Синенький скромный платочек...

Евгений Журавлев
 
Глава из романа "Алунта: время холодных зорь"

               
                Синенький скромный платочек
                Падал с опущенных плеч...
                Ты говорила,что не забудешь
                Милых и ласковых встреч...


 
Придя домой, Виктор поведал своим родителям обо всем, что случилось  с ним в этот необычно эмоциональный и трудный летний день.
Жигуновы  за эти два  года жизни в Алунте уже   серьезно обосновались на новом месте. Завели  свое  небольшое хозяйство, стали только-только  подниматься на ноги, вылезать  из бедности и нищеты, в которой они находились здесь все это время, после приезда из Украины. Купили поросеночка, вырастили гусей и кур, и даже обзавелись мелким рогатым скотом – козой Манькой. 
На клочке земли, возле дома за сараями, они вскопали грядки и посадили там огурцы, свеклу,  капусту, укроп, мак и даже помидоры.  И все это благоухало, зеленело и произрастало, благодаря трудолюбивым рукам Александры Никифоровны. Возле огорода росла огромным кустом дикая слива, и маленькая Люда,  дочка Валентина и Капитолины, приходила иногда с матерью в гости к бабушке, и гоняла в огородной траве игривых белых бабочек, и рвала сочные огурцы. А белые сердитые породистые гуси, которые ростом были почти что такие же как маленькая Люда, шипя, гонялись за нею тут же, рядом, на лужайке, покрытой зеленой травой. Они ненавидели красный цвет Людмилиного пальтишка, купленного недавно ей родителями и которое она, кстати, очень любила.
Вся эта несравненная идиллия, наладившейся было жизни Жигуновых, обещала быстро рухнуть после того, как Виктор сообщил, что должен уволиться и уехать немедленно из Алунты на Украину, в Запорожье. Родители были в шоке и пытались отговорить его от такого «необдуманного» шага, но узнав, что ему угрожает опасность, полностью поддержали его.
Итак, все было решено. Виктор уезжал. А Александра с Женькой должны были остаться здесь  еще на некоторое время, чтобы подлечить заболевшего отца, который слег в постель с язвой желудка, открывшейся у него и от старых ранений, полученных в первой мировой войне, и  от теперешних переживаний за судьбу покидающего их сына.  Никто не хотел уезжать: Виктор из-за того, что любил свою белокурую Реню, отец с матерью, что развели такое хорошее хозяйство и им было жаль бросать его, а Женьке было жаль расставаться  с Индусом и со своим бессменным другом Ефимом.
А Алунта, тем временем, жила своей жизнью. Солдаты, которые располагались в изолированной от жителей казарме, вечерами часто, по увольнительной или в самоволку уходили к алунтским девчатам.  К Аньке и Фроське стали захаживать их ухажеры из гарнизона: два Николая, оба ефрейторы и гармонисты – Блохин и Воронин. И, не смотря на совсем не радостное настроение в семье Жигуновых, в доме у них часто звучала веселая музыка.
Анька пела и играла на гитаре, и это всем нравилось. Так, посещая ее вечерами, Колька Блохин влюбился в нее не на шутку и стал предлагать ей свою руку и сердце.  Анька долго сопротивлялась этому, объясняя тем, что она его старше на пять лет и ссылаясь при этом на свой несносный характер. Но Николай был настойчив и Анька, в конце концов, согласилась стать его женой. А у его друга, второго Николая, проблем в этом вопросе не было, и они решили пожениться с Фросей сразу же, после его демобилизации, этой же осенью.
А что же делало  остальное женское население городка в этот благоухающий период уходящего лета, знали  только  зеленые кустики на окраине местечка да задернутые вечерами наглухо и впопыхах занавески на окнах домов, истомившихся от ожидания невест.
А нашествие гарнизонных солдат на уже давно созревших алунтских дев было неописуемо массовым. Сначала по первому сорту шли самые красивые и фигуристые девки, затем, чуть похуже – тощие, но еще не старые, а потом пошли все подряд, даже кривые и никудышные.  Только и было слышно иной раз по вечерам, как гуляют и где-то поют песни веселые компании то в одном, то в другом конце городка, обмывая очередное негласное обручение счастливой невесты с еще не демобилизовавшимся из армии женихом.
В это время и прибыл из Вильнюса Леонид Ларионов, который года два тому назад двадцатилетним парнем уехал из этих мест  в столицу завоевывать свое место на поприще артистического искусства.  Выглядел он, по сравнению с алунтскими парнями, несравненно привлекательнее и изящнее, и поэтому  необычайно быстро  обратил на себя внимание молодых алунтских красавиц.
Первой его заметила несравненная Валька Ковалевская.  Ее порывистая натура и быстрая влюбчивость  привлекла к себе внимание и растопила сердце изящного щеголя и «аристократа» Ларионова. И забыв про своего, уже давно не приезжавшего к ней, полковника, Валька  устремилась в жаркие объятия  молодого Ларионова.  А все началось с гуляния в доме у Жигуновых. Виктор был знаком с Ларионовым еще с первых дней приезда в Алунту.  И теперь, когда тот приехал в Алунту, а Виктор должен был вскоре уехать из нее, он решил устроить маленький прощальный вечер, и пригласил по этому поводу к себе, кроме Валентина с Капитолиной, Петра и своего друга Назаренко, еще и Вагониса с Амилькой.  Ну, естественно, на вечере присутствовали и соседки Жигуновых, сестры Шершовы: Анька, Фрося и Рая.
Застолье выдалось шумным и веселым. Выпив, все вспоминали о первых днях приезда Жигуновых в Алунту, и о последующем знакомстве с их семейством; о тех походах, которые Виктор прошел с друзьями-защитниками по многокилометровым дорогам ее окрестных сел в поисках и преследовании банд бесчинствующих националистов.  Они сидели за столом, смеялись и говорили о том прошлом, которое ими было вместе выстрадано, пройдено и прожито.  И в этих шумных криках было слышно лишь только то, как кто-то начинал снова и снова: «А помнишь, как в Мацкенах… когда заклинило патрон в пулемете?». Для несведущих это были пустые слова, непонятные вещи, неясные чувства. А для них, говоривших, это была их память, их самое дорогое: любовь,  страсть,  жизнь…
Женька сидел и слушал их разговоры, но его интересовали не жаркие слова воспоминаний, присутствующих здесь людей, а то, что Ларионов пообещал показать ему несколько фокусов. Все началось с того, что Женька сказал ему, что может точно «предсказать», какой день недели выпадет на его день рождения. Это был тоже фокус, и Ларионов заинтересовался им, пообещав Женьке, шутя, взамен рассказать о трех своих фокусах.
- Дядя Леня, ты знаешь, как умножать моментально на пальцах однозначные цифры на девять, восемь, семь, но не меньше  шести? – спросил Женька у Ларионова, когда все, встав из-за стола, вышли во двор покурить.
- Нет, не знаю, - ответил тот, усмехнувшись. – Я помню только таблицу умножения, которую я запомнил со школьных лет, но бывает, что и ее забываешь… Интересно, как это ты делаешь на пальцах?
- Вот, смотри, - сказал Женька, - если тебе нужно умножить любое однозначное число на девять, то вытяни вперед руки, раскрой ладони и загни тот палец, считая слева, который является по счету числом, которое ты должен умножить на девять. Например, ели ты умножаешь на девять число восемь, то загибаешь восьмой палец. Тогда, слева до загнутого пальца, у тебя получится количество десятков, а справа  количество единиц… То же самое нужно делать, если умножаешь на восемь, на семь и на шесть, только загибать нужно уже два, три и четыре пальца влево, так как девять восемь и шесть отличается от десяти на один, два, три и четыре цифры.  Отличие умножения остальных цифр от девятки заключается в том, что количество загнутых пальцев надо умножать на количество единиц и полученную цифру десятков прибавлять еще к тем десяткам, которые находятся слева от загнутых пальцев.
Например, семь умножить на шесть. Семь отличается от десяти на три, поэтому загибаем три пальца влево, включая и шестой. За загнутыми слева пальцами будет  количество десятков: три пальца – три десятка, а справа от загнутых пальцев будет количество единиц. Их четыре.  Теперь нужно загнутые пальцы умножить на это число единиц и если получится  число больше десяти,  то его прибавить к числу десятков, что находится слева от загнутых пальцев, то есть три загнутых пальца умножить на четыре единицы – это двенадцать.  И еще плюс три пальца десятков которые находятся слева от загнутых пальцев – это сорок два. 
- Неплохо, - сказал Ларионов, - это поможет разгрузить память и облегчить перемножение цифр больше пяти.
- Ну, хорошо, Евгений, - оживился Ларионов, - раз уж ты открыл мне свои тайны, я тебе  тоже открою тайны некоторых моих фокусов, но сначала я их покажу всем присутствующим.
- Друзья, пойдемте в беседку. Сядем возле вашей березки, там есть столик и я там покажу  Евгению и вам несколько фокусов, - предложил он стоящим рядом товарищам.
- А ну, давай, давай. Покажи нам, чему тебя там научили в большом городе, - подзадорили его Вагонис и Валентин. Они вошли в палисадник и расположились у стола, возле Женькиной березки.
Ларионов разорвал газету, скомкал из ее обрывков четыре шарика и расположил их на столе квадратом. Затем взял две фуражки и накрыл ими наискось два шарика. Потом поднял левую фуражку левой рукой, передал ее в правую, оставив правую фуражку лежать на месте, с лежащим под нею  третьим шариком. В следующий миг он правой рукой накрыл левой фуражкой второй шарик. А потом начал творить чудеса прямо на глазах у всех. Он взял слева первый шарик в правую руку, сунул под столик и сказал:
- Смотрите, сейчас этот шарик пройдет  сквозь  доску столика и очутится  под фуражкой, вместе со вторым шариком.
И, действительно, когда он  поднял фуражку, то под ней вместе со вторым шариком лежал и тот левый первый, который он правой рукой снизу протискивал сквозь толстую  доску столика. Все от удивления  только ахнули.  Такую же процедуру  он проделал с четвертым левым и третьим правым шариками.  Это было удивительно и непонятно: как вдруг шарики могли очутиться в кучке под фуражкой с правой  стороны?
Все обступили Ларионова и спрашивали:
- Как он это делает?
А он улыбался и говорил им:
- Это секрет фирмы! Я потом расскажу его Женьке. А вам, извините,  я рассказать пока не могу.  Потому что вы потеряете интерес  к фокусам.
Вскоре,  заинтересовавшись фокусами вокруг  веселого фокусника, собралась  толпа ребятишек. И проходившая мимо Валька Ковалевская тоже остановилась, заинтересовавшись его действиями. Ее сразу же заметили обступившие Ларионова подвыпившие мужики и пригласили в компанию. Захмелевшие уже братья Жигуновы взяли ее, смеющуюся, под руки и затащили в беседку, поближе к столу.
