Предьикт
Прелестная дама Альгида Пална долго зрела к бурной творческой жизни, и ... созрела. Осознав, что пора обрушить на человечество всю неудержимость своего литературного дара. Не скажешь , что у нее не было опыта. Она долго писала статьи в местные газеты, хоть ни один умный человек там не публикуется. Так все говорят, и все пишут - именно в газеты, и в самые неумные. Наверное, из лучших помышлений - надо ж как-то преображать мир и обогащать литературное наследие планеты.
- Заметки - это мелко, - подумала Альгида - и срочно стала перестраиваться. Мощность ее таланта требовали широты, глубины и более ярких гонораров, потому что даме с такими данными - ну нельзя только в газеты. Мир ждал пришествия новой звезды и дождался.Альгида взялась за роман.
О чем будет роман, Альгида не знала. Но понимала, что погрузиться в высокую литературу удастся не сразу. Алкоголь она не употребляла, с моста не падала, в аварию не угодила. И жутких страданий на тему неразделенной страсти не испытывала. Но отпуск прошел, энергии через край . Так почему бы нет? Почему всем можно, а ей - так и подавно.
Суть женской природы такова. Ежели к зрелому возрасту даме не дарят бриллиантов, вилл и шоколадок баунти, миру грозит две вещи - либо она станет бизнесвумен, либо писательницей. Что хуже - миру виднее . Альгиду это не встревожит.
Метаморфозы иль Первое виденье
Решившись на внутреннее преображение, Альгида Пална внезапно впала в сон, и тут же очутилась на сцене. «Celeste Aida», - ласкало слух в исполнении чувственного тенора. «Какая прелесть, - подумалось нашей милой героине. - Я в опере? На сцене? Но что же мне делать? Петь? Ведь я не умею».
Пребывая в сладкой грезе, Альгида ощутила некий дискомфорт. И не зря. Приятный шок сменился ледяной струей узнавания. В облике тенора Альгида обнаружила себя – да, именно она исполняла фрагмент любимой всеми арии Радамеса.
«Я – Радамес? Как? Что же это?». Восторг покинул новоявленную звезду, и, не успев, окончательно испугаться, Альгида очнулась ото сна, прерванного телефонным звонком. К аппарату сразу не подошла, рассеяно продолжая размышлять над увиденным. В певицы Альгида не стремилась, в тенора и подавно. Хотя театр обожала, и с детства заслушивалась дисками высокой вокальной классики. Но чтоб вот так сразу и Радамес?
Многое промелькнуло в памяти Альгиды. И все сошлось по Фрейду. Не обретя семьи и достойной карьеры, мечтательная дама сама стала воплощением желаний. Самореализовалась, так сказать, в образе и звуке. В мужском? Да. Одновременно и как блистательная звезда, и как венец собственных грез, близких духу ее и сформированным жизненным ценностям.
И все же. Почему так странно? Возможно – это знак, судьба, планида? Столь ожидаемая встреча или рок? Нелегкий вздох всколыхнул нежную грудь Альгиды, и с грустной надеждой она подошла к телефону.
- Альгида, дорогая. Ну, где же Вы? И сколько можно вас ожидать? – недовольно произнес ворчливый мужской тембр. – Вы записаны ко мне на сегодня и сильно запаздываете с визитом.
Сон отошел, реальность победила, и вновь напомнила о себе отнюдь не романтической речью стоматолога, который звал ее не в объятья, а в обычное кресло лечебных пыток, что, впрочем, было куда привычнее личных метаморфоз из дамы в тенора.
20 августа 2014