С благоговейным трепетом в душе я переступаю порог операционной. Кудесники в белых халатах уже ожидают меня. Медсестра вежливо указывает мне на электрический стул. Поскольку работает он на электричестве. Воодушевлённый тёплым приёмом, устраиваюсь на нём поудобнее.
Два чародея в белых хитонах медленнно приближаются.
- Гоша, - проникновенно говорит старший из них, - вяжи его. Да покрепче, чтобы не сбежал.
Через минуту я напоминаю распятого Христа. Но кто, после этого, видел его живым? Вспоминаю инструменты: дюжина каких-то зубил, молотков, топориков, щипцов и плоскогубцев. Только испанского сапога не видно. На голову мне навьючивают простыню. В глаза ударяет ослепительный свет.
- Шею тоже привязать? – слышу.
- Не надо, - отвечает металлический голос. – Нам следы не нужны. Будем делать анестезию. Теперь, голубчик, никуда не денется!
Я зажмурился и намертво вцепился в свой смертный одр. Жду удара по голове. Именно так обезбаливали в средневековье – дубиной.
Лихорадочно соображаю – дубины не видно, значит – молотком.
- Гоша, делай ему лимонную корочку, - доносится до меня голос.
Я хочу крикнуть, что не переношу цитрусовых, но в горле раздаётся орлиный клекот.
- Зачем ты ему крылья носа проткнул? – слышу укоризненный голос, - не собирается же он кольцо в нём носить. Загоняй иглу в нос!
- Что-то вторая иголка согнулась, - хнычет Гоша, налегая всем телом на мой нос.
- Когда вгоняешь иглу, держи шприц прямо, а не тяни вверх. Давай ещё раз, - слышится невозмутимый голос.
- Она всё равно гнётся!
- Эх, молодёжь! Дай-ка мне. Действительно. Ну-ка, давай на шприц вдвоем поднажмём!
- А мы ему основание черепа не проткнём?
- Если проткнём, рядом реанимация. Чему вас только в институте учат?
- А в какой носовой ход мы иглу ввели? – интересуется любознательный ассистент.
- В пятый или шестой, - раздаётся поучительно, - разрежем, посмотрим. Ну, наконец, - удовлетворённо вздохнул наставник, - теперь нос этого субъекта мало в чём уступает размерам головы. Дай-ка мне долото и молоток.
- Этот?
- Слишком маленький.
- Этот?
- Что ты мне даёшь?! Этим только с эмбрионом возится! Вон ту кувалдочку подай!
- Ребята, - прохрипел я, - только ломом не надо!
Ощущаю, как судорожно дёргается голова и тело. Как, в такт ударам, сотрясаются стены и пол операционной. Лампа плавно уходит в сторону.
- Поправь свет, Гоша.
- А зачем вы ему кость раздробили?
- Промахнулся немного. Но, ничего, мы ему горбинку соорудим. Такие носы сейчас в моде.
Удары продолжались с такой силой, словно кто-то вгонял сваи в вечную мерзлоту.
- А вы ему нос не снесёте? – слышится вновь робкий голос.
- Ну и что? Будет похож на неандертальца.
- А кто он по профессии? – трогательно справляется Гоша.
- Кажется, учитель математики. Посоветуем сменить предмет. Стать, скажем, учителем биологии. Более доходчиво материал никто не преподнесёт. При желании легко может стать сотрудником антропологического музея.
- А после операции больной сможет дышать носом?
- Трубил, как слон, так и будет трубить. Лишь бы хуже не стало, - охотно объяснил шеф. - Кстати, туго бы нам пришлось, окажись у людей хоботы. Операции пришлось бы делать через бронхоскоп.
Оба рассмеялись.
- Устал я что-то, - утомлённо вздохнул наставник. - Плесни-ка в мензурку водицы из графина.
- Пожалуйста, - простодушно сказал его коллега, - только все солёные огурцы уже съели.
- Здесь, молодой человек, не ресторан, а операционная, - довольно крякнув, отчитал его шеф. - Послушай, - с недоумением спросил он, - откуда у этого субъекта второй нос взялся? Надо один убрать.
- А может, не надо, - застенчиво предложил Гоша, - тогда оба исчезнут.
- А впрочем, ладно. Глядишь, один из двух и будет дышать.
- А что это у вас руки дрожат? – раздаётся встревоженный голос ассистента.
- А ты не смотри, что дрожат. Промахиваюсь редко. Сегодня только троим по хоботу, то-есть по носу шарахнул. Носы, сам понимаешь, всмятку. Но из этого месива такие чудные пятачки выходят. Женщины от них без ума! Потому что становятся чертовски хороши!
Между тем в моём носу кто-то бесцеремонно орудовал цыганской иглой с шилом.
- Пора кончать, - небрежно бросил шеф.
- Прямо сейчас? – голос Гоши дрогнул.
- Завязал уже. Кончай сам. А потом раскрой ему голову...
Когда, безмерно уставшего, меня провозили на каталке мимо зеркала, я, повернув голову, увидел, что половину моего лица занимает нафаршированный бинтами, с горбинкой посредине, небольшой хобот.