномеры. Оставшаяся часть приспособлена в большую столовую и камбуз.
На третьем этаже, в просторных помещениях-кубриках, размещали нас – курсантов. В центре общего коридора у лестницы, ведущей вниз, стоял полукруглый корабельный красномедный бак внушительных размеров, для питьевой воды. На нём церковно-славянскими выпуклыми буквами значилось «Рюрик». Крейсера «Рюрик» давно уже нет, а его бак сохранился. Кроме вместилища питьевой воды он служил еще и мерой наказания, не одно поколение провинившихся морячков, в наказание драили «Рюрик» до блеска.
Кормили нас в две смены. В послевоенные годы с едой в стране была напряжёнка, недавно отменили хлебные карточки на пайку хлеба в 300 гр. в день на иждивенца. И когда в столовой, в первые дни, мы садились за столы завтракать и перед каждым стояла тарелочка с порцией настоящего сливочного масла и кусочками сахара, а белый хлеб нарезанный вволю! Это потрясало, это не забылось.
Низменный, узкий лесистый остров Котлин отбили у шведов при Петре I в ходе Северной войны 1700-1721 годах.
Первое укрепление – морской форт «Крошлот» заложили зимой 1703-1704 года на отмели южнее острова и основного (южного) фарватера для обороны оного. Место постройки форта выбирал сам Петр I. Форт представлял оснащённую четырнадцатью пушками мазанковую башню в деревянном каркасе, сооружённую на ряжах (дубовых срубах, заполненных камнем).В 1704 и 1705 годах приходили шведы. Корабли их эскадры пытались прорваться к Санкт-Петербургу. Но корабли Балтийского флота, форт и батареи на южном берегу Котлина отразили атаки противника. В последующие годы и десятилетия велось активное строительство боевых фортов и укреплений защищающих Южный и Северный фарватер, образуя единую надёжную оборонительную систему Санкт – Петербурга.
На мелководных участках Финского залива между Кроншлотом и материковым берегом, а также к северу от острова соорудили сплошную свайную преграду, вбивая в морское дно дубовые сваи, сооружая ряжи.
1855 год в разгаре Крымская война, в осаде Севастополь. На Балтике к Кронштадту подошли корабли многочисленной британо-французской эскадры с целью овладеть Кронштадтом и выйти к устью Невы и столице России Санкт-Петербургу. Но неожиданно подрывается на мине один корабль, второй, третий, четвертый. Мины и плотный огонь артиллерийских батарей успешно преградили путь кораблям неприятеля.
Впервые в мировой практике здесь была создана миноартиллерийская позиция – 13 подводных заграждений из 1865 мин.
В смутное время 1919 года 18 августа английские торпедные катера совершают набег на корабли, стоявшие в гаванях Кронштадта. На внешнем рейде, в районе Талбухина маяка, они потопили крейсер «Олег», во внутренней гавани – старый списанный крейсер «Память Азова» и смогли повредить линейный крейсер «Андрей Первозванный». Артиллерийским огнем кораблей и фортов дальнейшие действия английских торпедных катеров были отбиты. И кто не знает, как в годы Великой Отечественной войны Кронштадт оказывал помощь осаждённому Ленинграду продовольствием, а огонь корабельной артиллерии и фортов срывал наступление врага.
В стенах училища мы оказались совершенно в другом мире. В семь утра подъём, в 23 отбой. Перед сном обязательно прогулка строем по городским улицам и с песней. Чаще горланили полюбившуюся песню:
В небе как серьги висит луна
За кормой бежит, блестит волна
Родной покинув дом
Мы в дальний рейс идём
Чужое море плещет за бортом.
Все трудовые дни расписаны строго по часам, не один час времени не проходил напрасно. Нас, неорганизованных, каждую минуту старшины приучали к строю. «Встать в строй», «построиться», «в шеренгу становись». Меня и моих сокурсников, с детства привыкших стоять, как хочешь, идти, куда хочешь, всё это поначалу очень возмущало. Немало занимались строевой подготовкой в составе отделения, взвода, затем роты. Часами, на плацу учились держать строй твёрдо, одномоментно печатать шаг, исполнять команды по перестроению. И как же без изучения уставов, зубрежки незнакомых терминов, положений. Запоминалось наставление майора Архангельского, преподававшего воинские уставы, взятые из прошлых армейских будней.
