Великая тайна Колымы

Алексей Ратушный
Я давно и прочно усвоил одно простое правило: там, где тайна, всегда кроется преступление.
Слово «тайна» - это прикрытие, а ещё точнее – сокрытие творимого.
Возьмём, к примеру, карту радиационного загрязнения России. Интересных пометок на ней много.
Но вот загадка: в районе Усть-Омчуга карта чиста! Ни пятнышка! А на самом деле?
А на самом деле именно здесь располагался самый страшный лагерь смерти ГУЛАГа.
На самом деле именно здесь был самый жуткий урановый рудник
На самом деле именно тут мы находим Долину смерти с тысячами аккуратно распиленных черепов. Говорят, что здесь умерло 380 тысяч заключенных. Цифру 380 запомнить легко. 384 магических квадрата четвертого порядка с константой 34 по 40 измерениям. 385 метров высота киевской телебашни. 384 тысячи километров от Земли до Луны в среднем. Вот по одному покойничку на каждый километр трассы Земля-Луна как раз и выпадает.
Но всё это – тайна!!!
Причем тайна настолько, что по сей день нет даже проекта памятника этим узникам, погибшим в процессе добывания урана!!!
А еще поговаривают об экспериментах над людьми, о медицинских опытах над облученными. И находятся добрые люди, которые легко надувают щеки и уверенно говорят: «бредни всё это! И жертв было совсем немного, и никаких таких опытов не было!» Иллюзия легкости полная. Но есть кое-что такое, что не позволяет мне с оптимизмом смотреть в будущее тех, кто так «легко» «решает» проблему памяти и проблемы с совестью.
Дело в том, что я с самого рождения почти физически ощущал, что родился в месте реальной гибели несметного числа людей. Их предсмертные муки пропитали моё тело, которое как губка воду впитывало чужую боль. На весьма конкретном расстоянии.
Случилось так, что мой отец и моя мать отбывали "наказание" в одной концертной бригаде, где они, кстати говоря, и сошлись. Бригада эта была «центральной», собрана из великих артистов Больших и Малых театров, и денно и нощно колесила по лагерям Колымы с концертами для лагерного начальства, конвоиров, а порой и для заключенных. Поэтому мне лично не требуется никаких документов и доказательств. Я там был! В утробе матери. Посетил лично. И впитал. И не пепел Клааса стучит в мою грудь. Внутри меня живёт умирающая Колыма. Внутри меня горят их предсмертные взгляды, во мне завывает лютая боль и кружится предсмертный храп. Я впитал эту боль всю и всю жизнь прожил с нею. Потому и не покидал меня ни на миг ужас надвигающейся смерти. И здесь для меня нет и не может быть никакой тайны. Все излучения их душ восприняты мною. И оттого я принял себе внутреннюю установку «жить для других», что иначе и жить бы я не смог. Оттого и дарил я этому миру всё, что создавал сам.  Моя первая в жизни поездка с мамой из одной больницы – в Агробазе – в другую больницу – под Усть-Омчуг это просто аккуратно описанная дуга вокруг Долины смерти. И может быть оттого я и стал бегать на длинные дистанции, что самым заветным желанием погибавших на Колыме было желание бежать. Бежать без оглядки. Далеко-далеко и долго-долго.
Теперь, когда жизнь моя подошла к финишу, когда все самое важное и спето, и изобретено, когда открыты мною полифигурные игры, мерцающие шахматы, украинские шахматы, целые классы принципиально новых интеллектуальных игр, которые пока не поддаются современным компьютерам, когда сформулированы мною и тетраэдальная логика и законы невероятности и недостаточного основания я могу спокойно принимать неизбежное. Мы жили не зря.
Мы с моей мамой несколько раз в жизни прощались навсегда, когда я уходил в очередной смертельно опасный поход, и перед тем как присесть на дорожку мы обнимались и шептали друг другу именно это: «Мы жили не зря!».
Может быть оттого так светлы и грустны мои песни и мелодии, что это свет и грусть сотен тысяч прекрасных глаз, закрывавшихся на Колыме навсегда.
Всё что я создал и написал – всё это возникло под аккомпанемент этой впитанной боли, аранжировано грустью и пронизано светом исчезающей Колымы.
Тайна! Государство не хочет признавать и признаваться. Оно не желает платить по этим счетам. Оно считает себя бессмертным и полагает, что скроет максимум следов преступлений государства-предшественника. Но от меня скрывать не получается. И уже не получилось. Я просто чувствую всё то, что пытаются скрыть. А лгущим устам следует знать, что всё возвращается к тем, кто лгал, и к потомкам тех кто лгал. И это неподвластно никому из живущих на Земле людей, ибо так устроен небом мир. И всё тайное рано или поздно становится явным.