Чертов навигатор, пытаясь сократить путь, завел машину в самую наирязанскую глухомань и теперь, он всем своим усталым телом, почувствовал как постепенно, поперечные морщины асфальта сменились глубокими заслуженными шрамами.
Уже сто раз отругал он себя, что рванул в дорогу, в разгар самого жаркого на его памяти лета и желал только одного – поскорее вырваться из этого пекла.
Дым пожаров был везде и тянулся на многие- многие километры.
"Дым Пожаров"- подумал он и чуть улыбнулся - звучное сочетание, похожее на проделки бизнесмена, взявшего фартовую фамилию для удачных деловых сделок.
Не понятно...
Только что он, по-хозяйски, занимал правую сторону огромной кровати и с открытыми глазами сверлил темноту.
Из глубины был виден прямоугольник окна, да и то, до тех пор, пока на улице не погасли последние фонари, с любовью погашенные зевающим диспетчером Горсети.
"Какой здесь этаж?"- подумал он и наверное улыбнулся, потому что не сразу вспомнил не только этаж, но и в каком городе находился.
Он хотел вспомнить что-то еще, что-нибудь- прикольное и необычное и обыграть данный факт его непутевой жизни, но вдруг все встало на свои места.
Иногда и обязательно вдруг... но так бывает.
"Зачем я здесь" - эта простейшая мысль, даже не пришла тогда ночью в его голову, она прошуршала, проползла по краешку кровати и на время затаилась.
Но таилась она не долго, тревожная эта мысль тут же захватила мозг, не разбудив при этом рядом спящую спутницу и впилась в сердце дикими зубками, впрыснув во все клеточки его тела миллиарды кубиков яда.
Он отчетливо понял, что здесь он лишний.
До него дошло, что он не только не любит ее, как не любил, десятки других женщин появлявшихся на его пути, он почти ненавидел ее, свернувшуюся калачиком на краю кровати. Он ненавидел и эту кровать и этот противнейшее окно и улицу, уже совсем без света...
Он кожей-мурашками чувствовал, что схвати ее сейчас например, какой-нибудь залетный дракон, ну может быть и покричит ему вслед для порядка, по-разводит руками и даже для приличия позвонит в службу спасения, но вздохнет потом хорошо, с облегчением.
Одно было не ясно - если она чужая, то что он делает в ее кровати, в ее квартире и в ее жизни...
И он, собрав свои невеликие монатки и отключив телефон, торопливо спустился к машине.
******
Впереди показалась табличка с названием деревни.
Он подъехал к ближайшему аккуратному к домику, крышу которого тополя уже засыпали желтыми листьями и вышел из машины.
Хотел постучать в калитку, на которой имелась щель «Для добрых писем и газет», но дверь подалась вперед и оказалась открытой.
- Здравствуйте, мне бы водички…- начал он громко, но остановился.
Во дворе было тихо и пусто.
Дорожка из серого бетона была усыпана каким-то порошком и покрыта яркими тряпками. Из кучи желтого песка, торчали лопата и детские грабельки. У крыльца пустовала собачья будка, валялся обрывок блестевшей цепи и только свежеокрашенные качели чуть раскачивались…
Следующий по очереди дом был также пуст…
Пройдя дальше по щебеночному тротуару, он понял, что людей- нет совсем.
Мысли тут же завертелись в голове.
Он видел вросшие в землю, заросшие метровой крапивой, брошенные как ненужный хлам, черные российские деревеньки, бывал в скособочившихся, как перед смертью, бараках севера, видел полностью заброшенный военный городок, который потом долго снился, но вид обжитого, только что покинутого жилья - был самым жутким.
Он вернулся к машине и в лобовом стекле замелькала дорога.
Он поискал прогноз погоды, но не утешился.
Легкая музыка сменялась грозными репортажами, про огненные смерчи и верховые пожары.
«МЧС предупреждает…
Росгидромет не обещает…
Объявлена эвакуация!»
Плохо дело…
"Почему же так хреново сейчас"-думал он, глядя на извивающуюся разделительную полосу - "ну да и дым и жара задолбает хуже горькой редьки, но почему болит у него сейчас не голова, а душа-та.