- Валентина, ты только посмотри, что этот «народный артист» делает, - говорили они, обнимая Вальку.
- А что? Я опоздала? Я пока ничего не видела, - отвечала она, смеясь.
- Ну, тогда еще пару  фокусов для пани Ковалевской, - сказал, приложив руку к сердцу и кланяясь в ее сторону, Ларионов. 
Он вынул  из кармана колоду карт, разложил двадцать из них на стол «рубашкой»  вверх и сказал:
- Выберите каждый по две карты, запомните и положите их на стол!
Собравшиеся тут же  расхватали карты и, запомнив, положили их возле Ларионова. Он собрал карты и, не глядя,  стал раскладывать их лицевой стороной вверх, в четыре ряда по пять карт, и затем сказал:
- А теперь, каждый, скажите  мне,  в каком ряду ваши карты и я угадаю, и покажу их вам. 
Все начали говорить, и он легко определял загаданные карты каждого.
- А моя карта находится в первом и третьем ряду, - сказала Валька.  – И я прошу нашего пана артиста назвать мне их.
- Наверно ты, Валюша, загадала бубнового короля и червонную даму, а значит, судя по масти, это есть – я и ты! – пошутил Ларионов. – И поэтому сегодня я приглашаю тебя  на свидание.
Валька засмеялась, но, не смущаясь, ответила ему:
- Если так, то я сегодня свободна и  с удовольствием соглашусь…
- Валентина! Не вздумай гулять с другими! А то дам телеграмму полковнику, он тебя быстро утихомирит, - прикрикнул на Вальку Вагонис.
- А мне полковник ваш – не указ! С кем хочу, с тем и гуляю. Да, он и сам меня забыл уже наверное. А если бы любил, так давно б сюда приехал. Так что, не корите меня, капитан, не браните, я ведь тоже была молода! – ответила, смеясь, на распев Ковалевская.
Ларионов начал что-то говорить на ухо Виктору. Тот усмехнулся и кивнул головой.
- А теперь совсем простой фокус. Я прячу колоду карт за спину, держу ее в руках и затем, повернув  ее вперед, не глядя, говорю, какая карта перед вами. Смотрите! – сказал Ларионов, повернув колоду нижней картой к зрителям. – Это десятка пик.
Затем он снова, спрятав колоду за спину, показал ее зрителям, назвав точно открытую нижнюю карту. Так продолжалось несколько раз, пока он не сказал:
- Ну, а теперь, внимание! Коронный номер! Я кладу вот этот ключ на стол и ухожу. Кто-нибудь из вас  берет и прячет его в карман. Я прихожу назад и у каждого, кто участвовал  в фокусе, определяю цвет пальцев, положенных поочередно на стол, и затем указываю на того, кто взял и спрятал в карман мой ключ.
Ларионов ушел, и все загалдели, желая  каждый спрятать  лежащий на столе ключ у себя. Наконец, Вагонис заявил:
- Дайте мне. Он никогда не заподозрит, что ключ взял именно я. Начальники не любят шутить. Начальники шуток не понимают, - сказал он под общий смех компании.
Когда Ларионов вернулся в беседку, то попросил всех участвовавших положить руки на стол и показать ему свои пальцы. И, как только  все поочередно это  сделали, он, улыбаясь, взял под руку Вагониса и, смеясь, заявил:
- Товарищ начальник, ну пусть другие, но вы ведь почтенный человек, зачем же красть чужие ключи? Отдайте мне их, иначе я в дом не попаду.
Все засмеялись, видя изумленное лицо оторопевшего Вагониса.
- Ну, леший тебя возьми, как ты это сделал? – говорил, усмехаясь Вагонис. – Ума не приложу.
- Как сказал один известнейший персонаж из пьесы: ловкость рук и никакого мошенничества, - ответил Ларионов. – Ну, вот и все, товарищи, представление окончено, - поклонился он слегка собравшейся публике.
- А вас, пани Валентина, я приглашаю сегодня к себе в партнерши  сейчас за стол и на весь последующий вечер, - подал он руку Ковалевской Вальке.
Вальке это его приглашение и напыщенная богемная манера речи очень понравились и она, приняв его приглашение, с удовольствием пошла с ним за стол в дом к Жигуновым.
А в доме Жигуновых Виктор, как хозяин застолья, щедро разливал спиртное по рюмкам всем сидящим за столом гостям. Когда он закончил это ответственное дело,  встал Вагонис и, взяв в руку свою рюмку, сказал:
- Товарищи, сегодня мы собрались здесь, чтобы проводить нашего отличного бойца алунтского отряда народной защиты, хорошего парня, прекрасного художника и музыканта, который так много сделал для культурного воспитания бойцов нашего взвода и всего молодого поколения нашей маленькой Алунты. Последние годы все вечера танцев  в алунтском клубе проходили под музыку в его непосредственном исполнении.  И мне жаль, что теперь наша молодежь потеряет так много  без его участия, и мы уже никогда не услышим ни его «Розамунды», ни «Синенького платочка», потому что он убывает из нашего взвода. Он подал заявление и уезжает далеко на юг, в солнечную Украину и там будет устраивать свою дальнейшую жизнь. Так что, пожелаем ему на новом месте хорошо устроиться и жить счастливо и зажиточно. И все мы, Виктор,  желаем тебе счастливого пути, здоровья и всяческих успехов!  - закончил он.
Все зааплодировали, подняли рюмки и начали чокаться и пить за провозглашенные Виктору слова Вагониса.
Валька сидела рядом с Ларионовым и он постоянно обнимал  ее и делал ей знаки внимания. Вообще-то, Ларионов и так, без ухаживаний, нравился ей, ну а теперь, после такого галантного отношения к ней здесь, за столом, она просто влюбилась в него окончательно.  А выпив и захмелев, она готова была  идти с ним хоть на край света, забыв про своего Зарубина и его неподкупного друга Вагониса. Они с Ларионовым сидели рядом, глядели влюбленными глазами друг на друга и никого не замечали.
- Хочешь, я сейчас прямо здесь, за столом, прилюдно встану и скажу всем, что я тебя  люблю! – шепнул Леонид Вальке.
- Нет, нет, не надо, ни в коем случае, - сказала испуганно Валька. А то Вагонис нас еще посадит в КПЗ, - сказала  она ему, улыбнувшись и отодвигая Ленькину руку со своей талии.
- За что он нас посадит? – удивился Ларионов.
- За нарушение общественного порядка и хулиганское поведение за столом, - засмеялась Валентина.
 - Ну, братцы, если так дело пойдет  и дальше, то совсем скоро наши ряды поредеют, - скаламбурил Вагонис, глядя на Вальку с Леонидом.
- Да, ладно вам, начальник, пусть обнимаются. Наш артист уедет и забудет про Вальку.  И она сама вернется к полковнику. Так что,  не стоит  сейчас раздувать огонь. Все само собой без шума рассосется, - махнул рукой Валентин в сторону влюбленной парочки.
- А как мне Зарубину  потом в глаза смотреть, когда он  приедет сюда и узнает, что его любимая женщина изменила ему прямо у нас на глазах, а мы этому не препятствовали.
- Что поделаешь! Любовь зла, - ляпнул спьяну Валентин.
- Нет, командир, пока  я здесь, я этого не допущу! – сказал сердито Вагонис. Он подошел  к Вальке, отозвал ее в коридор и пригрозил:
- Если ты сейчас не бросишь пялиться на «артиста» и не уйдешь отсюда – пеняй на себя.
Валька рассердилась, и ничего не сказав Вагонису, ушла опять к Ларионову, но лишь для того, чтобы попрощаться с ним.
- Ленечка, я ухожу, потому что не нравлюсь здешнему начальству. Буду  ждать тебя вечером у дома на скамеечке. А ты не конфликтуй с ними, - сказала она, видя, что Ларионов возмутился и порывается поговорить с Вагонисом.  – Тут замешан большой чин. Лучше мы встретимся тайно от них… Ну, давай, не грусти… Пока. Буду ждать тебя…
Валька  повернулась и ушла, ни с кем не попрощавшись. Раздосадованный Ларионов кинулся было вслед за ней, но не догнал ее и остановился  за углом, возле беседки.
А Женька, тем временем следивший за ним и подогреваемый желанием узнать поскорее секреты, показанных Леонидом фокусов, кинулся к нему с вопросами:
- Дядя Леня, вы ж хотели мне рассказать о секретах тех фокусов! Вы же обещали мне….
- Ах, да! – сказал Ларионов. – Иди сюда в беседку, я тебе все здесь и расскажу. Вот смотри, Евгений, - сказал он. – это секрет первого фокуса с бумажными шариками. Когда ты  накрываешь правой фуражкой третий шарик, ты  указательным и средним пальцами правой руки незаметно захватываешь под фуражкой бумажный шарик и вытаскиваешь его из-под фуражки, оставляя ее лежать на месте. И зритель, ничего не подозревая, думает, что шарик еще находится под ней, но там его уже нет. Он у тебя уже между пальцами.  И так как ты одновременно поднимаешь левой рукой левую фуражку и передаешь ее в правую руку, а внимание зрителя отвлечено на левую фуражку и первый шарик, то он не замечает  шарика между пальцами в правой руке, а через секунду ты его уже накрываешь левой фуражкой и бросаешь ее вместе с шариком на второй, лежащий справа, шарик. Итак, под верхней справа фуражкой находится уже два шарика, но зритель этого еще не знает, он думает, что все шарики лежат на своих местах, там, где и лежали. И когда  ты правой рукой  берешь первый слева шарик, подсовываешь его под днище стола и говоришь, что сейчас он очутится справа под верхней фуражкой и поднимаешь эту фуражку, то зритель, увидев действительно там два шарика, как загипнотизированный, верит этому и забывает про шарик, который ты держал под столом в правой руке. В следующий миг ты, передавая фуражку, накрывавшую  верхние два шарика из левой в правую руку, накрываешь ею этот шарик и бросаешь  ее вместе  с шариком на кучку из двух, лежащих на стуле, шариков. Там уже три шарика, а зритель думает, что два. И тогда ты берешь четвертый шарик с левой стороны и проделываешь те же манипуляции, что и с первым. И, наконец, ты, не показывая, а имитируя, под лежавшей все это время справа внизу фуражкой несуществующий шарик, просто подносишь ее под днище стола и говоришь, что под верхней правой фуражкой находится уже и четвертый шарик. И действительно, четвертый шарик уже давно лежит там.
- Вот и все! А теперь все эти операции повтори сам, - сказал Ларионов.
Женька повторил и обрадовался, когда у него вдруг все получилось, как у Леонида.
