Такого потрясающего успеха как сегодня, на свадьбе младшей сестры Фаины, тридцатилетняя Ребекка не имела никогда. Бледность её невзрачного лица выглядела аристократической, худоба плеч прикрытых шикарной чернобуркой – изящной, а колченогий стул на котором она сидела, казался королевским троном. Парни буквально атаковали её и ссорились между собой за право танцевать с ней. Кто посмеет сегодня обозвать её старой девой и Тухлой Рыбой?! Кто презрительно назовёт её сестер Фанерой и Леей Дранцей?! Сегодня, когда весь город узнал, что они Ребекка, Фаина и Лиза, – дочери еврейского миллионера, а быть может даже миллиардера Гершона!
Случилось это так. Была суббота. Семья скромного еврея Гершона Шоймана, его жена, престарелые родители и три незамужние дочери сидели за столом и ели жаркое, с аппетитом заталкивали за обе щёки. Только средняя дочь, семнадцатилетняя Фаина задумчиво мотала на нежный, с отшлифованным коготком пальчик золотистый локон и мечтательно разглядывала загадочными зелёными глазами наколотый на алюминиевую вилку ломтик перекисшего за зиму в бочке огурца.
– Фанера, тебе чего, не хочется жаркого? – Тарелка пятнадцатилетней Лизы уже пуста и вытерта хлебным мякишем. Её выпуклые, черные глаза с вожделением и надеждой глядят из-под пышной копны тёмных, кудрявых волос в дымящуюся, наполненную вкуснятиной тарелку сестры, а бледное, густо усыпанное веснушками личико освещает лукавая улыбка.
– Хочу замуж, за Нармалата, – тихо ответила Фаина и уставилась вдаль, будто глядя сквозь стены отчего дома.
– Нашо он тебе, тебе нужно взять хороший еврейский мальчик, а не Нармалат!– воскликнула бабушка и негромко, но значительно стукнула ложкой по столу.
– Но я люблю его! – патетически воскликнула девушка.
– Но они не любят нас! – сказала мама.
– Нармалат свой, Нармалат – чукча. И вообще, в наше время все люди равны! – парировала Фаина, отодвинув тарелку с едой Лизе.
– Чукча?! – хором выдохнули все, и за столом стало тихо. Бабушка, которая уже семь лет вставала, только когда за стол садилась, а остальные дела делала лёжа в постели, полная и малоподвижная, с облысевшей головой и короткими, похожими на сосиски пальцами, больше похожая на старого пластмассового пупса чем на живого человека, беспомощно смотрела на папу, папа смотрел на маму, не зная что сказать. И тут нашла нужные слова старшая дочь Гершона, тридцатилетняя Ребекка, девушка незамужняя и рассудительная.
– Родишь от него маленького чукчу – будешь знать! – тихо и веско произнесла Ребекка, и ноздри её причудливого, как у чайника носа победно затрепетали.
– А где я денусь теперь, на пятом месяце беременности?! – горестно зарыдала Фаина, уткнувшись прекрасным лицом мадонны в пластмассовую грудь бабушки.
– Я этого мерзавца убью! – затрясся дедушка, и в голове его призывно зазвучали медные трубы. Он грозно вознес вверх тощий кулак, опрокинув стоявший на столе бабушкин чай.
– Пусть сначала женится на ней! – резонно заметила бабушка, накрывая лужу полотенцем.
– Бабушка права, нужно сначала уговорить Нармалата, чтобы он женился на мне!
– Что! – возопила родня, – этого чукчу нужно ещё уговаривать на такую девушку?!
–Ты только приведи его в дом, мы его женим быстро! – пискляво проскандировал дед и скрылся в туалете.
– Увидишь Мармелада – скажи что ты завтра именинница и приведи сюда – сказала бабушка.
– Когда это завтра?!
– Всё равно когда. Завтра – это всегда завтра.