Почему все плохо-то, все нескладно у него сложилось по-жизни...
Когда же все началась?
А… вспомнил, когда служил в армии.
Женщины его тогда не интересовали, но после двухлетнего лицезрения мужских рож, что-то случилось с ним, трахнуло по голове потной подушкой, поменялось.
И случилось это, когда возвращался он в часть из госпиталя, в компании веселых и здоровых как он солдат, в скрипучем плацкартном вагоне, в котором кроме них путешествовала только группа работниц энского хлебозавода.
Куда эти уверенные в себе женщины ехали и зачем, сейчас он уже и не вспомнит, но отлично запомнил, что в пропахшем углем и мочей вагоне, на блатных местах у туалета, где они пили сорокаградусную жижу, из удобств была только дырка в соседнее помещение.
У этой вожделенной дыры с руганью и очередью, кучилась гогочущая свора самцов, где после каждого посещения туалета пекарями -кондитерами, комментировала все прелести увиденного, крепкими и емкими словами.
Он не участвовал тогда в шоу, хотя над ним уже и подшучивали и предлагали место вне очереди, но было ему тогда не хорошо и противно.
И вот, после двух полных стаканов паленой водки, он вдруг молча и уверенно взял с собой непочатую бутылку из шуршащего пакета, накинул китель со значком «отличник СА» и четко, ровно и не шатаясь, оказался в компании женщин среднего возраста.
Ночь прошла незабываемо: под жаркий шепот и перестук колес.
И после этого случая, он стал замечать умные, кокетливые, иногда грустные женские глаза и это, почти никогда, не оставалось не замеченным.
Но нельзя сказать, что он начал бегать за каждой юбкой.
Нет.
Не бегал и, не за каждой. Это была просто... игра наверное...
Это драйв, когда случайно увиденная барышня, не важно кто она, кассир на заправке, учитель колледжа, старший бухгалтер, все равно, ведь ты уже загорелся, ты впитываешь нового человека и… начинается охота!
Он никогда не был красавцем. Говорят - глаза красивые...
Не был он и суперспортивным, там или даже высоким.
Но знакомые дамы отмечали его привлекательную улыбку и обаятельный, даже веселый характер...
Он не был пупер богатым бизнесменом, швыряющий миллионы, но никто не скажет, что он последний жмот прижимистый, ведь удовольствие от процесса ухаживания, есть и в радости полученной, от твоего искреннего подарка.
Он был мужчина, которому в данный момент любопытна,интересна, желанна находящаяся рядом женщина.
Это ведь очень часто необходимо - внимание, разговор по душам, легкий флирт.
И именно в таком порядке.
Никогда он не лез напролом.
Не торопясь и исподволь, узнавал об увлечениях - наклонностях и только тогда начинал "vorw;rts zum Sturm".
Иногда потрясал в вначале. Чаще вел долгую и кропотливую осаду.
Мастерство росло, по крайне мере, так ему казалось и чтобы не было осечек, никогда не связывался с молодыми писанными красавицами.
Он знал сотни анекдотов, мог часами рассуждать о норвежских художниках и вдруг поразить знанием должностной инструкции медицинской сестры.
Он мог легко, на разогреве, разговорить незнакомку и при более близких отношениях, по щелчку пальца, заставить ее смеяться, плакать или рассказать о себе такое, чего не расскажешь и близкой подруге.
Куролесил он сначала в родной области, потом начал заводить знакомства в командировках, куда забрасывала его работа, нелегкая судьба и палец на карте. Даже здесь, в дымной Рязанщине, были у него удачные встречи …
*****
Навигатор явил лесное озеро.
Притормозил на обочине, вышел, но сразу понял, что если дождя не было два месяца, то этого вполне достаточно, чтобы вместо прохлады синей воды, его встретили окутанные дымом, уныло-чахоточные ели, склонившиеся к высохшему пруду.
Сушь, везде сушь.
Он хотел уехать, но на обочине встретил бабушку в цветастом халате, которую он подвез до ближайшей деревни. Бабулька, всю дорогу, тараторила про свой огород, про пожары семьдесят второго, про какую- то "Дикую милю", про внучат, которых у ней уже «шашнадцать», благодарила за помощь и напоследок пожелала здоровья жене и детям.