- Ну, а секрет второго фокуса заключается  в том, что ты собираешь все карты попарно, не перемешивая, и раскладываешь их по строкам и местам, которые имеют строго свое слово и свою букву.  Вот коды этих названий построчно: первая строка – НАУКА, вторая строка – УМЕЕТ, третья – МНОГО, четвертая – ГИТИК. Задача фокусника заключается в том, чтобы точно разложить  карты, взятые одним человеком по одинаковым  буквам среди этих  четырех строк.  Например, если первую карту кладешь на букву Н первой строки, то вторую  за ней карту нужно класть тоже на букву Н, но уже в третьей строке и так далее.  И после того, как участвующий в фокусе отвечает на вопрос: в каком ряду  его карты, он просто восстанавливает в уме названия этих строк и ищет  в них совпадающие, одинаковые буквы. Если, например,  участник сказал, что  его карты  находятся в первом и четвертом ряду, то, прокручивая в уме кодовые слова, мы находим, что в первом и четвертом ряду слов: наука, умеет, много, гитик есть только две одинаковые буквы. Это «к» - четвертая буква в «наука» и «к» - пятая буква в слове «гитик». И карты, лежащие на этих местах, ты и оглашаешь, точно угадывая задуманные участником карты.
- Третий же фокус совсем простой, - усмехнулся Ларионов. – Ты, прежде чем прячешь за спиной колоду карт, запоминаешь нижнюю карту и уже за спиной делишь колоду пополам и одну половину поворачиваешь к себе лицом.  И когда ты показываешь зрителям повернутую к ним колоду, то называешь нижнюю, запомнившуюся тебе карту, а сам, тем временем, смотришь на открытую для тебя вторую карту во второй части колоды,  обращенной лицом к тебе и запоминаешь ее, чтобы в следующий раз назвать именно ее зрителям,  повернув вторую часть колоды в их сторону и убрав из первой части названную, первую карту в середину. Так повторять можно  бесконечно…
А в четвертом фокусе ты заранее договариваешься с кем-нибудь из участвующих, то есть делаешь его сообщником, что он будет класть палец для осмотра, сразу же после участника, взявшего ключ. И, таким образом, после того как положил палец твой сообщник, ты уже знаешь, кто взял этот ключ, но продолжаешь осматривать пальцы у всех других участников, чтобы не выдать своего сообщника и не раскрыть секрет этого фокуса.
- Видишь, Евгений, как все просто, когда знаешь секреты фокуса. Жизнь каждого из нас тоже наподобие такого вот  фокуса, но у каждого человека этот фокус свой. И каждый из нас старается скрыть этот свой секрет личного фокуса, при помощи которого создается иллюзия исключительной значимости, совершенства и превосходства над человеком, которого он хочет удивить, удавить или унизить.
Гуляние в доме Жигуновых шло своим чередом. Никто даже не обратил внимания на уход Вальки и возвращение Ларионова. Наоборот, застолье, посвященное скорому отъезду  Виктора, продолжалось. За столом еще сидели Вагонис с Валентином, пьяные и довольные тем, что выпроводили Вальку и вовремя оторвали от уже напившегося Ларионова. А к Аньке и ее сестре Фроське пришли еще и их женихи, два сержанта, «оба Кольки», как Анька их называла, - Блохин и Савельев, которые, получив увольнительные у своего командира, решили проведать  своих подруг. А те их встретили радостными возгласами и кинулись усаживать за стол.  И вечер прощания Виктора с друзьями превратился уже, как бы, в свадьбу Аньки с Николаем.
За столом было шумно и весело. Иван Яковлевич, который не пил из-за болезни, вместе с внучкой Людмилой и Капитолиной вышли во двор подышать свежим воздухом. Маленькая Люда, соскочив с рук своего дедушки, радостно закричала:
- Деда, деда, смотри на цветочках бабочка!
- Вижу, детка, вижу, - сказал ей весело дедушка. – А ты беги, милая, и поймай ее. Людмила кинулась было ловить бабочку, но вернулась со словами:
- Нет, дедушка, там гуси, они злые: шипят и кусаются.
- Вот тебе на!  Александра! – позвал Иван Яковлевич свою супругу. – Уйми  этих диких гусей, пусть внучка поиграет на полянке.
Бабушка Шура вышла и стала загонять гусей в сарай. А Люда, схватив с земли прутик, усердно начала помогать   ей  в этом.
- Теги-теги-теги, - звала Александра, загоняя гусей в сарай.
А Люда повторяла за ней:
- У, теги! Я побью вас прутиком, теги. Я прогоню вас от дедушки, чтобы вы не кусались, - грозила им маленькая Люда, махая крошечным  прутиком и хватаясь ручонками за дедушкины штаны.
Капитолина стояла рядом и смеялась, а Иван Яковлевич говорил ей:
- Вот, видишь, невестка,  подрастает уже  наше племя молодое, наша кормилица и заступница, наша смена и будущее продолжение! Мы скоро уйдем, а они, наши детки, будут жить и продолжать строить то, что мы когда-то начали.
- Вам бы нужно лечь в больницу и полечиться, Иван Яковлевич! -  сказала Капитолина. Вы еще должны жить и жить, чтобы научить свою внучку всему-всему, что знаете.
- Нет, невестка,  - сказал печально свекор, - наше время кончается, ты еще будешь  помнить нас, ну может и Людмила что-то от нас переймет, а потом придет  новое поколение, новая смена, с техникой, со своей  моралью, они нас не вспомнят, а если и вспомнят, так может, и осудят. А мы ведь жили, как могли. И все отдали для их счастливого будущего… Я рад и тому, что дожил до этих дней и поставил своих детей на ноги. Вот только один Женька  остался. Увидеть бы, кем он  станет, когда вырастет.
А в это время Женька, у которого были свои интересы и заботы, узнав секреты фокусов, подался, не медля, к своему другу Ефиму делиться полученными знаниями.  Весь в мечтах и желаниях, как бы не забыть чего из увиденного, он бежал  к Ефиму. И вдруг остановился, как бы упершись в глухую стену. На перекрестке у ресторана перед ним возник, словно ниоткуда, здоровый парень: с длинными волосами,  с селянской выправкой и одеждой. Детина ухмыльнулся и сказал:
- Мальчик, а мальчик,  ты  случайно не знаешь Жигунова Виктора?
- Знаю! – ответил Женька, испытывая какой-то внутренний страх перед этим человеком.
- Ну, тогда, герой, я тебя очень попрошу, передай ему вот этот небольшой сверток. Скажи, что это письмо от Рени. А это тебе за доставку почты, - сунул он Женьке помятый советский рубль и сказал настойчиво:
- Иди к нему, а я тебя  здесь  подожду!
Женька, схватив рубль и сверток, испуганно попятившись, отправился  назад, к своему дому. Оглядываясь, он видел, как парень стоял и смотрел ему во след, словно не совсем ему доверял.
Женька прибежал домой и, вызвав Виктора из комнаты в сени, подал ему свиток.
- На, возьми! Это тебе  передал один мужик у ресторана.
- Что это? – недоуменно уставился на него Виктор.
- Это письмо от Рени, - выпалил Женька.
Виктор, разорвав шнурок, раскрыл свиток. Да, это был портрет Рени – их символический знак встречи, на обложке которого она писала и просила его прийти вновь на алунтский мост завтра, ровно в двенадцать часов дня…
«Но завтра я уезжаю, как быть? – подумал он. – Ладно, останусь еще на один день, - решил наконец Виктор. – Может,  уговорю Реню уехать вместе с собой».
Он вернулся  в комнату и показал Вагонису и Виктору  полученное письмо.
- Где этот бандюга? – вскочил Вагонис, выхватил  пистолет из заднего кармана. И они втроем, вместе с Женькой, выскочили из дома на улицу. Но парень, который вручил Женьке послание от Рени, исчез бесследно, как будто в воздухе растворился...
- Точка! Завтра будем брать этих выродков! – рассвирепел Вагонис.  – Ишь какие, сволочи! Совсем обнаглели, шастают днем по Алунте, я им, сучьим детям, покажу, - продолжал он. – Теперь мы их все пути и лазейки знаем, так что прихлопнем завтра, как крыс.
- А ты, Виктор, уезжай скорее от греха подальше, - сказал он, обращаясь к Жигунову. Мы вместо тебя на мост другого кого-нибудь пошлем.
- Нет, нет! – вскричал Виктор. – Там будет Реня! Она ведь на свидание ко мне придет, а не к вам.
- Да не придет она к тебе, вот увидишь. Это обман, приманка, чтоб выманить тебя из Алунты и укокошить. Я эти их бандитские уловки все знаю, - сказал Вагонис. – Пойду-ка я сейчас и позвоню в Вильнюс Зарубину. Пусть завтра приезжает  в Алунту. Нам нужно серьезно заняться Лютасом. А  ты уже не наш. Так что, счастливого пути! Эта операция может затянуться на несколько дней. И еще неизвестно, чем она закончится. Ты же уже уволился из нашего взвода. И тебе завтра нужно быть в Вильнюсе. Машина в Вильнюс отправляется утром. Так что, давай, Жигунов, не мешкай, уезжай отсюда, как можно скорей. А насчет Рени я тебе скажу вот что: мы ведь точно еще не знаем, кто такая Реня, пленница Лютаса или сообщница. Если Лютас так долго держал ее возле себя, значит, она ему была нужна и у нее с ним, возможно, есть что-то общее. Тут нужно трезво взглянуть на вещи  и внимательно во всем разобраться. Почему она прислала тебе это письмо? Явно, чтобы заманить в ловушку. Подумай сам, ведь все ее письма к тебе всегда контролировались Лютасом. Значит, по его велению было отправлено к тебе и это послание. И ты, если хочешь остаться в живых, забудь сейчас о Рене и отправляйся скорее на свою Украину. Там ведь тоже есть много красивых девчат, и не хуже Рени.
- Девчат, конечно, много тут и там. Но все они для меня не существуют, потому что я люблю только Реню, - сказал Виктор.
- Ну, хорошо, если любишь – люби!  - поднял руки Вагонис, улыбаясь. – Приедешь сюда через год в гости к родителям, вот тогда и разберемся, что к чему.  А мы с тобой, Валентин, сейчас идем звонить Зарубину и готовиться к завтрашнему дню.
 Виктор вернулся домой, а Вагонис с Валентином направились в дежурку защитников.
- Ну, что там? – спросил  Виктора отец, который еще гулял с внучкой на поляне у дома.
- Никого там уже нет, - сказал Виктор. – Парень, который  принес это письмо – исчез, а Вагонис с Валентином ушли звонить в Вильнюс.
- А ты как? Что  будешь делать завтра? – поинтересовался отец.
- А я завтра утром уеду, - сказал Виктор. – Пойду-ка я, батя, лучше в дом к столу.
- Иди, иди, сынок,  погуляй, отдохни. Завтра,  ведь, у тебя трудный день, - кивнул головой, отпуская его, отец.
