Сказка о том, как Змей Горыныч людям помогал да из

Михаил Смирнов-Ермолин
Сказка о том, как Змей Горыныч людям помогал да из беды выручал
 
За лесами, за морями, за широкими степями, возле речки – быстрицы, в пещере тёмной и большой жил-поживал Змей Горыныч. Надоело ему наказы Кощея исполнять – людей и девиц воровать и в темницу заточать. Устал он сражаться с богатырями. Не захотел больше Горыныч служить ему. Стал просить, чтобы отпустил на волю, но Кощей и слышать не желал. Грозил, что изведёт слугу верного. Долго терпел Горыныч и не выдержал. Повернулся, разломал стены крепкие, полыхнул огнём, взмахнул крыльями, цепь крепкую порвал, взлетел в небо чистое да умчался в дали дальние, в пещеру темную, большую и остался в ней жить, да без дела горевать. Врагами – недругами расстались.
Солнце на закат поворачивало, а Горыныч выбирался из пещеры, посматривал по сторонам и решал, чем заняться, чтобы тоску унять. Не выдерживал, взлетал в небо ясное и начинал кружить и наблюдать, что на земле делается. А люди замечали его, работу бросали, домой убегали. Опасались, что он за девицами прилетел – украсть захотел. Понял Горыныч, что люди боятся его, от страха в избы прячутся.
Вернулся Горыныч в пещеру и загоревал. Не знал, чем вину искупить, чем людям помочь и прощения заслужить. Опустил головы да призадумался. Потом старшая голова спросила среднюю:
– Говори, голова средняя, что нам делать, чем заняться?
Ответила средняя голова:
– Надоело прятаться в пещере. Я считаю, что нужно к Кощею воротиться, в ноги поклониться, простит Бессмертный и будем жить-поживать, горя не знать. За службу верную, Кощеюшка накормит и напоит, спать уложит. Чем не житьё-бытьё?
– Ну, а ты, голова младшая, что посоветуешь?
Голова младшая промолвила:
– Ты, голова старшая, тебе решать, но Кощею кланяться не желаю. Лучше голову сложить в борьбе честной, чем ночами летать да девиц воровать, потом на цепи сидеть и сон Кощея охранять.
Вздохнула голова средняя:
– Лучше на цепи сидеть да сытым быть, чем голодным лежать и в пещере жить.
Полыхнул огонь, и сказала младшая голова:
– Лучше быть голодным и свободным, чем сытым, но на цепи.
Начали они спорить, а старшая голова слушала, не мешала, сама на ус мотала, всё запоминала.
День ворчали головы, второй. Не желали уступить друг другу. Долго спорили – устали. Развернулись к старшей голове да спросили:
– А ты, старшая, что лежишь, молчишь да посыпохиваешь? Говори, а мы послушаем. Как скажешь, так и будет.
Голова старшая вздохнула, огнём полыхнула:
– Наскучило слушать ваши пререкания. Чем в пещере прятаться, вздумал я лететь на поклон к людям. Пришла пора каяться, в ноги кланяться, авось и помилуют. Тогда людям будем помогать, из беды выручать, а ежели нас не приветят, лучше головы с плеч, чем снова к Кощейке возвращаться и воровством заниматься.
– А может, в другое царство подадимся? Там и спрячемся, – сказала средняя голова.
– Лучше выйти на честный бой или суд людской, чем скрываться, по лесам да пещерам прятаться, – вздохнула младшая голова.
– Нечего по пещерам хорониться, – проворчала старшая голова. – К людям полетим. Как они решат, так и будет. Повинную голову меч не сечёт.
Змей Горыныч крыльями взмахнул, огнём полыхнул, в небо поднялся, начал высматривать, в какое село лететь, чтобы поклониться да перед людьми повиниться. А жители разбегались, думали, опять Змей за девицами пожаловал.
Вдруг услышал Горыныч, что в селе стук и звон раздаётся, над трубой дымок вьётся. Удивился он, возле кузницы приземлился, к стенке прислонился.