Эта фраза совсем выбила из колеи.
Если подумать, он один- всегда один.
Если разобраться, случись с ним что-нибудь, некому будет даже вспомнить его добрым словом. На миг что то подкатило к глазам, мокрое, горячее, жгучее.
Блин, этот дым делает его сентиментальным.
Дым сгущался.
Включенные фары, слабыми, тусклыми точками мелькали в едком облаке. Дорога сразу за капотом, то появлялась, то исчезала. Одно время он двигался почти наобум, сбавив скорость до безобразия, до скорости пешехода, но иногда дым развеивался и он снова, придавив газ, летел отсюда все скорее, скорее скорее...
*****
Полицейская машина остановилась на обочине.
Сквозь дым и сирену долетали обрывки разговора.
- «Дикая миля»...Прямо в дерево… Полиция приехала…
Из служебной машины неторопливо вышла миловидная женщина в полицейской форме.
Она надела синюю пилотку, приколола волосы заколкой и поправила костюм.
За ней на асфальт выпрыгнул молодой розовощекий лейтенант, с папкой под мышкой.
Он был упитан, весел и говорлив.
- «Дикая миля», черт бы ее побрал…- сокрушался он - …трасса ровная как стол, а столько аварий…
Он расправил плечи, помог криминалисту вытащить чемоданчик из машины и спросил
- Как вы думаете, Людмила Ивановна, почему здесь так много аварий ?
Начальница не ответила, повела плечом и начала молча спускаться.
- Вчера изучал инструкцию по ведению радиопереговоров- болтал лейтенант, шедший за ней- так там буква «И», при плохой связи, обозначается «Иван», а буква -«Й» -«краткий Иван». Смешно - «краткий Иван»…
Она снова не ответила.
Среди травы петляла натоптанная тропинка.
Видно было плохо, да еще ее туфли на каблуках.
Временами лейтенант, по-гусарски, обгонял, подавал руку, но она говорила только - «спасибо», но руку не принимала.
На поляне, в кругу поседевших берез были разбросаны двери, запачканное кресло, вырезанный автогеном руль.
Черным пятном, обозначилась выгоревшая трава. Между ног извивались пожарные рукава и обломанные ветки.
Автомобиль врезался в березу, смялся, скукожился, уменьшился как то в размерах.
Она приблизилась к лежащему рядом и укрытому черной пленкой водителю.
Подошел врач и пояснил, что водитель погиб мгновенно, был он один, что документы и личные вещи лежат рядом.
- Людмила Ивановна, я открываю простынку? - спросил лейтенант и добавил - надеюсь голова на месте.
Она кивнула.
Лейтенант сбросил порывало.
Позади послышались щелчки фотоаппарата и покашливание криминалиста.
- Лицо не повреждено - обрадовался лейтенант - легче будет опознать…
Он подал начальнице документы.
Она медленно взяла барсетку и присела на пенек.
Открыв паспорт, долго смотрела на фотографию.
Изучив страницы, она приступила к записям в телефоне.
Пролистала все, но так и не нашла номера - «Дом» или «Мама», а только бесконечные «Лена Питер», «Юля Мюнхен», «Вика Самара»…
- Заканчивайте без меня... - попросила Людмила Ивановна, отдав документы лейтенанту - ... мне что-то не хорошо.
Она отошла от машины, вытащила сигарету и так, держа ее не заженную, долго смотрела на невидимые облака.
- Людмила Ивановна, все, мы сворачиваемся… - вернул ее на грешную землю лейтенант.
Она приказала грузиться и попросив пару минут, вернулась к развороченной машине.
Труп уже увезли…
На поляне осталась только она.
Было тихо.
Шуршали березы, медленно падал пепел, вдалеке слышались крики пожарных, сворачивающих серые рукава.
Людмила опустилась на колено, сорвала пару цветков, положила аккуратно и вдруг прикоснувшись к теплому рулю, вздрогнула!
Вздрогнула, как тогда, при первой их встрече и чтобы не разреветься, кинулась к дороге, почти побежала…