Лишь только  Виктор вошел в дом, все с любопытством начали расспрашивать его о том, что случилось, и где Валентин с Вагонисом.
- Все нормально, товарищи! Ничего не случилось… А Вагонис и Валентин ушли в дежурку по своим служебным делам. Так что, гуляйте спокойно.  Все в порядке! Петро, давай, наливай, - сказал  он Петьке и, садясь рядом, шепнул ему:
- Не пей много. На завтра назначена операция. Вагонис пошел звонить в Вильнюс Зарубину.
Подвыпившие гости быстро успокоились и гуляние продолжалось.
Виктор сидел за столом и думал: «Почему Реня прислала это письмо? Что она хотела сказать ему завтра? Чтобы он остался с ней здесь, или? Или это приманка, подстроенная Лютасом? А, ладно, утро вечера мудренее».
- Петро, Назар, Леонид, давайте выпьем на прощание за нашу дружбу, - сказал он, толкая в бок охмелевшего артиста.
А Ларионов в это время сидел и думал о другом: о предстоящей  встрече с красавицей Валькой. Он очнулся и присоединился к друзьям. И когда под вечер все уже стали расходиться, Виктор взял свой звучный аккордеон и заиграл на прощание свою любимую песню. Анька схватила гитару и стала ему подпевать. А за нею и все остальные встали, вышли из-за стола и начали им помогать.  Все стояли кружком, пели и у них на глазах блестели слезы. А из дому на улицу неслись слова и звуки объединившей их песни: «Синенький скромный платочек, падал с опущенных плеч, ты говорила, что не забудешь милых и ласковых встреч…».
Садилось солнце. Медленно уходил день. Заканчивалось теплое лето. А друзья стояли, обнявшись, и пели,  понимая, что  расстаются они  уже не на день, не на два, а надолго и, может быть, навсегда теряют эту  невосполнимую ниточку дружбы, которая связывала их здесь все эти трудные годы прожитой жизни.
С рождением и уходом  какого-нибудь выдающегося человека, на земле рождается и уходит целая эпоха новой жизни. Так было всегда и так будет и в больших городах, и в малых селениях.  Такие люди есть вестники, посланники Божьи и глашатаи истины.  Но «нет пророков в своем отечестве» и живущие рядом в суете обыденной жизни не видят и не понимают их великого предназначения.  Хорошие люди тоже есть вестники будущей жизни, они ее светлые повседневные проводники.
Уже опускались сумерки на опустевшие улицы тихой Алунты. Распрощавшись с Виктором, Ларионов направился на свидание с Валькой Ковалевской. А она его давно ждала у себя на лавочке возле дома. Он увидел в потемках ее белую кофточку, подошел, обнял и прошептал:
- Валя, любимая, ты меня уже ждешь?
У Вальки от нахлынувших чувств закружилась голова, и часто забилось сердце.
- Да, любимый! Я тебя ждала здесь весь вечер… Что же ты так долго не приходил? – задыхаясь, ответила она ему.
- Я пришел, пришел, я уже твой, а ты моя, - сказал он ей, трепеща, целуя ее, и лаская.
- Не спеши так, - шептала она ему. – Пойдем со мной, милый, пойдем.
- Куда? – спросил он ее тихо.
- Сейчас узнаешь, иди за мной, все будет хорошо! – говорила она, ведя его за руку к себе в дом.
Она завела его в свою комнату и начала снимать с него пиджак:
- Раздевайся, я сегодня хочу быть с тобой вместе всю эту ночь, ночь нашей любви.
Она обвила  его шею  горячими руками и впилась поцелуем в его губы страстно и настойчиво… Она желала и хотела любви! У Леонида волосы вдруг встали дыбом, и кровь ударила в голову от возбуждения. Он поднял ее на руки, такую гибкую, нежную, стройную и красивую, понес и опустился с ней на ложе…
Вот и заглянула, наконец, в сердце Вальки горячая и бурная любовь, нежданная и негаданная, как ураган в конце уходящего лета. Они метались, взлетали  к небесам, шептались и целовали друг друга, не уставая, до утра. А часы уже отсчитывали минуты, приближая время их будущего горького расставания…
А утром следующего дня приехал Зарубин. Виктор уже собрался уезжать и пришел в дежурку попрощаться со своими друзьями-соратниками. Зарубин, увидев его, подошел и пожал ему руку:
- Ну что, герой, уезжаешь? – спросил он, искренне сожалея.
- Да, товарищ полковник, уезжаю на ридну Украину, - ответил Виктор, чуть бравируя, радостным голосом.
- Не веселись, Жигунов, еще будешь скучать по этим местам, по Алунте и по своим боевым друзьям.  Такая дружба не  забывается, она остается  в сердце навсегда. Ведь за эти три года вы все вместе прошли сквозь такой огонь испытаний, что стали уже как родные братья. А вообще-то, я тебе, Виктор, по доброму завидую – ты теперь вольный казак, а воля окрыляет и обостряет силу духа. Так что, езжай, ищи и твори себе на славу, вольный художник, все теперь в твоих руках! Только вот жаль ту девчонку из Антакщай – Реню, - сказал Зарубин.
- Она мне вчера  прислала письмо, хотела сегодня со мной встретиться. Но Вагонис сказал, что это уловка Лютаса, который хочет меня выманить из местечка и разделаться со мной. Поэтому он и посоветовал мне немедленно уезжать из  Алунты. Вот и сейчас я думаю: правильно ли поступаю, уезжая из Алунты, - объяснил Виктор свое увольнение и отъезд  Зарубину.
- Все правильно, все верно, Жигунов: тебе нужно уезжать! Теперь мы здесь и без тебя управимся. Ты ведь сделал свое дело: открыл нам базы обитания Лютаса и мы его там все равно когда-нибудь застукаем.  Он чувствует это и всю свою злость хочет выместить  на тебе. Поэтому  и начал за тобой охотиться. И тебе нужно просто поскорее исчезнуть из этих мест.  А Реня к тебе сегодня уже не придет, а придут головорезы Лютаса и мы их, уверен, сегодня достойно и встретим.  Ну, вот и все. Будь здоров и счастливого тебе пути! – сказал  напоследок, прощаясь с Виктором, Зарубин. – Иди, а мне еще нужно забежать к Валентине, повидаться с нею…
Виктор с сожалением и грустью посмотрел на Зарубина, но ничего ему не сказал, подумав: «Зачем ему говорить? Может быть все у них с Валентиной еще обойдется и сладится. А если и нет, то пусть тогда свою судьбу они уже решают сами, без его определяющего слова».
С такими мыслями он попрощался с Зарубиным и покинул свою, ставшую уже родной, дежурку защитников. Петька, Валентин, Назаренко и Ляйшис вышли проводить его и посадить на машину. На остановке возле магазина стояла какая-то группа молодых и подвыпивших парней – литовцев, тоже видно покидающих эти места и ждущих попутную машину. Лицо одного из них, немного старшего остальных, показалось Виктору знакомым. «Где я видел эту физиономию?» - подумал Виктор, но так и не вспомнил. Литовцы косо посматривали на подошедших защитников, и что-то говорили между собой.
Защитники  зашли за угол магазина и там расположились.
- Ну, друзья, давайте-ка выпьем напоследок «на посошок», - сказал Виктор, вынимая  бутылку водки и стаканы из походной сумки.
Стаканов было  два, поэтому ими пользовались попеременно. Они выпили по одному разу и после второго, когда бутылка была опустошена, в приподнятом настроении отправились на место стоянки машин.  Стояли и разговаривали, не обращая внимания на окружающих. Молодые парни, литовцы, тоже  подвыпившие, стали подсмеиваться над ними. Виктору, Валентину и Назаренко, которые  не знали литовского языка, было все равно, но Петьке и Ляйшису, которые его прекрасно знали, это показалось оскорбительно.
- Эй, ребята, кончайте свои штучки, - крикнул Петька, а то отведем в КПЗ для выяснения личности.
Литовцы засмеялись еще ехиднее.
- Это вы-то нас отведете? Да вас самих пора уже забрать в милицию.
Этого Петька уже не мог вынести и полез в толпу выяснять отношения, а за ним последовали и остальные защитники.
- Что ты там сказал, сопляк несчастный? – прорычал он, приближаясь к парню, который высказывался…
- Погоди, Петро! Что-то мне лицо этого оратора  кажется слишком знакомым, - остановил его Виктор. – И, кажется, я его знаю. Это один из тех бандюг, которых мы когда-то брали на хуторе «Вишневом», помнишь? - придвинулся Виктор к парню.
Тот вдруг отстранился и, внезапно выхватив  из кармана нож, кинулся с ним на Виктора.
- У, суки, скрябы поганые, убью!!! – кричал он, замахиваясь ножом.
Петька ударил его по запястью,  выбил нож у него из руки и бросил его приемом самбо на землю. Все окружающие шарахнулись от них в сторону. Защитники встали вокруг борющихся, пристально наблюдая за остальными участниками  схватки, но те уже  были деморализованы блестящим приемом Петьки, и медленно отступили.
Услышав крики, на помощь к защитникам из дежурки прибежали еще несколько вооруженных человек. Они скрутили руки нападавшего и увели его в комендатуру для выяснения личности, а остальные нападавшие парни разбежались кто куда, наверно опасаясь, что их тоже арестуют за участие в этом инциденте.
Когда приехала машина, провожать Виктора осталось всего два человека: Валентин и Назаренко. Виктор  сел в кузов  грузовика, окинул взглядом знакомые постройки Алунты, помахал рукой Валентину и своему другу Назару, и отвернулся. Машина помчалась, увозя его в новый мир, в новую неведомую жизнь…
…В тот день на алунтский мост в назначенное Виктору для встречи никто не пришел. И всем стало ясно: рассчитанная Лютасом операция против Виктора сорвалась…
Накануне этого дня Лютас предложил Рене написать Виктору на портрете свое послание с желанием увидеться с ним, которое боевик Альгис отнес и передал Женьке в Алунте у ресторана.  На следующий день, когда Реня собиралась уже идти на свидание, Лютас  остановил ее  и сказал:
- Сегодня ты никуда не пойдешь. И сегодня кончится ваша любовь. Альгис пойдет вместо тебя и там его прикончит. Он многое о нас знает. Он агент Вагониса. Его нужно уничтожить.
- Что? – остолбенев, крикнула Реня. У нее вдруг закружилась голова, и она чуть не упала в обморок. – Нет! – закричала она дико, набрасываясь с кулаками на Лютаса. – Ты не посмеешь этого сделать, изверг, хотя бы ради меня. Ну, зачем тебе жизнь этого юного парня? Зачем? – кричала она. – Ведь я его люблю!
- Твой парень – Вагонисов стукач и мой враг! Вот поэтому я его и убью, - сжав зубы, жестоко сказал Лютас.
