На Париже

Юрий Погорелов
Где-то примерно в четырехлетнем возрасте у меня вдруг совершенно перестало слышать правое ухо, да и левое стало слышать плоховато.

Первой это заметила моя сестра Светлана, которая, как всегда, вечером играла со мной. Светлана старше меня (на два года, два месяца, две недели и один день), значительно общительнее с окружающими и, конечно, информированнее меня и поэтому очень хорошо разбиралась в житейских ситуациях.

Она сразу заявила об этом нашим родителям, они всполошились, стали проверять информацию и убедились, что это так и есть – когда мне шепчут в правое ухо, то я почти ничего не слышу.

Мамка, как всегда, сразу начала паниковать: «Не дай Бог, сыночек будет глухой…»
Отец тоже сильно расстроился и плохо скрывал свою озабоченность.

Светлана была обеспокоена, но и немного довольна собой, потому что она первой заметила эту произошедшую неприятность со мной и уже получила благодарности от родителей за свою бдительность.

- «Нужно завтра же утром везти Юру в Магадан к врачу» – сказал отец мамке.

-«А на чем везти?»

- «Как на чем? – На рейсовом автобусе, автобус же утренний ходит в Магадан. А вечерним вернетесь домой».

«Хорошо, – сказала мамка – завтра поедем, тогда сегодня нужно пораньше лечь спать».

До Магадана от нашего поселка «Двадцать третий километр» ровно двадцать три километра.
Но мне очень не хотелось пораньше ложиться спать, и еще не хотелось завтра рано вставать, и особенно не хотелось ехать на автобусе… Я на нем еще не ездил, но часто видел проезжающий мимо нашего дома местный автобус и хорошо представлял себе все неудобства в этом гремящем чудище с лязгающими дверями. Мне очень не нравилась, что в автобусе деревянные жесткие сидения и закрываются сразу обе двери, а это страшно - потому что, если захочешь, сам оттуда уже не выберешься.

Я сказал, что на автобусе не поеду, и в доказательство своих слов громко заревел.
Мамка начала меня успокаивать, а отец опять очень разволновался.

«Как это ты не поедешь,.. как это ты не поедешь?.. И – почему же?»
«На автобусе не поеду…» – сквозь рев уточнил я свою позицию по данному вопросу.
«А на чем же ты поедешь?.. На чем же поедешь?..» – продолжал волноваться отец.

Я задумался и на время перестал реветь – «На чем бы я хотел поехать?»

Из средств передвижения я знал пока еще только лошадку Сивку с телегой или санями, в зависимости от сезона, и бычка Парижа, на широкую спину которого иногда усаживал меня отец. Эти милые животные работали на отцовских свинарниках. Но на Сивке тряско и она очень неспокойная, все норовит бежать. А Париж - очень добрый, величественный и медлительный, на его спине так уютно сидеть и можно все вокруг подробно рассматривать.

«На Париже поеду…» – сказал я и опять заревел, потому что предвидел, что родителям этот мой выбор почему-то не понравится.

Отец оторопел. «И не выдумывай! Париж туда не доедет!»

Мамка грустно улыбнулась, а Светлана так и прыснула от смеха:

- «На Париже он собрался ехать… в Магадан!.. Да этот бык только около свинарника ездит! Когда это ты видел, чтобы Париж по нашей дороге проезжал?»

И она знала, что говорила, потому что уже ходила по этой дороге с подружками, знакомиться со школой, в которой будет учиться со следующего года.

Не прекращая рева, я попытался возразить ей и вспомнить подобный случай, но не смог. Действительно, Париж возил только большую бочку с водой к свинарникам от реки и при этом на большую дорогу не выезжал.

- «Пусть ложится спать, завтра утром решим - может быть, и на Париже поедем» – с добрым-добрым лицом сказала мамка, а отец со Светланкой отвернулись.

После завершения сеанса вечернего рева я с удовольствием погрузился в уютную кроватку, представил себе, как еду на Париже в Магадан - почему-то, завернутым в толстое одеяло и внутри перевозимой им пустой бочки, с видом на Луну и яркие звезды через открытый люк, и быстро заснул.

Рано утром меня разбудила мамка. Отца уже не было дома, он ушел на свинарники. Светланка собиралась идти с ним потом.

Меня плотно покормили, одели и тут вошел отец.

- «Париж уже поработал, устал и жалко отправлять его так далеко» - сказал он.         «Вернетесь, а он отдохнет - как раз, и покатаешься... А, говорят, что сегодня очень красивый автобус из Магадана поедет, новый с мягкими сиденьями».

Перспектива поездки на новом удобном автобусе меня заинтересовала, и я согласился ехать в Магадан автобусом. Утром грядущее мероприятие уже не представлялось мне таким мрачным, как вчера вечером.

Отец со Светланкой проводили нас до автобуса и мы с мамкой поехали.

Почти всю дорогу в Магадан я проспал у мамки на руках.

В Магадане в большой светлой больнице врач, небольно вставляя мне в ушки теплую блестящую «штучку с ручкой»,  внимательно рассмотрел через нее оба моих уха, а потом мне промыли правое ушко теплой водой из большого-большого шприца с трубкой вместо иглы, тоже совсем не больно и даже щекотно.

Из уха вместе с водой высыпались какие-то серые и желтые крошки.
- «Вот и твоя первая пробка» – сказала врач.

А заодно и левое ушко промыли также.

И я сразу все очень хорошо стал слышать, даже слишком... Совершенно незвучавшие раньше предметы стали вдруг издавать громкие причудливые звуки, даже самые тихие и далекие звуки звенели, как громкие птичьи голоса, оглушительно скрипели и хлопали двери. Голоса разговаривающих словно отражались от предметов и переливались между собой…

А потом и автобус на обратном пути фырчал на все голоса, под его звуки я опять задремал и не заметил даже, что это тот же самый автобус, а не красивый новый…

При выходе из автобуса перед самым нашим домом нас с мамкой уже ждали отец, Светлана и все три наши собаки – громадная желтая Лыска, грациозная Айка, поменьше, и совсем маленький вертлявый Рябчик.

Про всех наших собак отец сочинял для нас со Светланкой стихи, сейчас я помню только одно из них:

«А про Айку ходит слух,
Что не ловит даже мух,
Не кусает и не лает –
Просто добрая гуляет!»

Из-за этих собак соседи прозвали нашего отца «Троекуровым».
Собаки были все разные.

Лыска, кобель, днем был очень спокойный и рассеянный и обычно спал. Он был крупный, с густой длинной гривой устрашающего вида, как настоящий лев. Однажды посетившая наш дом соседка не заметила Лыску из-за развешенного во дворе белья, споткнулась о него, отдыхавшего после ночных похождений, и чуть было не умерла со страху, ожидая страшных зубастых последствий. А Лыска на это совершенно никак не отреагировал, он даже ни одного глаза не открыл - таким совершенно незначительным посчитал он это происшествие.

Айка была длинношерстная и остромордая, как современная порода «шелли» и тоже добрая. Она очень любила играть с нами просто так.

Лыска и Айка ночевали на улице, обычно в нашем дворе.

Рябчик был настоящий охотник и все время вынюхивал какую-нибудь дичь, очень любил ходить по следу, особенно, гуляя с нами и отцом по сопкам. У Рябчика шерсть была короткая, и в очень суровые зимние ночи отец его впускал в тамбур нашего дома, откуда он периодически рычал на всех проходивших мимо дома незнакомых людей и, особенно, на гуляющих рядом собак.