«Воин службою живущий
Читай устав на сон грядущий,
И утром ото сна востав
Читай усиленно устав».
Ежедневно проводились занятия по физике, математике, повторяли школьную программу.
А когда солнышко катилось к закату мы, рота за ротой, шли размяться часик, другой на строительство футбольного поля. Лопат, носилок хватало, а бульдозеров тогда ещё не было.
Случалось в осенние штормовые ночи шло подтопление Кронштадта морской водой, нагоняемой западным ветром. Выли сирены предупреждая об опасности, и в те дни все пили солоноватый чай.
Пресная невская вода спокойно доходит до берега острова, но для более надёжного водоснабжения Кронштадта пресной водой в 1804 году построили водозабор, ближе к струе пресной воды в миле от берега.
По субботам и воскресным дням, после ужина, курсантам предоставлялась возможность посмотреть кинофильм в клубе при училище. Показывали трофейный фильм «Тарзан», такого в нашей стране тогда ещё не видели.
Но для этого нам, новичкам, нужно было рота за ротой пройти по плацу хорошим строевым шагом перед командиром по строевой части подполковником Борщ. Если рота шла не слаженно Борщ её отправлял на второй круг, а то и на третий и тогда прощай кинофильм.
В одной из экскурсий по судоремонтному заводу подошли к сухому доку. Это было ошеломляющее зрелище. Перед нами простирался глубочайший прямоугольный котлован с крутыми бетонными стенками. Широкий и длинный, как глубокое ущелье в скалистых горах. На дне его копошились крохотные фигурки рабочих. В доке стояло громадное пассажирское судно. В корпусе его, почти заполнившим весь док, ржавом и сплошь покрытом засохшими водорослями и ракушками, зияла большущая пробоина, трамвай пройдёт. Это был «Берлин», немецкий пассажирский лайнер. «Это ему наш торпедный катер всадил торпеду в борт, в районе Свинемюндо еще зимой 45-го», - поясняет рабочий дока. «Драпали фрицы из окружения под Лиепаей, а он ударил да потопил их всех». Помолчал немного и продолжил – «После войны году в 47ом его подняли, взяли на буксиры и повели, а тут мина под днищем грохнула и еще одну дыру в корпусе сделала, вот и стоит давно в доке, пробоины заделывают». После Кронштадтского докования лайнер отбуксировали в Германию в ГДР и после семи лет восстановительного ремонта он под новым названием «Нахимов» вступил в эксплуатацию, совершая в основном круизные рейсы по Черному морю. Мне довелось совершить на нём короткое плавание из Сочи в Ялту. 31 августа 1986 года лайнер погиб, утонул при выходе из Цемесской бухты, столкнувшись с крупным грузовым судном «Пётр Васев», неподалёку от порта и города Новороссийска, и унёс с собой множество жизней. Для меня весть о гибели лайнера Нахимов прозвучала, как весть о гибели корабля из моей юности!
В училище нас достаточно обучили военному делу, чтобы стать военной боевой единицей и принять военную присягу.
Однажды, февральской морозной ночью, из тёплых постелей, мы были подняты по учебной боевой тревоге. Враз, в едином порыве, сбрасываем с себя шерстяные одеяла и при слабом синем дежурном освещении быстренько одеваемся. «Быстрее, быстрее», – торопят старшины. Практически в полутьме уверенно находим свои шинели, шапки-ушанки. В оружейной комнате из пирамид хватаем свои винтовки и дружно, гремя ботинками, катимся по лестнице вниз во двор. В полной, плотной темноте всюду слышны движения сотен людей, позвякивание оружия, выкрики старшин: «Первая рота! Третья рота…!»
Каждый, конечно, хорошо знает, где строилась его рота, но это в светлое время, а сейчас! Кое-как находим своих , а рота уже начала движение к воротам. Быстро идут роты по заснеженной улице, «скорее, скорее». Ноги скользят по насту, шумно дышат курсанты – разгорячённые молодые парни, клубится парок их дыхания. Начинает светать. Вот и заснеженные окопы, за ними небольшой обрыв и морской берег. Прыгаем вниз, занимая позиции. Это и есть участок линии обороны острова закреплённый за нашим училищем. Проходит час, совершенно рассвело, подмораживает. Ноги мои замерзают, ботинки были полны снега, носки абсолютно мокрые, пальцы рук в шерстяных рукавичках занемели, не гнутся. Мёрзнут и остальные, прыгают, хлопают руками, но толку мало. Наконец, разносится команда: «Личному составу построиться». Как это вовремя, совсем замерзать стали. Прошедшее учение научило меня многому, не позаботишься о себе сам, пропадёшь!