Во вторник вечером Фаина привела в дом виновника скандала и мама с бабушкой, не теряя ни минуты, принялись накрывать «именинный» стол. Нармалат оказался пареньком ладным и общительным. Выпив первую рюмку заулыбался, рассказал что он студент технического вуза из соседнего общежития. После второй его узкие глаза покосились на девушек. Выпив третью и закусив коронным блюдом еврейской кухни, фаршированной рыбой, сгрёб в объятья трёх сестёр и начал добираться до бабушки. Тосты сыпались один за другим, Нармалата разморило, а утром он обнаружил себя в постели рядом с Фаней. На них угрожающе пялила глаза вся её родня.
Прикрывшись одеялом, он поднял с пола кошелёк, поискал и не нашёл свой костюм, выслушал от Фаниной бабушки, что раз он решил жениться на её внучке, то может дома ходить в её тапочках и дедушкиной пижаме. А костюм ему вернут из химчистки к моменту бракосочетания.
После завтрака под окном просигналило такси, в дом ввалился здоровенный детина, и Нармалата, окруженного новой роднёй, повезли в ЗАГС. Поняв, что сбежать ему сейчас не дадут Нармалат расслабился, но на площади возле Дворца бракосочетаний рванул, уцепившись за проезжавший мимо трамвай, однако на первой же остановке сошёл с дистанции, потому что из кошелька исчезли все документы.
– Я телеграмму в Анадырь послал, чтобы родня на свадьбу приехала, – виновато объяснил он.
– За шо мне такое горе! – всплеснула руками бабушка. – Это же всё Ривыно приданое поедят чукчи! А не дай Бог им понравится жить у нас!
– Не понравится, – сказал дедушка и повёл жениха переодеваться в туалет.
Регистрация прошла, как у всех, а дома их ожидали почтальон и телеграмма с Чукотки:
« Вылетаем сегодня рейсом 603»!
Дед Соломон Исаакович, покопавшись в старом комоде, сунул почтальону мелочь а в свой карман трёшку и пошёл за бутылкой в гастроном, чтобы срочно переговорить с соседом Колей, растолковать, что если в их доме заведутся чукчи, житья не станет всем!
Опустошив бутылку и выслушав Соломона, Коля принёс второй стакан и бутыль самогона:
– Выпьем за молодых! А с чукчами мы справимся одной левой!
Шойманы чуть не сгорели со стыда, когда на пороге их дома появилось провинциальное кодло Нармарлата, низкорослые, бедно одетые мужики, с узлами и чемоданами...
– Господи, что скажут о них соседи!
А гости, сочувственно оглядев узкими глазами скромное жилище еврея Гершона, добросердечно пожали всем присутствующим руки и, не найдя достаточно места, чтобы отдохнуть с дороги, начали распаковывать узлы и чемоданы.
И тут на свет появилась батарея килограммовых банок с красной икрой, не менее пуда солонины, гора сортовой вяленой рыбы с янтарными спинками, а потом рекой потекли меха: чернобурки, песцы, куницы, норки, белки …
Первой опомнилась от шока бабушка.
– Соломон, спрячь это немедленно! – скомандовала она и, неожиданно ловко ухватив шикарную чернобурку, накинула её на плечи старшей внучки, приданое которой жарилось и парилось на кухне. - Если у братьев Нармалата есть глаза, они сегодня заметят нашу Риву! Соломон!!!
Соломон спал мертвецким сном на деревянной скамье под вешалкой. Голова его безжизненно свешивалась вниз а губы издавали звуки одновременно похожие на ржание коня и марш Мендельсона.
– Справимся сами! – Гершон с женой аккуратно сгребли пушнину и, завернув для маскировки в старое тряпье, уволокли в сарай: после свадьбы разберёмся, а сейчас – евреям счастье привалило, гуляют все!
Поздней ночью, когда свадьба, устав кушать и танцевать начала расползаться по домам, во дворе что-то громко хлопнуло и к небу взметнулся фейерверк.
– Гвалт! Убивают!!! – кричали люди.
Дед проснулся, слез со скамьи и глянул в окно. Это горел на черном дворе их старый дырявый сарай.
– Молодец, Коля! – проскандировал Соломон, глядя на убегающих на фоне фейерверка из горящей пушнины чукчей и счастливо рассмеялся...