Заскрипела дверь, вышел молодец – удалец. Молотом поигрывал и на Змея поглядывал да к нему подошёл:
– Что тебе надобно, Трёхголовый? – спросил удалец. – За девицами пожаловал? Вот ты мне и попался! Ежели ударю разок, по шею вобью в песок. Стукну второй, засыплю землёй.
– Не за девицами прилетел, – полыхнул огнём Горыныч. – Повиниться перед людьми желаю. Если простят, буду им помогать. Сельчан оберегать да из беды выручать. Устал Кощею прислуживать.
Задумался добрый молодец. Взглянул на Горыныча, нахмурился. Опять посмотрел, улыбнулся и снова задумался.
Горыныч головы опустил, крылья распустил, только огонь полыхал, и дым клубился, взглянуть на молодца опасался.
Удалец усмехнулся, повернулся и крикнул, аж деревья склонились. В ладоши хлопнул, ногою топнул, и тотчас сельчане собрались. На Змея глядят, меж собой говорят.
Горыныч повалился в ноги, стал каяться, до земли кланяться. Обещал исправиться и с Кощеем расправиться, да сельчан охранять – из беды выручать.
Долго спорили сельчане, что с Горынычем делать. Одни советовали на цепь посадить, другие хотели из села прогнать да в пещере замуровать, а третьи руками махали и громко кричали – на защиту встали, Змея пожалели.
Стоял добрый молодец, молчал, потом заворчал, в ладоши хлопнул, ногою топнул – все примолкли, ждут, что удалец посоветует.
Повернулся к сельчанам молодец – удалец и сказал:
– Долго размышлял и решил, чтобы Горыныч наших девиц из полона вызволил, а Кощея в клетку посадил и сюда притащил. Ежели справится, тогда его простим, мёдом крепким угостим и жить-поживать оставим. Будет село охранять, мне помогать: огонь раздувать и железо нагревать. Пора делом заниматься – людям добро приносить и спокойно жить. Расходитесь, хозяйством займитесь, а мы с Горынычем начнём к битве готовиться: меч ковать да клетку клепать.
Дождались, когда сельчане разошлись, и принялись за работу. Горыныч огнём полыхал, а удалец меч ковал, только шум да звон раздавался. День пролетел, второй, третий. Неделя прошла, а они не заметили. Вышел удалец из кузницы, меч огромный тащит – землю пашет. Горыныч взял, и отбросил в сторону. Полыхнул огнём и прогудел:
– Малым детишкам с таким мечом баловаться, а не с Кощеем сражаться. Мне требуется меч во стократ больше сделанного. Нечего прохлаждаться, пора за работу приниматься.
Опять они принялись стучать да ковать. Неделя пролетела, вторая с третьей миновали и на исходе четвёртой, из кузницы удалец вышел, еле слышно прошептал:
– С мечом управился – выковал.
Схватил Горыныч второй меч. Покрутил, повертел и отбросил в сторону:
– Этим мечом воробышков пугать, а не с Кощеем сражаться. Мне нужен меч во стократ больше сделанного. Нечего стоять, пора за дело приниматься.
Снова они принялись стучать и ковать, да огнём полыхать. Дни мелькают, а они работают. Неделя за неделей проходят, а они из кузницы не выходят. Вот месяц прошёл, второй да третий, а на исходе четвёртого месяца выбрался кузнец и прошептал:
– Выковал меч, Горынушка. Хотел из кузницы вытащить, да силушки не хватило, – сказал удалец и на травке засопел – заснул.
Змей достал меч, начал крутить – вертеть, только свист да гул разносился. Взмахнул первый раз – просека в лесу появилась, второй раз ударил – овраг в степи пролёг, третий раз крутанул – скала рассыпалась. Полыхнул огнём Горыныч и сказал:
– Таким мечом можно сражаться, и с Кощейкой справиться. Эй, кузнец, проснись да за работу берись! Крепкую клетку сделай, чтобы Кощей не вырвался. Хватит лежать, пора делом заниматься.
Опять они принялись стучать и ковать. Смастерят, а Горыныч взмахнёт, ударит крылом, и клетка рассыпалась. Снова удалец за молот взялся и начал ковать. Долго клепали, а когда изготовили, на землю упали и сразу уснули – устали.