Парусники - живые ископаемые прошлых дней, веков. Тысячи лет назад люди научились пользоваться чудесными свойствами паруса. Под парусами пересекали моря и океаны, открывали неизведанные земли, познавали мир. И сейчас парус обладает притягательной силой. Неповторим живой шум ветра, наполняющий парус, всплески волны упругой. Люди возвращаются и возвращаются к парусу, к своему прошлому, таинству паруса. В нашу учебную программу входит умение управлять парусом, владеть им, пусть небольшим на шлюпке.
У одного из причалов Кронштадта стоит крупнейший из парусников «Седов» однотипный «Крузенштерну». Курсанты мореходных училищ и, мы в том числе, проходили практику на нём, по углублению знаний в парусном деле, устройству такелажа, особенностях парусных судов.
И я, наяву, хожу по палубе парусника под сенью его рангоута – мачт, рей, бегаю по его трапам и вдыхаю запахи пеньки смолёной, парусины. Откуда мне было знать, даже при самой изощрённой фантазии, что спустя шесть десятков лет я, проживший и проработавший на флоте почти всю свою трудовую жизнь, вновь ступлю на палубу этого чудесного парусника. Он стоял у пассажирского причала города Новороссийска, являясь участнником международной Черноморской парусной регаты, проводимой в мае 2014 года. Как всё знакомо и высокие мачты, и реи с подвязанными парусами, и лес тросов, всё тот же штурвал, почти в человеческий рост. Нет, я ничего не забыл за эти годы и как в молодости вдыхаю запахи пеньки смолёной, парусины.
Здравствуй, здравствуй мой старый знакомый парусник «Седов», как я рад вновь видеть тебя, повторял я…
Из окон училища открывается пространный вид на Финский залив, Кроншлот, темнеющие над водой вершки дубовых брёвен свайного заграждения. По нашу сторону от фарватера громада «Чумного форта» - бывшего форта Александра I с тремя ярусами артиллерийских амбразур.
На внешнем рейде линкор «Октябрьская революция», бывший "Гангут", с прозвищем «Октябрина» ведёт огонь из орудий главного калибра по береговой цели. Километрах в десяти, в полосе соснового леса, взметаются высоко, выше сосен, пыльные столбы от разрывов снарядов.
До здания училища доносятся, словно раскаты далёкого грома, глухие звуки артиллерийских залпов линкора. Лето, время морской практики. Покинув училище, строем идём в одну из гаваней, где у стенки пришвартован учебный корабль «Волхов»- бывший линкор «Марат», бывший "Петропавловск".
Неловко, непривычно, поднимаемся по крутому, узкому трапу, придерживаясь за поручни. Первое, что бросилось в глаза, когда вступили на палубу, что она очень просторная, чистая, деревянный настил палубы доведён до белизны. Как это делается вскоре узнали, принимая участие в этом традиционном деле, драить палубу с песочком, мыть, обильно поливая забортной водой.
На палубе ничего лишнего, только несколько вьюшек с тросом, применяемым при швартовке корабля и массивные трёх орудийные башни с длинными толстыми стволами орудий. Ближе к корме, за дымовой трубой, высится узкая надстройка с мачтой –запасная боевая рубка, ставшая единственным постом управления корабля, после того как 23сентября 1941 года в линкор, в один из налётов пикирующих немецких бомбардировщиков, попала авиабомба в тонну весом.
Она пробила палубы между первой носовой орудийной башней и высокой надстройкой боевой рубки, мостика и дальномеров. Разорвавшаяся бомба не нанесла бы линкору рокового урона, но сдетанирвал боезапас в артиллерийском погребе первой башни. Линкор раскололся на две части. Носовая часть корабля с первой башней, боевой рубкой и мостиком затонула, унеся жизни сотен моряков. Мощный киль корабля изогнулся до самого морского дна.