- Ну, тогда убей и меня, зверюга! Я все равно убегу и расскажу ему о твоей затее, - крикнула она в исступлении, собираясь бежать.
Лютас снял ремень, схватил ее в охапку, унес в спальню и, связав руки, кинул ее на кровать. Она порывалась встать, но он крепко веревками привязал ее к кровати.
- Все, милая, игра окончена, твой Виктор мне надоел, он проиграл и будет платить мне по счету! Я пойду, а ты пока отдохни здесь в одиночестве, - сказал он  и вышел из помещения.
Для ликвидации Виктора, Лютас в Алунту послал Альгиса. Он приказал ему:
- Любой ценой, выследить его и уничтожить.
И Альгис, сначала при помощи письма хотел  выманить Виктора на речку и там разделаться с ним, но придя утром в местечко, он внезапно встретился с ним у магазина. Виктор уезжал: это Альгис понял, когда увидел Виктора в  сопровождении друзей, которые несли его дорожные сумки и чемоданы. Надо было действовать  быстро и решительно, и Альгис, увидев,  что защитники ушли за угол пить водку, начал различными насмешками в адрес «скрябов», разжигать злость молодых парней – новобранцев, которые тоже в этот же день отправлялись на комиссию из Алунты в Вильнюс. Альгис затесался в их ряды  и решил устроить драку между литовцами и «пьяными» русскими, и сам в этой суматохе хотел подкрасться к Виктору и пырнуть его незаметно ножом. Но когда понял, что раскрыт и сейчас его схватят защитники, ему ничего не оставалось, как броситься в открытую с ножом на Виктора.  И он сделал это, но был сбит Петькой и повален на землю, а затем и арестован защитниками. И это было начало ликвидации банды Лютаса…
Виктор благополучно покинул Алуну и уже не знал и не ведал о том, что происходило после его отъезда.
А в Алунте произошло  еще одно знаменательное событие, которое взбудоражило  довольно прилично некоторое количество ее уже проснувшихся граждан. Полковник Зарубин, который неожиданно рано утром приехал в Алунту, не выдержал и побежал проведать свою «милую Валю», и застал ее в объятиях Леонида Ларионова. Сцена была комичная и конечно же ужасающая, если бы у дома не было двух выходов: парадного и запасного. Рассвирепевший советский полковник в мундире и с пистолетом в руках в Валькином доме гонялся по комнатам за голым ее любовником и орал на весь дом: «Убью, гада голого!».
А Валька  в это время тоже, в чем мать родила,  перепуганная до смерти, сидела, забившись, в углу своей спальни и громко рыдала. Ларионов бегал вокруг дома, спасаясь от Зарубина и не мог удрать от него потому, что был без штанов, а Зарубин, видя его голую задницу, гонялся за ним просто как бык разъяренный за красной тряпкой. Наконец, Ларионов оторвался от Зарубина и спрятался в придорожных кустах возле дома, и стал выжидать. Положение у него было критическое, хорошо, что в это время по улице мимо Валькиного дома шел Женька и, услышав шум в ее доме, остановился у выхода.
- Эй, Евгений, коллега, иди сюда, - услышал  Женька тихий шепот из кустов.
Он  подошел поближе и увидел Ларионова.
- Спасай, дружище, укрой скорее где-нибудь, а то этот полковник меня скоро угробит, - признался Ларионов Женьке.
Женька снял рубашку и кинул ее Ларионову, чтобы тот  немножко прикрыл свое срамное место. А затем, подумав,  сказал:
- Пойдем, я знаю, где ты будешь в безопасности. Это в моей землянке на берегу нашей речки. Там ты можешь прятаться долго и сколько угодно, как Ленин в Финском заливе и полковник тебя никогда не отыщет. А я тебе потом принесу и штаны, и еду.
Ларионову пришлось согласиться с его предложением, и они с Женькой  задворками и огородами, чтобы никто их не видел, двинулись в сторону речки…
Зарубин, наконец, укротив свою ревность и злость, приступил с пристрастным допросом к своей несравненной Валенсии, как он ее назвал. Но разговора по душам у них не получилось. Зарубин возмущенно орал:
- Что же ты наделала? Променяла меня на какого-то голодранного артиста. Ведь мы с тобой уже почти поженились… И я приехал  сегодня сюда, чтобы предложить тебе свою руку и сердце, а ты мне подсунула такую «свинью» - растоптала мою любовь…
И тут Валька тоже опомнилась, рассердилась и стала огрызаться:
- Ах, видите ли, растоптала! – закричала она. – Ты так долго не приезжал в Алунту, что забыл, наверно, что я здесь существую… Это не любовь, а издевательство. Я молодая женщина и мне нужна настоящая любовь, а не  ее блукающая тень… Да! Я хотела стать генеральшей, но не такой же ценой, а чтобы мой муж был всегда со мной, любил меня, ласкал и радовал. А ты меня забыл и оставил, а теперь  приехал и требуешь верности, - кричала она ему в ответ.
И каждый из  них был по-своему прав и каждый по-своему виноват, но никто уже не хотел в этом друг другу признаваться. 
Зарубин, печальный и злой, ходил с Валентином по Алунте и искал Ларионова, но тот исчез, как в воду канул.
- Куда делся этот нечесаный хамелеон? Я хочу поймать его и набить  ему морду, - негодовал Зарубин.
А Женька, тем временем, спасал своего кумира: артиста, астролога и фокусника Ларионова. Он привел и поселил его в своей заречной землянке, а сам вернулся в Алунту к Вальке за вещами Ларионова. Он осторожно  подошел к ее дому и тихонько постучал  в окошко. Валька выглянула и, увидев Женьку, открыла ему дверь.
- Я от Ларионова, - сходу начал Женька. – он велел узнать, как у тебя обстоят дела. И просил, чтобы ты передала мне его штаны, - сказал он в заключении.
- Ой, как хорошо, - обрадовалась и засмеялась Валька. – А где он сейчас? Я хочу его видеть.
- Я потом поведу тебя к нему, а пока вам встречаться не стоит. Если Зарубин узнает, где он находится и  найдет его там – он убьет Леонида.
- Ладно, ладно, - согласилась Валька. – Но завтра ты меня обязательно поведешь к нему.
Женька уже не стал возражать, а кивнул головой, взял штаны и рубашку Ларионова, забежал к себе домой, захватил с собой еду для него: хлеб, сало, картошку, соль, лук, спички и отправился  на речку, неся провиант голодному Ларионову.
Продрогший Ларионов встретил его с радостью. Разжигать костер на речке возле землянки, чтобы испечь картошку, они не стали, но Женька предложил:
- Пойдем тогда за холм  к  маленьким соснам. Там и напечем картошки. Это совсем недалеко, - сказал он.
Так и сделали. Леонид оделся, поел сала с хлебом и они отправились к месту отдыха. Увидев сосны и живописную полянку, Ларионов засиял.
- Ну, и хорошее же ты место приглядел для себя, - пошутил он. – Нашел себе такой райский уголок. Место для дум и мечтаний, - сымпровизировал  он, довольный, падая навзничь на мягкую траву под соснами.
- А ведь так и есть, - ответил Женька. – Когда я прихожу сюда и ложусь на эту траву, мне тогда кажется, что я слышу, о чем  говорят с этими соснами залетные ветры. Они рассказывают им свои сказки. И я уже запомнил несколько таких рассказов и назвал их сказками северных ветров.
Ларионов полежал немного, глядя в небо, и вдруг сказал:
- А хочешь и я тебе расскажу одну из  сказок… А может даже и быль, - продолжил он задумчиво.
-  Конечно, хочу, - с интересом придвинулся к нему Женька.
- Ну, тогда слушай… сказку о счастливых и несчастливых  годах, о космических покровителях и о том, почему на земле  наступает «время холодных зорь».
Бог-творец создал Землю, планеты, Солнце, звезды и весь мир. Но так вышло, что особенно красивой в этом мире оказалась наша зеленая с голубыми морями и океанами Земля. И приглянулась она некоторым обитателям других миров.
Раньше на Земле  климат был теплый и мягкий, потому что ось вращения не была наклонена под углом к Солнцу, а оставалась перпендикулярной к нему весь год.  И все приполярные области Земли равномерно обогревались лучами Солнца.  И на Севере было также тепло, как у нас сейчас в средней полосе летом: росли деревья, цвели сады, паслись животные и  гнездились птицы. Северное полушарие называлось Арктикой. А ее самая богатая и плодородная земля  у Северного полюса назвалась Арктидой и люди, населявшие ее, звались ариями.  Их предки когда-то давным-давно  прибыли на землю из созвездия то ли Большой, то ли Малой Медведицы.  И поклонялись  они звезде Мицар из Большой Медведицы и Полярной звезде из Малой… Это была очень развитая цивилизация, со своей высокоразвитой наукой и техникой, а люди  ее были все со светлой кожей и голубыми глазами.
Южное же полушарие называлось  Антарктикой, а земля Антарктидой и люди там были с темным цветом кожи и темно-сиреневыми и  карими глазами. Их называли атлантами. Их предки прибыли на Землю из созвездия  Большого Пса, двойной звезды Сириуса и двенадцатой планеты Солнечной системы – Нибиру, у которой орбита движения такая большая и вытянутая, что она приближается к орбите Земли раз в несколько тысяч лет и тогда на Земле происходят какие-то изменения. Особенно разрушительные изменение на Земле бывают  через двадцать пять тысяч лет. Тогда, когда  в Солнечную систему вторгается таинственная Немезида. Она входит в нее и как акула  делает свой разрушительный виток между планетами. Поверхность Земли вспучивается, сдвигается относительно своего ядра и происходит сбой  полюсов: полюса уходят к экватору, а экватор становится точками полюсов. И огромная волна потопа смывает все живое на своем пути. Цивилизации погибают, их знания теряются, а те люди, которые как-то спаслись  после такого всеобщего потопа, вырождаются и становятся дикарями.
То же произошло и  с предыдущей цивилизацией Ариев, атлантов и народами Рама. Эти цивилизации имели в то время ядерное оружие и технику не хуже современной, а может и лучше,  и между собой воевали.  Спор шел за сферы влияния и подчинение других народов, которые остались от прошлых, более древних цивилизаций, и частично одичали. Спор решила Немезида, или Нибиру, которая  врезалась в Солнечную систему, пересекая орбиту Фаэтона, и Фаэтон разлетелся на куски. А сегодняшняя наша Луна, бывшая спутница Фаэтона, отлетела к Земле и нарушила ее хрупкое равновесие. Кора Земли сдвинулась, и полюса ее переместились. Цивилизации    ариев и атлантов погибли, а их земли потонули в толщах океанских вод.  А  цивилизация Рама погибла во время атомной войны с атлантами. 
Под толщей  земных  пластов найдены стекловидные оплавления при раскопках  развалин этих городов в Индии. Такие оплавления остаются  только после атомных взрывов.