Но вскоре Горыныч проснулся. Поднялся, огнём полыхнул и сказал:
– Эй, удалец, хватит спать-почивать. Пора за дело браться, в путь собираться. Но прежде, чем отправиться, меня накорми, да водой напои.
Удалец крикнул, в ладоши хлопнул, ногою топнул. Прибежали сельчане. Одни еду носили, другие воду черпали да Горынычу таскали. Змей наелся, а потом столько воды выпил, что озеро обмелело, воробью по коленям стало.
Поднялся Горыныч, крылья расправил. Жителям поклонился. Подхватил клетку с мечом. Взмыл в небо синее и помчался в царство далёкое, где Кощей жил-поживал.
Над лесами, над морями, над широкими полями летел Змей, пока не увидел дворец с оградой высокою да башней неприступной, где в полоне томились девицы – красавицы. Полыхнул огнём, почуял, что Кощей во дворце спрятался. Опустился Горыныч и крикнул:
– Эй, Кощей, выходи на бой честный!
Потемнело небо, засверкали молоньи, раздался голос громкий:
– Не с тобой ли, Змей, сражаться?
– Выходи, не мечи молоньи – не испугаешь! – полыхнул Горыныч.
– Да я в порошок тебя сотру и по ветру развею, – начал стращать Кощей.
– Посмотрим, кто битву выиграет, – сказал Змей и нахмурился. – А ежели не появишься – дворец в развалины превращу.
Загремело вокруг, засверкало. Стены затряслись, камни посыпались.  Распахнулись ворота огромные. Вылетел на коне Кощей с мечом да поскакал навстречу Горынычу.
Зазвенели мечи, пыль до небес поднялась, земля затряслась, птицы и звери разбежались – шума испугались. Долго они сражались. Остановился Кощей и сказал:
– Змей Горыныч, хочу водицы испить. Ты отдохни, а я схожу, воды принесу, и снова начнём сражаться.
Но Горыныч не поддался на уговоры. Знал, что у Кощея вода мёртвая да живая хранится. Почуял, Кощей обмануть захотел. Змей поднял меч да заслонил ворота железные:
– Не пропущу тебя, Кощейка, – полыхнул огнём Горыныч. – Будем сражаться, пока бой не закончим, – и начал мечом удары наносить.
Кощей слабее и слабее становился. Всё чаще удары пропускал, спотыкался и падал. Не успевал подняться, как Горыныч налетал, с ног сбивал и по двору валял.
Почуял Горыныч, что у Кощеюшки силы закончились. Взмахнул, крутанул мечом да ударил злодея так, что тот в клетку залетел и костями загремел. Подскочил Горыныч и закрыл клетку на запоры крепкие. Сам крыльями захлопал, подлетел к башне, сломал ворота и крикнул:
– Эй, девицы-красавицы, выходите! Пора домой отправляться. Женихи дожидаются. Будем свадьбы играть, песни петь да плясать.
Выбежали девицы, испугались Горыныча. Остановились, заплакали, слезами умываются, рукавами утираются.
– Что с вами, девицы-красавицы? – спросил Змей Горыныч. – Почему слёзы горькие льете? Я с Кощеем справился, навеки расправился.
– Чему радоваться? – ответили девицы. – Кощей погубил женихов да в овраг выбросил.
– Не печальтесь, девицы, – полыхнул Горыныч. – Ждите, никуда не уходите.
Помчался Горыныч к дворцу каменному. Стал крушить стены крепкие, пока не нашёл воду мёртвую и живую. Схватил её и бросился к оврагу. Обрызгал удальцов мёртвою водою, а потом и живою. Очнулись, зашевелились они. Поднялись с земли, на Горыныча смотрят да за мечи хватаются.
– Эй вы, молодцы! Вас девицы дожидаются, слезами умываются. Бегите – торопитесь! Нечего прохлаждаться, пора домой возвращаться.
– Ах ты, слуга Кощея, – закричали молодцы, и выхватили мечи острые. – Решил в западню заманить? Не выйдет! И с тобой справимся, да с Кощейкой управимся.
