Еще неделя… Вечер. Костя опять гуляет в одиночестве. «Красиво», подумал он, и действительно, снежинки блестели возле вечерних фонарей, как маленькие осколки стекла. Упоение и безмятежность души, вот, что он чувствовал. Идя, своим обычным маршрутом Костя рассуждал: «Одиночество – по истине, красивое явление, оно позволяет почувствовать себя независимым и властным. Ничего не мешает рассуждать о бессмысленности и скоротечности жизни, о мнимых ценностях навязанных обществом. Все эти мысли столь чисты и ясны, что вряд ли на них заслуживает человечество, и я в том числе».
Костя уже давно решил, что отдаст свою душу этому демону на вечное мучительно-сладостное терзание его сердца. Ведь это путь к тому, что он любит в этой жизни более всего, путь к философии. Его вторая книга успешно писалась, хоть не так быстро, как и хотелось бы. Кто-то жертвует своей жизнью ради любви, кто-то ради потомства, кто-то ради родины. Костю же не прельщает идея таких жертв. Он предпочитает пожертвовать своей жизнью ради философии. Его спрашивали: «Зачем? Почему? Это же тоже бессмысленная жертва?» На, что он отвечал, - «О боги, покажите мне НЕ бессмысленную жертву? Эта жертва не бессмысленней всех остальных».
«Завтра я, наконец, подам документы для поступления на философский факультет», - думал Костя, проходя мимо своего бывшего Университета. С каждым днем он все больше сожалел, что не выбрал его изначально. Он потерял столько лет, не на шаг, не приблизившись к своей мечте. «Может оно и к лучшему, я бы никогда не узнал об этой жгучей необходимости стать тем, кем я хочу стать». Мысленно оправдывал себя Костя. Он не может больше терять ни года. Когда-то может быть, он так же будет гулять в одиночестве, наблюдая свет вечерних фонарей вдоль дороги, но уже признанным мыслителем, доктором наук! И тогда, упоенный своим тщеславием, он будет вспоминать, вспоминать, что принёс в жертву свою жизнь именно тому демону, которому и хотел.
«А Элизабет? Неужели ее я тоже принес в жертву…?» Грустно подумал Костя. Он вспомнил ее в белой куртке, которая сливалась со снегом, окутавший своим белым покрывалом все кругом. Иногда воспоминания сильнее его самого.
В последнее время, в его души нет места любви к другим, никакого сочувствия, сострадания. Эта бесчувственность пугает Костю. Когда-то он хотел продать душу дьяволу, проводил обряд в синагоге. Вспоминая ту историю, он грешным делом подумал: «А не случилось ли это сейчас? Не продал ли я действительно свою душу, но только теперь? Оказывается для этого не надо никаких обрядов, надо только немного пожить в этом мире и все произойдет само собой». Константин действительно чувствовал себя мертвым.
Все вокруг кричат,- «Не упусти своей молодости, успей ею насладиться, это же самые сладкие моменты жизни». Эта общественная идея фикс и печалит Костю. Ведь он то знает, что не смотря на свой молодой возраст.., его молодость и самые сладкие мгновения жизни уже прошли. Он не испытает больше ничего лучшего чем уже испытал, его больше ничего не удивит, не прельстит, не заденет. За три года общения с Элизабет он уже все испытал. Вот даже вспомнил, как демона вызывал с ней в синагоге. «Руку еще тогда порезал. И глубоко причем, жертва крови, видите ли», с сарказмом подумал Костя. «Ах…, по большому счету больше незачем жить. Но, тем не менее, что-то все еще поднимает меня каждое утро с кровати».
Следующее утро прошлого дня. «Ну, вот опять», раздраженно подумал Костя. Его брат Илларион как обычно громко собирался в школу. Спать допоздна в будние дни Кости не суждено «Школа – беззаботные дни», думал Костя, слушая, как его брат собирается. Школа Кости, а теперь и его брата самая обычная школа, она не есть, как говорят «для умных» или «для тупых». Все, что было в школьные годы, не представляло никакой ценности ни для Кости, ни для окружающих. Может припомниться, разве то, что он всегда собирал вокруг себя детей с помощью общей тайны. Еще ему попалась очень, человечна и умная классная руководительница. Она вела математику, Костя только ее и учил. Позже где-то после девятого класса он заинтересовался философией.
- «Кто ждет в бездействии наитий, прождет их до скончания дней», - Процитировал Костя в голос строчку из Фауста. Сегодня он пойдет регистрироваться на экзамены для поступления на философский факультет.