Остатки ариев, спасаясь,  отошли от полюса на юг в сторону Индии, а затем вернулись  в Европу со своим    вождем  Лавом и назвались  славянами. При этой миграции наука и прежние знания были утеряны. И лишь немногие  потомки тех цивилизаций, дичая и мигрируя, сохранили  о них предания и обрывки их великого опыта. И тогда Кураторами различных звездных цивилизаций было достигнуто соглашение, что Земля не будет больше оккупироваться и заселяться их представителями ради того, чтобы улучшать уровень жизни землян, а энергии, формирующие человеческое общество: его знания, облик и деятельность будут передаваться через различные звездные маяки – созвездия, и планеты солнечной  системы, включая и Солнце.  И теперь Солнце  является дарителем жизненной энергии – энергии здоровья и долголетия. Меркурий – дарителем знаний, общения и торговли. Венера -  искусства, любви и  красоты.  Марс – мужской силы, воинственности и храбрости. Юпитер  -  добродушия, законности и счастья. Сатурн – тяжелых испытаний, судьей, хранителем и разрушителем судеб.  Луна же является дарительницей психических энергий, энергией вод,  эмоций и женственности.
Человек рождается, а в это время на восточном горизонте небосвода восходит какая-то яркая звезда или планета.  Энергия этой звезды или планеты и является для него судьбоносной. Но поскольку для нас самыми главными являются Солнце, Луна, Земля и Юпитер, то по ним  мы и определяем погоду, счастливые и несчастливые годы нашей жизни.  Счастливые годы наступают через каждые двенадцать лет жизни на нашей планете, если взять за точку отсчета какие-нибудь счастливые годы на планете, в государстве или у человека. Или если взять шесть лет после плохих лет жизни. Эти годы и являются периодом колебания энергии счастья. Когда Юпитер подходит  ближе к Земле, тогда и наступает счастливый период. Когда он находится дальше, тогда обстановка на Земле ухудшается, так как люди земной цивилизации недополучают гармонизирующей энергии счастья и они начинают спорить и воевать. Например,  в России счастливым годом был год 1912, а несчастливыми 1917-1918 годы. То есть, через шесть лет после счастливого 1912 года. И затем, через двенадцать лет 1929 и 1941, и 1953… А если считать  дальше, то такие годы будут 1965, 1977, 1989 и 2001, плюс-минус один год. А счастливыми  будут 1924, 1936, 1948, 1960, 1972, 1984, 1996 и 2008 годы.
Но тут все зависит еще и от того, в какой час, день, месяц и год родился тот или иной человек, то или иное государство, какая планета восходила в то время в час утренней зори. И какое созвездие является покровителем конкретного человека, города, области и государства.  Например: Россия рождена под созвездием Водолея, а Водолей – это дом Сатурна, поэтому, России испокон веков и выпадают такие трудные испытания, из которых она затем выходит с честью. Украина рождена под знаком Тельца, а покровитель ее – Венера. А Венера – это мягкость характера, красота, плодородие, искусство и любовь. И Украина всегда была под гнетом или в составе каких-нибудь сильных воинствующих держав: Литвы, Польши, Турции, России.
А теперь о размерах: росте, объеме, весе человека. Все зависит от  того, сколько витальной силы и радиации он получил от Земли и  от Солнца. Высокие и тонкие тянутся вверх, к Солнцу. Им не хватает солнечной энергии. Высоким и толстым не хватает витальной силы, радиационной энергии Земли, они увеличивают массу тела и таким образом накапливают ее внутри.  Они не агрессивны, малоподвижны и недолговечны.  Маленькие, худые и подвижные люди, наоборот,  имеют избыток радиоактивной энергии и выплескивают ее наружу. Они инициативны, долговечны, агрессивны и со вспыльчивым характером. Как, например, Павел Первый, Суворов и Наполеон… А больше всего гениальных, талантливых и инициативных людей рождается в годы повышенной солнечной активности через каждые одиннадцать лет.  Меркурий  облетает вокруг Солнца  за три месяца, Венера – за семь с половиной, а Марс - разжигатель  агрессии и войн, приблизительно через каждые два года. Юпитер – через двенадцать лет без полутора месяцев, а Сатурн -  разрушитель   счастья и планета испытаний через двадцать девять с половиной лет. Недаром наша жизнь так скоротечна – всего три оборота Сатурна или восемьдесят девять лет для тех, кто рожден под Сатурном, а для других – и того меньше. Вот Луна,  хранительница нашего самочувствия и настроения – это совсем другое дело. Она возвращается к нам через каждые  двадцать девять суток и приносит нам дожди и поднимает вверх  воды. А через каждые пять лунных оборотов, то есть сто сорок два дня, погода повторяется, конечно, с учетом температур сезона.
- А вот как насчет погоды по народным приметам? – спросил Леонида Женька.
- Знаешь,  их очень много, но надо помнить, что есть дни в году, они как маяки погоды, всегда постоянны. Ну вот, например, такие как девятнадцатое декабря на Николая – мороз;  двадцать восьмое декабря, перед Новым годом – потепление, дождь;  девятнадцатое января, Крещение – мороз, четырнадцатое октября, Покров – похолодание, иней, заморозки на почве. А по народным приметам каждый день после двадцать шестого декабря, то есть Евгения, твоего Святого, определяют погоду последующих месяцев зимы и весны. Например,  двадцать шестого декабря тепло или дождь – январь будет теплым и дождливым, а если  и двадцать седьмого декабря тепло, то и февраль будет таким, и так дальше. Только надо помнить, что если на Николу, девятнадцатого декабря было тепло и не было мороза, а подмораживать стало позже на три-четыре дня, то вряд ли мороз будет и на Крещение. Скорее всего проморозит аж в конце января, то есть  морозные сроки сдвигаются, а через 142-144 дня или пять месяцев без девяти дней погода возможно и повторится.  То есть, какой был август с первого числа, такой и декабрь с двадцатого дня; какой ноябрь с первого, такой и март с двадцатого числа.
- Леонид, ты так много знаешь! Ты, вообще-то, на кого учился? На артиста или ученого? – спросил вдруг Ларионова Женька.
- Нет, я просто интересуюсь астрологией и другими тайными науками, - сказал, улыбаясь,  Ларионов. Хочешь, я и тебя научу, как определять погоду на несколько дней вперед.
- Конечно, хочу, - заинтересовался Женька.
- Хорошо, - сказал Ларионов. – Но сначала мы разожжем костер и испечем немного картошки. Неси-ка, давай, сюда скорее сухую хвою, ветки и бурьян, а я буду заниматься костром и картошкой.
Через несколько минут огонь костра уже пылал и картошка, положенная сбоку и снизу, под угли, смачно попахивая дымком,  приятно будоражила аппетит  их голодных желудков.
- Эх, сейчас бы чего-нибудь выпить, но покрепче этой холодной водицы, - мечтательно произнес Ларионов, глотнув воды из Женькиной фляги.
- Евгений, ты мне скажи: сколько мне еще сидеть здесь в этом твоем  загородном «Шушенском».  Не знаешь, когда уедет этот воинствующий генерал-гладиатор?
- Не знаю, дядя Леня, - ответил Женька. – Может, завтра, а может, и через два дня.
- Ничего себе. Да ведь я тут, в твоей землянке, ночью, могу и окочуриться за два дня, - забеспокоился Ларионов. – Скажи Вальке, пусть хоть самогончику принесет.
- Не окочуришься, - успокоил его Женька. – Я тебе на ночь тулуп овчинный принесу и Вальку  к тебе приведу.
- Вот за это от меня огромное тебе спасибо, дружище, - засмеялся Ларионов. – Ведь так хорошо, проснувшись рано утром, на зоре целовать красивую молодую  девушку. Благо, время холодных зорь еще не наступило.
- Про девушек мне неинтересно, а вот про погоду, Землю и звездные миры мне хотелось бы узнать побольше, - сказал, улыбаясь, Женька.
- Ха-ха-ха! – засмеялся Ларионов. – Ничего ты, Евгений,  в этом деле еще не понимаешь. Женщина, она, как осенняя погода, такая же изменчивая. То горячая, то холодная, а то и слезы пускает.  Да, что тебе говорить: вырастешь – сам узнаешь, - махнул он рукой. – А погоду я определяю по семи параметрам, все это складываю, анализирую и нахожу результат.
 И Ларионов стал рассказывать Женьке о том, как он определяет погоду.
- Вот и все, Евгений, - сказал Леонид, - я тебя научил всему тому, что знал сам. Все остальное ты прочитаешь в моей тетради. А теперь  иди, считай погоду на завтра, и приведи ко мне Вальку.
Они залили водой костер и направились с Женькой назад к речке.  Ларионов поторопил Женьку:
- Евгений,  ну ты давай уж, беги в Алунту, пока светло и попроси Валентину, чтобы она пришла сюда ко мне. Скажи ей, что я без нее не могу. И еще, скажи, чтоб принесла чего-нибудь согреться, иначе я тут замерзну.
- Ладно, я пошел, - сказал Женька. – Если найду Вальку, я ее обязательно сюда приведу. А ты жди нас.
Он махнул Ларионову на прощание рукой, повернулся и резво подался в сторону Алунты.
Для полковника Зарубина измена Вальки  была разрушившей  все его мечты и желания неожиданностью, и первое время он ходил сам не свой, вспоминая события прошедшего утра. Но потом, подготовка к операции, которую они должны были провести и ради которой он, собственно, и приехал сюда за тридевять земель из Вильнюса,  вернула его в привычное деловое русло. Он занялся руководством и расстановкой лиц, участвующих в ее осуществлении. 
По плану операции вокруг моста, в десятке метров от него, засели в засаде несколько защитников, переодетые в штатское. А рядом, в зарослях кустарников и деревьев на кладбище, расположилось человек десять солдат и снайпер с винтовкой, и оптическим прицелом.
Вместо Виктора на мост поставили Назаренко, так как он фигурой и ростом был немного похож на Виктора. Ему вручили в руки скрученный в трубочку портрет Рени и он занял свое место у  края моста в ожидании начала событий. В кармане у него  был только пистолет, и ему было очень неуютно стоять одному, не считая двоих мальчишек, на мосту под прицелом направленных на него стволов.
Но все произошло  так быстро и неожиданно, что даже мальчишки не успели толком понять, что же произошло. В двенадцать часов дня, на дороге из совхоза в Алунту, показалась крестьянская повозка, запряженная  двумя лошадьми. Она стремительно приближалась к перекрытию моста… Все замерли в ожидании схватки… Повозка с человеком поравнялась и проскочила дом, что стоял на пригорке у реки, метрах в двадцати от моста, и  на полном ходу направилась прямо на мост, где стоял Назаренко. Ездовой, держа одной рукой вожжи, вдруг вытащил пистолет из-за пояса. Но его опередила пуля засевшего  на кладбище снайпера. Она ударила в лошадь. Лошадь упала перед самым мостом, и повозка перевернулась.  Каратель, боевик Лютаса,  полетел кубарем из повозки и ударился о мостовую. В этот миг  из  кустов и из-под моста выскочили вооруженные защитники, и навалились на еще не опомнившегося от  падения литовца.  Боевик, оглушенный ударами о землю, почти не сопротивлялся. Его захватили, связали, подняли и положили в разбитую, но еще вполне годную  для перевозки, повозку и на одной лошади повезли на допрос в Алунту.