Бросились удальцы на Горыныча. Окружили и начали мечами рубить. Горыныч отмахивался, от мечей да стрел уворачивался, но богатыри налетали, норовили с Горынычем справиться. Устал Змей крыльями махать да удальцов не подпускать, выхватил меч, но вспомнил, что обещал людей не губить, а пользу и добро приносить. Отбросил меч, опустил крылья, склонил головы к землице-матушке да огнём полыхнул:
– Ежели не поверили мне, значит, мало пользы от меня было, вину не искупил. Вы простите меня, молодцы.
Но удальцы слушать не захотели. Налетели, мечами взмахнули, ударили разом и покатился Горыныч в тёмный овраг.
Обрадовались богатыри, что с Горынычем справились. Похвалялись с Кощейкой расправиться. Но вспомнили про девиц-красавиц, и помчались к башне, чтобы из полона освободить. 
Подбежали они к башне, а там девицы дожидаются. Увидели женихов – расплакались. Удальцы успокаивали девиц да хвастались, как со Змеем расправились, а красавицы ещё пуще прежнего слезами залились.
– Что слёзы льёте? – спросили молодцы.
– Как же нам не плакать, если вы Горынушке не поверили, – ответили девицы. – Змеюшка с Кощейкой сразился, его победил и в клетке закрыл. Нас из полона вызволил, да вас оживил. А вы, храбрецы, не поверили, налетели да погубили нашего спасителя. Кто же нас будет от ворогов спасать, да из беды выручать? Он к людям пришел и покаялся, но от вашего неверия бездыханный лежит.
Промолвили девицы-красавицы и побежали к оврагу. Спустились, начали искать мёртвую и живую воду, и не нашли. Поняли, что Змей потратил, лишь бы оживить удальцов. Окружили Горыныча, трогают раны, слезами залились. Спасителя оплакивали, тело бездыханное поглаживали, а слёзы капали на раны, и не заметили девицы, как стали они исчезать, и вскоре Горыныч вздохнул, огнём полыхнул, глаза открыл, и увидел, что сидят возле него красавицы, слёзы чистые льют да раны поглаживают. Эти девичьи слезинки превратились в воду волшебную и оживили Горыныча за добро и помощь, что он людям принёс-сделал.
Поднялся Горыныч. Потягивается, по сторонам осматривается. А тут и удальцы прибежали. В ноги упали, прощения стали. Горыныч полыхнул огнём да сказал:
– Я не сержусь, добры молодцы. Сам виноват, что людям горе приносил да Кощейке служил, а потом решил, лучше добро делать, вам помогать да из беды выручать.
Девицы кинулись к нему, обнимают, женихов подталкивают, и домой просятся, где родители ждут-дожидаются. 
Горыныч схватил меч, выбрался из оврага да разрушил дворец Кощея: камня на камне не оставил, в пыль превратил и по ветру развеял. Потом подхватил богатырей с красавицами, клетку с Кощеем и помчался над лесами густыми, над морями глубокими, над степями широкими, пока не очутился в селе, где дожидались отцы да матери.
Увидели дочерей своих да ещё с женихами – обрадовались. Горынычу в ноги поклонились и просили, чтобы он жить с ними остался. Горыныч согласился. Лучше спокойно жить и людям помогать, чем по ночам летать – воровать да злодею служить.
Ох, как начал народ веселиться! Стали свадьбы играть. Гостей со всех губерний, волостей позвали. Пили-ели, песни пели, плясали, аж ноги устали. Немного отдохнули и снова за столы сели, опять пили-ели, песни пели да в пляс пускались. И про Горыныча не забывали. Рядышком посадили. Кормили-поили, от души благодарили. Каждый в свою избу зазывал. Да куда ему, такому большому, в доме поместиться? Вздохнул да полыхнул огнём, и появилась в горе пещера просторная. Клетку с Кощеем туда унёс и спрятал, а сам охранять её взялся. Да в кузнице помогал: огонь раздувал, и железо нагревал, а кузнец-молодец молотом помахивал и всякие изделия ковал. А вечером, когда работу заканчивали, Горыныч сажал на спину детишек, крыльями взмахивал и кружил над селом, ребятишек катал да по сторонам посматривал – сельчан охранял. Потом забирался в пещеру и Кощея уму-разуму учил, наставления давал, но из клетки не выпускал. Так, на всякий случай…