Давно он не гулял ранним днем. Дневной свет не привычно резал его глаза. «Как много людей», мысленно заметил Костя, почти добираясь до цели. Он свернул с дороги в дворик. Небольшой дворик напоминал ему двор старого общежития. «Такая серьезная организация, а в таком то дворике. Вот как чтут современные люди нынешнее образования. Весьма приветливо», с иронией размышлял Константин. Он поднялся по старой лестнице, открыл дверь в подъезд, перед ним предстала еще одна лестница. «Хм…, как образовательно сразу понимаешь без труда, не выловишь и рыбки из пруда». Поднялся. Вошел в дверь налево. Несколько молодых людей, не больше школьного возраста стояло возле кабинета под номером два.
- Здравствуйте, - учтиво поздоровался Костя, - здесь можно зарегистрироваться для сдачи экзаменов?
- Да, но вы будете после меня, - быстро ответила, молодая симпатичная девушка.
В углу узкого коридора наш герой дождался своей очереди.
- Здравствуйте, я хочу зарегистрироваться на…, - проговорил Костя, войдя в кабинет.
- Садитесь, - перебила его худая женщина лет пятидесяти, - паспорт, идентификационный код, два конверта и четыре фотографии три на четыре при вас?
- Да, все есть, - ответил абитуриент, подавая все названное женщиной.
- Хорошо, куда собираетесь поступать? – спросила женщина на груди, которой Костя уже смог разглядеть пейджик с именем Светлана.
Костя назвал заветный факультет. Женщина сделала нужные записи и подала ксерокопию одного из документов Константину.
- Вам предстоит сдать три экзамена, время и место будут указаны, в конверте который вы получите позже по почте. Есть вопросы? – на этот вопрос Костя отрицательно покачал головой, - тогда до свидания.
Костя вышел из офиса, с копией документа, подтверждающий факт его регистрации, и факт того, что хоть немного, но он продвинулся к цели. По крайне мере он так думал.
После этого всего захотелось закурить. Костя закурил, но не успел он выкурить и половины, как не откуда не возьмись, появились два человека в пагонах.
- Здравствуйте, младший лейтенант Иван Колотун, прошу предоставить документ подтверждающий личность, - обратился к Косте милиционер повыше. Еще не поняв, до конца, что милиционер у него попросил, Костя машинально начал поднимать руку с копией документа, но опомнившись, протянул младшему лейтенанту свой паспорт.
- Таак, Гусев Константин Августинович, - протянул милиционер, - знаете ли вы что курения запрещено?
- Да, но так в общественном месте, а я вот…, в дворике…, никому дымом не мешаю, - ответил Костя.
- Нет, уже не только в общественном месте, курения запрещено вообще, ну так как составляем протокол? – Спросил лейтенант.
«Та, что ж это такое?» подумал Костя, но потом вспомнил, что-то такое ему говорил недавно отец. Сопротивляться он не стал. «Может отец, потом разберётся, все-таки майор внутренних дел». Костя поставил свою подпись, и напоследок с веселым тоном спросил, - А дышать нам скоро запретят?
«На тебе…, ну, вот не все равно ли политикам, убивают себя люди или не убивают. Какое они имеют право влезать в личную жизнь людей?» С враждебным настроением Костя зашел домой, сел за стол и на эмоциях стал писать:
«Запрет только разжигает желание. Или столетия доминирования христианской морали ничему нас не научили? Разве не в те времена, когда на сексуальные отношения было наложено табу греха и порочности всего более процветали разного рода извращения?»
«Неплохое начало», подумал Константин и продолжил:
Чего они добиваются? Развить тягу людей к здоровому способу жизни и красоте мира? Но как возможно восхищаться красотой мира не сравнивая эту красоту мира с другой ее стороной? Как можно желать добра не видя реальных примеров следствия зла? Можно ли вообще добиться каких-то положительных результатов от запрета? Я не хочу такого общества, где бы я, не мог делать зла, я хочу такого, где бы я мог делать всякое зло, но делать его мне бы не хотелось. Это сказал не я, но великий Достоевский. Как можно желать то, что навязано кнутом или дулом пистолета? Путь к гибели вымощен добрыми намерениями.
Константин остановился, перечитал последнее предложения, - «Будет заглавием».