А в Алунте, в кабинете госбезопасности, захваченного боевика-литовца уже ждали Зарубин с Вагонисом… И начался многочасовой допрос  с очными ставками первого боевика – Альгиса со вторым «лютовцем», захваченным на мосту. Зарубина интересовал ответ только  лишь на один вопрос: где сейчас находится Лютас?
В тот день, пока шел допрос захваченных боевиков Лютаса в сторону возможного его нахождения, в хутор Вишневый были направлены подразделения солдат и защитников, которые, пройдя по полям, незаметно оцепили его. Но Лютас, словно почуяв опасность, за несколько часов покинул его. Вагонис, который вместо Валентина вел своих  защитников на эту операцию, велел  проверить  близлежащие села и поспрашивать местных  селян: не видел ли кто-нибудь из них появления каких-нибудь незнакомых людей? И один из мужиков, у которого  защитники, зайдя ночью, сделали досмотр, нашли самогонный аппарат и бутыли с произведенной для продажи горючей жидкостью, припертый к стенке, сознался, что Антанас, один из  жителей их села,  вечером приходил нему, и взял  литр самогона, сказав, что к нему в гости приехал какой-то родственник. Получив эти сведения,  Вагонис  приказал немедленно, ночью оцепить  крайний дом Антанаса и проверить,  что же за родственник заночевал  у него с прошлого вечера.  Но, подходя к дому, солдаты вдруг увидели, что из него выскочил  какой-то человек и залег  в траве. В темноте Вагонис услышал, как один из солдат крикнул ему:
- Капитан, там кто-то от нас убегает!
Вагонис остановился от неожиданности. Он понял, что убегает кто-то из литовцев, а может и сам Лютас.
- Давай осветительную ракету! – скомандовал  он. 
И когда пошла ввысь, шипящая в  огне ракета,  он увидел метрах в двадцати от них, движущуюся  короткими перебежками фигуру.
- Вперед! За ним! – закричал Вагонис и сам  первый кинулся  вдогонку  за убегающим.
На ходу он командовал бегущим вместе с ним солдатам и защитникам:
- Заходите справа и  отсекайте его от леса!
А сам, сняв сапоги, босиком и  налегке продолжил свою погоню.  Следом за первой, в небо взметнулась  вторая ракета и Вагонису была уже хорошо видна спина вскочившего и припустившего от него человека.  Он тоже, чтобы убежать от преследователей, на ходу сдергивал свои сапоги. Этим и воспользовался Вагонис. Он с размаху кинул в убегавшего один свой сапог, потом второй, и попал ему  прямо в поясницу и в ноги, а тот, потеряв равновесие, упал на землю… Но вскочить  убегавший уже не успел. Вагонис, опередив солдат, в прыжке кинулся ему на  плечи и сбил его с ног. Завязалась упорная борьба, но Вагонису все же удалось при помощи приема схватить за волосы и заломить руку противника за спину. Тот рычал, ругался и корчился  от боли под ним на земле. Но потом, поняв, что он окружен и схвачен, обреченно крикнул капитану:
- Все, Вагонис! Твоя взяла. Я сдаюсь! Отпускай руку, а то больно…
- Ну да, - прокричал в ответ, сидя на нем, Вагонис. – Отпусти тебе руку, а потом гоняйся за тобой  по полям целый год. Нет уж, братец, пока мы тебя не свяжем, я твою руку не отпущу. Терпи, подлец!
Утром следующего дня, когда Валентин приехал из Утян, куда он отвез на лечение в стационар своего отца, он увидел, что у здания МГБ стоит армейская крытая  машина,  а вокруг нее стоят четыре солдата-автоматчика. Валентин зашел в дежурку. Там сидели Яшка, Мишка Попов и  Гердвилис.
- Что случилось? – спросил Валентин у своих ребят, видя их веселые лица.
- А ты что, Володя, не знаешь? – искренне удивился Мишка Попов.
- Нет! А что это за машина стоит закрытая у нас под стенами? – спросил  с интересом Валентин, не дождавшись ответа.
- А ты пойди и заглянь в ее кузов. Там лежит Лютас! – сказал Мишка, довольный тем, что произвел неизгладимое впечатление на Валентина.
- Иди, иди! Погляди хоть – какой он, Лютас! А-то увезут его в Вильнюс  и больше не увидишь. Ведь сколько лет мы гонялись за ним, а  в лицо не видели. Там стоят часовые, знакомые ребята из нашего гарнизона. Они тебя пустят посмотреть на него. Его сегодня утром привезли. Говорят, что ночью  поймали, недалеко от Антакщай.  Сам Вагонис его брал голыми руками. Заломил руку и связал веревками.  Даже сапогами своими пожертвовал ради такого дела: снял и запустил их в улепетывающего от него  Лютаса.  Всю ночь потом солдаты искали  его сапоги в темноте, бродя с фонариками по полю, - улыбаясь рассказывал  Мишка.
У Валентина от изумления  и интереса   даже волосы на затылке поднялись дыбом.  И он побежал из дежурки к крытой машине.   Часовые, свои же знакомые ребята, с которыми не раз ходили на операции, узнали его и поздоровались.
- Привет, хлопцы, - сказал Валентин. – Ну, показывайте, кого вы там поймали? Кого держите?
- Да, Лютаса, самого главаря банды, - скромно улыбаясь, ответили  часовые. – Иди, залезай в кузов, посмотри, пока начальства нет. Там двое наших ребят возле него сидят и  сторожат.  Глаз с него не спускают. Так начальство велело, -  добавил один, видя удивленное выражение лица у Валентина.
Валентин откинул брезентовый полог кузова машины и залез во внутрь. Он присмотрелся и увидел на полу, на брезентовых подстилках, косматого человека с бородой и связанными руками. Человек поднял голову и посмотрел на него недобрым взглядом.  Валентин все повидал, прошел войну и жестокие схватки с бандитами, и тоже не раз  смотрел смерти в глаза. Но от этого взгляда даже у него мороз прошел по коже. На него смотрели, полные ненависти, глаза  беспощадного врага, готового зубами  вцепиться ему в горло…
Они молча смотрели друг на друга, как будто что-то оценивая и припоминая. Валентин подошел еще ближе к главарю и спросил, как бы удостоверяясь в верности своих слов:
- Лютас!?
Главарь улыбнулся и, помолчав, ответил:
- Он самый. А ты, наверно, тот Володя, которого все наши почему-то так боялись. Я думал ты большой, грозный, а ты вон какой худенький. Если бы мне раньше где-нибудь попался, я б из твоей шкуры ремней и звезд нарезал бы…
- Ну вот, видишь? Бог справедлив! Не я вам попался, а ты – нам, но я не злорадный и из твоей шкуры ремни резать не буду. Пусть тебя судит  сам народ, а я тебя лучше отправлю в Сибирь к белым медведям. Там тебе как раз самое место.
- Ну, что ж, прощай, Володя! Видишь, встретились и поговорили.  Ты у меня  в расстрельном списке был вторым, после Вагониса. А нужно было поставить тебя первым, я тебя недооценил. Ты из своих молокососов сделал хороших бойцов.  Жаль, что не служил у меня… Я ценю умных командиров, - сказал Лютас.
- Тогда и я тебе скажу, - ответил Валентин. -  На твоей стороне я бы никогда не был. А война уже пять лет, как закончилась, и тебе давно  нужно было зарыть свое оружие. Пора уже строить и созидать, а не разрушать, жечь и убивать. Простой литовский народ устал уж от таких поджигателей, как ты. Люди хотят тишины, счастья и спокойной жизни… Я рад, что после тебя у нас здесь, наверно, уже не будет такой работы и наконец-то наступит долгожданный мир в маленькой Алунте.
- Запомни, скиф, - сверкнул глазами Лютас. – Никогда литовский народ не смирится  с вашим присутствием на нашей земле. Мы здесь хозяева испокон веков.
- О вас шесть веков назад, когда литовские князья правили землями Украины можно было сказать то же самое. Кто здесь хозяин, а кто раб – никто не знает.  Все мы в гостях на этой Земле и когда-нибудь  ее покинем. Надо лишь помнить о том, что мы оставим после себя потомкам: любовь или  разруху и ненависть.
Валентин слез с машины и направился назад в дежурку МГБ. А через час Лютаса уже увезли в Вильнюс. И с ним  вместе, на той же машине, так и не попрощавшись с Валькой, уехал потрясенный ее поведением Зарубин.
Заканчивалась эпоха диктаторов и вождей, и наступало время народных  движений и общественных лидеров. А в мире, вроде бы, ничего не происходило: действовали  еще те же государственные законы, жили и встречались друг с другом все те же люди, но что-то новое уже появилось в понятиях и стремлениях этих людей. С рождением или уходом выдающихся личностей меняются или приходят новые эпохи жизни…
Эту последнюю ночь Валька провела вместе с Леонидом в Женькиной  землянке на речке у потухшего костра. Было тепло и тихо. Они стояли вместе и смотрели в небо, любуясь звездами.
- Вон, видишь на севере яркую звезду? Это Полярная, Альфа Малой Медведицы, - сказал Леонид.
- Где, где? Я не вижу, - переспросила Валька.
- Да вон же: маленький ковшик с изогнутой рукояткой, а на конце рукоятки ярче всех блестит и сияет Полярная звезда. Все люди во все времена знали: там, где в небе светит Полярная звезда, в  той стороне находится и Север. Слева от нее – шея и голова  звездного Дракона, а за драконом тоже  яркая звезда Лиры – Вега. Справа и выше от Полярной, в виде перевернутой буквы М – созвездие Кассиопеи. А вот, если смотреть перпендикулярно вниз от Полярной звезды, то там находится второй ковш, но чуть побольше. Это Большая Медведица и на  изгибе ее рукоятки блестит синеокий Мицар – звезда легендарного народа Арктиды.  Рядом с ней еле заметный Алькор – всадник. Вместе - они двойная звезда, а двойные звезды богаты на планеты, на которых существует жизнь.  И оттуда на Землю и прибыли первые жители.  Есть еще двойная звезда Большого Пса – Сириус – покровительница египетской и месопотамской цивилизации шумеров.  А вот двойная звезда в созвездии Персея – Алголь. По-арабски  ее название означает «дьявол», и она в течение ночи, сияя, дважды меняет  свою яркость.