Всю ночь и несколько последующих суток работали водолазы под артиллерийским обстрелом врага, разрезая киль корабля, отделяя его искореженную часть, заделывали пробоины в водонепроницаемой переборке. Вскоре поврежденный линкор, перемещаясь задним ходом по акватории бухты, вёл огонь по врагу из 9 орудий главного калибра в действующих трёх броневых башнях.
Набиравшая силу судостроительная промышленность царской России с 1909 по 1917 год построила 7 новейших однотипных линкоров – турбоходов водоизмещением от 24 тысяч тонн до 28 тысяч тонн, скоростью хода до 24 узлов. Благодаря тройному дну значительно улучшалась живучесть корабля. Броневой пояс линкоров толщиной до 225 мм проходил по всему борту. Вооружённые двенадцатью 305-м дальнобойными орудиями главного калибра, размещённых в 4х бронированных башнях, с дальностью стрельбы до 240 кабельтовых (примерно до 44 километров).
В экипаже линкора числилось около 1200 человек. На балтийских верфях строились линкоры «Севастополь», «Полтава», «Петропавловск», «Гангут». Строительство линкоров «Императрица Мария», «Императрица Екатерина вторая», «Александр III», начато на Чёрном море в 1911 году.
Линкоры, вступив в строй, явились грозной определяющей силой на морских рубежах России в годы первой мировой войны.
В тяжкие годы Великой Отечественной войны, уцелевшие к тому времени линкоры участвовали в боевых действиях по отражению атак немецко-фашистских войск под Ленинградом, Севастополем.
Большевики – утописты, террористы пришедшие к власти в России в 1917 году и нарушившие естественный ход развития страны внушали, что царская Россия была отсталой убогой, страной.
Но построить такие первоклассные линкоры могла только высокоразвитая в техническом и экономическом отношении страна, которой являлась Россия.
Прокатывать броню, отливать пятидесятитонные моноблоки морских орудий, сверлить, закаливать их, изготовлять орудийные броневые башни, паровые турбины, паровые котлы, собирать гигантские корпуса кораблей по технологиям того времени, без применения электросварки, с помощью заклёпок, от носа до кормы. Такой титанический, высокоорганизованный труд тысяч рабочих, инженеров, учёных возможен только в развитой стране.
Подобное происходило не только в судостроении, но широко и в других областях жизни страны … Нас первое, переодели в светлые корабельные робы, дали боевые номера и расселили по бортовым казематам-плутонгам, где раньше находились 120 мм орудия противоминной артиллерии. Было немного тесно в кубрике, что ниже, под орудийной платформой, мест всем не хватило и часть курсантов, человек восемь, разместились в самом каземате. И с отбоем улеглись спать, как матросы в старину, на подвесных брезентовых койках с пробковым матрасом, словно в гамаке.
Но во всём нужен опыт и сноровка. На первое же утро по команде «подъём» кое-кто из курсантов, едва успев свесить ноги с койки, как те по инерции качнулись назад, и незадачливые мореманы повываливались с коек на броню каземата. Не обошлось без синяков и шишек на голове.
По боевому расписанию меня определили дублёром канонира во вторую, теперь уже нависающую над водой, 3х орудийную башню главного калибра. Башня «лежит» на стальном круге очень внушительного размера, являющимся основанием гигантского перевёрнутого металлического конуса. Острие конуса направлено вниз и упирается в самое днище корабля. «Конус» вместе с башней, как единое целое, вращается вокруг своей оси. Неожиданно громко, зазвонили электрические колокола громкого боя.
«Учебная боевая тревога» - гремит голос командира, - «Орудия к бою изготовить».
Матросы артиллеристы и мы дублёры несёмся к своим боевым постам. Массивная броневая плита на тыльной стороне нашей башни сдвинута и через открывшийся вход моряки вбегают в башню рассосредотачиваясь по всем её уровням.
В шахте башни, у днища, в артиллерийском погребе, на металлических стеллажах плотными рядами, отблескивая сталью, лежат массивные тяжеловесные снаряды.
Здесь довольно просторно и светло. Моряки не торопливо, захватами, снимают со стеллажа почти полутонный (498,3кг) снаряд и аккуратно ложат в тележку. Жужжит буксирующее приспособление и снаряд скатывается в медный желоб циркуляционного устройства на катках, опоясывающего конус башни.