«Может меня сочтут немного сумасшедшим, а может глупым, и даже весь тот невиданный для некоторых объем литературы, который я успел прочесть за свою жизнь, не спасет меня от таких упрёков. Но человек, ощущающий невыносимую тяжесть созерцания неприкрытого бытия, не может подавить в себе бурю гнетущего возмущения. Я так же не в силах сдержаться от подобных комментариев. Когда говорят о том, что великие люди мира сего любили выпить, ничуть не преувеличивают. Со слов Чезаре Ломброзо и его книги «Гениальность и помешательство»:
Тут Костя остановился, подошел к серванту с книгами и достал упомянутую книгу. Когда он нашел нужный абзац, стал переписывать:
«Галер поглощал громадное количество вина; Тассо был известный пьяница, подобно писателям Клейсту, Мюрже, поэтам Жерару де Нервалю, Мюссе, Майлату, Прага, Ровани и оригинальнейшему китайскому поэту Ло Тай Ке, даже получившему прозвище "поэт-пьяница", так как он черпал свое вдохновение только в алкоголе и умер вследствие злоупотребления им. Асне писал не иначе, как со стаканом вина перед собою, и допился до белой горячки, которая свела его в могилу. Ленау в последние годы жизни тоже употреблял слишком много вина, кофе и табака. Бодлер прибегал к опьянению опием, вином и табаком. Кардано сам сознавался в злоупотреблении спиртными напитками, а Свифт был ревностным посетителем лондонских таверн».
Дальше он решил не переписывать и начал писать от себя, именно то, из-за чего все и начал:
Среди людей, которые курили трубки, есть такие имена как Альберт Эйнштейн, Эрнест Резерфорд, Джозеф Киплинг, Кнут Гамсун, Бертран Рассел, Жан-Поль Сартр, Альберт Камю, Зигмунд Фрейд. "Отберите у меня сигару, и я начну с вами войну" говорил Уинстон Черчиль. Какие масштабы этих личностей? Хотя это далеко не все, кто курил, а тем более не все кто употреблял спиртные напитки, не говоря уже о наркотиках. И понятно, что все они не стали бы менее великими, если бы не курили или не пили, но непременно были бы немного другими, не такими. К ним бы не пришли те мысли, которые приходили во время курения, не заставляли бы писать иные слова. Курение трубки не служило бы поводов для разговора с гостем, который спешит, но на предложение всего лишь выкурить трубку оставался. Эти разговоры были бы навсегда утеряны, а с ними и те ощущения, что они принесли. Для этих людей мир бы стал намного нестерпимей ведь, их великая осознанность и предельная ощущаемость мира причиняла им бы только «не комфорт», который было просто необходимостью чем-то сглаживать.
Некоторые люди подобным образом не знают ничего о жизни великих, и бесконечно ошибаются, питаясь натянуть какие-то рамки идеала общественного человека или даже свои собственные, на то, что им никогда не постичь. Жалкий плебс!
Костя перечел все заново, зачеркнул последние два слова. «Не достойные они, чтобы я их упоминал», - подумал он. «Ну и что с этим всем делать? Все равно никто не прочтет, да и кому это нужно?». Костя скомкал исписанный лист бумаги, и выбросил его. Зато ему стало легче, он избавился от возмущения.
Костя никак не мог уснуть лежа в кровати. Он вспомнил один совет малоизвестного философа Романюка Дениса: Жизнь – смена декораций. Темной ночью, ложась спать, ощущая только свое сознания, представим: все, что было днем – просто очередные плановые декорации. Все это как бы просто нужный орнамент для совершенно бессмысленного спектакля. Реально только наше сознание и диван, на котором мы лежим, все, что за ним – бессмысленные на данный момент декорации, включая работу, образования, свои чувства, переживания и даже любимых людей, которые заставляют проявлять сопутствующие актерские навыки страдания и радости. Но сейчас это все неважно, акт сыгран – мы идем за кулисы. Все то, что было на сцене, уже нас не касается. Крепкий беззаботный сон с такой установкой нам обеспечен.
Автор этих слов называет себя единственным нигилистом. «Тфу ты…, единственный нигилист. Это я нигилист, а он так…, почти нигилист, половинчатый нигилист» высокомерно думал Костя. «Вот напишу книгу «нигилизм философии», где уничтожу все гипотезы двух тысячелетней истории философии. И все…, не будет тогда философии. Полная аннигиляция. Человечество в будущем будет разделять историю философии только на два периода до меня и после меня. Философия будет только мрачной тенью культурологии»
То ли совет не признанного Константином автора помог, то ли Константин удовлетворился собственными тщеславными мечтами, но это помогло, и он уснул.