- Они такие далекие и такие маленькие, - шепнула Валька. – Наверно, меньше нашего Солнца.
- Не все. Некоторые, например Антарес в созвездии Скорпиона такая большая, диаметром, как вся наша  солнечная система с планетами.
- Ничего себе, - удивилась Валька. – А интересно, там, на других планетах, существует такая же любовь, как и у нас на Земле, или нет? – спросила она, прижавшись к Ларионову.
- Конечно. Если есть Бог, который создал миры и нас – людей, значит, существует и  любовь. Он наделил нас всех притяжением или любовью, потому что творить и созидать без любви вообще, я думаю, невозможно. Знаешь что? Пойдем лучше спать, в землянку, на нары, - сказал, обнимая ее, Ларионов.
- Нет, а я вот хочу еще немного посозидать, - улыбнулась ему Валька.
Они залезли в землянку и, вздыхая и целуясь, упали на душистое сухое сено… В небе над миром сияли  яркие звезды, а им было уже все равно: есть или нет любовь на других планетах? Главное, что она была у них здесь, на Земле, в этой землянке…
В этой сказочной любовной феерии Валька забыла про все: и про  дом, и про Зарубина, и про то, как она хотела стать генеральшей, и про то, что скоро уже настанет утро…
А утром, лишь только запели петухи в хозяйской усадьбе за рекой, она вскочила, поцеловала крепко спящего рядом на сене Ларионова и, наскоро приколов шпильками вьющиеся волосы, побежала к себе домой, в Алунту.
А там, на крыльце, ее встретил разгневанный отец.
- Где ты была? Я всю ночь не спал – тебя ждал! – накинулся на Вальку старый коваль, ее кормилец, который обычно вставал рано утром и уходил на работу в свою кузнечную мастерскую, и поэтому весь день Валька была предоставлена сама себе.
- Ночевала у своей подруги, Алдоны. Вчера проговорили с ней до темна, она меня и уговорила остаться у нее на ночь, - соврала Валька. Она вспомнила, как день тому назад в ее доме бегал с пистолетом в руках разгневанный Зарубин, гоняясь за голым Ларионовым и, усмехнувшись, подумала: «Вот если бы отец увидел эту картину, он бы меня убил, - усмехнулась она. – Хорошо, что он уходит на работу рано, на заре, но плохо, что дверь оставляет открытой. Поэтому тогда Зарубин  и заскочил с утра пораньше, думал обрадовать и застукал их с Ларионовым в постели, - вспоминала Валька с ужасом. – Но все обошлось благополучно, хотя отношения у нее с полковником полностью испортились… Зато с Ленькой  мне было так хорошо», - думала она, уплывая куда-то вдаль в своих розовых мечтах.
Часов в десять к ней прибежал Женька и сообщил новость:
- Сегодня ночью поймали Лютаса и сегодня утром его на крытой  машине увезли в Вильнюс, а с ним уехал и Зарубин. Так что, Леониду теперь бояться больше некого, пусть выходит из своего подполья, - сказал весело Женька.
А  Вальку это сообщение как-то не очень обрадовало. Она с грустью подумала: «Вот и рассталась я  со своей мечтой: жить в большом городе, в достатке и в высшем обществе. Эх, полковник, полковник… А говорил – любит… Уехал и даже не попрощался» - сожалела она, вспоминая их прошлые светлые дни и встречи, проведенные здесь, в Алунте.
- Ну, ладно, ты тут, давай, оставайся, а я пойду к Ларионову, сообщу и ему, - сказал Женька, видя, что она загрустила и задумалась.  И Женька  побежал к реке.
Ларионова он застал в полном здравии на берегу у речки. Тот сидел и загорал на солнце. Увидев Женьку, он встрепенулся и встретил его арией из «Онегина»:
- Что день грядущий мне готовит… Евгений, жрать хоть ты принес? А то, от голода в желудке, живот к спине моей прирос, - заголосил он, обращаясь к Женьке. – Ну, что молчишь? – торопил он его.
- Да, принес, принес, - наконец откликнулся Женька. – Я принес вам и еще кое-что поважнее, - добавил он. – Сегодня утром, в восемь часов  полковник Зарубин покинул, наконец, пределы нашей Алунты и спешно отбыл в стольный град Вильнюс. Так что, вы свободны, пан профессор, и можете вернуться назад в Алунту.
- Ура! Вот это здорово! – воскликнул Ларионов. – Спасибо тебе, Евгений, за эту новость, но все равно через день-два я и сам уехал бы в Вильнюс.
- А как же Валька? – спросил Женька.
- А что, Валька? Она девка взрослая, живет в достатке, под крылышком у отца, а я еще учусь. И с этим ничего не поделаешь, - развел он руками. - Года два еще нужно подождать.
- Ну вот, теперь и Валька будет плакать, - сказал Женька. – Леонид, а ты мне как-то хотел еще рассказать про путешествия и мореплавателей, про земные цивилизации. О том, что нашу планету посещали марсиане, - заговорил Женька на интересную для него тему.
- Эх, Евгений, сколько еще всяких тайн хранится на  Земле под толщей пыли и развалин древних городов. Особенно интересные вещи находят в Месопотамии.  Например, шумерская цивилизация, которая образовалась триста тысяч лет тому назад в междуречье Тигра и Евфрата, на берегу Персидского залива.  Когда мы в институте изучали культуру и быт разных народов мира,  я много рылся  и читал в библиотеках столиц разные иностранные издания, переведенные и не переведенные. И там, однажды,  я наткнулся на статью в иностранном журнале на английском языке и прочитал, хотя и с превеликим трудом, что английские археологи недавно нашли на раскопках древнего города Ниневии керамические пластинки с клинописными знаками из библиотеки времен Ассирийского царя Ашурбанипала.
В них сказано, что нашу Землю посещали пришельцы с другой планеты, которые  основали шумерскую цивилизацию, очистили землю и начали строить свои города. Они назывались в этих таблицах ануннаками – богами, и высадились они на Землю с планеты  Нибиру, планеты космических пересечений, входящей в Солнечную систему, которая имеет  вытянутую орбиту и приближается к Солнцу через три тысячи шестьсот лет.  Причем, орбита ее перпендикулярна орбитам всех планет Солнечной системы. Верно это или нет, но там пишется, что они и создали человека, но искусственным путем, взяв за  основу семя живущих на Земле диких существ, и вложив в них душу.
Для этих тяжелых и изнурительных работ по  очистке и обработке полезных ископаемых, и строительству мелиоративных каналов для осушения болот им нужен был человек – работник, который бы мог все это вынести. Но человек начал плодиться и размножаться, тем более, что некоторые боги влюблялись в дочерей человеческих, так как они были красивы и страстны, и брали их в жены. И от этого стали рождаться герои и боголюди, гиганты, по силе сродни прилетевшим богам. И пошел разлад на Земле, болезни и начались войны.  Многие боги ушли на Север и там основали элитную землю Туле – «Белый остров» или Арктиду, на которой было все, как в райском саду. И многие из людей хотели попасть туда, но не могли, так как она охранялась какими-то таинственными лучами. А те, кто жил в Арктиде или Гиперборее, все сплошь были белокурыми блондинами с голубыми, зелеными и серыми глазами. Остальная  же часть населения Земли были смуглы и черноволосы, с карими глазами и даже черные, как негры -  наследники пришельцев из созвездия Ориона.
Но  был и еще один вид людей – краснокожие атланты, потомки со звезды Десса из созвездия Лебедя, в большинстве своем с рыжими волосами.  Они жили в Атлантиде и были могущественны, и воевали с черными и белыми. Когда планета Нибиру направилась в следующий раз к Земле, боги-ануннаки предупредили Ноя, своего родственника, который хотел жить на Земле, чтобы он построил корабль и взял некоторых животных, а сами поднялись на своих небесных кораблях на орбиту. А когда Нибиру приблизилась к Земле, то на Земле начался Всемирный потоп,  так как от притяжения Нибиру, в воздух Земли из океанов поднялось огромное количество воды, которая хлынула потом назад беспрерывными дождями и затопила все острова и низменности Земли.
- А потом, после потопа, куда делись  эти боги ануннаки? – спросил Женька.
- А боги? Часть из них покинула Землю, часть осталась на ней  помогать спасшимся от потопа людям очищать ее от болот и ила. Они обосновались в Египте. Когда закончился Всемирный потоп и небеса, и воды успокоились, земля стала совсем другой. Исчезли привычные очертания материков, опустились на дно океанов некоторые острова. Исчезли, канув в глубинах океана, и Арктида – Гиперборея, и Атлантида, и расползлась, превратившись в острова, тихоокеанская Пацифида. А на небе, завораживая, сияла   яркая Луна, которую  многие считают ядром или спутником взорвавшегося Фаэтона, а может, она и вызвала, приблизившись к Земле, этот Всемирный потоп, - сказал в заключении Ларионов. – Ну, в общем, Евгений, когда вырастешь, станешь ученым, тогда и узнаешь, - добавил он, прощаясь с Женькой.
- А мы скоро уезжаем отсюда, - сказал Женька.
- Куда, если не секрет? – спросил Ларионов.
- Сначала в Утену – там сейчас лечится мой отец, а потом, весной, когда Виктор вернется за нами, уедем на Украину, - ответил Женька.
- Жаль, что вы нас покидаете,  - сказал Ларионов. – Скоро все друзья разбегутся, и не к кому будет и в гости податься… Ну, ладно, тогда прощай, - попрощался он с Женькой.  А на память возьми вот эту тетрадку. Здесь много, о чем написано, - сказал он.
Придя домой, Женька увидел грустную Райку. Она кинулась к нему, схватила его за руку и потащила его за сарай. И там, оставшись с ним один на один, разревелась и стала его целовать.
- Зачем вы уезжаете? – твердила она сквозь слезы. – С кем я  теперь останусь? Я тебя так любила, ты был мне, как братик родной.  А теперь я останусь здесь совсем одна…
Она, согнувшись, целовала и плакала, обнимая Женьку.  Он тоже стоял, уткнувшись в ее грудь, тихо пуская свою горькую слезу. Так они долго стояли, обнявшись за сараями, всхлипывая, вспоминая годы дружбы и жизни здесь, в тихой Алунте.
Наконец, Женька не выдержал и, вырвавшись, убежал в  поле, на речку к своим соснам… Упал в траву и лежал там, слушая их успокаивающий шепот…
Они тоже грустили и тихо шептали ему что-то. Какие-то слова о Ветке и Листике… «Я запомню, запишу и назову это «Сказкой Северных ветров», - подумал Женька, покидая свое любимое место.
С Ефимом они попрощались еще вчера, на речке, возле моста. Ефим подарил Женьке теннисный мячик, свою фотографию и сказал:
- Не забывай там нашу Алунту…