Конус башни, с квадратным отверстием, пришёл в движение, медленно вращается. Движется, не отставая, и медный желоб с тяжёлым снарядом. Вращение конуса прекратилось, и в ту же секунду моряки скатывают снаряд, через отверстие в конусе, в зарядный ящик подъёмника и тот неслышно уносит снаряд к казённой части орудия. Как здорово, всё чётко и слажено.
Толкатель в башне плавно и легко вводит снаряд в ствол. Палубой выше, над снарядами, хранятся заряды – длинные в шёлковой оболочке картузы пороха.К орудию их поднимают в ящике подъёмника, по два на ствол.
Насколько отработаны, слажены действия моряков в башне, чтобы обеспечить темп стрельбы орудия 2,2 выстрела в минуту.
Орудие в башне заряжено, старшина – замочный командор, закрыл затвор и докладывает в боевую рубку – «Орудие к бою готово».
Через секунду раздался хрип электрического ревуна и на казённой части орудия вспыхнула сигнальная лампочка, выстрел произведён.
На кораблях стрельбу из орудий осуществляет управляющий огнём – он же задаёт темп стрельбы. Замочный поясняет, - «Если сигнальная лампочка на орудии горит а выстрела не последовало, немедленно доложить в боевую рубку, возможен затяжной выстрел. По команде с «верху» производим повторный выстрел орудия вот этим», - и он щёлкнул курком механического запального устройства.
«Если же выстрела орудия не последовало и в этот раз, это уже ЧП. Выжидается определённое время и с решения управляющего огнём открывают затвор орудия, для выяснения причин».
«Были случаи, при открытии затвора порох возгорался и тогда в буйстве пламени погибали комендоры». Учебно-боевая тревога окончена, в башне разносится команда – «дробь орудия на ноль». И мы, человек пятьдесят, быстренько выбираемся из башни и шахты башни на палубу, на ветерок.
На броне некоторых башен видны сколы в виде круговых отслоений стали, диаметром с полметра, но не глубокие.
Старослужащий сверхурочник, мичман, участник боёв поясняет: - «Сюда попадали снаряды дальнобойных немецких орудий. Ударит снаряд, отколет, отслоит пластину, другую от брони башни и всё. Броня башен ни разу не была пробита, а те снаряды, что падали на палубу рикошетом, сносили несколько метров деревяного настила и улетали вместе с ним за борт. Под настилом палуба броневая и та, что ниже тоже». Корабль, пусть, даже учебный, это не плавучий дом отдыха, постоянно проводятся учения, занятия, учебные боевые тревоги. Старослужащие матросы, старшины виделись нам салагам, зрелыми моряками. Да так оно и было, многие из них отслужили уже по семь лет и участвовали в боевых действиях на море и на суше в 1943-45 годах.
Посему на нас, начинающих салаг, ложилась обязанность: мытьё в посудомойке посуды и бачков, вести приборку палуб у гальюнов и трапов, драить медяшки поручней и прочее. нас трех курсантов, из вновь прибывших, направили в посудомойку мыть посуду. «Раздевайтесь до трусов» - предупредил старшина из камбузных. В довольно просторной посудомойке с двумя иллюминаторами с видом на залив, на широком длинном столе оббитом алюминием, высилась гора алюминиевых мисок, ложек. На кафеле палубы не меньшая гора алюминиевых бачков и всё это в пёстрых разводах после наваристого флотского борща и жирных макарон «по-флотски»
Мы дружно взялись за дело. В алюминиевые ёмкости, схожих с ванной, из медных кранов лилась горячая вода, обильно намыленными мочалками старательно отмываем жир с посуды. Жир отмывается плохо, но мы с упорством отмываем его по два, три раза. Часа через два ударной работы, распаренные, со слипшимися от жира волосами на голове, в мокрых, пропитанных жиром трусах и вообще все облепленные жиром, мыльной пеной докладываем старшине что - «задание выполнено».
Старшина провёл пальцем по всё еще жирноватой поверхности посуды на стеллажах и изрёк: «перемыть». «Только обязательно насыпьте в воду горчицу»,- добавил он. Дело пошло быстрее, через час посуда приобрела надлежащий вид.
«Чего сразу не сказал», «Чего, чего, разыграл нас, молодых».
Внутри корабля широкие проходы и переходы, обеспечивающие быстрое перемещение личному составу по боевым постам и отсекам. Металлические переборки, конструкции все в рядках мелких и покрупнее, головках заклёпок. Над головой броня и под ногами броня. Под броневым подволоком работают электродвигатели вентиляции, корпуса которых отлиты ещё в 1914 году. В просторном машинном отделении линкора до удивления небольшие паровые турбины, корабль турбоход, новое в то время в кораблестроении. Линкор оправданно создаёт ощущение мощи, простоты и надёжности. В нём всё сделано добротно, от корпуса, орудийных башен, до кубриков моряков. Эти ощущения сохранились у меня на всю жизнь. Таких кораблей сейчас нет, и больше не будет.
В летние светлые дни 1951 года производили съёмки кинофильма «Незабываемый 1919 год». На десантной самоходной крытой барже, стоящей у борта, гримировали актёра Геловани, исполняющего роль Сталина и актёра Андреева.
На палубе линкора, возле орудийной башни главного калибра, разыгрывалась и снималась сцена бунта матросов – балтийцев. Они разбивали тяжёлыми молотками пульты управления механизмов, манометры, светильники, при этом громко орали, размахивали руками. Один из кинооператоров, снимавший эту сцену на кинокамеру, попросил меня пробежать по стволу орудия, от башни до его жерла, что я и исполнил. На конце ствола орудия, сев верхом, стал вытаскивать заглушку из ствола. Так я попал в кадр кинофильма «Незабываемый 1919 год». Быстро пролетели дни нашего пребывания на линкоре, уже начали привыкать к своему второму дому, где и кормили сытно.
С линкора открывался прекрасный вид на Финский залив, на плывущие корабли, где мы совершали шлюпочные походы. «Вёсла на воду» командует старшина на руле.
И…, раз…, задаёт он ритм гребцам. Пенится вода под лопастями весел, скрипят уключины. Сидя на банках, гребём «спиной», дружно отваливаясь в ритме. Затем ставили мачту, парус. Живое общение с курсантами других военно-морских училищ и многое то, что больше нигде не увидишь, не прочувствуешь. Это была настоящая, стоящая практика.
Позже, после окончания училища нас – нескольких лейтенантов направили служить на тихоокеанский флот. Служил я на эскадренном миноносце «Выразительный» и затем на флагманском крейсере «Дмитрий Пожарский». Частые тревоги, учения, походы от Шанхая до Берингова пролива, заполняли наш быт. И всё же ни эсминец, ни крейсер не оставили во мне такого яркого следа о корабле как линкор, пусть даже и укороченный. Особенно запомнился в училище мартовский солнечный день 1953 года. Через большие светлые окна солнечный свет яркими квадратами покрыл пол, стены просторного конференц зала, где шеренгами стояли мы – курсанты и наши офицеры в чёрных флотских мундирах, с непокрытыми головами. речей было мало, трансляция похорон через радиорепродукторы восполняло всё.
Умер Сталин, Умер Сталин, скорбны и печальны лица офицеров, сжатые губы. Печальные подавляющие звуки траурной мелодии и головы моряков-курсантов в шеренгах как-то неестественно колышутся, ниспадая на грудь. И хлынули слёзы, их не стеснялись. Вытираю слёзы и я ибо сущность моя во многом, не отделима от духа патриотизма в моём большом доме – Военно-морском училище. И как я мог иначе. Уже третий год как я учусь в Военно-морском училище. Каким-то чудом при зачислении меня курсантом, после сдачи всех экзаменов, мандатная комиссия, проверяющая всех на лояльность, проглядела в моих документах отсутствие справки о смерти моего отца.
Его в 1938 году 1 июля в возрасте 31 года безвинно замучили и расстреляли в сталинских застенках в городе Иркутске. Тащили каты-убийцы за ноги ещё тёплое тело с безжизненно болтающейся головой по каменным ступеням из расстрельного подвала и вместе с телами других расстрелянных кидали на телегу и увозили прочь в темноту ночи, куда-то. Я, за умышленное сокрытие этого факта, как сын «врага народа» сгинул бы в тех же сталинских лагерях или на лесоповале.
А я стою в строю товарищей курсантов-моряков и пускаю слёзы: - «о ком?!, о вожде народов!?, отце родном!?, Сталине!»